Возложение

Глава пятая

‡

Шерил

Провиденс, Род-Айленд

2024

Когда я вхожу в лифт дома Мерседес, то все испытываю похмелье, но в полиции сказали, что это нормально. Они также сказали, что меня должен осмотреть врач, но для этого потребуется еще раз повторить то, что я делала накануне вечером, а я хочу оставить этот опыт позади. У полиции есть описание человека, который что-то подсыпал мне в напиток, и они говорят, что выследят его.

Я больше не хочу об этом думать.

Один болезненно неловкий разговор окончен, один остался.

С наступлением утра пришла некоторая ясность. Подонок в баре был опасен, но Мерседес безвредна. Я слишком остро отреагировала, когда убежала от нее. Что мне следовало сделать, так это спокойно вернуть ей ложку, поблагодарить за предложение и вежливо отклонить его.

И это то, что я намереваюсь сделать.

Я пишу Мерседес, чтобы убедиться, что она дома.

Она там.

Хью тоже, но это не имеет значения. Он также никогда не относился ко мне враждебно. Ну и им нравятся ролевые игры. Похоже, это их бизнес. Все, что мне нужно сделать — объяснить, что мне это неинтересно, и мы все сможем вернуться к тому, как все было раньше.

Ничего страшного.

С взволнованной улыбкой Мерседес распахивает дверь и оглядывается, как будто ожидая, что со мной кто-то есть. Когда она замечает, что я одна, то наклоняет голову набок и приглашает меня внутрь.

Хью поднимается с дивана, чтобы поприветствовать меня с другого конца комнаты. Если бы он подошел, я, возможно, снова убежала бы, и он, кажется, это почувствовал.

— Привет, Шерил.

Мой голос звучит сдавленно.

— Привет, — я подпрыгиваю от звука закрывающейся двери Мерседес.

Когда она приближается, я пытаюсь незаметно увеличить расстояние между нами, отступая в сторону, как это делают члены королевской семьи в видео. Я прочищаю горло и говорю:

— Я здесь, чтобы вернуть ложку.

— Вернуть? — от разочарования глаза Мерседес темнеют.

Я достаю ложку из сумочки и протягиваю ей.

— Мне не следовало ее брать. Чем бы вы двое ни занимались, это ваше личное дело, и я не осуждаю, но это не для меня.

Мерседес принимает ложку, нахмурившись.

— Ты ничего к ней не чувствуешь?

Румянец заливает мои щеки, когда я вспоминаю, как проснулась с ложкой на подушке рядом со мной.

— Нет, но я не любитель столовых приборов, — хорошо, вот, это настолько ясно, насколько возможно.

Поджав губы, Мерседес бросает взгляд на Хью.

— Я почувствовала мгновенную связь с тобой, когда ты был вилкой. Думаешь, чтобы это сработало, обязательно быть родственными душами?

Я заливаюсь смехом, который застает меня же врасплох. Они устраивают любовные поединки со своим столовым серебром? Что они делают со своей посудой? Я обмахиваю лицо. Я не хочу знать. Я морщусь. Разве это не больно? Нет, мне нужно перестать это воображать. Я делаю шаг к двери.

— Мерседес, ты мне нравишься… и вы двое кажетесь отличной парой. Однако я думаю, что для того, чтобы мы оставались друзьями, у нас должны быть границы в том, что нас объединяет. Мне не нужно… и я не хочу… слушать о твоей сексуальной жизни.

— Мы должны показать ей, Мерседес, — говорит Хью.

Я поднимаю обе руки.

— Нет. Нет. Именно об этом я и говорю. Тебе не нужно мне ничего показывать. Мне это не интересно.

— Сделай это, — говорит Мерседес.

Быстрая вспышка, и вилка со звоном падает на пол. Хью исчез. Я оглядываюсь в поисках, но его нигде нет.

Они увлекаются магией?

Мерседес подходит к вилке, но прежде чем она дотягивается, кот загоняет ее под диван.

— Майк, ты знаешь, что это неприлично! — она опускается на колени, чтобы дотянуться до вилки.

