Вперед в прошлое 4

Глава 9 Крещение звездами

Мама пела на кухне, откуда тянулся шлейф жареного мяса, что-то скворчало на сковороде. Желудок свело, рот наполнился слюной.

— Дети! — позвала мама, звеня посудой. — Ужин готов!

— А что у нас? — спросил Борис, снимая новые кеды, привезенные из Москвы.

— Отбивные куриные, — ответила она.

— У нас праздник? — удивился Борис.

Действительно ведь: если на столе нормальная еда — значит праздник. Мы питались подножным кормом: то грибы, то огурцы соленые, картошка, что выросла на даче. Если отец дичь принесет, тушка зайца делилась на несколько дней. Только когда перепелка шла, была обжираловка, всей семьей добычу обдирали.

— Бабушка целого бройлера передала, — объяснила мама. — Мясо самое вкусное — свежее, вот я и решила не морозить все к приезду деда, а немного взять сейчас.

Наташка закрылась в ванной. Зажурчала вода, ее как раз дали на вечер и до одиннадцати. Ну и пока сестра не вышла, я решил попробовать договориться с мамой, сел за стол.

— Ма…

Она обернулась.

— Мы хотим прогуляться ночью. В двенадцать. Пойдем с Ильей и Наташей искать летающих светлячков и смотреть Млечный путь.

Она удивленно вскинула брови и, пока не начались возражения, я продолжил:

— После того, как я сам ездил в Москву и заработал денег… Кстати, они у бабушки. Пятьсот долларов.

Мама чуть вилку не выронила.

— Сколько?!

— Ну, соврал, чуть больше. Пятьсот тридцать долларов.

Она открыла рот, не веря своим ушам.

— После этого всего, ты ж понимаешь, что может навредить мне ночью? Светлячок? Тем более я буду с Ильей, а он, ты знаешь, парень воспитанный и надежный. Кстати, можешь пойти с нами. Когда ты в последний раз гуляла ночью?

Борис, замерший в дверном проеме, слушал, выпучив глаза. Мама мотнула головой.

— Пожалуй, нет. Лучше посплю.

Есть! Победа! Если бы с нами жил отец, он ни за что нас не отпустил бы. Скорее даже не из вредности, а потому, что ему казалось, так должен себя вести заботливый родитель. Заботиться, запрещая. Бить, оберегая.

Чушь собачья!

Из ванной вышла Наташка, и я ей сказал:

— Так что идем гулять ночью. Легально. Я ж говорил, что мама у нас продвинутая. — И показал «класс».

Непонятно было, расстроилась она или обрадовалась.

— Ну, ладно. Борямба, ты идешь? Говорил же, что не хочешь.

— Я пошутил!

Следующим в душ пошел я, еще раз посмотрел на нового себя в зеркало. Вот почему бы раньше не похудеть? Ничего ведь сложного нет!

Почему бы… Это сейчас кажется, что ничего сложного — потому что благодаря взрослому я знаю, что и зачем. А тогда никто не объяснял, только шпыняли, а свои мозги еще не отросли, ничего не понятно.

Боря, мама и Наташка уже ели, я подвинул к себе свою тарелку с пюре и небольшой отбивной, зачерпнул салат из огурцов и помидоров, положил пару кругляшей жареных кабачков. И правда праздник! С появлением бабушки суп-блевунчик в нашем доме перевелся, появилось настоящее мясо, масло и творог.

— Мамуля, спасибо! Это божественно! — оценил я, мама улыбнулась.

Перед нашим ночным выходом я решил немного вздремнуть на кровати Наташки, которая согласилась побыть натурщицей для Бориса.

Когда сестра меня растолкала, мама уже видела седьмой сон. Я быстренько оделся, и мы на цыпочках вышли из дома.

Перед предстоящим трудовым вторником многие односельчане уже спали, и свет в квартирах и домах не горел. Издали доносились голоса, смех, обрывки мелодии — люди отмечали лето.

