Вперед в прошлое 4

Глава 7 Заработало!

Бабушку я не знал, но помнил, такая вот странная штука.

Парадокс восприятия.

Потому было волнительно к ней идти, даже более волнительно, чем в первый раз, ведь тогда с ней встречался Павел Романович и общался на равных.

С друзьями и мамой получилось сохранить лицо, может, и бабушка не заметит подмены. В конце концов, умные слова я теперь знаю, могу их вворачивать время от времени, точнее, они сами на язык ложатся… или кладутся? Странные вопросы меня стали интересовать.

Как обычно, ответственный момент хотелось оттянуть, я поставил у ног тяжелый рюкзак с двумя паками кофе и принялся объедать куст дикой смородины. Хотелось не особо, и от жары было не спрятаться, но я все ел, ел и ел.

— Пашка! — зычный бас заставил меня вздрогнуть, и тут дошло, что в соседнем доме живет Леха Каналья, и он меня увидел.

Как я к нему обращался? Точно на вы…

— Доброе утро, дядь Леша! — Я попытался выдавить из себя улыбку.

Нужно с ним расплатиться, но сколько я должен? Павел Романович рассчитывал на три-пять тысяч и думал, что это будет проверка, пропьет их Каналья, или внушение подействует.

Еще парадокс восприятия: меня-взрослого интересовало, в каком звании он служил, меня нынешнего — почему именно Каналья, но спрашивать это было стремно. Я потянулся к очередной ягоде и увидел в огороде Канальи выглядывающую из бурьяна ржавую раму мокика, прислоненную к покосившемуся забору.

«Карпаты!» Мечта моя!

Моя прелесть!

Двор афганца был закрыт смородиновым кустом, потому Каналью я увидел уже вблизи и узнал с трудом. В него тоже кто-то вселился? Или, наоборот, из него изгнали домовенка Кузю?

Старая, но чистая рубашка с короткими рукавами, залатанные, но чистые коричневые штаны. Никаких колтунов на голове: волосы вымыты и аккуратно зачесаны, глаза ясные зеленые, а не как у вареного рака. Нормальный такой мужик, здоровенный. Только правая нога в шлепке, а левая опирается на деревянный самодельный протез.

— Отлично выглядите, — проговорил я совершенно искренне. — Вас и не узнать… настоящий полковник.

Каналья — теперь язык не поворачивался его так называть — махнул рукой.

— Не рви мне душу. Я и до майора не дослужил, какой уж полковник!

— Как там машина? — спросил я, помня, что важно переменить неудачную тему, пока собеседник не расстроился.

Решение было правильным, Каналья воспрянул, глаза у него заблестели.

— Пять дней валялся под ней, все перебрал, вымыл, вычистил, ну просто ласточка! — Он поднес к губам собранные щепотью пальцы. — Увидишь, закачаешься!

— А вы научите меня… ездить?

— За руль-то? — Он прищурился, глядя снизу вверх, его габариты будто бы подчеркивали мою ничтожность. — Отчего ж не научить! Взрослый уже парень. На работу меня все равно никто не возьмет, только пенсия остается. А так — обучу подрастающее поколение, ты парень толковый, сечешь.

Толковым был сорокалетний мужик, а насколько толков я, еще предстоит разобраться. Инструктор по вождению мне точно понадобится.

— Идем, покажу ласточку-то!

Он захромал впереди. Странно было на него смотреть. Ведь Каналью я тоже помнил, но не знал, и, по сути, только сейчас с ним познакомился, и теперь в мозгах дрались два образа, а между ними скрючилось понимание, что это я его сделал нормальным!

Может, этот поступок и отодвинул время на таймере? Кто теперь разберет.

Бабушку мы заметили издали, она стояла под деревом с сачком, а Каюка среди веток видно не было.

— Привет, ба! — крикнул я и ускорил шаг.

Закачались ветки, показался Юрка, свесившийся, как обезьяна, помахал мне. В прошлой жизни я его ненавидел, а сейчас в душе ненависть схлестнулась в чем-то теплым, приятным. Как…

Как любовь к приемному ребенку.

