Возмездие

Глава 4

Стук в дверь вверг Хауэлла в панику: он не понимал, где находится, а когда понял, усомнился в реальности событий прошедшей ночи. Они показались странно далекими… он бы даже подумал, что это ему приснилось, если бы он не помнил все до мельчайшей подробности. В конце концов отупленное сознание Хауэлла сосредоточилось на шуме у входной двери. Он, чертыхаясь, натянул банный халат и, дрожа от холода и сырости — домишко был ветхий и протекал — пошел к выходу. Дождь до сих пор не прекратился. Хауэлл рывком открыл дверь.

На крыльце стоял юноша, с его лица и волос стекала вода. Хауэлл сразу понял, что юноша умственно отсталый. Глаза его были дискоординированы, и когда он обратился к Хауэллу, то казалось, будто он смотрит куда-то за озеро.

— Вам дрова нужны?

При этом паренек, как ни странно, был красив. В правильных, точеных чертах было что-то почти аристократическое. Только глаза да отвисшая челюсть указывали на отклонение от нормы.

— Вам дрова нужны? — повторил юноша, на сей раз слегка улыбаясь и демонстрируя великолепные зубы. — Мама сказала, вам нужны дрова.

Хауэлл посмотрел через его плечо и увидел старенький грузовичок с кузовом, накрытым брезентом. Наконец-то до Хауэлла дошло, что происходит: парень торгует дровами! Ну, да… Бенни Поуп сказал, что раньше воскресенья он не выберется, а сегодня только вторник…

— Да, конечно, — после затянувшейся паузы сумел выдавить из себя Хауэлл и указал на навес рядом с крыльцом. — Сгрузи вон туда.

— Сделаем, сэр, — откликнулся паренек и, подбежав к грузовичку, стянул брезент, под которым оказались аккуратно сложенные дрова. Юноша брал по четыре-пять поленьев и относил их под навес. Хауэлл сообразил, что он не спросил о цене… может, придется переплатить… но с другой стороны, он ведь сжег за ночь все дрова! Когда грузовик опустел, а под навесом выросла большая поленница, паренек отнес туда же джутовый мешок с щепками для растопки, помахал Хауэллу рукой и направился к кабине.

Хауэлл закричал ему вслед:

— Сколько я вам должен?

— Ничего! — раздалось в ответ.

Паренек сел в кабину на место пассажира, и Хауэлл понял, что за рулем сидит кто-то другой.

Хауэлл был настолько удивлен, что даже не поблагодарил. Грузовик развернулся и поехал вверх по холму по направлению к перекрестку. За рулем сидела женщина, но стекло слишком запотело, и Хауэлл не смог ее разглядеть. Невзирая на дождь, он кинулся под навес, взял мешок со щепками и охапку дров и, осторожно ступая, поднялся по ступенькам. Он уже растопил камин и допивал первую чашку кофе, когда ему вдруг вспомнились слова паренька: «Мама сказала, вам нужны дрова». Черт побери, кто такие этот паренек, женщина за рулем и, главное, мама? Откуда она узнала, что ему нужны дрова? Наверное, это друзья Денхема Уайта… они, должно быть, увидели пустой навес и решили проявить дружелюбие.

«Ладно, ничего страшного, — успокоил себя Хауэлл, греясь у жаркого пламени. — Надо позвонить Денхему и узнать, кто эти люди, чтобы поблагодарить их».

Потом — он все еще продолжал греть руки у камина — его вдруг поразила одна мысль… Несколько минут назад, когда паренек разбудил его и он пошел открывать дверь, голова с похмелья жутко болела: ведь прошлой ночью он явно перебрал лишнего. А сейчас, как ни странно, Хауэлл чувствовал себя отлично: ни головной боли, ни тошноты… Зазвонил телефон.

«Только бы не Элизабет!» — мысленно взмолился Хауэлл, снимая трубку.

Но это оказался Денхем Уайт.

— Как дела, приятель?

— Великолепно! Место чудесное, Денхем! А ты так его описывал, словно это какая-то дыра.

— Да, наверное. Тебе придется позаботиться о дровах. По ночам может быть холодно.

— Забавно, что ты вспомнил про дрова, — Хауэлл рассказал Денхему про паренька. — Это твои друзья? Кто они?

— Понятия не имею. Мне там никто ничего не давал. Я с местными почти не общался. Странно. Вообще-то там умеют выколотить деньжонки из отдыхающих, уж поверь мне.

