Глава 23. Про самородков

В этот "рейс" мы собирались неторопливо, в дальнем конце маршрута действовали без поспешности и так же долго и обстоятельно возвращались: заходили в каждый город и продавали соль. Пара "братьев" выносила на рыночную площадь мешок и отмеривала наш товар мерками-черпачками – в каждом номе они немного свои. Выручку же доставляли на судно другие двое братьев на тележке, потому что расплачивались с нами зерном, отчего судно всё глубже "садилось" в воду – прибыль этой операции была чрезвычайно наглядна – пшеницы мы выручили бы значительно больше, чем отвезли в "Армению". Столько, что не смогли бы увезти. Но к счастью, случались и оптовые покупатели, платившие серебром, тканями, медью, горшками и даже мёдом. Впрочем, мы и от других продуктов не отказывались – нам ведь надо было и самим питаться.

Купленная в устье Хабура девчонка поначалу вела себя неприветливо. Даже пару раз отказалась от пищи. Но постепенно перестала дичиться, потому что кушали мы вкусно и сытно, а голод не тётка. Или, может быть, потому что новоиспечённый муженёк на неё не зарился: исполненная сочувствия к бедной девчушке Тияна сделала юному супругу соответствующее внушение в том смысле, что если немного подождать, то потом и уговаривать не придётся.

Постепенно Лыта, как её звали, начала разговаривать, перенимая слова шумерской речи. Готовить пищу, помогать "продавцам" отмеривать соль, делать покупки – всё это она выполняла чем дальше, тем с большим воодушевлением. И даже не пыталась сбежать, хотя возможностей для этого у неё было множество.

Палу сняли гипс, следы драки на его лице бесследно рассосались, и "жёнушка" частенько его обнимала. В том числе, и во время сна. Было там между этими почти детьми что-то взрослое, или не было – ума не приложу. Да и не моё это дело.

В городе Киш мы повстречали катамаран Пато, пришедший за нефтью. То есть в самом городе покупались горшки, но так чтобы расплатиться и за горючее, и за тару – средств на приобретение требуемого до полной нагрузки у нашего товарища не хватало – катамаран может увезти только четыре тонны зерна, но за четыре тонны нефти в горшках запросили двести билту пшеницы – около шести тонн. А что делать, если цены на зерно меняются, а полноценно обожжённые в печи горшки довольно дороги?

Задачу на количество горшков и массу заключённой в них нефти мы с Палом решали чисто цифровыми методами – последовательным суммированием. А недостаток средств у коллеги Пато устранили, поделившись солью, которая здесь в цене.

В Урук не заходили, чтобы не показывать жрецам Тияну, а в последнем пункте речного маршрута в городе Эреду повстречали Куруша, доставившего сюда смешанный груз из Лагаша. Сам же он наполнял трюм черепками растрескавшихся при обжиге горшков и гашёной известью в нерастрескавшихся горшках. Всё это предназначалось для использования на Дильмуне – староста затеял там какую-то стройку века.

* * *

Во время нашего долгого плавания я много размышлял о путях прогресса в этом древнем и незамысловатом мире. Пытался планировать следующие шаги, но всё более и более убеждался, что на все затеи просто не хватает людей. А доступным людям недостаёт образованности – сплошные земледельцы кругом.

Даже смешно. Есть средства для найма большого числа работников – у нас в трюме двадцать тонн зерна и тонна соли (про три тонны соды упоминать не стану, поскольку она несъедобна и неликвидна). Так вот – средств достаточно. Но в качестве промышленных работников в дело годятся только наши общинники, которые за последние годы освоили множество навыков. Именно они умеют учиться и проявляют смекалку в самых, подчас, неожиданных моментах. Пожалуй, даже городских ремесленников переплюнут по части соображалки.

Основная же масса народу мыслит категориями: "Могу копать, а могу не копать". Где-то и это нужно, но при выплавке железа требуется исключительно осмысленная работа.

И эти свои способности общинники наглядно продемонстрировали за время нашего отсутствия. Я делился с народом мыслью о выпаривании соли из морской воды – они и попробовали. Перетащили на берег моря купель, в которой привезли ил. И в каждый прилив доливали туда воду, восполняя испарившуюся под лучами солнца. Рассол довольно долго был горьким и со временем вкус его только ухудшался, но потом горечь пропала.

