Возгарка I

Глава 13. Яромира Руженова

Вампира увезли баронские ратники.

Я не знала, что думать, а ещё хуже — что подумает он. Ведь вполне может решить, что это я его сдала. Надеюсь, обратно его не выпустят.

Вернувшись в трактир, я получила от отчима жесткий подзатыльник, от которого у меня привычно искорки из глазок посыпались. Но на сей раз я правда заслужила, так что не обижалась.

Весь оставшийся вечер внимательно наблюдала за Анной.

Интересно, что происходит, когда она смотрит в зеркало, переодеваясь? Она не замечает укусов и считает, что шарфик ей одеть просто хочется? Или видит их, но считает это нормальным? А может вампир вовсе приказал ей просто изображать перед всеми, что она ничего не понимает, на деле же Аня сейчас вопит внутри собственного разума, как в клетке?

Я вздохнула и зарылась пальцами в волосах.

Ведь этот клыкастый мерзавец и с моим разумом поигрался, пусть позже я всё вспомнила. Страшно подумать, на что способны такие, как он. Даже без богатырской силы, ловкости, живучести и прочего. Одной возможности забавляться с чужими мозгами больше, чем достаточно. Понятно, почему они давно захватили мир.

Нам просто нечего им противопоставить.

Ну, кроме солнечного света, огня и чеснока.

Я просто обязана заставить Анну скушать хотя бы зубчик.

Но Аня не поддаётся, хоть ты тресни её по голове да заливай сок через воронку прямо в горло. Наверное, вампир запретил ей употреблять эту жгучую приправку.

Я очень боялась за сестрёнку. Ведь если кто-нибудь узнает, что её покусал вампир… Это даже хуже, чем бесчестие. С ней же обойдутся, как с мамой: сперва будут просто косо посматривать и остерегаться, а когда наступит её смертный час…

После закрытия и уборки, Анна сидела перед трюмо и задумчиво расчёсывала свои великолепные локоны. Я украдкой посматривала на неё и расплетала косу, подвернув ноги под себя и прикрывшись одеялом. Взгляд сестрёнки казался пустым, остекленевшим, она смотрела в зеркало, но наверняка не видела себя.

Внезапно её пальцы остановились, зубья замерли в светлых волосах. Закончив начатое движение, расчёска легла на столешницу, а девушка встала и направилась к двери.

— Ань, ты куда? — у меня родилась страшная догадка.

— Мне нужно идти, — ответила сестрёнка и в голосе её была острая необходимость, но вовсе не та, которая бывает у человека, которому срочно понадобится в нужник или за кружкой воды. С тошнотой я поняла, что худшие опасения подтверждаются.

Похоже, барон отпустил этого мерзавца.

Одеяло тут же полетело прочь с колен. Я соскочила с кровати и преградила ей путь, растопырив руки в дверях.

— Не пущу! Ты не понимаешь! Тебе ни в коем случае нельзя больше к нему ходить!

— Яра, ложись спать, — велела Анна.

Я остолбенела. Сестрёнка никогда не звала меня «Ярой», только «Ярочкой». И так сухо мне тоже никогда распоряжений не отдавала.

— Хорошо, — с трудом протолкнув сухой ком, я кивнула и отошла. От зачарованного человека ничего уговорами не добьёшься. — Только ты сперва оденься. Ты же не пойдёшь из дома в исподнем?

Аня будто во сне опустила глаза, приподняла кончиками пальцев завязочки на вороте начнушки, уронила обратно на приподнятую грудью ткань.

— Да, правда, — отрешённо проговорила девушка и стала одеваться.

Я последовала её примеру. Шмотки натягивала молча и не мешалась, так что Анка не спросила, зачем это я тоже одеваюсь.

И этот козёл ещё будет втирать мне, что у них с сестрёнкой всё добровольно, по обоюдному согласию? Или он считает, что раз девица на него запала, то всё, теперь с ней можно делать, что захочется? Дескать, сама виновата, раньше думать надо было?

Когда она ускользнула из дома, я украдкой последовала за ней.

Сестрёнка направилась в порт. Ночью на улицах много пьяных, но она, казалось, совершенно наплевала на безопасность. Блин, что за хамство? Этот упырюга мог бы встретить, проводить.

