Возлюбленная для чемпиона

Глава 58

Илья

Роза забрала Тему на выходные. Таким образом мне предстоит провести целые выходные в одиночестве, пока Тема не вернется домой в воскресенье вечером.

Поднимаясь по лестнице в квартиру Ани, я чувствую себя подростком, собирающимся на первое свидание. Я снова захватил пиццу, но понадеялся, что на этот раз мне не придется угощать ей соседку.

Когда я отправил сообщение, Аня сказала, что будет дома, на удивление, она не стала спорить, когда я сказал, что собираюсь заскочить к ней.

Аня открыла мне дверь своей квартиры, одетая в клетчатые пижамные штаны и майку с изображением Пушкина. Ее волосы были собраны в беспорядочный пучок на макушке, а макияж смыт. В таком виде она выглядела значительно моложе. Более уязвимой.

— Зачетная майка, — говорю я.

— Спасибо. Платон подарил мне ее на Новый год, — она прислоняется к дверному косяку и вопросительно выгибает бровь. — Зачем приехал?

За тобой.

— Я подумал, что мы могли бы потусить вместе. Поговорить. Что угодно. Тема уехал к маме на выходные.

— Я не уверена, что это хорошая идея — пускать тебя сюда.

— Это отличная идея. Мы же друзья.

— Ну, давай, заходи.

Я шагаю внутрь и прохожу мимо нее, как будто уже бывал здесь сотни раз. Я захожу на маленькую кухню. Кладу коробку с пиццей на стол и открываю ее.

— Я принес твою любимую, пеперони.

— Нет, спасибо.

— Тогда можно заказать что-нибудь другое. Роллы? Бургеры? Что-нибудь из ресторана?

— Я ела овсянку.

— На ужин?

Она пожимает плечами и открывает холодильник. Там было не так уж и много всего — яблоки, творог, молоко, салат и упаковка пива.

— Хочешь пива?

— Конечно.

Я достаю из коробки кусок пиццы и откусываю. Хоть я и ненавижу есть в одиночку, в этот момент я чертовски голоден.

— Как хорошо пахнет, — она закрывает глаза и стонет.

Теперь мой член был твердым.

— Так и есть. Попробуй кусочек.

Она с тоской глядит на коробку.

— Я больше не ем эту еду.

— Почему?

Она проводит рукой по своему телу, как будто это что-то объясняет.

— Потому что так лучше. Я держу строгую диету много лет, но стоит мне один раз попробовать вкусную и жирную пищу — я тут же сорвусь.

Я хмурюсь, глядя на нее. Она всегда стеснялась своего веса. А с момента поездки в Париж и до того, как она появилась в моем номере в Казани, она очень сильно похудела. Я помнил, как меня беспокоило то, что она стала выглядеть слишком худой.

— У тебя случайно не было чего-то вроде анорексии?

Она смеется, но от этого смеха веет тьмой и холодом.

— Да. Между попытками контролировать себя, когда умирал отец, и попытками справиться с пожизненной неуверенностью в своем теле...

— Я никогда не понимал, почему ты так стесняешься себя.

— Я знаю. Разумом я понимаю, что ты считал меня красивой, но все-таки...

— Все-таки что? Я был по уши влюблен в тебя такую, какая ты есть, — мне неприятна мысль о том, что она сама себя изводила и изводит. — А твоя семья знает?

— Мама знает. Это она отвела меня к психологу после смерти отца. Она сказала, что ее сердце никогда не оправится от потери папы; но если ей придется наблюдать, что и я тоже угасаю, она просто не сможет жить дальше. Я попросила ее не говорить мальчишкам, и она согласилась. Но сейчас мне уже лучше, так что не надо на меня так смотреть.

— Но ты все равно не ешь пиццу?

— Анорексия была отражением всех моих проблем. Поэтому, когда я поправилась, мне пришлось решать эти проблемы и пытаться сформировать новые, здоровые привычки. Я решила не есть продукты, после которых я чувствую злость на себя. По какой-то причине я могу выпить пива или съесть мороженое, не чувствуя, что моя жизнь выходит из-под контроля, не ощущая, что еда — это какой-то грех, которому я снова поддалась. Но пицца ассоциируется у меня с...

— С чем?