Хауэлл знал, как может себя вести Денхем с людьми, которых он считает ниже себя по положению в обществе. Так что он действительно мог не знать, кто его соседи.

— Ты уже видел старика Сазерленда? — поинтересовался Денхем.

— Да, сразу же по приезде. Он изрядная скотина, скажу я тебе. Почему-то сразу меня невзлюбил.

Денхем рассмеялся.

— Такой уж у него характер. Теперь послушай, Джон. Мне еще предстоит жить с ним по соседству, так что, если можешь, ты с ним не ссорься, ладно? Просто держись от старика подальше — вот и все.

— Да я тут ни с кем не сближаюсь. Ты видел Элизабет?

— Мы вчера с ней ужинали. У нее все в порядке. Сейчас в самом разгаре подготовка рождественского каталога. Так что она еще несколько недель будет очень занята.

— Слушай, Денхем, сегодня ночью произошло что-то странное…

— Правда?

— Да. Я… э-э… проснулся во время грозы и обнаружил в гостиной девочку.

— Везет же некоторым.

— Нет, слушай… Это была маленькая девочка, ребенок. Лет одиннадцати-двенадцати…

И Хауэлл рассказал Денхему все, что смог вспомнить. Только про ружье не упомянул.

Денхем немного помолчал, потом наконец спросил:

— Джон, сколько ты выпил за вечер?

— Ну, — пробормотал, смутившись, Хауэлл, — я пообедал с вином, а потом добавил немного виски.

— Судя по тому, что рассказываешь, ты выпил изрядно. Почему тебе не завязать… на то время, пока ты там живешь? Работа без ночных кошмаров и похмелья, наверное, пойдет быстрее.

— Ладно, Денхем. Не нужно мне читать лекций. — Хауэлл больше не нашелся, что сказать.

— Береги себя, дружок, и побольше работай. Лартон Питс привык за свои деньги получать качественный товар.

Повесив трубку, Хауэлл снова принялся гадать, кто же такая «мама», пока не сообразил, что прислать дрова мог шериф Бо Скалли. Бо единственный, кроме Бенни Поупа, знал, что в домике нет дров. А этот Бо Скалли — неплохой парень. Надо будет поставить ему бутылку… Может, Скалли надоумит его и насчет девочки?

Дождь лил четыре дня подряд. Хауэлл метался по комнате, словно кот в клетке. Он поздно вставал, питался консервами или готовил что-нибудь на скорую руку из замороженных полуфабрикатов, прочитал все, что привез с собой, много пил и поздно ложился. И все время видел один и тот же сон… Утром сон забывался, но, кажется, девочки в нем не было.

Хауэлл распаковал хваленый компьютер Питса и забавлялся с ним. Следовать инструкциям Хауэлл не умел, но, потыкав пару дней наугад разные кнопки, он кое в чем разобрался и двинулся вперед. Читая руководство и заучивая все новые и новые команды, Хауэлл постепенно стал чувствовать, что машина его вроде бы обучает. На четвертый день все было готово. Компьютер стоял в ожидании, как раньше — пишущая машинка. Длинная бумажная лента была заправлена в принтер, пачка дискет лежала наготове, дожидаясь результатов работы. Дюжина катушек с магнитофонными записями примостилась возле магнитофона. Хауэлл вставил первую катушку и нажал кнопку. Голос Лартона Питса зазвучал так отчетливо, словно Питс сидел здесь, за письменным столом.

— Глава первая, — громко провозгласил Питс. — Как я обрел Бога.

Хауэлл выключил магнитофон и закрыл лицо руками.

— О черт! — прошептал он.

Впервые в жизни Хауэлл не мог убедить себя, что он делает нечто стоящее, впервые работал только ради денег. Это ему не нравилось. Он не понимал, как он выполнит заказ Питса. И его охватила прежняя тоска, которая нападала на Хауэлла, когда он ощущал свою ненужность, опустошенность. Она всегда окутывала его тяжелым, каким-то вонючим покрывалом, стоило Хауэллу неожиданно столкнуться с тем, что он и его работа могут оказаться никому не нужны. Тоска сгибала его плечи и заставляла пальцы впиваться в ручки кресла, она вынуждала Хауэлла подолгу сидеть неподвижно, вызывала отвращение к еде и пожирала всю энергию.

