Вояж вокруг моей комнаты. Повесть

Глава XXXIV

Падение моего кресла оказало читателю ту услугу, что сократило для него мое путешествие на дюжину глав, потому что поднявшись, я оказался визави и совсем близко со своим письменным столом, так что это вырвало меня от рассуждений о моих многочисленных эстампах и картинах, которые мне еще надо было пробежать и которые могли бы пролонгировать мои экскурсии о живописи до бесконечности.

Оставив, итак, справа портреты Рафаэля и его возлюбленной, шевалье д'Ассиза и альпийской пастушки, и продвигаясь по левой стороне от окна, можно найти мой письменный стол: это первый объект и наиболее бросающийся в глаза, который представляется взглядам путешественника, по дороге, которую я только что указал.

На столе я нагромоздил друг на друга несколько библиотечных эстампов, а поверх них еще и бюст; так что образуется сорт пирамиды, и именно это-то сооружение и вносит самый большой вклад в облагораживание моей комнаты.

Выдвигая из стола первый ящик, можно найти письменный прибор, бумагу всех сортов, строго очиненные перья, воск для запечатывания. Все это невольно внушало бы желание писать и самому апатичному существу. А вы думаете, иначе бы я взялся описывать свое путешествие.

Я уверен, моя дорогая Женни, что, если бы ты пришла ко мне и случайно открыла этот ящичек, ты бы ответила на мое прошлогоднее письмо к тебе. В соседнем ящичке в беспорядочной куче покоятся волнующие материалы по историки узников Пиньяроля, обо всех этих Фуке и железных масках, которые наши короли держали в этом замке и о которых вы, дорогие друзья, скоро прочтете.

Между двумя этими ящичками есть углубление, куда я бросаю письма по мере их получения: там скопилась корреспонденция последних десяти лет; более старинные рассортированы по датам в несколько пакетов: осталось всего несколько неотсортированных, еще со времен моей юности.

Какое удовольствие вновь пережить через эти письма волнения юных дней, быть увлеченным по новой в эти счастливые времена, которым уже не вернуться!

О! как полно мое сердце, как оно наслаждается печалью, когда мои глаза пробегают строчки, написанные существом, которого больше нет! Вот они эти буквы, это сердце, которое водило рукой, это для меня он писал это письмо, и это письмо – это все, что осталось от него!

Когда я попадаю в этот уголок, я редко оттуда извлекаюсь в течение целого дня.

Именно таким образом путешественник пересекает как можно быстрее несколько итальянских провинций, делая там в поспехе несколько поверхностных наблюдений, чтобы потом задержаться на целый месяц в Риме.

Письма юных дней – это наиболее богатая жила шахты моих воспоминаний, которую я эксплуатирую.

Какая перемена с тех пор произошла в моих идеях и чувствах! А какая разница в моих друзьях! Как они до потери пульса волновались тогда проектами, которые им по барабану сейчас.

А вот письмо, взволнованные строчки которого вопят от большого несчастья, обрушившегося на нас. Но конец письма отсутствует и это несчастье совершенно забылось.

Нас осаждают при чтении старых писем тысячи предположений; мир и люди нам совершенно незнакомы, но какова интенсивность общения! какая дружеская доверчивость! доверчивость без границ!

Мы были счастливы нашими ошибками. А теперь! Этого уже нет; мы умеем читать как и все прочие в человеческом сердце; а правда, попадая в нас как бомба, разрушила навсегда восхитительный дворец иллюзий.