Возгарка I

Глава 11. Яромира Руженова

Утром меня разбудила Анна: потрясла за плечо.

— Ярочка, вставай, ты снова проспишь.

Разлепив глаза, я села в постели и широко зевнула. Утро действительно уже сочилось через занавески холодным золотом, слышался крик петуха. Я посмотрела на сестрёнку, прихорашивавшуюся перед зеркалами трюмо… и похолодела.

На шее у неё красовался лёгкий газовый шарфик.

— Анна, ты… — я осеклась, не зная, как спросить.

Она обернулась, лучезарно улыбнулась и потянула меня за руку из постели. Мои босые пятки коснулись лакированных половиц. Её тянуло танцевать, она закружила меня и замурлыкала под нос радостную, летнюю мелодию. Локоны её развевались и блестели в косых солнечных лучах, глаза — просто искрились.

Я прикусила губу до боли.

Нет, не могу спросить…

У меня руки чесались сорвать этот бесов шарфик и накричать на неё, чтоб очнулась от вампирского наваждения. Но совсем не факт, что это сработает. Или мертвяк просто зачарует её снова.

Я злилась, когда кормила свиней. Злилась, когда чистила курятник. Злилась, когда доила корову. Злилась, когда поливала капусту. Вся утренняя рутина прошла за багровой пеленой такой злобы, какой я ещё никогда не испытывала. Даже не знала, что могу так долго и самозабвенно злиться.

С удивлением поняла, что весь ужас ситуации не заставляет меня реветь, чем я обычно занимаюсь от отчаяния и безнадёги. Злость сушила слёзы раньше, чем они могли пролиться. Меня буквально трясло, хотелось убить этого клыкастого ублюдка. Вбить ему кол в сердце? Да какое там сердце! У таких мразей его нет!

Легче становилось, только когда представляла, как он красиво горит на солнцепёке. Но ещё лучше измельчить его дохлое мясо на фарш и скормить свиньям — вот это именно то, чего он заслуживает.

Я крошила морковку с таким остервенением, что едва не порубила пальцы.

Потом на кухне случилось происшествие, которое временно остудило меня.

Бабушка внезапно заголосила:

— Ох, ты ж ёжики пушистые! Яра, ты чего стоишь?! Туши!!!

Я повернула голову вправо. Подвешенные вдоль стены пучки сушёных трав горели: полыхали яркими завитками, и те стелились по стеблям и листьям базилика с чабрецом, пожирали зонтики укропа. Тянуло гарью, растения стремительно чернели.

В ужасе отшатнувшись, я врезалась спиной в бабушкин живот — та расплескала часть воды из ковша. Оттолкнула меня под ругань и широким жестом полила полыхающие стебли. Часть потухла, но ей пришлось зачерпнуть воды из бочки ещё дважды, прежде чем возгорание оказалось побеждено.

— Это ты сделала? — взъярилась она и нависла надо мной, потрясая черпаком.

— Что? Нет! Я овощи резала, вы же видели! — мой голос срывался от возмущения.

— Думаешь, я целыми днями только и делаю, что за тобой смотрю, мелюзга бесполезная? — бабушкино лицо краснело всё сильнее, того гляди лопнет, как перезревший помидор. — Зачем ты венички подожгла? Чтоб до обеда новые собрала и в печурке подсушила, ясно!

— Да, говорю вам, это не я! — собственный ожесточённый голос показался чужим и незнакомым. — Наверняка мальчишки! Они сейчас во дворе играют, гады поганые!

Бабушка сжала губы и странно на меня посмотрела.

Да, обычно я не выражаюсь так грубо. Просто достали. Все достали. Всё достало. И я не собираюсь ещё за чужое баловство тумаки сносить! Пучки загорелись как раз возле открытой двери, кто-то вполне мог с порога дотянуться рукой с горящей лучиной.

Бабушка смерила меня строгим взглядом, но увидела лишь очень искреннее, горячее негодование. Перевела взгляд на пучки, потом на дверной проём сеней и оформленных в него мальчишек на улице.