Море дышало влажным теплом, бриз накатывал волнами: выдох-вдох, выдох-вдох. Безлунная ночь прятала тайны и обещала приключения. Наперебой стрекотали сверчки и кузнечики, славя июльскую жару. Было черным-черно, на всей дороге до центра горел единственный фонарь, тот самый, возле которого на меня напали Руся и Зяма.

Когда подошли к нему, вокруг все так же валялись обожженные бабочки, мошки и жуки, вверху сновали летучие мыши. Борис не удержался, подобрал огромного жука-оленя. Тот расправил подкрылки и улетел. Вспомнилась статья о том, что такие существа, летая, нарушают законы аэродинамики. Но не знают об этом и продолжают летать.

Вот и я буду летать и нарушать законы равновесия. Мне нужно попасть в тот долбанный белый куб!

Отсюда просматривалось место возле платана, где мы условились собраться. Там царила непроглядная темень, зато мы под этим фонарем были как на ладони. Но раз нас не заметили, значит, там еще никого нет.

Но, подойдя ближе, я понял, что ошибся, там был Димон Чабанов, какой-то настороженный, нервный.

— Что там с Рамилем? — спросил я.

— Сотрясение мозга, трещина кости в руке, вот этой, — он провел от запястья до локтя. — Мне его старшая сестра сказала.

Наташка скрестила руки на груди и вынесла вердикт:

— Вот если бы не быковал, этого бы не случилось.

— Кто его так? — спросил я.

— Она не знает, — пожал плечами Димон и огляделся.

— Ты чего дергаешься? — поинтересовался Борис.

— Да выло что-то очень неприятно. Как волк.

На склоне появились две фигурки, вскоре стали слышны их торопливые шаги. Издали донесся душераздирающий крик, словно с кого-то живьем сдирали кожу. Топ-топ, топ-топ превратилось в топ-топ-топ-топ. Через мост перебежали Гаечка и Алиса, встали возле нас. Крик повторился, Борис передернул плечами.

— Что это было? — спросила Алиса, заполошно дыша, и встала между мной и Димоном.

— Да, неприятно, — прогудел он.

— Прикалывается кто-то, — предположила Наташка без особой уверенности. — Где Илья и мелкий?

— Дома, наверное, — пожал плечами я. — Скоро будут.

И тут донесся леденящий душу волчий вой, причем недалеко. Вспомнилась песня из будущего: «Собака выла всю ночь под окном, мы все прекрасно знаем, что случается потом». Но как ни уговаривай себя, что это собака, воображение подсовывало оборотней и вурдалаков. Потому что даже взрослый я не слышал, чтобы собака издавала такие звуки.

— У нас волков в лесах нет, — успокоил я друзей, но больше друзей. — Шакалы иногда забегают, но они не воют, а тявкают.

— И все же где Илья? — прогудел Димон.

Наташка, вскинув руки, бросилась на него — он от неожиданности шарахнулся.

— Бу-у! Думаешь, его упырь задрал? Они вдвоем, отобьются.

— Вон они! — воскликнул Борис, указывая на едва различимые во тьме силуэты.

Луны не было, дорога не освещалась фонарями, но все равно очертания фигур я различал. Наверное, хватало света звезд, вон их сколько высыпало! Я замер, запрокинув голову. Как же красиво!

Но вскоре стало ясно, что силуэты — парень и девушка, которые приняли нас за гопоту, испугались и перешли на другую сторону дороги.

И тут совсем рядом что-то начало подниматься из овражка, вырытого ручьем — захрустели ветки, зашуршали осыпающиеся камешки. Все обернулись на звук. Донеслось сдавленное квохтанье, будто кто-то подавился. Я схватил трухлявую палку, которая тотчас развалилась в руке. Димон — обломок кирпича, Гайка принялась шарить в траве в поисках камня. Алиса и Борис просто замерли.