Несколько минут он сидел, не шевелясь, а затем вдруг ощутил тепло. Подняв глаза, Хауэлл увидел, что на письменном столе пляшут солнечные зайчики. Дождь прекратился, и меж рваных облаков проглянуло голубое небо. Тоска чуть отступила. Хауэлл отошел от стола и подошел к пианоле. Он повернул ручку; инструмент молчал. Хауэлл взял несколько аккордов блюза, болезненно морщась, потому что инструмент страшно фальшивил. Внезапно раздался громкий стук в дверь, от неожиданности Хауэлл даже подпрыгнул.

Он вскочил на ноги. После того, как паренек привез ему дрова, больше никто не появлялся, даже почту не приносили. Хауэлл был рад увидеть кого угодно. Он подошел к двери и открыл ее. На крыльце стоял человек с собакой. Оба промокли. Мужчина снял шляпу, обнажив совершенно белые волосы, кожа его была ярко-розовой. Хауэлл понял, что за темными очками скрываются розовые глаза: перед ним стоял альбинос.

— Доброе утро! — поздоровался гость.

В его облике было что-то удивительно знакомое, однако Хауэлл не знал ни одного альбиноса. В собаке тоже была какая-то странность. Она спокойно сидела рядом с хозяином и тяжело дышала, закрыв глаза.

— Я по поводу пианино, — сказал альбинос. Он глядел в сторону озера. Казалось, ему не хотелось смотреть на Хауэлла.

— Пианино?

— Разве его не надо настроить? — спросил гость, по-прежнему глядя в сторону.

Хауэлл заметил у его ног кожаный саквояж.

— Вы настройщик?

— Так точно.

Мужчина выжидательно замер.

Хауэлл внимательно его разглядывал. Вообще-то он хотел спросить у кого-нибудь в городе, где найти настройщика, но пока не спросил. Или все-таки спросил? Неужели он во второй половине дня так напивался, что ничего не помнит?

— О, входите, — пробормотал Хауэлл, придя в себя.

Альбинос взял саквояж и вошел в дом, слегка споткнувшись о порог. Собака встала и пошла за ним, приотстав на несколько футов. Она уткнулась головой в диван, отступила, повернула направо, натолкнулась на маленький столик, подошла к камину, обнюхала его и улеглась перед огнем. Потом перевернулась на спину, задрав вверх все четыре лапы, протяжно зевнула и, похоже, моментально заснула. Хауэлл смотрел на собаку во все глаза. Она оказалась слепой.

— Она ничего тут не испортила? — поинтересовался альбинос.

— Нет, — ответил Хауэлл, поправляя столик.

— Рили быстро запомнит, где что стоит. А где пианино?

— Вот, — указал Хауэлл.

Мужчина не двинулся с места.

Хауэлл внезапно сообразил, что он тоже слепой.

— О, извините! Оно прямо перед вами.

Хауэлл взял слепого под руку, провел по комнате и положил его ладонь на пианино.

Альбинос снял плащ, положил шляпу на верх пианино, сел и громко сыграл обеими руками гамму.

— Ого! Насколько мне кажется, я явился вовремя, не так ли?

Хауэлл рассмеялся.

— Верно. Проигрывающий механизм тоже не работает. Можно его как-нибудь исправить?

Настройщик открыл дверцу, за которой находился механизм, и покопался внутри.

— Посмотрите за инструментом, — попросил он.

Хауэлл заглянул за пианолу и увидел электрический провод. Он просунул руку в щель и подключил его. И в тот же миг призрак Джорджа Гершвина начал, дико фальшивя, наяривать «Оркестр, играй!» Альбинос выключил пианолу.

— Торопились починить, да? Спешка обойдется в двести долларов.

И он рассмеялся.

— Я все оставляю на ваше усмотрение, — сказал Хауэлл.

— Хорошо.

Хауэлл вышел на причал. Впервые за эти дни распогодилось. Деревья отяжелели от затяжного дождя. Когда проглядывало солнце, озеро вспыхивало яркой лазурью. Солнечные лучи согревали лицо Хауэлла. Постепенно, по мере того, как настройщик подтягивал струны, дребезжащие звуки, доносившиеся из окна, сменялись стройными, приятными. Прозвучал случайно взятый аккорд. Хауэлл почувствовал, что с улучшением погоды его настроение тоже улучшается. Казалось, его самого настраивали, точно пианино. Он уже много недель, а может, и месяцев, не чувствовал себя настолько хорошо.

