Скотти ворвалась в домик, напугав Хауэлла, который усердно работал, сидя за компьютером.
— Теперь он у меня в руках, Джон! — воскликнула она. — Он действительно занимается грязными делами, и я выведу его на чистую воду!
Хауэлл схватился за грудь.
— Ты что, решила довести меня до инфаркта? Я, между прочим, немолод.
— Ничего, как только я тебе расскажу, что мне удалось найти, ты сразу помолодеешь.
Скотти бросилась на диван и задрыгала ногами: туфли слетели и упали на пол.
— Ладно, ладно. Рассказывай, в чем дело. Что ты раскопала?
— У Бо есть паспорт! — торжествующе воскликнула Скотти.
Хауэлл посмотрел на нее подозрительно.
— Ну и что? У миллионов американцев есть паспорта.
— Да, но на имя Патрика О’Хары!
— Что-что?
— Там фотография Бо, а фамилия О’Хары. Выходит, паспорт липовый!
— И все?
— То есть?
— Это все, что ты раскопала? Ты собираешься позвонить в ФБР и сообщить им про фальшивый паспорт, да? И надеешься получить за это Пулитцеровскую премию? Да, я уже вижу заголовки в «Таймс»: «Бесстрашная журналистка находит ошибку в паспорте шерифа»… Потрясающе!
— Послушай, но это же не все. — Скотти не собиралась падать духом. — Он ездил только в Швейцарию. Но зато столько раз!
— О, это меняет дело. Тогда в заголовке будет «Репортер узнал, что шериф любит кататься на лыжах».
— Хватит, Джон. Тебе что, непонятно, чем привлекательна Швейцария?
— Альпами.
— Банками, дурень! Швейцарскими банками. Ты можешь явиться туда, кое-как нацепив парик и приклеив нос, принести чемодан тысячедолларовых банкнот, и никто тебя ни о чем не спросит.
Хауэлл призадумался.
— А куда ты дела копии тех бумажек, что нашла у Бо в шкафу?
— Они у тебя в письменном столе.
Хауэлл достал их и разложил на обеденном столе.
— Ну-ка взгляни, — вдруг воскликнул он.
Скотти подбежала к столу.
— Что такое?
— Взгляни на цифры, которые тут периодически встречаются. Вот, смотри, первая колонка.
Он ткнул пальцем в столбец цифр и букв.
Д 121 А1845
Ф 0720
Л 002 Ф1005
Ц 1110
С 241 Ц1611
Ф 1716
Д 122 Ф1200
А 1645
— Ну, посмотрела.
Хауэлл прочел записи и что-то прикинул в уме.
— Так… Ага… Это сокращенная запись расписания самолетов. Понимаешь? Цифры обозначают время суток. Если вылететь из Атланты в 18.45 самолетом авиакомпании «Дельта», рейс номер 121, то прилетишь во Франкфурт на следующее утро в 7:20. Если оттуда полететь рейсом 002 в 10:05 на самолете «Люфтганзы», то в 11:10 будешь в Цюрихе. Затем в тот же день возвращаешься во Франкфурт самолетом «Свисэр», а во второй половине следующего дня улетаешь обратно в Атланту.
— Потрясающе! Ну-ка проверь другие столбцы.
Хауэлл проглядел листки, лежавшие на столе.
— То же с небольшими вариациями. Гляди, на сей раз он вернулся через Нью-Йорк: вот опять через Нью-Йорк… а тут он полетел не во Франкфурт, а в Лондон. Это он запутывал следы. Ему не хотелось, чтобы какой-нибудь шустрый клерк иммиграционной службы запомнил его в лицо.
— А разве на паспортном контроле или на таможне не проверяют документы?
— Да, они вводят номер твоего паспорта в компьютер, чтобы посмотреть, не фальшивый ли он и не было ли у тебя каких-нибудь неприятностей: не попался ли ты на контрабанде или что-нибудь в том же духе.
— Но ведь этот паспорт ненастоящий. Почему же Бо не поймали?
— Вполне возможно, что паспорт настоящий, хотя и липовый. Бо без особого труда мог покопаться в архиве и найти свидетельство о рождении какого-нибудь человека, который давно умер, может быть, даже в младенчестве. Не знаю, посылал ли госдепартамент запрос в архив, но даже если посылал, Бо легко было выкрутиться.
— Ну, и как он вывозит из страны деньги?
— В руках. На таможне досматривают твой багаж только при въезде в страну. В Лондоне или во Франкфурте багаж Бо не досматривали, потому что он был транзитным пассажиром. А швейцарцы даже если и видели деньги, то закрывали на это глаза. Можно себе представить, сколько наличных денег ввозится в эту маленькую страну каждый год!
— Ну, и сколько же денег он так перевез, а? Давай сосчитаем.
Хауэлл взял калькулятор и сложил двузначные числа из правой колонки.
— Если это действительно денежки, то он положил в швейцарский банк девятьсот сорок тысяч баксов.
— О, Боже!
— Даже не верится, сколько можно накопить за три года упорной работы, не так ли?
— Но теперь он от нас не уйдет. У нас есть улики.
— И за что ты его посадишь?
— Ну… во-первых, за паспорт. Я записала номер, это все установят.
— Значит, получение фальшивого паспорта. От одного до пяти лет федеральной тюрьмы, которая больше похожа на клуб. А если будет хорошо себя вести, то вообще выйдет месяцев через восемь.
— Но ведь есть еще торговля наркотиками!
— Какая торговля наркотиками? Я лично ничего не знаю про торговлю наркотиками. И ты тоже.
— А эти бумаги?