Дикий кошачий взгляд опускается на меня, как будто ожидая, что я встану на его сторону. Я отвожу взгляд и неловко переминаюсь с ноги на ногу.

Ее голос звучит приглушенно, когда она поворачивается и тянется за вилкой.

— Хью говорит, что кошкам не нравятся паранормальные явления. Они чувствуют, когда что-то не так.

Майк многое может чувствовать в этой ситуации, но я держу эту мысль при себе.

— Поняла.

Мерседес поворачивается и поднимается на ноги с вилкой в одной руке и ложкой в другой. Когда она видит выражение моего лица, то говорит:

— Как ты можешь до сих пор мне не верить? Ты только что видела, как Хью превратился в вилку.

— Я кое-что видела. Где Хью? Прячется в другой комнате?

Она машет мне вилкой.

— Это Хью.

Я поднимаю руки в знак капитуляции и отступаю.

— Я верю, что ты веришь, что это Хью.

Она вздыхает.

— Это слишком. Я знаю. Вначале я все думала, что сошла с ума… что мне это снится.

— Если это тебя хоть немного утешит, это была впечатляющая иллюзия.

— Это был не трюк. Хью в этой вилке. Кто-то поместил его туда. Они заперли все его подразделение в столовых приборах. Ты должна мне поверить. Они герои войны, и теперь им нужна наша помощь.

Потирая рукой лоб, я задаюсь вопросом, не дома ли я все еще и это наркотический сон. Я говорю себе проснуться и представить дверь, через которую я могу выйти из сна. Этому методу научила меня мама в детстве, когда я страдала от повторяющихся ночных кошмаров. Тогда он хорошо работал.

На этот раз не сработало.

Черт возьми, это реально.

— Я не знаю, что это такое, Мерседес, но я желаю только лучшего и тебе, и Хью, — говорю я, делая еще один шаг к двери.

Она бросается ко мне.

— Я бы показала тебе, как вилка снова становится Хью, но для этого все еще требуется, чтобы я… мы… взаимно доставляли друг другу удовольствие.

— Мы? То есть я и он? — о, черт возьми, нет. — Извини, я ничем подобным не увлекаюсь.

— Не ты. Я и Хью, — ее улыбка такая веселая и безобидная, что я задаюсь вопросом, не розыгрыш ли это. — Это единственный способ вернуть его.

Я киваю. Похоже, она не шутит.

— Это… это… Мне следовало вымыть ложку, прежде чем класть ее в сумочку. Фу.

Мерседес хмурится.

— Ты не почувствовала никакой связи с ложкой?

Я оглядываюсь по сторонам. Если она снимает это, то хорошо спрятала камеру.

— Извини, ничего, — я говорю четко на случай, если меня записывают.

— Я не понимаю, — бормочет она, затем опускает взгляд на ложку. Ее рот округляется. — Подожди. На ней нет шрама.

Я корчусь и отступаю еще на шаг. Она сокращает расстояние между нами.

— Посмотри на вилку Хью, — она показывает мне отметину на ее обратной стороне, затем поднимает ложку. — Теперь посмотри на ложку. Ничего. Ноль отметин. Может быть, в этой никого нет.

— В ней никого нет, — вторю я. Ладно, это продолжается слишком долго для стрима. Она определенно думает, что все это реально.

— Пойдем со мной, — командует она и направляется в кухню.

— Нет, — с меня хватит.

Она оглядывается через плечо.

— Пожалуйста. Все это обретет смысл, если ты позволишь мне кое-что тебе показать.

Я действительно хочу, чтобы сегодня что-то имело смысл, поэтому следую за ней на кухню, где она держит деревянную коробку со столовым серебром. Пожалуйста, пусть здесь она скажет мне, что все это тщательно продуманная шутка.

Поставив столовое серебро на стойку, Мерседес открывает коробку с надписью «Чернильница». Она достает несколько предметов и кладет их рядом.

— Хью сказал, что в его подразделении осталось двенадцать человек. Здесь больше приборов. Логично, что в некоторых из них никого нет, — она осматривает каждый предмет, спереди и сзади, затем раскладывает их в две стопки. — Эти без опознавательных знаков. На этих есть отметины.

