‡
Джек
Провиденс, Род-Айленд
2024
Я не знаю, что реально, а что нет. Я также не понимаю, как продолжаю возвращаться в это место, где я ни мертв, ни жив.
Дважды я испытывал непреодолимое влечение и шел к ней — Шерил. Теперь у нее есть имя. И лицо. Красивое, совершенное лицо с выразительными темными глазами и телом, идеально подходящим под мое. Если бы я не испытывал сильный шок от того, что снова стал самим собой, я бы попробовал эти пухлые губы и напился ею.
Хотя у меня был секс и я близко знаком с женскими формами, я никогда не испытывал визуального удовольствия. Боже, она была потрясающей… по крайней мере, то немногое, что я позволил себе заметить.
Она все еще со мной. Снова моет меня. Я чувствую ее повсюду вокруг себя, и искушение вернуться к ней велико, но я не знаю, как это сделать.
Боль в сердце удерживает меня. Восемьдесят лет. Я оставил всех и все, что было мне дорого, позади… ради чего? Если то, что сказала Шерил, правда, цель проекта «Чернильница» была ложью. Мы не спасали мир от ужаса оружия массового уничтожения, мы украли это оружие для нашей стороны и использовали его.
Вся тяжесть этого лежит на моих плечах.
Мне придется с этим жить.
Если я вообще еще жив.
Я вспоминаю свои последние минуты в 1945 году. Нас накормили изысканным ужином и наградили почетными медалями. Хотя мы не так хотели праздновать. Мы думали о том, как бы нам улизнуть после ужина и поискать женского общества.
По целому ряду причин прошли годы с тех пор, как кто-либо из нас позволял себе думать о чем-то кроме миссии. Нам сказали, что судьба мира находится на волоске. В тот день капитуляция Германии стала знаком, которого мы ждали. Мы наконец-то могли отдохнуть от спасения мира и предаться небольшим плотским удовольствиям.
С осторожностью.
После совершенствования наших организмов никто не знал, не опасны ли мы по-прежнему для кого-либо, с кем можно заниматься сексом. У нас не только увеличилась сила и выносливость, но и части тела могли расширяться и растягиваться. Многие из нас случайно убивали противников, не входящих в состав подразделения, прежде чем научились контролировать силу. Никто не хотел причинять боль невинному в том, что должно приносить взаимное удовольствие.
В тот день мы были не одиноки в своем стремлении сблизиться с другим человеком. Объявление об окончании войны заставило многих отбросить свои запреты и беззастенчиво праздновать с незнакомцами. По крайней мере, это то, что мы слышали, и никто из нас не хотел упускать такую возможность.
Ирония слов Шерил про необходимость близости для возвращения в человеческий облик не ускользнула от меня. Мы умерли, страстно желая секса, и, конечно, это могло изменить все. Вселенная, несомненно, обладала извращенным чувством юмора.
Я не жалуюсь. Природа всегда находит выход, и обычно это происходит на самом элементарном уровне. Как бы все это ни было хреново, на этот раз это почти имеет смысл.
Тепло ее прикосновения сменяется холодом. Что она сейчас делает? Прошлое и мое желание разобраться в нем отодвигаются в сторону и заменяются ощущением того, что она меня окружает. Вроде бы холодно, но горячо и влажно.
Я у нее во рту.
В виде ложки.
Язык скользит по моей спине, губы смыкаются вокруг меня. Я чувствую ее вкус, и это ощущение потрясает до глубины души. Я не просто хочу от нее большего, мне это нужно. Я хочу принадлежать ей полностью, хочу заявить на нее права как на свою собственность.
Я страдаю по ней.
Дрожу из-за нее.
Нет, она отрывает меня от своего рта, и я опустошен потерей нашей связи.
Я не могу думать.
Я не могу остаться.
Я должен быть с ней.
Я снова становлюсь самим собой, только на этот раз с глухим стуком падаю на ковер, а не на сладкую мягкость Шерил. Когда я встаю, то сразу ищу ее глазами. К сожалению, она полностью одета, но рядом и даже красивее, чем я помню.
— Я вернулся, — говорю я хрипло.
— Ты вернулся, — ее голос звучит с придыханием и полон удивления.
— Джек, — гремит знакомый голос и отвлекает мое внимание от девушки.