— Ну, если эти шалопаи опять пакостят, я им такую взбучку устрою! — она взяла скалку и пошла учить молодёжь уму-разуму. Вскоре послышались гневные возгласы старушки и крики разбегающихся пацанов.

Я собрала разящие гарью пучки и понесла на мусорную кучу. По дороге с удовлетворением наблюдала, как бабушка гоняет мальчишек. В кои-то веки за чужие шалости досталось не мне. Даже немного в груди потеплело… Собственно, я только сейчас поняла, что давно ощущаю там странное пульсирующее тепло…

— Ярушка, — окликнул меня через забор дед Яхим. — Радмила дома?

— Мальчишек гоняет, — с гаденьким удовольствием сообщила я.

— Что, опять набедокурили эти обалдуи? — покачал седой головой старик. — Ладно я попозжа зайду, хотел спросить не осталось ли у вас того замечательного черничного варенья.

— Осталось, дедушка, заходите, — радушный кивок и улыбка.

Он уже убрал руку с забора, когда я окликнула:

— Дедушка Яхим, скажите, а вы ведь в молодости служили где-то далеко отсюда, так?

— Ну, было дело, — подтвердил сосед с лёгкой неохотой. Наверное, рассказывать о былых подвигах взрослым мужиками приятнее, чем маленьким девочкам.

— У вампирского военачальника служили, да? — не отстала я.

— Да, лапонька, говорю же: было дело, — кивнул ветеран. — Отпахал я десяток годин под хоругвью одного кровососа, страху натерпелся, по сей день по-человечьи уснуть не могу.

— А расскажите мне про этих, — я приставила два пальца к губам, изображая клыки. — Пожалуйста, мне очень интересно.

— Ярушка, но ты же девочка. К чему тебе про такие страсти слушать?

— Ну, пожалуйста, дедушка Яхим! Мне правда очень хочется.

Изобразим большие щенячьи глазки: ну, как отказать?

Вскоре я сидела в гостях у старикана, прихватив из дома банку того самого черничного варенья и с интересом рассматривала старый мундир, который хозяин избушки достал из сундука.

Да, бабушка потом будет меня ругать за своенравную отлучку. Возможно, отчим снова всыплет. Плевать, их взбучки по сравнению с творящейся по ночам дичью, просто шелуха. Мне нужно узнать о вампирах правду. Отделить зёрна от плевел.

Старик налил мне кипрейного чаю, в свою кружку добавил крепкой настойки.

Наверняка, она помогает ему заснуть лучше варенья.

Он начал рассказывать про фронтовые приключения. Про то, как бились с мурадскими янычарами, сипахами и прочими непонятностями на юго-восточных рубежах Священной империи.

Я внимательно слушала, хотя почти ничего не понимала.

— Дедушка, — перебила я, — правда, что вампира можно убить колом в сердце?

— Ну, я видел, как клыкастые вытягивали стрелы из груди, — задумчиво почесал колючий подбородок старый вояка, — а вот если его из баллисты пригвоздить, через какое-то время затихнет.

Он хлебнул своего горячительного чайка, смачно выдохнул и продолжил:

— Рогатиной тоже можно, если древко прочное, окованное. Правда, если удержись. Мы по нескольку мужиков на древко наваливались. С пробитым-то сердцем они быстро слабеют. Только потом вынимать нельзя, пока голову не отсечёшь. Но можно схитрить, стрелы в чесноке вымочить, тогда урон больше будет. Упырёк стрелу вытянет, а сердце-то у него в груди кипит, дымком исходит, как от кислоты. Даже не обязательно точно попадать, можно хоть в живот пальнуть, приятно ему всё равно не будет. Сам, правда, не подохнет. Их всегда добивать приходится.

— Чеснок? Разве он помогает? — подивилась я рассказу и опустила кружку на блюдечко, которое держала в левой руке.