Бабушка подождала, пока мы подойдем, кивнула на Каналью:

— Смотри, какой красавец стал! Еще бы пить бросил окончательно, цены бы ему не было.

— Да какой цены, — грустно пробормотал он, поднимая штанину и демонстрируя протез. — Ломаный грош мне цена!

— Это все мелочи, — припечатала бабушка. — Руки золотые, и соображалку не пропил, вот что главное! На вот тебе ключ от гаража, хвастайся. — Она достала из кармана халата ключи от машины, отдала ему и обратилась ко мне: — За тот халат спасибо, красивый! Буду на выход надевать.

Говорит, как гвозди забивает. Попробуй с такой поспорить.

— Абрикосы закончились, — пожаловалась она, кивнула на ящик. — Только перезрелые остались. Не знаю, доедут или нет по такой жаре. И мало совсем. Юра орехов немного наколол. Еще бы что отправить. Инжир как пошел?

— Хорошо, — хрипнул я.

Надо на рынок, получается. Но успею ли? Уже девять… Торговаться, уламывать незнакомых взрослых, а они наглые, зубастые. Захотелось закрыть лицо руками.

В гараже зарычала «Победа». Думал, придется туда идти, но Каналья выгнал машину на улицу. И опять когнитивный диссонанс: мое восприятие — ну древность же эта «Победа»! — и понимание взрослого — офигенный раритет!

Взрослому захотелось бы осмотреть машину, проверить качество работы, я настоящий мало в этом понимал и решил забить. Или все-таки понимал?

— Дядь Леша, а расскажите мне про двигатель, и что вы в нем поменяли, — крикнул я ему, когда он заглушил мотор.

Самому интересно, получится ли усвоить знания, говоря по-взрослому, проверить теорию на практике.

Каналья подозвал меня жестом:

— А ходь сюда!

И опять понимание взрослого подкинуло хорошую идею. Казалось, будто кто-то в голове нашептывает порядок действий и делает этот шепот моими мыслями. Вот только урок придется отложить.

— Ба, у тебя ж права остались? — спросил я.

— За руль не сяду, — отрезала она.

— Так есть они или нет? За руль ва… тебе необязательно.

— Остались. — Она уставилась на меня так, словно готовилась сделать выговор.

— А у вас, дядь Леша, остались?

— Конечно! — Он вроде как даже обиделся на мой вопрос. — Как же я без них? Это ж как хвост у рыбы. А что за рыба без хвоста?

— Ба, за рулем поедет он, а ты просто рядом посидишь, как хозяйка машины. Так ведь можно да? — Я обернулся к Каналье, хотя опыт говорил, что да, можно.

— Да вроде, — ответил он.

— Ну вот. Поедем сейчас на рынок и все привезем, и не надо в автобусе толкаться, время терять. Сегодня ж воскресенье, он полный, потому что все на море ломятся. А заодно… Вот. Кофе.

И Каналья подстрахует, чтобы не ограбили, он-то боевые навыки не утратил.

— У него ж нога, — засомневалась бабушка.

— Ну и что! — горячо заверил он: — Мне культяпка не мешает на педали жать. Смотрите!

Он буквально побежал к машине, даже не хромая, завел ее, сдал задом к воротам гаража, развернулся, проехал к своему дому, опять развернулся и стал исполнять разворот в три приема, один раз только заглох, но оно и понятно: у него протез, а надо к сцеплению приноровиться.

— Видите? — сказал он, остановив машину. — Собирайтесь, Эльза Марковна! Испытаем ласточку! — Каналья погладил руль.

— Прямо сейчас? — спросила она.

— Ну а зачем тянуть? — улыбнулся Каналья.

Оказавшись в своей стихии, он будто бы даже помолодел. Бабушка подумала и кивнула.

— Переоденусь только.

— А я? — крикнул Каюк с дерева, спрыгнул на асфальт.

— Ну а чего бы и нет? — ответил Каналья.

— Товар некуда ставить будет, — разочаровал его я. — Мне-то сто пудов надо ехать.

Юрка пожал плечами.

— Ну ладно, нет так нет.