Беглый взгляд подтверждает, что на некоторых есть отметины, а на других их нет — не то чтобы это означало что-то важное. Мерседес поначалу одурачила меня, но с тех пор, как она призналась, что солгала о том, что у нее есть дядя, который рассказал ей о проекте «Чернильница», у меня есть основания сомневаться во всем, что она говорит. Хью тоже замешан в этой лжи. Хью, человек, который утверждает, что превращается в вилку.

Мерседес поднимает ложку.

— О Боже, у этой две точки спереди. Интересно, это Джек? Он родился слепым. Хью описывал его как верного до мозга костей. Хорошего, добропорядочного мужчину, — она поворачивает ложку и видит черточку на конце ручки. — Он также потерял ногу при взрыве.

Я ахаю. Не потому, что я верю ей, а потому, что я смотрела документальные фильмы о войне и подобные травмы ужасны.

— Не волнуйся, — успокаивает она меня. — Она снова выросла. Пока они живы, эти мужчины восстанавливаются.

Во рту пересыхает, и я бормочу:

— Потому что они суперсолдаты.

— Да, — с энтузиазмом отвечает она. — Ты не представляешь, как будет счастлив Хью, если мы вернем его лучшего друга, — она протягивает ложку мне. — Подержи ее. Скажи мне, чувствуешь ли ты связь.

— Нет, — их рассказ о суперсолдатах и секретных проектах правительства впечатляюще подробен, но мне не стоит углубляться в эту тему.

Все еще протягивая ее мне, Мерседес изучает мое лицо.

— Ты хочешь быть одинокой?

— Что это за вопрос? — я вздрагиваю.

— Ты когда-нибудь знакомилась с кем-нибудь в Интернете?

— Конечно.

— Была на свидании вслепую?

Я неохотно киваю.

— Итак, ты открыта для знакомств с кем-то необычными способами и готова рискнуть, но не делаешь этого.

Я упираю руку в бедро.

— Это не одно и то же.

— Ты права. Каждый может познакомиться с кем-то в Интернете. Тебе предлагают шанс спасти мужчину, который будет обожать тебя за это. Хорошего, верного, любящего мужчину.

— Пожалуйста, прекрати. Я услышала достаточно.

— Это нормально, что у тебя есть сомнения по этому поводу. На самом деле, я бы беспокоилась о тебе, если бы их не было, — на ее лице появляется ободряющая улыбка. — Но представь, что у тебя есть собственный Хью. Джек высокий. Он выше Хью. Нежный гигант. Добрый. Сильный. Хью говорит, что Джек оптимист. Семьянин. Похож на того, ради кого стоит совершить прыжок веры.

Какой бы заманчивой ни казалась идея магического вызова идеального мужчины, подобные вещи неосуществимы с научной точки зрения.

— Тебе следовало бы быть писательницей — фантазия, кажется, твоя сильная сторона.

— Я не утверждаю, что понимаю, как и почему это работает, но я верю, что нам с Хью было суждено быть вместе. Джек может быть в этой ложке и вообще не реагировать на тебя, потому что ты можешь быть не той, для кого он предназначен, — Мерседес подходит ближе. — Но что, если он там, внутри, ждет тебя. Ты могла бы освободить его. Все, о чем я прошу, это подержать ложку. Если ты ничего не почувствуешь, можешь идти, и я больше никогда не буду говорить с тобой о столовом серебре.

— Никогда? — если бы она спрятала свое безумие обратно, это решило бы множество проблем. Я хмурюсь. — Так просто? Ты не попросишь меня прикоснуться к другому столовому серебру?

— Даю тебе слово.

— Все, что мне нужно сделать, это подержать ее?

— Да. И подумай, как было бы здорово встретить кого-то, кто все еще верит в любовь, верность и в то, что вы будете жить долго и счастливо.

Я несколько раз быстро моргаю.

— Я ни во что из этого не верю. Больше нет.

— Просто возьми ложку и сохраняй непредвзятость.

Я полагаю, что риска нет, и она пообещала больше не поднимать эту тему, если это не сработает. Я подержу ложку, загадаю желание, удостоверюсь, что ничего не произойдет, верну ее, и мы закончим.