Я издаю смех, полный облегчения.
— Хью, — будь я проклят, если его глаза не блестят так, словно он вот-вот заплачет.
Он подходит ближе.
— Я понимаю, что все это шокирует, но тебе нужно остаться. Освободить остальных из подразделения — наша миссия. Мы разберемся с чувствами к прошлому и всему тому дерьму, которое тогда произошло, позже. Прямо сейчас сосредоточься на том хорошем, что мы можем сделать, и на людях, которые в нас нуждаются.
— Понятно, — я выпрямляюсь, когда его слова активизируют ту часть меня, что предпочла войну безопасности дома на Род-Айленде. Я никогда не колебался следовать приказам Хью или принимать его сторону в любой битве, потому что он честный человек. Все годы, что мы сражались бок о бок, он ставил во главу угла благополучие нашей страны и подразделения.
Как и я, он был введен в заблуждение и, вероятно, испытывал изрядную долю вины за то, что мы сделали, но чувства были на втором месте после долга. Подразделение было нашей второй семьей… теперь единственной семьей.
— Где наш отряд?
— Мы были заперты в столовом серебре, как в ловушке. По крайней мере, я так думаю.
— Заперты в столовом серебре, — я повторяю его слова, изо всех сил стараясь, чтобы они не казались странными. — Как? Кто это сделал?
— У меня нет ответа ни на один из этих вопросов — пока нет. Нам с тобой нужно во многом разобраться, но теперь, когда мы вернули тебя, я полон оптимизма, что мы сможем вернуть и остальных.
Мое внимание возвращается к Шерил, одаривающей меня застенчивой улыбкой. Долг превыше чувств.
— Спасибо тебе за…
Она краснеет и отводит взгляд.
— Не за что.
Она чертовски красива, и сейчас меня тянет к ней так же, как и раньше. Если бы у нас не было зрителей, я бы сказал, что нет причин смущаться, но для разговора, который я хотел бы провести с ней, мы должны быть наедине. Я снова поворачиваюсь к Хью и, на этот раз, замечаю рядом с ним миниатюрную брюнетку.
Он обнимает ее.
— Джек Салли, это моя невеста, Мерседес Хоппер.
— Твоя невеста? Как давно ты вернулся?
То, как он оберегающе прижимает ее к себе, говорит мне больше об их отношениях, чем выражение его лица.
— Достаточно давно.
Я киваю один раз. Понял.
— Сейчас действительно две тысячи двадцать четвертый?
— Так и есть, — в голосе Хью нет ни тоски, ни печали. Ничего, что отражало бы мои чувства — осознание того, что возможности вернуться домой больше нет.
Кажется, он понимает, куда ушли мои мысли.
— Джек. Мы знали о риске, когда присоединились к программе. Нам повезло, что мы все еще здесь.
— Повезло, — это было не то слово, которое я бы выбрал, чтобы описать пробуждение через восемьдесят лет в будущем. Хотя он прав. Ни одному из нас не было гарантировано возвращение домой. Война — отвратительная штука, и, возможно, пережить ее, независимо от ситуации, в которой человек оказывается впоследствии — это то, за что стоит быть благодарным. Я не испытываю благодарности сейчас, но в будущем все возможно. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
Хью удерживает мой взгляд, и выражение его глаз напоминает о той ночи, когда я повторил ему вопросы Рэя. Тогда я спросил, встанет ли он со мной против Фалькона и кураторов, если они придут за кем-то из нас. Как и я, он верил в нашу миссию и в то, что мы спасаем мир. Стал бы он отказываться от чего-то настолько важного ради одного человека? Человека, который, возможно, заслужил, чтобы его убрали? В чем заключалась его верность? Как она выражалась? Тогда у него не было ответов.
Сейчас у него тоже нет ответов на мои вопросы.
Вмешивается Мерседес.
— К счастью, мы с Хью в такой же ситуации, как и вы с Шерил, так что тебе не придется проходить через: «Он настоящий?» и «Как это возможно?». Мы даже придумали для тебя новую личность.
Я бросаю взгляд на Шерил. Она выглядит немного шокированной.
— Ты в порядке?