Настраивая пианино, альбинос наигрывал небольшие отрывки — буквально несколько аккордов — мелодии, которую Хауэлл никак не мог уловить. Впрочем, его это и не занимало: он был слишком утомлен. Обрывки мелодии чередовались с другими наигрышами, аккордами и октавами. Через сорок пять минут Хауэлл, задремавший на солнышке, проснулся от стука укладываемых инструментов и щелчка саквояжного замка. Затем альбинос неожиданно взял несколько аккордов и запел высоким, чистым голосом:

Когда песня кончилась, Хауэлл заметил, что по лицу его текут слезы: настолько он был растроган ее красотой и печалью.

— Пианино настроено, — сообщил альбинос.

Хауэлл поднялся со стула и пошел в гостиную. Собака по кличке Рили по-прежнему лежала на спине и тихо посапывала.

— Вы очень хорошо поете и играете, — сказал Хауэлл.

— О, Господь каждому дает свой талант. Мне достался музыкальный. Я играю на гитаре, аккордеоне, мандалине и немного на скрипке. Вам стоит сходить как-нибудь в субботу на танцы в общественный центр. Хотите опробовать инструмент?

Хауэлл сел за пианино и сыграл несколько тактов из «Роскошной жизни».

— Вы любите Дюка Эллингтона? — спросил он.

— О, конечно, — ответил альбинос. — Хотя это мелодия Билли Стрейхорна. Эллингтона и Стрейхорна порой бывает трудно различить. Иногда их мелодии очень перекликаются.

— Вы правы. Скажите, я вас вызывал, да? Видите ли, в последнее время меня подводит память…

Альбинос рассмеялся.

— О нет, не вызывали. Меня послала мама. Она сказала, что пианино вам необходимо.

Теперь Хауэлл понял, почему внешность альбиноса показалась ему знакомой.

— Это ваш брат привез дрова?

Альбинос кивнул.

— Это Брайан. Он немножко… — и покрутил пальцем у виска. — Но он добрый парень. Ему было приятно отвезти вам дрова.

— Он не взял плату. Я хотел…

— О нет, мама не позволит.

— Но тогда я хочу заплатить хотя бы за настройку. Вы же этим зарабатываете на жизнь, да?

— Да, этим и еще игрой на танцах. Ладно… Обычно я беру двадцать долларов.

Хауэлл вложил деньги в руку слепого.

— Извините, я не совсем понимаю, кто такая «мама».

— Моя мать, — альбинос протянул Хауэллу руку. — Я Дермот Келли.

Хауэлл обменялся с ним рукопожатием.

— Рад с вами познакомиться. Дермот. А я Джон Хауэлл. Но как ваша мама узнала про дрова и про пианино? Бо Скалли рассказал обо мне, да?

Дермот Келли взял саквояж и направился к двери. Похоже, провожатый был ему не нужен.

— Мама и Бо Скалли не особенно общаются, — сказал он. — Просто мама знает то, чего не знают другие. В последнее время она, правда, болеет, но иногда еще бывает «ого-го».

Хауэлл прошел с Дермотом к двери.

— Боюсь, я не очень вас понял, но я признателен ей за то, что она послала Брайана и вас. Поблагодарите ее от меня.

— А вы сами скажите ей спасибо, — ответил Дермот. — Она ведь все равно хочет с вами встретиться. Мама говорит, что она давно ждала вас.

По коже Хауэлла побежали мурашки.

— М-м… конечно, я забегу повидать ее, если она будет хорошо себя чувствовать… Вы же говорили, она болеет?

— Да, но когда вы придете, ей станет лучше. Мы живем на холме, вверх от перекрестка, — он показал направление. — Вы там увидите почтовый ящик. Заходите в любое время.

— Спасибо, зайду. Еще раз благодарю за настройку.

— Не стоит благодарности. Рили!

Собака, не переставая сонно посапывать, немедленно поднялась с пола и подбежала к Дермоту, аккуратно огибая мебель. Они вдвоем спустились с крыльца, прошли по короткой тропинке и направились в горку, к шоссе. Дермот шел медленно, но уверенно.

Хауэлл наблюдал за ними. Прежде чем скрыться за деревьями, Дермот Келли помахал ему рукой, словно знал, что Хауэлл смотрит ему вслед. Когда они скрылись из виду, он вернулся в дом, не переставая удивляться странной парочке.

— Надо же! Слепой ведет слепого! — сказал он сам себе вслух.