— Но нам же неизвестно, что здесь записано. Может быть, расписание… но расписание чего? И потом, единственные улики — это фотокопии каких-то цифр и буковок. Ты их вполне могла подделать. Ты хорошо знаешь почерк Бо, не так ли?
— Да, но…
— Кроме того, бумаги получены незаконно. Нет, суд не признает таких улик.
Скотти нахмурилась.
— А вывозить из страны такие огромные суммы денег законно, да?
— Нет. Если ты вывозишь больше пятисот долларов наличными или в ценных бумагах, ты должен заполнять декларацию, но он не потрудился этого сделать. И денежки уплыли из страны. Как ты теперь докажешь, что он их вывез?
— А разве сами его поездки не доказательство? Он никогда не уезжал больше, чем на один день. Совершенно очевидно, что Бо вывозил деньги. Разве нет?
— Может, и очевидно, но недоказуемо. Предположим, он любит кататься на лыжах, но, покатавшись денек, устает.
— Ну, а налоговая служба на что? Его же можно привлечь за неуплату налогов. Аль Капоне привлекли к суду за неуплату налогов.
— Неуплата каких налогов? Говорю тебе, денежки уплыли. Насколько нам известно, свидетелей, что Бо вывозил деньги, нет. Швейцарский банк беседовать с налоговой службой не станет. Аль Капоне был слишком заметной фигурой, и это были слишком крупные дела.
— Но ведь Бо торгует наркотиками!
— Сомневаюсь. Бо умен и не станет так подставляться. Я думаю, кто-то ему платит за то, что он смотрит на некоторые вещи сквозь пальцы. Вот что происходит на самом деле. Возможно…
— О, черт!
— Вот именно.
— Но как же тогда быть? Как же мы его поймаем?
— Ты хочешь сказать, как ты его поймаешь? В мои интересы это не входит.
— О’кей, как я его поймаю?
— Получив последний гонорар, он успел побывать в Швейцарии, так что денег в матрасе Бо ты не найдешь. Но у тебя есть его расписание. Чем бы он ни занимался, он регулярно, раз в несколько недель, летает в Швейцарию. Так… давай прикинем… в последний раз он летал пять недель тому назад, значит, Бо пока что не выбыл из игры и скоро ему снова предстоит… Бог его знает, что. Если мы сможем выяснить, чем именно он занимается, и ты поймаешь его на месте преступления, что ж, тебе и карты в руки.
Скотти с размаху шлепнулась на диван, вид у нее был решительный.
— Ты прав, — сказала она, — я поймаю его, чем бы он ни занимался!
— И еще кое-что, Скотти. Может быть, это самое трудное.
— Что?
— Тебе надо остаться в живых, чтобы выступить в суде.
— Ну, ты и оптимист!
— Я реалист. И тебе тоже лучше быть реалисткой.
Хауэлл встал и подошел к письменному столу. Скотти присоединилась к нему. Уже вечерело.
— Дни становятся короче, — вздохнул Хауэлл.
— Да, скоро и листья начнут желтеть. Здесь осень начинается раньше, чем в Атланте. Говорят, осень тут великолепная.
— Скотти, а как полное имя Бо? Ты случайно не знаешь?
— Конечно, знаю. Он, правда, не любит, когда его так называют. Ему больше нравится «Бо». Но Салли мне сказала. Его зовут Кристофер Френсис Скалли.
— Я так и думал.
— Почему? Откуда ты узнал его полное имя?
— Послушай меня внимательно. Эрик Сазерленд уверяет, что он встретился с Доналом О’Койненом наедине и в конце концов уговорил его продать участок. Сазерленд положил деньги в банк, а О’Койнены собрались и уехали. Это версия Сазерленда, и Бо ее поддерживает. Позднее Бо якобы получил письмо от Джойс, слепой девушки.
— Да, ты мне уже рассказывал.
— Видение… или как там его назвать, не знаю… тоже, судя по всему, имеет отношение к истории Сазерленда. Человек в «линкольне Континентале» сорокового года выпуска подъезжает к ферме, выходит, на какое-то время — сколько он там пробыл, я не знаю — заходит в дом, потом выходит и уезжает. У Сазерленда был автомобиль с откидным верхом марки «линкольн Континенталь», он продал его только в середине пятидесятых годов.
— А я-то думала, ты выбросил из головы мысли об О’Койненах! С какой стати ты опять занялся этим?
— Мне просто захотелось кое-что проверить. Поэтому сегодня днем я пошел в архив и попросил показать мне договор, который О’Койнен заключил с Сазерлендом, и лицензию на рытье колодцев, выданную О’Койнену. Я решил проверить его подпись.
— Ну, и как? Она настоящая?
— Да.
— Тогда в чем дело?
— На договоре о передаче имущества подпись О’Койнена заверил Бо Скалли.
— Да? Ну и что?
— А то, что получается, Бо присутствовал при встрече Сазерленда и О’Койнена.
— И прекрасно!
— Да, но Сазерленд-то уверяет, что он ездил на встречу один, а Бо говорит, что примерно за месяц до отъезда О’Койненов перестал у них бывать.
— Так… но если он был на встрече, то почему Бо это отрицает?
— Именно это и ставит меня в тупик. Слухи, что дело нечисто, поползли именно потому, что Сазерленд встретился с О’Койненом без свидетелей. Но, если Бо действительно присутствовал при их встрече и заверил подпись, то почему он этого не сказал? Почему он не подтвердил алиби Сазерленда, не отвел от него подозрения?
Скотти тихонько хихикнула.
— Я смотрю, тебя здорово зацепило, да?
— Да, — согласился Хауэлл. — Пожалуй.