Глава XVIII

Наконец-то я достиг своего письменного стола; и уже даже, вытянув руку, я мог бы достать на нем ближние ко мне предметы, когда вдруг обнаружил себя в моменте крушения плодов всех своих трудов, почти что потери жизни.


Мне следовало бы обойти молчанием незадачу, которая случилась со мной, чтобы не отнимать мужества у путешественников. Ведь так трудно вертеться на вращающемся кресле, которым я пользуюсь, и нужно быть несчастным до последней степени, – как несчастен я, – чтобы подвергнуться подобной опасности.


Вдруг оказалось, что я растянулся на земле, совершенно опрокинутый; и это было так быстро, так непреднамеренно, что я бы не поверил в свое несчастье, если бы круги в голове и сильная боль в левом плече не доказали бы мне однозначно моего несчастья.


Это был плохой трюк моей половины. Ужаснутый голосом бедняка, который потребовал вдруг милостыню у моих ворот, и лаем Розины (она рухнула неожиданно на мое кресло, прежде чем моя душа имела время предупредить ее, что позади нет опоры); я получил импульс, который был столь силен, что кресло оказалось вне центра своей тяжести, и опрокинулось на меня.


Здесь, сознаюсь, один из тех случаев, когда следовало бы жаловаться на мою душу; потому что вместо того чтобы раздражаться по поводу своего недавнего отсутствия, она забылась до такой степени, что практически впала вместе со мной в настоящее животное чувство, и неправильно истолковала слова этого бедняка.


– Бездельник! работай, (далее шли матерки, подсказанные жадностью и жестокостью состоятельного человека!) – сказала ему она.


– Мсье, – ответил он тогда, чтобы несколько смягчить меня, – я из Шамбри.


– Тем хуже для вас.


– Я – Жак; это я, кого вы видели в деревне; это я, кто выводил баранов на луга.


– Что вы здесь делаете?


Моя душа начала раскаиваться в жестокости моих первых слов. Я даже думаю, она начала в них раскаиваться за момент до того, как они выскользнули. Это то же самое, как будто бы неожиданно встречаешь во время прогулки рытвину или пригорок: его вроде бы и видишь, но времени избежать нет.


Розина закончила мои блуждания по раскаяниям и рассудку: она узнала Жака, который часто делился с ней хлебом, и засвидельствовала знакомство с ним ласками. Она-то, значит, помнила о нем и сразу показала свою признательность.


В это время Жанетти, собрав остатки моего ужина, предназначенные для его собственного, дал их не колеблясь Жаку.


Бедный Жанетти!


Вот так во время своего путешествия я получил уроки философии и человечности от своих слуги и собаки.

Загрузка...