Мне очень хотелось не ехать, но деваться было некуда: с валютчиком ведь не бабушка договаривалась. И где брать инжир, она не знала, а ко мне армянка на «москвиче» уже привыкла и уступала. И еще осталось одно незавершенное дело: расплатиться с Канальей за работу. Бабушка-то деньги ему давать не хотела, боялась, что сорвется, опять забухает, хотя дело ей до того Канальи?

Через силу я сделал шаг к машине, еще шаг. Не хочется, а надо! Можно, конечно, зажабить те три тысячи, но ведь Каналья работал! И ему хочется что-то себе купить. Сигареты, например.

Я сел рядом с ним, захлопнул дверцу, полез в кармашек рюкзака, выгреб оттуда мятые купюры, три тысячи, и еще пятьсот рублей выпали. Я поднял их, и поглядывая на дом, где исчезла бабушка, протянул дяде Леше.

— Вот, спасибо вам.

Он неверяще уставился на деньги.

— Откуда они у тебя?

— Заработал. Я вам обещал. Берите. Так будет честно.

И он забрал, сунул в карман брюк, наградил меня долгим взглядом, полным уважения.

— Какой ты правильный парень! Спасибо. — Он потарабанил пальцами по рулю и мечтательно произнес: — Я вот подумал ремонтом заняться. Это раньше нельзя было, а теперь — бизнес!

— Правильно! — поддержал его я.

Вышла бабушка в бело-цветастом приталенном халате, который мы ей купили, рассчитывая, что она будет носить его дома, но он оказался ей к лицу и вполне годился для выхода в люди. Все-таки хороший у Наташки вкус.

Каналья завел машину, и мы поехали.

Я всегда завидовал одноклассникам, у которых в семье была машина, и они катались на переднем сиденье: окно открыто, ветер треплет волосы…

Но Каналья остановился возле своего дома с покосившимся забором и огородом, заросшим бурьяном.

— Права надо взять, — отчитался он и рванул в дом, вернулся, сел за руль, развернув удостоверение в обложке из пожелтевшего клетчатого листа.

На фотографии был скуластый вихрастый парень с восторженно распахнутыми глазами.

— Бабушка, ты свои взяла?

— Конечно, — кивнула она и погладила старинную сумочку из материала под крокодилову кожу.

Ну а дальше, как я всегда мечтал: окошко открыто, теплый ветер, и кажется, все прохожие смотрят именно на меня. Я-взрослый и не на таких тачках рассекал, но сейчас и он был бы доволен. Да и я только помнил, но не ощущал, а это все равно что фильм смотреть.

Машина шла плавно, Каналья мягко входил в повороты на серпантине. Улыбаясь, обогнал «запорожец». Водитель тарантайки оскорбился и погнался за нами, догнал, чуть ли не носом в выхлопную трубу ткнулся.

Каналья опустил стекло, высунул руку. Думал, покажет средний палец, как захваченный азартом мальчишка, но нет, просто крикнул:

— Понюхай у нас под хвостом, ага!

Каналья игрался с «Запорожцем», как кот с мышью: подпустить, тот только на обгон собирается идти, а он как втопит!

— Алексей! — проговорила бабушка тоном строгой училки.

— Ну Эльза Марковна! Мы не рискуем, а дураков надо наказывать, правда ведь?

— Прекрати! — распорядилась она.

А мне стало жаль Каналью, он так радовался, оказавшись в своей стихии! Как рыба, которая валялась на песке, а потом ее бросили в воду.

Опыт взрослого подсказал, что с ним можно было бы замутить бизнес пятьдесят на пятьдесят. К тому же свой авторемонтник всегда нужен… Если не забухает. Мне хотелось верить, что внушение сработает, и он исправится. Мать Алисы исправилась же.

Или такое внушение, как кодировка алкоголиков: проходит время, и она иссякает?

На радость Канальи, «запорожец» нас больше не преследовал, свернул на дорогу, ведущую в село, а мы въехали в город. Как и афганец, я высунул руку, направляя потоки воздуха в салон. А ведь если бы не я, машина так и ржавела в гараже, а мучимый похмельем Каналья побирался бы по соседям. От этой мысли сделалось уютно и радостно.