Из зарослей раздался протяжный потусторонний вой, пробирающий до костей. Такой, что хочешь-не хочешь волосы встают дыбом. Буквально сразу же выскочило что-то лохматое и как-то по-обезьяни, не по-собачьи, ринулось на нас.

Девушка на той стороне дороги заверещала и рванула прочь. Парень — за ней. Друзья бросились врассыпную, Димон даже про кирпич забыл. Гайка заорала.

Я попытался извлечь из памяти основы самообороны при нападении собаки, и тут из кустов грянул Илюхин смех, а вурдалак упал на спину и задергал вполне человеческими ногами.

— Сука-а! — выдохнула Наташка, хватаясь за сердце.

Ян дергался в истерике, развалившись на шкуре, и так заразительно смеялся, что Димон, собравшийся его бить, замер в нерешительности и тоже стал хихикать. Из хвоща в человеческий рост вывалился Илья и скрючился на земле. Я поймал себя на том, что тоже вздрагиваю от смеха, а вот девчонкам было не смешно. Ну не понимают они таких приколов.

— Ян… ум… ум… а-ха-ха! — пытался что-то сказать Илья. — Ум… а-ха-ха. Выть! Вы-ыть!

Чабанов сел на корточки рядом с Яном, ткнул его в бок.

— Мелкий, повой еще!

Хохочущий Ян притих, отдышался, запрокинул голову — ну точно воющий на луну волчара — и исторг из себя тот жуткий вой.

— Это твоя суперсила! — оценил я.

Борька сел рядом с ними и прошептал:

— А давайте засядем в овраге и будем пугать прохожих? Во ржака будет!

Наташка покрутила у виска.

— Дебилы! А если мужик какой попадется? И — по щам вам!? Я пас.

Алиса молча развернулась и пошла к мосту через ручей. Гаечка ее догнала. Ян вскочил и рванул к ней. Принялся извиняться и уговаривать, чтобы осталась. Вроде уговорил, и всей толпой мы вдоль ручья по пустырю отправились к морю.

Иногда мы останавливались, Ян запрокидывал голову и выл на бис, а мы складывались от смеха, вспоминая, как улепетывали те двое. Девчонки тоже хохотали. А я думал о том, что Ян влился в коллектив как родной, словно с самого начала с нами был. Что самое интересное, больше всего он тянулся к Илье, а не ко мне. Приходилось душить в зародыше зарождающуюся ревность.

И вот впереди показалась гладь моря — черная, спокойная. Казалось, что бриз рождают покатые волны, с тихим всхлипом льнущие к берегу. В очередной раз я подивился себе: какие красивые образы! А ведь правда море — живое, и оно дышит.

Мы подошли к кромке прибоя, и промышляющие на берегу крабики-пауки ринулись в воду — поверхность задрожала, подернулась рябью, вспыхивающей голубоватыми искрами. Словно там, в черной воде, загорались и сразу гасли звезды.

— Есть! — воскликнул я, сбросил сетчатые туфли и поболтал в воде стопой — полетели в стороны встревоженные огоньки. — Вот! Светится! Кто-нибудь купался в таком?

Илья кивнул.

— Ага. Четыре года назад мы ездили в Витязево с палатками на косу, вот там море просто горело. — Он начал раздеваться. — Хочу повторить!

Все принялись скидывать одежду, кроме Бориса и Яна. Первым разоблачился Димон Чабанов, пробежался вдоль заваленного валунами берега, нашел расчищенную дорожку с галькой. Шлеп-шлеп-шлеп. Каждый его шаг рождал огненный сполох, он охал, болтал ногами. Темная нескладная фигура на фоне глади цвета черненого серебра.

Плюх! И дальше — на животе, цепляясь руками за камни — рассекала воду комета его тела, а за ней, быстро угасая, тянулся хвост искр.

— Я тоже так хочу! — Взвизгнув, Гайка устремилась за ним.

Следом осторожно ступала Алиса, не веря своим глазам. Замыкали мы с Ильей.

— Как можно жить на море и не видеть ночной планктон? — удивлялся он.