— С ненавистью к себе? — она вновь неловко смеется.

— Тебя не смущает, что я ем в твоем присутствии?

— Нисколько. Серьезно, я прошла долгий путь. И я научилась любить свое тело благодаря спорту.

Пухлая или пугающе худая, она всегда была красивой для меня, но я должен признать, что сексуальный рельеф ее ягодиц и мускулы в плечах ей очень шли.

— У меня все еще бывают загоны на тему веса, но очень редкие.

— Это хорошо. Может, будем ходить на пробежку вместе?

— Я не такая, как мои братья. Я люблю получать удовольствие от тренировок, а не убивать себя, соревнуясь.

— Я обещаю, что не буду бежать, как псих, — я оглядываю кухню, на столе рядом с ноутбуком лежит стопка книг. — Ты работала?

Она кивает.

— Я только что закончила последние правки и отправила окончательный вариант диссертации.

— И почему мы тогда не празднуем?

Она фыркает.

— Ночь без работы — это уже праздник. В любом случае, я не буду ничего праздновать, пока не защищусь.

— Но ведь твоя комиссия уже читала работу?

— Да, они читали ее по частям и давали мне отзывы. Гена прочитал все, кроме моих последних правок.

— Тогда все должно быть в порядке.

— При условии, что Гена не будет обижаться на меня, когда я скажу его жене, что он спал со мной.

— Может быть, тебе стоит подождать? И обличить его после защиты?

— Это слишком эгоистично. Я не должна была спать с ним с самого начала. Я могла не знать, что он женат, но я переспала с ним, когда он был председателем моего диссертационного комитета. Последствия в любом случае меня настигнут, нравится мне это или нет, и я не могу ждать подходящего момента, чтобы сказать женщине, что ее муж неверен, только потому, что это удобно или неудобно мне.

— А что будет, если Гена ополчится против тебя? Что, если он не... не примет твою работу или что-то еще?

— Тогда я не получу степень. И все мои замашки на более престижную работу не будут иметь смысла.

Я чуть ли не радуюсь при мысли, что если Аня не получит степень, то она останется дома. Черт. Я такой эгоист. Я не хочу, чтобы она уезжала, но если это то, чего она хочет...

— Почему ты не хочешь обратиться в какое-нибудь издательство, чтобы отправить туда свои книги?

— Потому что писательство всегда было моим спасением. Это помогло справиться с переживаниями о моей толстоте, смерти отца и даже потере тебя.

— Ну и прекрасно! Будешь писать дальше, только еще получать за это деньги!

— Есть очень большой шанс, что я недостаточно хороша. Как и большинство людей.

Я подхожу к ней и беру ее подбородок в свою ладонь, направляя ее взгляд в мои глаза.

— Я верю в тебя.

— Ты даже не читал мои книги.

— Я бы с удовольствием прочитал, если бы ты этого хотела. Но, даже не читая, я верю, что ты отлично пишешь. Ты выросла с книгой в одной руке и карандашом в другой.

Напряжение между нами становится ощутимым.

— Если бы мы были не просто друзьями, — тихо произношу я, — я бы поцеловал тебя именно в этот момент.

У нее перехватывает дыхание.

— Правда?

— Да, но это было бы только начало. Как только я попробую тебя на вкус, мне захочется большего, и я подниму тебя на стол, чтобы ты могла обхватить меня ногами, — я заправляю прядь волос ей за ухо и провожу кончиками пальцев по ее шее. — Потом я поцелую тебя здесь, потому что знаю, как тебе это нравится.

Ее губы раздвигаются, а зрачки расширяются.

— Ты всегда умел понять, что мне нравится.

— Потому что, если тебя что-то возбуждает и я об этом знаю, — то и меня это возбуждает. Но, как только я начинал пробовать тебя на вкус, я жадно требовал большего; в итоге оказывался с лицом между твоих ног, вылизывая тебя до тех пор, пока ты не умоляла меня трахнуть тебя.

Ее грудь расширяется при неровном вдохе.

— Но мы просто друзья.

Пока что.

Кивнув, я провожу пальцем по ее нижней губе.

— Я буду самым лучшим другом, который у тебя когда-либо был, Анна Нестерова.

— Хм. Думаю, нам это еще предстоит выяснить.