Она внимательно оглядывает меня с головы до ног, прежде чем сказать:
— Думаю, да. Как ты справляешься? Все это, должно быть, сбивает с толку.
— Это определенно так, но я бывал в ситуациях и похуже, — говорю я и это правда. Когда мы стали делать инъекции, многие из сослуживцев начали умирать… это было плохо. Я ждал, понимая, что могу быть следующим, и мысленно готовился на случай, если так и будет. Я пережил то испытание. Переживу и это.
Она откашливается и наклоняется ко мне.
— Я не хочу, чтобы ты думал, что обязан мне чем-то за то, что я вернула тебя. Очевидно, это химический процесс, возможно, реакция на женские феромоны. Из-за этого высока вероятность, что близость с любой женщиной произвела бы такой же эффект.
Часть меня уважает ее смелость. Это показывает, что честность, которую я с облегчением вижу, все еще является частью общества. Тем не менее, ее слова выбивают меня из колеи, потому что непостижимо, что связь, которую я чувствую к ней, не взаимна. Если это не так, мне нужно уважать ее в ответ.
— Я ценю это. Спасибо.
Голос Мерседес повышается на октаву.
— Хью, думаешь, это правда? Любая женщина могла бы изменить тебя обратно?
Он прижимает ее к себе и целует в лоб.
— Мы никогда не узнаем, потому что я никогда не проверю эту теорию.
Она тает рядом с ним, и я резко вдыхаю. Может ли какая-нибудь женщина вызвать у меня такие чувства, как Шерил? Я никогда ни с кем раньше не чувствовал такой связи. С другой стороны, я также никогда не был ложкой. Не знаю, что и думать.
Она возвращала меня… трижды. Это больше, чем я когда-либо смогу отплатить ей. Она также позаботилась о том, чтобы на этот раз Хью был рядом, и ее больше беспокоят мои чувства, чем свои.
Искушение поцеловать ее и сказать, что все будет хорошо, почти такое же сильное, как и мое желание вернуться к ней. Нет, я не могу испытывать этого к кому-то другому. Однако она достаточно умна, чтобы подвергать сомнению процесс и не слепо верить в «Долго и счастливо».
Мир — извращенное место, в котором не принято играть по правилам. Мне нужно время, чтобы понять, что, черт возьми, со мной произошло и кто я в результате этого. И ей, очевидно, нужно время, чтобы узнать меня получше.
Мы с Шерил обмениваемся долгим неловким взглядом, прежде чем я отвожу взгляд.
Она говорит:
— Тебе, наверное, стоит снять эту форму, — ее лицо становится ярко-красным, когда это возвращает мое внимание к ней. — И переодеться в одежду, которую принес Хью. Не могу допустить, чтобы по округе бегали голые суперсолдаты, — она поджимает губы и выглядит такой смущенной, что я забираю одежду у Хью и сдерживаю улыбку. Она хочет, чтобы я был голым.
Сначала ты, куколка. И как можно скорее. Мне нужно увидеть тебя полностью.
— Где мне переодеться? — я не могу не поддразнить ее немного. — В спальне? — если бы она не выглядела испуганной, я бы пошутил, что хорошо знаю эту комнату.
— Конечно, — она указывает на дверь. — Спальня там.
Будь я проклят, если не чувствую, как трудно уйти от нее. Я стою, нахмурившись, потому что ничего о ней не знаю, но хочу знать все. Я хочу увидеть, как морщинка беспокойства сойдет с ее лба, а смех заменит тень сомнения в глазах.
После очередного напряженного молчаливого момента она говорит:
— Ты голоден? Я уверена, что ты захочешь уйти с Хью, но сначала я могла бы приготовить что-нибудь перекусить для всех нас.
Я подхожу к ней, наклоняюсь и шепчу ей на ухо:
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
Ее дыхание овевает мою шею, когда она хрипло отвечает:
— Я хочу, чтобы ты делал то, чего хочешь.
А она? Правда? Я провожу губами по раковине ее уха.
— Даже если я хочу поцеловать тебя? — она ахает, и на этот раз я улыбаюсь. Я не хочу торопить ее, но мне также нужно знать, чувствует ли она то же, что и я. — Шерил?
— Да? — одно это слово, от которого захватывает дух, говорит все, что мне нужно знать.
— На этот раз я никуда не уйду.