Я двигалась короткими перебежками, прячась в подворотнях, за бочками с рыбой и питьевой водой, а когда добрались до порта — за канатными бухтами, ящиками и стройматериалами. Я не пыталась спрятаться от сестрёнки — она в таком состоянии вообще ничего вокруг не видела и не смыслила, — но вампир вполне мог дожидаться её в любом условленном месте.

Когда сапожки Анны застучали по доскам причала и остановились возле какой-то посудины с двумя мачтами, я спряталась за вытащенной на берег рыбацкой лодкой. Заметила вампира. Тот подал девушке руку, помог перебраться на палубу без сходней и сразу же притянул к себе, слившись с ней в требовательном поцелуе.

Фу-у, вот мерзость-то…

На бортовой обшивке значилось «Wilda».

Так, теперь я знаю их судно. Прекрасно. Вопрос только, чем это поможет?

В голову сразу же ударила мысль: а что, если он её загрызёт? Да, не-е… А вдруг? В отместку-то может… Или будет дальше кусать раз за разом, ослабляя, пока она не зачахнет и не умрёт. А потом воскреснет, и у нас в городе появятся новые упыри.

С кормы слышался звук работающей помпы, значит, на борту ещё кто-то есть. Не хорошо, надо как-то незаметно…

В общем, я решилась.

Трусцой перебежав по пирсу, перелезла через борт судна на палубу: очень тихо и осторожно. Затем, пока не успела передумать, ломанулась в дверь рубки, но та оказалась предусмотрительно заперта. Пришлось культурно постучаться. Послышались недовольные маты, после чего мне отворил взбешённый вампир, замотавшийся пониже пояса простынёй.

На миг я остановилась, потому что торс вампира от ключицы наискосок пересекал длинный шрам: он проходил через грудь до противоположного бока. Похоже, кто-то от души полосонул упыря чем-то острым, но потом всё срослось. Может, так он и умер? Ну, я же видела, как хорошо на нём всё заживает, а это как-то не очень зажило, память осталась.

Чёрные брови гневно съехались.

Вампир оскалился, выпустив клыки. Лицо исказила зверина гримаса.

Проскочив у него под рукой, я с порога закричала:

— Ань, беги отсюда!

Сестрёнка, поспешно обнявшая подушку, вытаращилась на меня большими синими глазами, зарделась щеками и… я увидела у неё свежий укус с потёками крови — на бедре.

Но ведь этот ублюдок заверял, что не собирается кусать её каждую ночь…

Конечно, соврал.

— Всё, малявка, доигралась, — прорычал вампир и сцапал меня за шкварник, да с силой выдернул на палубу. — Ты что думаешь, у меня терпения полный воз? Не понимаешь по-хорошему, будет по-плохому.

Анна, набросив лёгкий шёлковый халатик, тоже выглянула на палубу, но только стояла, прикрыв рот ладонью от ужаса, и ничего не делала.

Вампир перебросил меня через плечо, подошёл к борту и прошипел:

— Выбирай, котёнок, в воду или в трюм?

Я визжала, дёргала ногами и извивалась червяком.

— Что-что? Не слышу? Хочешь искупаться? Отлично!

И выбросил меня за борт.

Дальше я пережила худшие мгновения в жизни. Нет, я умею плавать, но почему-то показалась, что вот точно не выплыву и это конец, будто камень к ногам привязали. Ледяная вода приняла меня в объятия, заполнила уши глухим гулом, набилась в нос. Я выпустила кучу пузырей из губ и взбила ещё больше, барахтаясь руками и ногами. Кишки стянулись тугим узлом.

И он не распустился, даже когда удалось вынырнуть и судорожно продохнуть. Не успела я разлепить веки и проморгаться, как пятерня вампира выдернула меня обратно да швырнула на палубу.

Я больно приложилась боком и шумно выдохнула, из ноздрей полетела чуть солоноватая вода вперемешку с размокшими соплями — промывание, блин. Волосы налипли на лицо бурыми водорослями.

Вампир покачал головой, поцокал.

— Ну как, остыла? Если нет, можем повторить столько раз, сколько захочешь. А теперь отдохни и подумай о своём поведении.

Он открыл трюм и стащил меня по лестнице вниз.

Я выдиралась и упиралась, но его пальцы легли на моё запястье каменной хваткой — чуть не слетела по ступеням от рывков. Трюм заполнялся ящиками и бочками, пахло затхлостью и крысиным помётом.

