Аня
4 июня, десять лет назад
Я была ужасно уставшей после поездки. Вчера я вернулась домой после того, как месяц пробыла в Париже. Мама встречала меня в аэропорту, чтобы первой узнать о всех деталях моей поездки.
Она засыпала меня вопросами и требовала рассказать ей все до мельчайших подробностей.
Я не могла заставить себя рассказать ей об Илье. Воспоминания о нашей совместной ночи и дне были так дороги, что я хотела хранить их под замком, как драгоценность.
Вчера вечером я легла в постель, уверенная, что впаду в коматозное состояние на двенадцать часов, но уснуть мне так и не удалось. Проворочавшись шесть часов кряду, я сдалась, сварила кофе и пожелала, чтобы в моей груди не было этого ужасного ноющего беспокойства по поводу молчания Ильи.
Когда я уже не могла с этим смириться, я написала ему.
Я: Ты не занят? Мне нужно с тобой поговорить.
Илья: Перезвоню тебе через две минуты.
Я положила телефон на журнальный столик и закрыла глаза. Всего две минуты.
Очередная волна усталости накрыла меня, и я откинулась на спинку дивана и прижала руку к груди. Я просто хотела, чтобы Илья был здесь, забрался в постель рядом со мной и сказал, что все будет хорошо. Сказал, что он не избегал меня.
Илья написал мне, когда вернулся домой, но потом его сообщения стали довольно редкими. Он сказал, что мы поговорим, когда я вернусь домой, что он не хочет беспокоить меня во время поездки... Но что-то определенно было не так.
Телефон зажужжал, и я резко поднялась, потянувшись за ним. С экрана на меня смотрело лицо Ильи. Это была та самая фотография, которую я сделала, когда мы ели мороженое на Монмартре. На ней он улыбается, а в уголке рта у него пятнышко шоколада. Эта фотография вызывала у меня противоречивые эмоции, настолько сильные, что казалось, будто я разрывалась на две части. Радость — потому что это был лучший день в моей жизни. И тоска, потому что все, что было у нас в Париже, уже ускользало.
Телефон снова зажужжал, и я провела пальцем по экрану, чтобы принять вызов.
— Алло?
— Привет, Анютка. Как твои дела? — голос Ильи был таким, словно он только что проснулся.
— Извини. Ты не спишь? — идиотский вопрос. У него, как и у меня, было около трех ночи. — То есть, конечно, ты уже проснулся из-за меня, но я...
— Нет, все хорошо, не переживай. Я обычно встаю в пять. Ты почему не спишь? Все хорошо?
Нет. Ты почти не разговаривал со мной с тех пор, как уехал из Парижа.
— Я просто хотела услышать твой голос, — я всем сердцем ненавидела звук всхлипа в своем горле.
— Аня. Слушай, прости, что не звонил. Мне надо было кое с чем разобраться. Я рад, что ты написала. Я планировал позвонить сегодня.
Почему? Что происходит? Но я уже знала ответ. Я слышала это в его голосе. Мы не можем быть вместе в реальном мире.
— Это Роза. Она... - он выдохнул. — Я не могу вдаваться в подробности. Она очень закрытый человек, но сейчас я ей нужен. Я думаю...
— Что ты думаешь? — мой голос надломился. Я уже знала. Но я все равно заставлю его сказать это.
— Я думаю, что должен быть здесь ради нее. Я должен ей помочь.
— Хорошо. Однако это не значит, что ты не мог мне позвонить.
— Черт, — пробормотал он, и я представила, как он проводит рукой по лицу. — Анюта, я всегда знал, что ты слишком хороша для меня.
— Нет, — слезы катились по моим щекам. — Не надо мне этого говорить.
— Почему? Разве это не правда?
— Нет. Это неправда, и это просто жалкое оправдание. Если ты переживаешь из-за того, что произошло между нами, когда мы были в Париже, то это твоя проблема. Не пытайся притвориться, что ты отталкиваешь меня, потому что я такая замечательная. Не пытайся делать вид, что ты делаешь мне одолжение.
— Илья, — я едва могла разобрать тоненький голосок на заднем плане. Женский, очень обеспокоенный. — Кто это? Когда ты вернешься ко мне в теплую постельку?
— Я сейчас приду, — ответил он ей.
На меня накатила тошнота. Я чувствовала себя так, словно мои внутренности только что раздробили.
— Под «помочь ей» ты имеешь в виду трахнуть ее?
— Блин, Ань, ничего такого. Она... - он выдохнул. — Роза беременна.
Целую минуту я пребывала в уверенности, что ослышалась. Я была уверена, что этого не может быть.
— Ань? Ты тут?
— Она беременна?
От того, что я произнесла эти слова вслух, их не стало легче принять. Как? Как, черт возьми, это могло получиться?
— Да.
Я прижала руку к животу и почти удивилась тому, что не почувствовала, как кровь просачивается сквозь пальцы. Она была беременна от Ильи. Все, что я слышала, — это тихий звук его дыхания в телефонной трубке. Он дышал так же тяжело, как и я.
— Я рос без отца. Я всегда обещал себе, что, если я когда-нибудь стану отцом, то никогда не брошу своего ребенка. Ты понимаешь меня?
Я кивнула, прекрасно зная, что он меня не видит. Да, я понимала это. Я знала, что Илья хочет быть таким отцом, который всегда и во всем готов помочь, который всегда ставит своего ребенка на первое место. Он никогда не бросит ребенка, о котором знает, и если его поставить в такую ситуацию, когда он почувствует, что ему придется это сделать, это его уничтожит. Да, я слишком хорошо понимала все это.
— Анют?
— Поздравляю, Илюш, — всхлип поднялся к моему горлу, и я подавила его. — Я знаю, что ты будешь замечательным отцом.