Технические новинки входят в жизнь постепенно. Например – металлический крепёж в кораблестроении вошёл в обиход только после того, как мы стали производить железо не килограммами, а десятками килограммов. Первыми начали делать гвозди, а потом и болты.
Остекление окон храма длилось три года, а работы над прожекторами для маяков, наверное, так никогда и не завершатся – у людей то и дело возникают всякие озарения, требующие проверки на практике. Старый добрый метод проб и ошибок продолжает успешно применяться.
Посевные площади на острове потихоньку доросли до того, что в зерне с материка мы больше не нуждаемся. Поэтому старую "поляну" в Уруке оставили соседней общине, с которой всегда были в хороших отношениях. Ил для удобрения берём из озера, в которое разливается Евфрат выше родного города. Черпаем со дна специальным ковшом и даём добытому отстояться в ваннах прямо тут же на борту. Специально для этого построено судно – большая плоскодонка, которую называют драгой[10].
Неторопливое хорошо обеспеченное бытие располагает к размышлениям. Как-то всё чаще я стал задумываться об организации нашего общества, о властных структурах и институтах управления. Скажем, такое понятие, как "демократия" к здешней жизни ни в какую не прикладывается. Обсуждения в общине случаются, но на всенародные как-то не тянут. А уж голосований ни по каким вопросам не проводится никогда. Власть старосты не ограничена ничем, кроме его собственного разума.
Про то, что старосте любой может дать в ухо, упоминать не стану – это здесь не в обычае. Да и не припомню я, чтобы для этого возникали поводы. Хороший он руководитель. Расторопный, компетентный, понимающий интересы подчинённых. Теоретически – выборное лицо. Но при этом все осознают, что вслед за ним этот высокий пост займёт его старший сын. То есть складывается практика наследования власти. В принципе – на долгосрочную перспективу – ущербная: случаи, когда в руководители попадал неподходящий человек, известны. Далеко не все цари или короли вспоминаются добрым словом. Более того, вообще редко кого из них можно назвать заслуживающим уважения правителем. А хам, недоумок или коллекционер запросто провалят любое дело. Или доведут государство до развала. Может, и не всё государство, но хотя бы одну его часть обязательно: армию, флот, сельское хозяйство, либо промышленность. И размер тут не имеет значения.
Не один я это понимаю, а многие. Причём издавна. Уж чего только не было придумано вплоть до выборности президентов с регулярными компаниями по их перевыборам. Но и тут имеется изъян: что понимает инженер Петров в деятельности главы государства? Да только то, что ему вдули через газеты или телевидение.
Реально труд управленца видит только его ближайшее окружение. Но это окружение, как правило, озабочено, в первую очередь, тем, как к нему относится этот самый руководитель. Интересы собственных подчинённых для сподвижников государя вторичны. Так что эффективность власти зависит не столько от системы, сколько от личных качеств лица начальствующего. Приношу извинения научному коммунизму, не оценившему роль личности в истории. Я его и в институте-то еле-еле сдал на троечку.
Власть в любом случае строится по пирамидальной схеме, в основании которой находятся рядовые: дворники, грузчики, учёные или педагоги. И по какой теории ни выстраивай командные структуры, все они соберутся в пирамидку. Даже деление ветвей власти на законодательную, исполнительную и судебную не изменяет этого принципа.
Важность подбора руководящих кадров и правильной их расстановки подчёркивалась многими авторитетными людьми и даже провозглашалась с трибун партийных съездов. Но вот насчёт принципов такого подбора и правил расстановки ничего примечательного как-то не припоминается. Было на слуху что-то про ответственность, но это лишь лозунги, поскольку у данного качества отсутствует и единица измерения, и, соответственно, приборное оснащение.
А ведь ответственность – далеко не единственное качество, нужное руководителям. Готового списка у меня нет. И вряд ли он кем-нибудь когда-нибудь может быть составлен.
Возвращаясь к личности нашего старосты, которого вынужден принять за эталон, спешу отметить: доступность его "морды лица" для битья указывает на то, что он живёт одной с нами жизнью и питается вместе со всеми из тех же котлов, что и любой общинник. Вот где собака зарыта! Если глава государства пользуется ровно теми же благами, что и все граждане, то он на собственной шкуре ощущает любые промахи, допущенные им в основной деятельности.