Тогда притащили вторую купель, куда этот чисто солёный рассол и перелили. Когда он выпарился, на дне обнаружилась самая настоящая соль. Чуть сероватая, как и вся здешняя, но ничуть не горькая. А в первой купели после испарения воды оказалась одна только горькая соль. Не знаю уж, один кто-то у нас тут такой умный, или вся толпа, собравшаяся в кучу, но отделение хлористого натрия от других содержащихся в морской воде солей было успешно проведено.

Теперь староста затеял изготовление стационарных бетонных "купелей" площадью по триста шестьдесят квадратных локтей, расположив их так, чтобы рассол из первой можно было перепустить во вторую, когда выпадут в осадок невкусные соли. Причём, первый бассейн должен был заполняться самотёком в прилив. А чтобы процесс заполнения можно было регулировать, на входе присобачили съёмный щиток-шибер, который мог наглухо перекрыть доступ воде.

Фактически, была произведена первая промышленная установка по извлечению соли из морской воды. Установка, спроектированная самыми настоящими древними шумерцами.

Объём земляных работ, конечно, предстоял изрядный, потому что с расчётами наши "арифметикусы" благополучно дали маху всего лишь на один десятичный порядок, потому что квадрат шестьдесят на шестьдесят локтей имеет площадь три тысячи шестьсот квадратных локтей или девятьсот квадратных метров. Но после вычерчивания задуманного на земле, истинный размер был привычно оценен на глазок. Эта оценка и позволила принять решение о количестве необходимого бетона и привлечении народа из старых общинных земель: почти все работоспособные мужчины, так и остававшиеся в урукских землях, отбыли на остров Дильмун в творческую командировку длительностью до начала работ по приведению в порядок оросительной системы в Уруке.

Я уже хотел привычно занять место в их рядах, когда староста принялся интересоваться тем, как повели себя на горных дорогах наши двухколёсные повозки с колёсами, снабжёнными железными шинами? Пришлось сразу сгружать арбы с судна и приводить в готовность – на них землекопы тут же принялись возить извлечённый грунт с места на место, а то в рогожных кулях таскать песок и глину тяжело.

– Молодой ты ещё, Ылш, – сказал старейшина мне назидательно. – Не понимаешь, в каком деле от тебя настоящая польза, – и послал меня собирать шибера и устанавливать их в нужных местах.

Подошёл катамаран Пато и народ принялся возить на этих повозках горшки с нефтью к моей металлургической мастерской. Потом прибыл Куруш с известью в горшках и с битыми черепками. Черепки требовалось перемолоть, для чего велением всё того же старосты немедленно выделили доставленные сюда из несусветной дали жерновцы. Пришлось срочно браться за постройку мельницы. Вот ведь: любые великие стратегические замыслы могут запросто разбиться об острые рифы мелких, насущных, сиюминутных потребностей.

Итак, о мельнице. Верхний жёрнов не соскакивает с нижнего, если ему этого не позволяют руки тех, кто его вращает. Слабовыраженная ответные вогнутость и выпуклость прилегающих друг к другу поверхностей лишь отчасти этому способствуют, но надёжной устойчивости не гарантируют. А я планировал крутить этот камень ремнём, как вал клино-ременной передачи. Второй же вал этой системы приводить в действие от вала вертикально расположенного ветряного ротора. То есть в обоих случаях это одно и то же вертикально стоящее бревно, но внизу оно служит ведущим шкивом, а вверху – опорой для лопастей, которые крутит ветер. Это, между прочим, уже целая конструкция. Несложная, но пока не только не сделанная, но даже не начатая.

Разумеется, это привело к авралу, в котором приняли участие сразу несколько наших самых умелых в этом мире плотников: деревянное дело они знают на отлично. Так что раму сделали уверенно и даже артистично. Закрепили на ней нижний жернов, а верхний с трёх сторон подпёрли деревянными роликами. Вообще-то на их уровень познаний задача запредельно сложная, но я и на пальцах объяснил, и на земле нарисовал в натуральную величину. Ремень выкроили и сшили женщины, а вот на лопастях для ротора ветряка я споткнулся – у меня для него не было готового решения, потому что не нашлось в этом мире подходящего материала. Хотя бы фанеры. Я уже подумывал о тряпичных полотнищах и прикидывал в уме, как их закрепить врастяжку на деревянном каркасе. И тут на выручку пришёл скромный и тихий Пато – любитель жёстких кожаных парусов.