— И не вздумай голосить. Помни, что твоя сестра у меня, — бросил подонок на прощание и поднялся обратно — уже без меня.

Крышка люка закрылась, погружая корабельное нутро в темноту. Лязгнул навесной замок. Доски над головой заскрипели от шагов: вампир удалился в каюту. Вскоре послышались весёлые голоса, смех, а чуть позже — стоны.

Только этого не хватало… Нужно выбраться отсюда…

Преодолев ошаление, я выжала воду из подола и стала искать.

В кромешной темени пришлось перемещаться ощупью. Вскоре я поняла, что выбраться другим путём не получится, и нашарила ступени. Взобралась наверх, стала пихать крышку. Та чуточку приподнималась, лязгала замком и падала обратно. Ещё немного подолбившись, я спустилась вниз.

Забралась на ближайший ящик, обхватила колени и заплакала.

Я дрожала от холода и лютой ненависти. Одежда и волосы остались жутко мокрыми, превращая мою беспомощность в настоящую пытку. Но хуже всего, что этот подонок заставил меня слушать, как он имеет Аннушку! Сидеть в чернильной темноте, слушать и сходить с ума от злости и бессилия — вот как этот козёл меня наказал.

Позже, вместе со слезами и соплями, пришло осознание собственной глупости.

Дура! На что ты надеялась, врываясь в каюту к вампиру? Думала спасти сестру? Каким образом, если этот мертвяк завладел её рассудком? Она может уйти, только с его позволения, а силком её утянуть кровосос точно не даст.

Рассчитывала, что он тебя не тронет? Забыла, что этот упырь не просто наглый совратитель, а чудовище? Вот и доигралась, теперь сиди в трюме, трясись от холода и думай, что он ещё с тобой сделает — и что прямо сейчас делает с Анечкой.

Как же хотелось заткнуть уши… И я затыкала, но руки уставали, а эти двое — нет.

Отчего-то подумалось о подружках. Девчонки точно не представляют, как весело я в последнее время провожу вечера. Мальчишки, наверно бы зауважали. Меня ведь всегда считали тихоней. Я и сама раньше не знала, что во мне достаточно отчаянной злости, чтобы переть на вампира. Но когда беда поглощает единственного дорогого тебе человека… похоже, теперь мы обе увязли в трясине, которая засосёт нас с головой.

Постепенно холодало, да ещё одежда вся мокрая до нитки…

Ноги начало тянуть судорогами, а озноб перешёл на новую, невиданную глубину. Я мысленно хорохорилась, цеплялась за гнев, чтобы не потонуть в безнадёге. Начала ощущать себя ледышкой, горло уже болело. Зная, как часто люди умирают от простуды, особых иллюзий не питала.

Не представляю, сколько прошло времени. Темнота казалась вечной. Я прижималась к ящику с закрытыми глазами, чтобы не смотреть в неё.

Мысли путались, смешивались с образами из прошлого…

Пришли видения страшных маминых похорон.

Муха ползёт по закрытому веку, её прогоняет удар молотка. Деревянный колышек прорывает белую ткань над грудью. Потёки алого. Сложенные вместе пальцы — холодные и бледные. Кровь течёт, окрашивает платье. Тесак с пятнами ржавчины опускается вниз — отвратительный, чавкающий звук. Ещё удар — скрежет по кости. Платье красное, как зацветающий мак…

Гроб затопляется кровью. Рыжие волосы утопают в блестящей жиже…

Внезапно я дёрнулась и поняла, что заснула.

Тяжело сглотнула, шмыгнула носом и опустила ресницы.

У мёртвых не идёт кровь, я сама видела. В маминой могиле не было этого красного озера, только немного брызг и слегка разошедшееся пятно вокруг отёсанной палки. Но вот у этого проклятого вампира кровь шла, когда его собственное лезвие вонзилось ему в бедро. Наверное, впечатления смешались, вот и всё. Потом ещё оттирать пришлось с половиц… Надо было загнать нож ему в сердце. Хотя подождите, как это я забыла? У него ведь нет сердца! Такие мрази пустые внутри!

Вот у мамы сердце было, но остановилось в прошлом году.

Кладбище за городом, но её не стали хоронить вместе с чистыми покойниками, ей нет места среди родителей. Потому что какой-то сволочной упырь вонзил клыки в её запястье и напился крови. Для него это был просто вечерний перекус, которого он даже не вспомнит. Для мамы это стало клеймом. Все знали, что после смерти она тоже восстанет. И поступили с ней так же, как с самоубийцами и шлюхами из «Весёлой Нарциски».