— Дядь Леша, — проговорил я, когда мы подъехали к рынку, — припаркуйтесь там, где оптовики.

— Понял! — кивнул он и поехал дальше.

Я вспомнил, что в будущем машин появится столько, что не будет хватать парковочных мест, не то что сейчас: хочешь — под этот платан, хочешь — под тот, в тенек. Трудно поверить, что будут по две машины в семье!

— Приехали! — объявил Каналья и поцеловал машину в руль.

Бабушка вышла первой, огляделась.

— У тебя же здесь все схвачено?

Схвачено, ага. Я никогда этого не делал! Надо с собой договориться, чтобы не начать тупить. Я же хочу стать сильным, и чтобы уважали? С неба это не упадет, это нужно зарабатывать. Потому я вышел, долбанувшись головой, зашипел.

Сперва кофе или инжир?

Наверное, инжир. А вон и моя армянка.

Так. Возьми себя в руки, тряпка, — и вперед! И я пошел, прокручивая в голове диалог. Женщина увидела меня, помахала рукой.

Коробки с инжиром стояли на капоте «москвича».

— По пятьсот рублей? — спросил я с нажимом, стараясь сделать голос жестким, но казалось, получилось фальшиво.

— Все возьмешь, тогда да, — улыбнулась она.

Я заглянул в коробку. Плоды были переспевшими, мягкими. Такие точно не доедут, и половину, если не больше, придется выбросить.

— Вообще не возьму, — сказал я. — Мне твердые нужны.

— Но эти самые вкусные! Попробуй!

— Да я понимаю. Но нет, спасибо. — Я зашагал прочь, бросив, обернувшись: — Удачи.

— Ладно, черт с тобой! — крикнула она. — Выбирай!

И вытащила из салона машины еще ящик. Вот так просто? Я ж сдался, а получается, проявил хитрость?

Выбрать было из чего. Получилось отобрать семь килограммов, я сунул руку в карман рюкзака и понял, что денег нет, я все отдал Каналье. Наверное, выражение у меня стало таким, что аж армянка забеспокоилась:

— Что такое?

— Деньги… Сейчас.

Я метнулся к бабушке, стоящей возле машины.

— Ты деньги брала?

Она покачала головой.

— Все перевела в… — Она покосился на Каналью, — сделала, как ты говорил. Ты ж сам справлялся. Что — забыл?

— Да потратили мы все на… — Глянув на Каналью, который полез в карман за деньгами, я покачал головой, мол, не надо. — На одежду.

И тут я кое-что сообразил. У меня ж есть кофе! Сейчас продам, часть денег возьму рублями и расплачусь с армянкой.

— Дядь Леша, поехали к центральному входу, — сказал я. — Я покажу, где остановиться.

— Что ты задумал? — насторожилась бабушка, и я просто похлопал по рюкзаку, стоящему рядом с ней, она кивнула.

Вроде поняла. Каналья завел машину. Вообще из него получился бы неплохой телохранитель, подстраховал бы при передаче денег. Но я отмел этот вариант: он алкоголик, и, если узнает, что у нас много денег, может попытаться их заполучить. Надо расспросить бабушку, как у него с вороватостью.

Мы обогнули рынок и заехали с другой его стороны.

— Теперь сбавьте скорость, — попросил я, и машина медленно покатила вдоль плотного ряда «жулек», «москвичей» и «запорожцев».

Я вытянул шею, выискивая валютчика. Ага, вон он, сегодня весь в белом, и шляпа белая — ну точно капиталист из книжки Джанни Родари. «Золото. Валюта. Ордена. Медали» — было аккуратно написано на картонке через трафарет.

— Вот тут притормозите, — сказал я, — только мотор не выключайте.

— С тобой сходить? — спросила бабушка.

Да, сходить! Подстраховать, вдруг чего случится!

— Нет, спасибо, — отрезал я и открыл дверцу.

Хватит за юбками прятаться. Хотя у меня и прятаться-то не за кого было, потому проще становится самостоятельным. Забрав рюкзак, я направился к валютчику, он отсчитывал женщине рубли и меня заметил, только когда я приблизился.