При коммунистах бытовало такое настроение, но на практике оно применялось не слишком успешно. Да и у нас рассосётся с ростом населения. Общество непременно расслоится. Одни умнее, другие сильнее физически, третьи алчны, четвёртые амбициозны, пятые очень хитры, а остальным… нужна определённая диета. Как говорится: "Не любите политику? Да вы просто не умеете её готовить![11]"
Постоянно действующих столовых у нас уже пять, и в каждой свои кашевары – всяк стряпает на свой манер. Есть и семьи, где еду готовит мать или бабушка. Так что не получится уравниловки. Тем более, что и прислуга обязательно появится просто потому, что в мире будущего она так никуда и не девалась. Расслоение неизбежно. И руководящие товарищи непременно всплывут на самый верх.
Отсюда вопрос: каким образом обеспечить закрепление на важнейших позициях людей с нужными для ответственной работы качествами? А то уж очень часто начальниками становятся не самые лучшие. И, что прискорбно, система производственных отношений удерживает их на достигнутых позициях. Да и наверх нередко выталкивает.
Не знаете? Вот и я не знаю.
Зато не раз отмечал склонность местных жителей к жизни общинами. Та же отдача заработка старейшинам – ничто иное, как обычай кормиться из общего котла. Припоминаю, что даже в двадцатом веке Столыпин[12] добивался распада крестьянских общин, мешавших проникновению капиталистических отношений в деревню. Что тут говорить про четвёртое тысячелетие до Рождества Христова, где люди только что выбрались из родоплеменного строя! Строя, именуемого первобытно-общинным.
Так что здешний менталитет никак не заходит в привычные мне рамки. Я не вполне понимаю нынешние общественные отношения. Просто принимаю то, что вижу и не пытаюсь это менять. У нас вообще отчётливо складывается монархия. Вот пусть и складывается. Тем более, что пирамидальная структура власти уже фактически образовалась. Те же общины береговых уже наши – дильмунцы. Да и люди моря – рыбаки, ловцы жемчуга, гарпунщики, бьющие дюгоней – всё это общины, принявшие над собой руку нашего старейшины и отправляющие детей в школу, а юношей – в армию.
Мы и сами "разошлись" на свои общины: строители судов, металлурги-кузнецы-слесари-керамики, земледельцы-агарии, мореходы (хотя, скорее речники). У каждой группы выделился свой "старейшина". Именно их собирает иногда наш староста, чтобы обсудить назревшие проблемы. Так что наблюдается вполне отчётливая парламентская структура – совет старейшин. И пирамидка власти отчётливо просматривается.
И кто я такой, чтобы влиять на ход закономерного исторического процесса? Обычный лугаль – старший военачальник. Командующий флотом Дильмуна и его морской пехотой. Обычная, чисто сухопутная пехота здесь не актуальна, да и матросам в бою приходится участвовать в схватках. Поэтому подготовка у парней одинаковая. Женский контингент с арбалетами – всегда во втором эшелоне. Терплю их только ради физподготовки будущих и действующих матерей. Ведь совсем не женское дело рубиться в настоящей свалке или смыкать щиты в атакующей фаланге.
Прекрасная мечта о мирном, гармоничном развитии на прекрасном курортном острове не осуществилась даже после того, как мы нивелировали активность жителей Аравии. Как нивелировали? Да разогнали огнём и мечом! Мчаться оравой на сомкнутую стену щитов дурных нашлось немного, да и те не добегали, получая в грудь арбалетные болты. Оставалось выдворить некомбатантов[13] и засыпать родники.
Ночных визитеров, желающих пограбить, после этого не стало. Но наш леспромхоз в долине Керхе захватили люди с гор. Поработили население и заставили всё так же пилить доски и собирать живицу, а результаты их трудов предложили покупать нам.
Разумеется, братья Сун всё это приобрели за обычную цену, но вернулись домой и обо всём доложили. Дильмун тут же выслал четыре судна, доставивших в наше лесное хозяйство полтораста копейщиков и полсотни арбалетчиков-парней. Куча трупов, реки крови, длительное преследование – и на лесосеки вернулся мирный труд. К счастью, местные не оказали сопротивления напавшим на них захватчикам и сохранили самое ценное для нас – самих себя. Обученные люди нынче – великая сила.
Но нашему экспедиционному корпусу во главе со мной пришлось потрудиться, вылавливая разбежавшихся и разыскивая селение, где находилось гнездо рассадника хорошо организованного бандитизма. Ведь эта шайка пришла не пограбить, а "отжать" хорошо налаженное дело. По-сути, мы имели дело с рейдерским захватом.