Задохнувшегося в пуповине ребёнка, моего братика, не положили вместе с ней — его закопали под порогом, чтобы остался поближе к предкам. Я долго не могла переступить через него, заходила только через заднюю дверь. Могилу маме вырыли в лесном овраге, а когда гроб опустили в яму, отчим спустился следом и забил осиновый кол ей в грудь. Голову отсёк, набил рот чесноком и положил в ноги — чтоб наверняка. Только тогда крышку гроба заколотили гвоздями. Сверху на могилу набросали ветвей терновника и шиповника.

Я плакала и не знала, что лучше: чтобы мама осталась лежать в земле или чтобы вернулась нежитью. Часть меня порывалась броситься отчиму на спину, когда он орудовал в могиле, и не дать осквернить тело мамы. Сейчас бы я всё отдала, лишь бы ощутить прикосновение её пальцев — тёплых или холодных.

* * *

Петли люка скрипнули, в проём упали косые лучи нового дня. Свет острым кинжалом резанул по глазам, заставляя жмуриться и моргать. Появилось загорелое лицо с крупными чертами: тёмно-русая борода на выступающем подбородке, мясистый нос с широкими ноздрями, красный платок, широченные плечи и обеспокоенный взгляд.

— Твою же… — выдохнул помощник вампира.

— Выпустите меня! — остатки муторного сна слетели с меня быстрее, чем муха уворачивается от мухобойки. Я подскочила к лестнице, ботинки застучали по ступеням.

Мужская рука помогла мне выбраться на палубу.

Закатанные рукава открывали вздутые мышцы и обильную поросль. Такая же кустилась между расстёгнутых пуговиц на груди. С приговорами и негодующим матюками, моряк осмотрел меня.

— Ты это, девонька, не серчай на хозяина, — добродушно сказал бугай. — Он не со зла, просто ты его реально выбесила.

— Так пусть клыки не распускает, сразу никаких вопросов не будет! — прошипела я, сама не понимая, откуда ещё силы на возмущение взялись.

Огромный мужик посмотрел на меня жалостливым взглядом.

— Ты вся продрогла, — спокойно сказал он. — Пошли, отогрею.

Идти в каюту, где Рихард ночью развлекался с Анной, совершенно не хотелось. Но у меня зуб на зуб не попадал, так что противиться не стала. Помощник вампира набросил мне на плечи шерстяной плед, усадил у маленькой корабельной печурки и сунул в руки кружку травяного отвара с малиной.

— Вас Войко зовут? — спросила я, отпивая горячей сладости.

Кружка согревала ладони, а те старались не выронить её.

Он кивнул и налил себе чаю: простого, ни варенья, ни спиртного не добавил.

— А ты Ярочка? — присел моряк на табурет, и тот пискнул под тяжестью.

— Яромира, — скривилась я. Уже подташнивает от того, что уменьшительно-ласкательно меня стали называть не только близкие, но и неприятели. Да, я сама виновата, тогда в лесу представилась вампиру «Ярочкой», но это же с перепугу!

— Как, скажешь, лапушка.

Обречённый вздох покинул лёгкие. Да, конечно, «лапушка» намного лучше.

Внезапно пришло осознание, что встреча с вампиром у водопада случилась всего несколько дней назад. Казалось, что это произошло в далёком детстве. Даже смерть матери и её жуткие похороны не заставили меня повзрослеть так, как эта чудовищная хренотень.

— Вы ведь человек, да? — спросила я.

— Ну, я ведь хожу при свете дня, верно? — верзила показал крупные зубы в улыбке.

— Почему вы ему помогаете?

— Непростой вопрос, девонька. Если коротко, он спас мне жизнь, когда я был ещё парнишкой. Взял к себе, обучил. Я всем ему обязан.

— И потому помогаете ему охотиться на людей? — негодование превратило мой голос в визгливую пилу.

— Скорее, не мешаю, — примирительно сказал Войко. — Пособлять ему в этом обычно не приходится, девчонки сами вешаются. Да не переживай ты за свою сестру, ничего с ней не станется. Как говорится, поматросит и… дальше поплывёт.

— Так она не станет вампиршей? — удивлённо воззрилась я.