— Здрасьте. Вот. — Я поставил рюкзак у ног. — Сорок восемь пачек.

Он вскинул брови — аж шляпа чуть приподнялась. Рядом с ним стоял лысый мужичок с пухлой барсеткой — ну точно учитель труда. Я так понял, при себе валютчик деньги не держал, они хранились у лысого.

— Мне нужны баксы и десять… Нет, пятнадцать тысяч рублями, — добавил я.

— Привет-привет. Ого ты шустрый. Сейчас гляну, есть ли у меня столько. — Он жестом подманил лысого. — Пятьсот тридцать баксов есть?

— Да Таньке по заказу ж отдали, — пробормотал он. — Есть триста семьдесят шесть. Остальное деревянными, пойдет?

В принципе, можно часть взять рублями и набрать всякой ерунды на перепродажу во время денежной реформы. Впервые в жизни я ощутил азарт игрока, собирающегося сделать ставку. Но воспоминания о реформе были мутными и смутными. После того, как паника улеглась, где-то через неделю, вроде бы продлили хождение старых денег аж до осени. Ключевое — вроде бы. Но реально ли на них было что-то купить? Вопрос!

Что обменивалась в банке сумма, равная зарплате, в памяти есть. А в семье есть мама, бабушка… и все. Тетю Таню можно подключить. Дед приедет. То есть с гарантией можно обменять на новые тысяч сто пятьдесят старых рублей. Носков, трусов и мыла мы набрали на двадцать пять тысяч, если заломить цену, вот и есть эти сто пятьдесят. А остальное я не помню точно. Хоть к гипнотизеру иди!

— Эй, ты чего? — окликнул меня валютчик. — Давай рублями расплачусь. Пригодятся на следующую закупку.

Или взять рублями? Пожалуй, нет, никаких ставок!

— Спасибо, но нет.

— Ну давай приведу конкурента, у него обменяешь по тому же курсу. На курсе не потеряешь, гарантирую.

Я посмотрел на этого молодого щеголя и подумал, что он же разорится во время реформы! У него куча рублей в барсетке, и они попросту сгорят. Да, меняла, барыга, но он ни разу не пытался меня обмануть. Может, стоит ему рассказать про реформу?

Или он все-таки замыслил подлость?

— Я ему не доверяю, — честно признался я.

Он усмехнулся и прищурился.

— А мне, выходит, доверяешь?

— Э-э-э… В некоторой степени.

— Ха! Ладно, побудь здесь, сам обменяю.

— Половину денег отдайте, и кофе заберите, — предложил я. — Я подожду.

— Хитросделанный пацан, — усмехаясь, он отсчитал двести семьдесят долларов, отдал — у меня аж внутри все похолодело — стиснув купюры, я сунул руку в карман штанов.

Целое состояние! Год работать надо и не жрать, чтобы столько накопить! Хитросделанный… знал бы он, что меня сейчас колотит так, что руки не слушаются.

Когда валютчик, который свой кофе так и не забрал, удалился, я вместе с рюкзаком рванул к машине, плюхнулся на заднее сиденье рядом с бабушкой, вытащил доллары, чтобы Каналья не видел. Бабушка оттопырила карман халата, я сунул руку туда и еле разжал пальцы.

— С-сейчас ещ-ще, — хрипнул я и вернулся на ступени одновременно с валютчиком.

— Вот он ты, — ухмыльнулся он. — А я думал, ты смылся.

Я сказал, что думал:

— Зачем, когда мы друг другу еще пригодимся?

— Вот и я так считаю.

Валютчик глянул поверх моей головы и напрягся, поджал губы, взгляд стал ледяным.

— Борзый! — крикнул он кому-то. — Я тебе что говорил? — Интеллигентный валютчик неинтеллигентно кого-то обложил, я обернулся, но так и не понял кого, слишком много мимо шло людей. Он чуть перевел взгляд. — А ты чего вылупился? Давай, руки в ноги, и пошли, пошли!