— Конечно, только не в головках: они сухие и почти не пахнут, — старик воздел узловатый палец и наставительно им покачал: — Выжатый чесночный сок — вот отличная штука, в глаза плеснёшь, прямо разъедает. Ну, а лучше цветущего чеснока вообще ничего нет, — он с улыбкой мотнул головой. — Нас отправляли в зону боёв с такими снарядами, гренадами, которые разрывались и выбрасывали облако чесночной пыльцы. Вампиров косило на месте. Дико орали, сволочи. Волдырями покрывались. Кто вдохнуть успел, за горло хватались, пеной исходили, по земле катались и вопили.

Дедушка снова приложился к каёмке, глаза его заблестели пуще прежнего:

— Ну, а мы их того: один рогатиной пригвоздит, а второй голову рубит. Очень пособляет, и не так страшно на них идти, когда потравленные. Ели чеснок тоже каждый день, по разнарядке. Кровосос тебя убить-то может, не без этого, но вот кровью твоей не полакомится, голодным останется. И, что куда важнее, не сможет оморочить.

— Подождите, чеснок не позволяет зачаровать тебя? — я подалась вперёд, отставив кружку, скомкав пальцами передник и дико вытаращившись.

— Именно, — кивнул захмелевший старик и протёр лоб салфеткой. — Я же говорю, отличная штука.

— А если человек уже под наваждением, чеснок его снимет? — с надеждой спросила я и невольно прихватила потрескавшуюся губу зубами.

— Не-а, гиблое дело, но новых приказов клыкастый отдать не сможет.

— Спасибо, дедушка, было очень интересно, — я тут же соскочила со стула. — Но мне уже пора, наверняка бабушка меня заждалась.

— Ну, ладно, — немного опечалился ветеран. — Ты это, заходи, ещё посидим.

— Обязательно, дедушка.

Чмокнув старика в щёку, я выскочила из избушки.

Теперь понятно, чем угостить ночного гостя.

* * *

Сперва я украдкой заглянула на кухню. Бабушка была там и тихо бранилась под нос, помешивая варево в чугуне. Так, незаметно не получится. Придётся её как-то отвлекать… Блин, никогда так поступать не приходилось.

Я обошла дом и зашла с парадного входа. На счастье никого не встретила. Хотя звоночек над дверью тренькнул, так что действовать пришлось быстро. Сбросив со стола медный кувшин, я опрометью выскочила на улицу и оббежала дом обратно.

Бабушка ушла на шум, а я схватила всё те же многострадальные связки чеснока, давилку, посудину, воронку, ситечко и склянки. Жаль, что чеснок уже не цветёт. Да и нормально-то ему цвести в огороде не дают — стрелки обрывают.

Утащив всё снаряжение в сарай, я села на колени и принялась выдавливать чесночный сок. Заодно и в рот зубчики начала пихать да остервенело жевать. Во рту горело, дыхание становилось воистину ядовитым. Ничего, привыкну, теперь я чеснок буду жрать всю оставшуюся жизнь каждый день.

Зажужжала мысль, что вампир может с лёгкостью скостить отведённый мне срок до совсем коротенького, но эту муху навозную я быстро отогнала.

Покончив с приготовлениями, вернулась на кухню и получила нагоняй от бабушки. Она хотела оставить меня без обеда, но Анна заступилась.

За обедом я намазала хлеб чесноком и предложила бутерброд сестрёнке. Та отказалась. Когда отправили разливать борщ по тарелкам, я украдкой добавила в него чесночного сока с мякотью — от души добавила. Анна съела только ложку, поперхнулась и не стала. Остальным вкус борща тоже показался испорченным. Отчим ругался, бабушка заявляла, что готовила, как обычно. Потом все покосились на меня, но уличить не смогли.

Последние события научили меня относиться к домашним неурядицам проще, так что морда моя изображала свежий, только обожжённый кирпич. И нарисованные на нём глазки излучали полное непонимание.