— Да что ты, лапа. У вас по сию пору в эти россказни верят? Укусы лишь слегка заразны. Зато заживают хорошо, на ней даже шрамов не останется. Потом поест чесночку, погуляет на солнышке и всё пройдёт.

— Получается, моей маме зря кол в сердце вбили… — ресницы невольно опустились. Терзавшие меня воспоминания ещё не отступили. — Она бы и так не воскресла? — я подняла взгляд.

Сурово сдвинутые брови наморщили лоб.

— Знаешь, лапонька, — Войко покрутил кружку, — хорошо, что королевским властям плевать, какую дичь вы в своей глуши творите. Осквернять тела умерших, чтобы не позволить воскреснуть… За такое сурово наказывают.

— Подождите, а что вы там про заживление укусов сказали? — не врубилась я. — Мне всегда говорили, что если в ранку какая-нибудь гадость попадёт, это очень плохо и можно умереть от заражения крови.

— Ну, смотри. Вот ты Рихарда ножичком пырнула — да-да, он мне всё рассказывает, — а на нём всё быстренько зажило. Если вампир угостит человека своей кровью, у того тоже всё начинает хорошо заживать, пусть и не так здорово, как у вампира. Но такое заражение очень сильное, оно уже не пройдёт. Со временем, когда человек умрёт, он сам воскреснет вампиром. Я вот о чём: вампирская слюна тоже заразна, но совсем чуть-чуть, организм человека с таким обычно хорошо справляется. Но место укуса успевает благополучно зажить.

— Ясно, — кивнула я.

Пришла неприличная мысль: про обмен некоторыми другими жидкостями между этим Рихардом и моей сестрёнкой. Но спрашивать про заразность вампирского семени постеснялась. Раз Войко уверен, что она не подцепит скверну от этого кровососа, значит тут тоже ничего страшного. Впрочем…

— Извините, а он Анке ребёнка не заделает?

Мужик поперхнулся и разулыбался.

— Мелкая ты ещё про такое спрашивать.

Мой нос раздражённо сморщился.

Ну, да, конечно. Просидеть ночь в трюме мне в самый раз по возрасту, а скабрезные вопросы задавать рановато, сперва подрасти надо.

— Я слышала про дампиров, вампирских полукровок, — сообщила я. — Просто хочу знать, не принесёт ли Анка месяцев через девять после вашего отплытия клыкастого малыша. Ну, там, или раньше, в сказках необычные беременности всегда быстрые.

— Не принесёт, — качнул головой мужик. — Только недавно умершие вампиры девок брюхатят. Неделя после возвращения из могилы, не больше, — усы приподнялись в улыбке. — Пока, так сказать, в чреслах не всё передохло.

Похоже, последнюю часть он вставил, пытаясь меня смутить. Но в трактире я уже столько всего наслушаться и насмотреться успела, что не зарделась, а только кивнула.

— Вы так и живёте? Плаваете из порта в порт, товары перевозите, девчонок портите?

Его губы снова раздвинулись в широкой лыбе.

— Именно. Как обычные моряки. Мы и у вас уже разок швартовались. И в ваш трактир заглядывали. Только он назывался как-то иначе и тебя там не видели.

Рассказывать, что меня к работе в зале всего год назад припахали, а пока мама жива была, я только на кухне помогала, не хотелось. И вообще, засиделась я тут.

— Я домой пойду. Меня уже наверняка хватились.

Войко кивнул и проводил меня до пирса.

Домой я ушла, шмыгая сопливым носом и начав немного покашливать. Чай с малиной помог согреться, но не прогнал простуду, горло саднило зверски.

Моё отсутствие не сильно заметили. Анна сама вернулась под утро и старалась делать вид, что свежа и бодра. Бабушка Рада просто решила, что я спозаранок убежала с подружками поиграть, потому отругала и приставила к работе.

— Ярочка, ты такая бледная и носом шмыгаешь, заболела? — встревожилась Анна ближе к обеду.

Я на неё недоумённо покосилась, только через мгновение сообразив, что вампир точно не оставил ей воспоминаний о моём вчерашнем купании. Она не помнила, ни как меня окунули за борт, ни как затащили в трюм, ни как её саму кусали.

Но, наверняка остальные ласки своего ухажёра очень даже запомнила, вон какая довольная ходит.

К вечеру мне совсем поплохело.

Кашель усилился, разбила слабость, начался жар.