Кажется, я понял: валютчик прогнал двух непримечательных парней в кепках. И один, и другой поглядывали на него, удаляясь. Причем уходили они отдельно друг от друга, хотя переглядывались.

И снова я озвучил предположение:

— Щипачи?

Он опять усмехнулся.

— Гопники пасутся. Ну а че они на моей территории шустрят? Потом люди побоятся ко мне идти менять, подумают, я с ворами в сговоре.

— Хорошая стратегия, правильная, — оценил я, получил баксы, выгрузил два пака кофе и пожал протянутую руку.

Или все-таки предупредить его? Он мне нравился. Но если валютчик кому-то сболтнет, от кого информация, и мной заинтересуются? Воображение нарисовало допрос в застенках, пытки электричеством…

Здравый смысл сказал, что я мог услышать в Макдаке, как это обсуждали два солидных мужика в костюмах. Ну правда, откуда мне такое знать?

Сжав деньги в кармане брюк, я все-таки проговорил, но голос получился каким-то чужим:

— Павел… Я был в Москве у деда.

— Ну круто, че, рад за тебя! Путешествовать — это здорово, — без интонации сказал он, на меня не глядя.

— В Макдональдсе я сидел рядом с двумя солидными господами. В солидных костюмах такие… И услышал их разговор. Они говорили, что скоро будут деньги менять.

Валютчик встрепенулся и сделал стойку, медленно повернул голову.

— Какие деньги? Кто — менять?

— У нас в стране. Старые советские рубли на новые российские. Многие страны СНГ уже поменяли валюту, а мы — нет, они прут рубли к нам, и беда, — я потер горло, которое враз пересохло. — Менять будут быстро и мало. Ну, разрешат поменять мало. Сколько, я не расслышал. — Я вошел в роль и включил фантазию, представил этих двоих и их диалог: — Второй такой говорит, что у людей на руках большие суммы, не смогут обменять, а тот — что-то про Чубайса.

— Когда?

— Двадцать какого-то июля — все, что удалось услышать.

Валютчик потер гладко выбритый подбородок, кивнул своим мыслям.

— Похоже на правду. Поэтому ты баксы и гребешь. Если не соврал, по гроб жизни должен буду. Соврал — прибью.

— Договорились! — попытался улыбнуться я и, похоже, получилось.

А сам вообще обалдел — ну а вдруг это и правда бред, и я ошибаюсь?

Не должен ошибаться, все логично.

Интересно, вот сейчас я правильно поступил? Сделал бы так же я-взрослый? Ответом пришла уверенность, что да, именно так он и сделал бы. В отличие от меня майского, который или побоялся бы, или забил.

Только в машине до меня дошло, что надо было еще на месте пересчитать заработанное, я склонился за водительским сиденьем, достал деньги. Все правильно.

— Поехали за инжиром, — скомандовал я, не пересаживаясь вперед.

Откинулся на спинку, вытер лоб. Сложно играть во взрослого, но прикольно. До вчерашнего дня мне казалось, что взрослеть страшно, теперь же стало ясно, как же это здорово! Если соображаешь, конечно. А то есть тупые и эти… инфантильные, вот те на что угодно согласны, лишь бы кто-то шевелился за них.

Одного они не учитывают: шевелиться-то будут, но не в их пользу.

Мои взрослые мысли! Я остановил мысль, про себя ее проговорил и полюбовался ею, как драгоценным камнем. Как же здорово!

К армянке я побежал чуть ли не вприпрыжку, а бабушка в машине осталась хвастаться Каналье, какой у нее бойкий внук.

Забрав ранее отобранный инжир и купив немного расквашенного себе, потому что очень уж он вкусный, я забрал коробки и потопал к машине, и тут меня окликнули:

— Пашка, здорово!

Я обернулся: ко мне спешили Иван и Светка, два мелких беспризорника. Упс. Ладно. Справлялся с дикими взрослый, значит, и я смогу, главное на шею их не пускать. Стало не страшно, интересно, что же я-старший в них нашел и почему взял под опеку.

— Будьте тут, я сейчас. — Велел я им и устремился к «Победе».