Когда мы с Анкой готовили зал для вечерних гостей, я заметила, как она томно вздыхает и посматривает на часы. Казалось, будто грудь девушки теснится за жилетиком в полном изнеможении, синие глаза стали озёрами полуночной тоски.

— Ждёшь своего принца? — резковато спросила я, выставляя солонку на очередной столик.

Сестрёнка на меня шикнула, с шелестом подъюбников подошла и украдкой спросила:

— И ты туда же? Ярочка, мне одних приставаний Либушки хватает.

— Ты ночью куда-то ушла, — выпалила я обвиняющим тоном, сдерживаться больше не получалось.

Анна нервно поправила шарфик, огляделась.

— Ты-то откуда знаешь? — почти прошептала она.

— Да проснулась я — вот откуда, а тебя нет, — я заправила выбившуюся прядку за ухо и облизала кровоточащие губы. — Зато есть ушат с мыльной водой в сенках.

— Так это ты его вылила? Фух, а я-то всё боялась, думала, бабушка.

— Анка, ну что с тобой? — набросилась я, но тут же взяла себя в руки.

Совестить бесполезно. Она же не виновата. Вампир обворожил её, причём вовсе не своей галантностью. Просто тяжело общаться с человеком, который вроде всё понимает, говорит прежним голосом, смотрит любящими глазами, но больше не владеет собой. Кажется, что достаточно схватить сестру за плечи и потрясти, чтобы очнулась от наваждения.

И я действительно схватила и потрясла:

— Ты не должна больше с ним видеться, понимаешь? Пожалуйста, не надо гулять с этим типом! Ты не знаешь, кто он!

— И кто же? — она убрала мои руки с плеч.

Я прикусила язык.

— Так, кто? — мягко подтолкнула сестра.

— Проходимец он, вот кто, — я отвела взгляд и до боли прикусила уже и так изжёванную губу. — Детей тебе заделает, будешь потом от отца до конца дней огребать.

— Тихо ты! — она прижала ладонь к моему рту.

— А что тихо? — я убрала приятно пахнувшие пальцы. — У тебя ведь с ним было, да?

— Ярочка, тебе ещё рано о таком спрашивать, — покачала она головой.

— А тебе рано таким заниматься! Кто тебя теперь просватает?

— Всё будет хорошо. Ты только никому не говори, ладно?

Разумеется, я кивнула. Что ещё оставалось?

— Вот и славно, — улыбнулась Аннушка и снова начала расцветать, будто лилия в серебристом свете луны.

Пришла Либенка стала музицировать со своей флейтой. Скоро на звуки музыки начали собираться посетители.

Я пыталась вспомнить, как зовут вампира. Здоровенный бугай — его товарищ — как-то назвал этого упырюгу ещё тогда, когда я устроила сцену. Потом он представлялся Анне, но мысли были заняты другим.

— Ань, а как его зовут? — спросила я украдкой.

— Рихард, — томно произнесла девушка. — И ты зря на него наговариваешь, Ярочка. Он такой обходительный, умный, начитанный. Шарфик мне подарил и браслетик, только его я надевать не буду, а то тятя спрашивать начнёт. Потом тебе покажу. Ярочка, ты даже не представляешь, какой Рихард необыкновенный… я просто сама не своя, всё время о нём думаю.

Сама не своя — это она точно подметила.

Когда стемнело, я снова перестала слушаться и сбежала с кухни.

Зашла за угол трактира, присела на завалинку и стала ждать. Надо мной шелестели листвой ветви яблони. Наливные плоды тяжело покачивались. Сорвала яблочко, скушала. Хорошие пироги получатся.

Так не отвлекаемся, возможно, некому их скоро печь будет.

Вампир пришёл один: такой же расфуфыренный, как вчера. Он уже поставил ногу на нижнюю ступеньку крыльца, но шумно втянул ноздрями ночной воздух и обернулся в мою сторону, хотя меня полностью скрывала темнота. Отшагнул назад и прогулочной походкой направился ко мне — так что звать его даже не пришлось.

