Возлюбленная для чемпиона

Глава 35

Аня

Я отталкиваю его.

— Как ты меня только что назвал?

Он тупо моргает, на его щеках появляется румянец, и он снова утыкается своим лицом мне в шею

— Я не знаю.

— Ты назвал меня Мышонок.

Он пожимает плечами.

— И что?

— Ты никогда не называл меня так раньше. А кого-нибудь другого ты так называешь?

Он целует мои ключицы. Меня бесит то, что я не вижу его лица.

— Кого бы я так называл?

— Я не знаю. Ты мне скажи.

Я просто стою и жду, когда у Геннадия проснется совесть и он хотя бы сделает попытку отвертеться. Он продолжает облизывать мою шею. Мышонок. Ну уж нет. Я не могу отрицать совпадение.

— Пойдем со мной в постель. Мы не были вместе уже две недели.

Я вырываюсь из его объятий. Мышонок. Что это я чувствую сейчас? Это не ревность. Это даже не обида. Это — отвращение.

— Остановись.

Он шагает назад, давая мне возможность отступить.

— Господи, Аня! Сначала ты себе что-то выдумала по поводу кольца, что на этот раз?

— Ничего. Я не в настроении.

— Похоже, что у тебя теперь никогда нет настроения. Особенно с тех пор как в городе появился этот хоккеист. — Его темные глаза становятся холоднее снега. — Вот в чем дело, не так ли? Ты трусишь из-за работы и из-за переезда просто потому, что не хочешь уезжать от него. Так еще пытаешься прикрываться своими литературными капризами. Или что ты там “типо” пишешь?

В этом высказывании так много всего, что я сейчас взорвусь.

— Литературные капризы?

Он закатывает глаза.

— А как еще это назвать?

— Не знаю... Может быть, просто — романы? Моя потенциальная карьера писателя? Моя мечта, которую этот чертов университет выбил из меня? Я пишу романы с восемнадцати лет. Тринадцать лет — это не прихоть.

— Хорошо, — он поднимает руки. — Черт возьми, Ань, ты не можешь злиться на меня за то, что я не воспринимаю это всерьез, когда ты ни разу не обмолвилась мне об этом ни словом.

Потому что я никому не говорила об этом. Никому, кроме Ильи.

— Это справедливо, но я говорила тебе — и много раз, — как важна для меня моя семья. Мне неприятна мысль о том, чтобы оставить их, и я не стану ломать свою жизнь ради работы, которая мне не нужна. Беспокоиться на данном этапе — это не трусость, а благоразумие.

— Благоразумие? Это называется разбрасывание возможностями, потому что ты вдруг решила поиграть во влюбленную дуру! — он усмехается, качая головой. — Я думал, ты выше этой всей архаичной чепухи.

— А что, если я скажу тебе, что моя семья для меня важнее, чем моя карьера? Что, если я скажу тебе, что навсегда уйду из образования, если это будет означать, что я смогу больше времени проводить со своей родней?

— Я бы сказал тебе, что ты ведешь себя незрело и очень скоро пожалеешь, что строишь свою жизнь вокруг других, вместо того чтобы строить ее вокруг себя.

— Мне не нужно твое одобрение.

— Конечно, не нужно. В этом-то и смысл. Живи своей жизнью. Не делай свой выбор, опираясь на кого-то другого, — он тянет меня за руку. — Давай. Мне надоело спорить. Просто пойдем в спальню. Нам обоим нужно немного расслабиться.

— Я пойду домой.

Он проводит рукой по волосам.

— Ты пойдешь домой в таком состоянии?

— Да. Именно в таком. Я думаю, нам нужно прекратить наши отношения.

— Что?

Кристина права. Спать с Геной было не просто неразумно, — это было совершенно не в моем характере.

— Что бы это ни было, нам нужно разойтись на некоторое время.

— Ты бы так не говорила, если бы это кольцо было для тебя, правда? — его разочарованное выражение лица превращается в усмешку. — Теперь я понял. Ты хочешь замуж. Ты ждешь признаний в любви, обещаний, что я буду обеспечивать тебя вечно, как будто ты дитя малое, а не самостоятельная женщина.

Я беру со стола свою сумочку.

— Ты совсем ничего не понял.

— Я понял, что ты всего лишь глупая маленькая девочка.

— Отвали, Гена.