Поставив коробки возле машины, я рванул к ожидающим меня брату и сестре.

— Мы это, — отчитался Иван, — воровать бросили. Вот.

Мое внушение сработало?!

Светка перестала ковырять пальцем в носу и кивнула:

— Да.

— Вот вы крутые! — обрадовался я и вдруг сообразил, что теперь им неоткуда взять вещи, да и вообще… — Как же вы добываете еду?

— Да так… — ответил Ванька. — Светке хорошо подают. Тетка одна приходит, кормит. Мы с Бузей машины моем. У тебя есть че пожрать?

Я вспомнил про две жвачки, которые так и не отдал Рамилю, и «сникерс». Но это ведь не еда. Пирожки — тоже не еда. Если ими постоянно питаться, живот заболит.

— Павел! — позвала бабушка из машины. — Ты едешь?

— Пять минут! — откликнулся я, отсчитал четыре сотни и отдал Ваньке, подумал и добавил еще двести рублей, сказал: — Купите себе борща.

Дети переглянулись.

— Пообещайте! — с нажимом сказал я. — Что это будет борщ, суп, а не пирожки или какая-то фигня.

— Обещаем, — нехотя сказал Ванька.

Я указал пальцем на Свету.

— А ты проследи. — Я вложил в ее руку жвачки. — И, если он нарушит обещание, разрешаю не делиться.

— Прослежу! — с готовностью кивнула она, и я поверил: так и будет.

— Все, пока! — Я помахал детям рукой.

— Спасибо! — донеслось в спину.

Бабушка не стала пересаживаться вперед, видела, что мне нравится на этом месте. Можно было отпроситься домой, но очень уж покататься хотелось. Во мне соседствовали два желания: просто сидеть впереди, открыть окошко, и чтобы ветер в лицо. И второе — чувствовать, как рокочет железное сердце автомобиля, как оживает уходящая эпоха. Так же мне-старшему нравилось общаться со стариками, потому что я-он осознавал, как хрупка жизнь. Двадцать лет — и уже не останется очевидцев, как было на самом деле, скажем, на войне. Я же всегда лицо воротил от всяких парадов, встреч с ветеранами — обязаловка, ущемление свобод!

И сколько ни говори словами, почему надо то или это, например, уступать место старикам, слова — это просто сотрясение воздуха. Пока не пропустишь сквозь себя — фиг поймешь. Я — понял. Вмиг понял множество вещей, осталось только принять.

Когда мы приехали в Васильевку, Каналья так и остался в машине.

— Эльза Марковна, давайте я вас на вокзал отвезу или куда там надо? Забесплатно.

Захотелось голосом Матроскина закричать: «Ура! Заработало» — и пробежаться по двору, изображая самолетик, но я с опаской посмотрел на бабушку. Только бы она не запорола эту, как ее… инициативу Канальи. У нас появился личный водитель — раз! Два — ему теперь будет ради чего не пить.

Бабушка задумалась, опустив голову и потирая подбородок. Помолчала немного и махнула рукой:

— А и пусть!

Я подбежал к Каналье и дал ему «пять».

— А теперь, дядь Леша, расскажите-ка мне про двигатель. И… научите меня водить?

— Нет! — отрезала бабушка. — Эта машина — память о Николае. Не позволю ее разбить!

Хотелось напомнить, что она ее вообще продавать хотела за бесценок, но я просто сложил руки на груди, сделал жалобное лицо.

— Ну пожалуйста! Я обещаю, что буду аккуратным. Я могу, ты же видела!

Она снова смолкла, мы вдвоем с Канальей уставились на нее жалобно. Пришел Боцман, и в полку жалобных взглядов прибыло. Бабушка молча удалилась на кухню на совещание с самой собой, вернулась с трубкой, раскурила ее и сказала:

— А черт с вами! Но если — хоть царапинка, убью обоих.

Бабушка и Боцман остались на дороге контролировать процесс. К ним подошел Юрка.

И снова мы с Канальей дали друг другу «пять».

— Так что сперва? — потер ладони он, — мотор или — за руль?

— За руль! — от восторга я аж подпрыгнул.