Как только ложка касается моей кожи, я чувствую разницу между ней и другой ложкой. Она быстро нагревается до тепла моей руки. Мои пальцы смыкаются вокруг нее, и меня пронизывают самые странные ощущения.

Метки на ней красивые.

Мне было предназначено заполучить эту ложку.

Она моя.

В замешательстве я встречаюсь взглядом с Мерседес.

— Ты меня гипнотизируешь или что-то в этом роде?

Ее улыбка становится шире.

— Ты чувствуешь это, не так ли? Связь. Тепло. Это сбивает с толку и пугает, но значит, что на этот раз все сработает.

Мое сердце бешено колотится, когда я заявляю:

— Я не трахаюсь с ложками.

Мерседес протягивает руку.

— Хорошо, тогда верни ее.

Мои пальцы сжимаются на ее ручке.

— Нет.

Повернувшись, Мерседес берет вилку, которая, как она утверждает, и есть Хью, и прижимает прибор к груди.

— Спешить некуда. Отношения должны развиваться. Отнеси ложку домой. Узнай ее. Когда придет время… все просто произойдет.

Я смотрю на ложку в руке и говорю себе вернуть ее, пока не стало слишком поздно. Мои родители упекут меня в психбольницу, если я скажу им, что даже допускала мысль о близости со столовым прибором.

Проблема в том, что я не хочу отдавать ложку обратно. То, как мой центр трепещет от необъяснимого предвкушения, пугает, но и возбуждает.

Выпроваживая меня за дверь квартиры, Мерседес говорит:

— Не хочу показаться грубой, но я бы хотела рассказать Хью, что произошло, и я бы предпочла, чтобы здесь никого не было, пока я возвращаю его обратно.

Она закрывает дверь у меня перед носом, и я стою там, сжимая ложку в одной руке.

Безумие заразительно? Я сказала себе, что не хочу иметь ничего общего с Мерседес и вилкой-Хью, но не могу отрицать, как приятно ощущать ложку в руке.

Чувствовалась бы она так же хорошо на других частях моего тела?

У меня перехватывает дыхание. Нет, я не просто представила, как трахаюсь с ложкой… мне это понравилось.

Я прячу ее в сумочку и направляюсь к лифту. Всю дорогу до дома я убеждаю себя, что все, что я испытала — это сила внушения. Даже в остальном здравомыслящие люди замечают лох-несское чудовище, если они заправлены достаточным количеством историй о нем.

Вот и все.

Я одинока, и Мерседес продала мне сказку, которая настолько я близка к тому, чего жаждала, что мой разум хочет ее принять.

Я слишком умна, чтобы клюнуть на что-то подобное.

Вернувшись в квартиру, я достаю ложку из сумочки и держу ее над открытым ящиком для мусора. Два следа на лопасти привлекают мое внимание. Что сказала Мерседес? Следы представляют собой шрамы? Глаза Джека?

Он родился слепым? Должно быть, ему было тяжело.

Я качаю головой. Его не существует.

Это ложка.

Мерседес и Хью проделали какой-то волшебный трюк с исчезновением, чтобы одурачить меня.

Люди не попадают в ловушку столовых приборов.

Даже не суперсолдаты.

Потому что такого понятия, как суперсолдат, не существует.

Я закрываю ящик, не опуская в него ложку. В этой ложке есть что-то необычное. Чему помешало бы ее изучение?

Я мою ее в раковине теплой водой с мылом. При этом я провожу пальцами вверх и вниз по всей длине и содрогаюсь от того, насколько эротично это ощущается. Я спала с мужчинами, которые не возбуждали меня так сильно.

Это неправильно.

Я кладу ложку на подставку для посуды рядом с раковиной и заставляю себя отойти от нее. В гостиной я достаю свой ноутбук и читаю должностную инструкцию, которую я получила из фармацевтической компании. Если я такая умная, какой меня считают родители, возможно, пришло время начать принимать более разумные решения.

В моей ленте появляется реклама столового серебра, и я поспешно закрываю ее, как будто это порно.