Он много чего перепробовал, добиваясь, чтобы полотнище не становилось мягким под действием жарких лучей здешнего солнца, как получалось со шкурами, склеенными битумом. И меня расспрашивал, и с Тияной советовался, и продолжал искать путь к осуществлению своей заветной мечты. Сегодня он принёс кусок чего-то, напоминающего жёсткую кожу. Или рубероид, но довольно толстый и неохотно гнущийся. Настолько тёмно-серый, что почти чёрный.

На самом деле это была парусина, простёганная в несколько слоёв и пропитанная смесью из канифоли, хорошо проваренной нефти и яичных желтков. Естественно, подобный состав на здешнем рынке не продаётся. Я даже одной только канифоли не могу припомнить.

– Диана попросила меня добывать для неё скипидар, потому что я часто и подолгу нахожусь в местах, где много сосен, – пояснил парень в ответ на моё недоумение. А Дианой нашу продвинутую знахарку окрестили уже давненько, потому что для грубоватого крестьянского языка звук "т" не всегда удобно выговаривать. Слишком уж он "нежный". Точно такая же история со звуком "я". Когда в точности "перекрестили" долговязую в древнегреческую богиню охоты, я и не заметил. Да и не о том сейчас речь.

– И что случилось со скипидаром? Отчего он вдруг затвердел? – продолжил допытываться я.

– Он не твердел пока не остыл. Живица при нагревании в горшке стала кипеть, потом перестала. Вот её Диана и назвала канифолью, когда увидела, – объяснил Пато. – А скипидара я в тот раз так и не добыл. Оказывается нужно было накрыть горшок другим горшком, да ещё и блюдо под низ поставить. Но через блюдо греть нижний горшок неудобно, поэтому тоже ничего не получилось, но уже в следующую поездку на Каран. И я стал греть не живицу, а палки и щепки – тогда немного скипидара вытекало на дно. Но это старый способ. Хоть и проверенный, но слабенький.

– И отчего же ты сразу не стал добывать скипидар прямиком из древесины? – удивился я. – Ведь собирать живицу – дело не быстрое, да и не самое простое.

– Диана научила. То есть, предложила попробовать, потому что из древесины получается мало скипидара. А собирать живицу не очень трудно: надсекаешь кору и ждёшь, когда смола натечёт. Вот и вся сложность.

– А варить нефть тоже она тебя подучила? – спросил я, заранее зная ответ. Наша непоседа вечно полна планов и брызжет идеями.

Пато только кивнул.

– Тогда расскажи мне про яичные желтки. Где ты их раздобыл?

– В гнёздах, конечно. В пору, когда птицы откладывают яйца. Утки, гуси да и другие. Но с целыми яйцами у меня слишком быстро твердело. Я не успевал пропитать ткань, как оно уже схватывалось. И тогда уже при подогреве снова не разжижалось. Диана сказала, что это из-за кугуляции[5] белка. Тогда я оставил только желтки, и смесь стала твердеть уже только после того, как я заканчивал пропитку основы. Но она твердеет не так, как битум. Не делается хрупкой на холоде. И в жару не течёт, хотя и становится мягче. В общем, главное в этом варианте – не вытекает из полотнища на жаре.

Я с интересом разглядывал новый для меня материал. Мягче подмётки. Даже гнётся по большому радиусу. Пробовать его на излом почему-то не хотелось. Это более всего походило на кирзу. И вполне годилось на лопасти вертикального ротора с ковшеобразно согнутыми лопатками. Где-то я видел картинку такого, где эти штуки не упираются в ось, а чуть свешиваются за неё, оставляя проход для воздуха. В чём смысл не знаю – просто повторил ранее виденное. Размер "турбины" продиктовал кусок сделанного Пато образца. Всё равно больше этого нового материала не было.

Вот так и получилась ветряная мельница. Ей было без разницы, откуда дует ветер: от материка или наоборот. При слабом ветре она работала медленно – понижающая клиноремённая передача уменьшала обороты, но увеличивала усилие, которое упрямо проворачивало жернов. Стоило ветру окрепнуть – работа шла веселее. Это чудо трудилось круглосуточно – только подсыпай мелко разбитые черепки, да выгребай их, перетёртые в муку.

Вот недавно же сетовал на необразованность основной массы шумеров, а тут тебе и новый материал с нужными именно в этот момент свойствами. И к созданию этого материала приложила мозги та, кого между общинниками считают богиней.

Загрузка...