Селения разбойников мы так и не нашли – кругом только стойбища скотоводов, которые что-то видели или слышали, но ни в чём не участвовали. Зато вышли к незнакомой речке, текущей отсюда во всё тот же Элам. Расспросили местных – точно! Этим путём пришли захватчики.
Мы тут же вернулись в Сузы – столицу Элама – и потребовали виру за доставленное беспокойство. К месту нашей высадки заторопилась стража. Босиком, в набедренных повязках, с плетёными щитами. Даже жалко стало парней, выполняющих свой долг. Но ничего не поделаешь – такие нынче времена. До эпохи великих гуманистов больше пяти тысячелетий.
Перестреляв стражников, мы сожгли постройки на левом берегу Керхе и только после этого дождались выкупа – три билту серебра. Девяносто килограммов.
А что делать, если политика, как искусство договариваться, никогда не была сильной стороной власть предержащих?
Дома ничего плохого не произошло. Наоборот – вернулся Пал из похода на запад. Он добрался до пролива, ведущего из Индийского океана в Красное море. Задержался на берегу: его супруга долго расспрашивала местных жителей о том, куда ведёт путь на север, но ничего внятного не выяснила. То есть, язык там применяется тоже семитский, но не всё в нём совпадает с тем, на котором общаются в верхнем течении Евфрата. А, может, темнили жители будущего Адена[14]?
Так что всё у нас идёт нормально. Одна проблема – с геологоразведкой пусто. Нет её. Даже рудознатцев нигде не встречал. И не слыхивал о них. Придётся снова пускаться в дорогу, консультироваться с любителем камней, с ювелирами, с теми, кто выплавляет медь. Да уж! В эти времена не посидишь на месте. Постоянно приходится что-нибудь разыскивать.
На этом прерываются заметки Ылша Дильмунского, хранившиеся в храме Дианы на острове Бахрейн[15]. Сам этот остров не слишком хорошо известен мировой общественности: иностранцев допускают на его территорию ненадолго и лишь в хорошо охраняемые места.
Преимущественно учёных: биологов и историков. Этот остров издавна известен своей закрытостью. Даже англичане со своими канонерками не смогли попасть на его территорию. Как-то им всегда не везло.
Сами бахрейнцы считают себя дильмунцами. Приезжают учиться в университеты любых стран и охотно рассказывают о своей солнечной родине, о виндсёрфинге и роскоши ботанических садов, среди которых выросли. Все они глубоко и искренне неверуют сразу в четырёх богов, про которых охотно рассказывают анекдоты. Зато с почтением поминают богиню Диану и её современника Ылша.
Известно, что население острова – порядка двухсот тысяч человек. Финансисты и представители деловых кругов разговоров об этом острове никогда не поддерживают, а военные всегда молчат. Неугомонные журналисты выяснили, что исторические сведения о Шумере, Аккаде, данные о периоде Вавилона с Ассирией и древнем царстве Урарту нашли подтверждение в документах, копии которых предоставили архивариусы Дильмуна. Эти же архивариусы передали для расшифровки и записи самого Ылша – сами они не могли их расшифровать, потому что, несмотря на те же буквы, что и в остальном Шумере, язык повествования дильмунским учёным был неизвестен.
Также, дильмунцы подтвердили сведения о древних Мидии, Лидии и Персии, Китае: у них всё записано, а фотоснимки своих табличек они передают по запросам университетов без колебаний. Студенты из Бахрейна возвращаются домой, как правило, женившись на чужбине и привезя домой новую жену в свой гарем. Студентки в период обучения тоже частенько обзаводятся супругом, которого иногда забирают домой. Но могут и не забирать: институт брака на курортном острове предоставляет женщинам свободы, не вполне понятные последователям традиционных религий. Особенно интересен тот факт, что на Дильмуне ещё со времён древнего Шумера культивируется почти полное равенство в правах мужчин и женщин.
Женщина в силу своей физиологии, естественно, уступает мужчинам в силе и выносливости. Но при этом пользуется уважением наравне с последними за свои собственные заслуги перед обществом. К этому даже самые развитые страны мира пришли лишь относительно недавно, до последнего сохраняя образ женщины лишь как подчинённого и во всём зависимого от мужчины второсортного существа. Может, именно поэтому богиня Диана до сих пор почитаема всеми Дильмунцами? Ведь, похоже, с её лёгкой руки женщина стала восприниматься равной мужчине и приобрела статус полноправного человека, а не безмозглого сосуда для размножения и постельных утех.
КОНЕЦ