— И чего ты там прячешься? — строго спросил он, наклоняясь под низкие ветви и придерживая треуголку.

— А вот чего!

Я резко сдвинула рукояти маленьких кухонных мехов.

Из насадки брызнула струя чесночного сока.

И ушла в темноту, замарав только листву.

Следующее, что я помню — рука вампира на моём горле. Он отреагировал так стремительно, что даже опомниться не успела, как меня вздёрнули, протащили по воздуху на сажень и прижали спиной к брёвнам трактира. Благо под ногами оказалась не пустота, а завалинка.

— Ты совсем ошалела? — прорычал упырь мне в лицо.

Правда, пальцы от моей глотки уже убрал.

— Вы её обесчестили! — выпалила я с хрипотцой и потёрла шею. — Зачем? Почему именно её? В городе женщин мало? Вон, шли бы в «Весёлую Нарциску»! Так нет, надо именно мою Аню оприходовать, да?

— Ребёнок, тебя это совершенно не касается.

— Серьёзно? То есть вам всё можно, а я должна просто смотреть и терпеть? Вы обещали, что больше не тронете нас!

— Не вас, а тебя, — его губа вздёрнулась в этой ужасной манере, с одним острым клыком. — Про Аннушку разговора не шло.

— О, так она теперь Аннушка? Зачем вы так поступаете? — мой голос почти срывался на визг. — Вы её покусали, да? Поэтому она этот дурацкий шарфик нацепила? И вообще, она вашей милостью теперь замуж не выйдет!

— Котёнок, ты ещё маленькая, а потому не понимаешь, насколько хорошее приданое важнее невинности, — он иронично склонил голову набок. — Твой отчим владеет трактиром, так что обделённой Анна не останется.

— Вы оморочили её! — потрясала я кулаками в бессильной ярости. — Она бы никогда сама перед первым встречным ноги не раздвинула! Вы заставили её, изнасиловали!

— Я не внушаю женщинам расположение к себе, — прервал меня вампир, раздражённо выставив указательный палец, — это бьёт по самолюбию, — его усмешка снова пошла вкривь. — И коли ты действительно желаешь говорить на взрослые темы, так изволь послушать. Твоя сестрёнка уже достаточно созрела, чтобы сознательно отвечать на знаки внимания со стороны мужчин. И ведь ей эти знаки оказывают, верно? Просто так вышло, что в силу врождённого обаяния я стал первым, на чьи ухаживания она откликнулась. Но совершенно точно не стану последним.

— То есть на самом деле моя сестра шлюха, да? — дослушала я эти красивые словеса, сопровождавшиеся издевательским прищуром.

— Ярочка, шлюхи берут деньги за свои услуги, — подлец ещё разок усмехнулся. — Твоя сестра впервые влюбилась, порадуйся за неё.

— Она знает, кто вы? Понимает, что вы пьёте её кровь? — я постаралась спросить как можно спокойнее.

— Нет, — он сложил руки на груди и холодно блеснул глазами.

— Тогда это не любовь, — мотнула я головой, захлестнув саму себя косой. — Просто обман. Вам всё равно, вы уплывёте, а она останется опорочена на всю жизнь.

— Опорочена она будет, если ты не сумеешь удержать язык за зубами.

— Убирайтесь отсюда! — выскалилась я.

— А не то что? — вскинулась чёрная бровь.

Не найдясь с ответом, я подавилась возмущением.

— Вот, что, котёнок, — его рука отбросила мою косу назад за спину. — Заткни свой маленький ротик пряником и больше не путайся у меня под ногами. На днях я отчалю из вашего порта, а до тех пор тебе придётся потерпеть моё неравнодушие к твоей сестричке. Не переживай, я не собираюсь кусать её каждую ночь, а что до остального, так от Анечки уже не убудет.

Меня вышибло от дикой наглости клыкастого ублюдка.

Вампир отстранился и зашагал к крыльцу.