Теперь и я удивлялся. Хотя что удивительного: мало кто смотрит на звезды, и неважно, где они — на небе или в море. Самим неинтересно, а зачем такими глупостями делиться с детьми? Вставать среди ночи, да в безлунье, на море тащиться…

— Тебе повезло с родителями, — сказал я и добавил взрослые мысли, точнее перефразировал Стругацких: — Ленивым нелюбопытным людям нечему научить. Разве что — как симулировать и отлынивать от работы.

Илья тронул меня за плечо и испуганно прошептал:

— Он вернулся?!

Друг имел в виду Павла Романовича. Его лица не было видно в темноте, но сколько боли было в голосе!

— Нет, это я. А мысли… Мысли новые.

Донесся облегченный вздох.

Отплывшие на глубину друзья орали, визжали, охали и ахали. Вздымали фонтаны брызг. Да и как тут сдержаться, когда кажется, что на тебя опрокинулось небо, и от каждого движения рождается рукав галактики? И кажется, что от восторга из груди выскочит сердце.

Получается, сегодня я всем им, кроме Ильи, подарил это ощущение. Да и себе. Хотя то ощущение, что я испытывал впервые, уже будучи взрослым, было равно нынешнему по силе. Разве можно к такому привыкнуть?

Я сделал рывок в воде, и тело засветилось. Дернул рукой, порождая ворох искр.

— Я Зевс! — орал неподалеку Димон. — Зе-евс!

— Уи-и-и! — на три голоса визжали девчонки.

И даже брызги — фосфоресцировали. Безумно хотелось, чтобы это ощутила мама. Но, наверное, она видела люминесцентное море — продвинутая бабушка не могла лишить ее такой радости.

Плескались мы, пока не замерзли. Высыпали на берег, завернулись в полотенце и дружно стучали зубами. Немного согревшись, я повел купать Бориса и Яна, что не умел плавать. Но, даже приседая в воде возле берега, они насладились моментом и остались довольными.

Лежа на камнях, я смотрел на звезды, на Млечный путь и впервые, пожалуй, за всю жизнь меня переполняло счастье, чистое и яркое.

— А давайте в следующий раз позовем родителей? — предложил я.

— Пф-ф, нафига? — прогудел Димон. — Туда не лезь, сюда не плыви!

— Ага, — поддакнула Гаечка.

Ничего им доказывать я не стал — не поймут. И сам бы совсем недавно не понял. Они не помнят себя взрослыми, не знают, как это — тащить воз, не разгибая спины и не поднимая головы. Потому что, если поднять голову и взглянуть на звезды, то уже не захочется возвращаться в ту жизнь. И очень важно, чтобы кто-то вовремя схватил за руку и сказал: «Стой и смотри! Если хорошо смотреть, там можно увидеть мечту».

И еще одна загвоздка: в мегаполисах не видно звезд — лишь темное полотно, подсвеченное мертвыми огнями.

Маму я все равно сюда приведу. Она начала оживать, так пусть станет живой полностью. Получится такое крещение звездами. Мне понадобились две смерти, чтобы это понять и оценить.

Домой мы пришли в начале третьего. Засыпая, я подумал, что в полночь наступило двадцатое июля, и не сегодня, так завтра начнут потрошить население, изымая наличность.

Но утром ничего не изменилось. Товар в Москву собирать было не нужно, мне очень хотелось снова за руль, но вместо этого мы всей толпой, как и условились, отправились проведывать Рамиля.

В палату, естественно, нас не пустили, но ему позволили выйти в коридор. Как же он обрадовался! Аж распухшая от побоев губа треснула и заплывший глаз раскрылся. Полез брататься, получил свой «сникерс», снова обрадовался.

— Кто это сделал? — спросил я.

— Гопота, — отмахнулся он. — Купаться пошел в центре, на набережной. Их двое было, лет по пятнадцать. И как обычно: «Ты с какого района, черножопый». Слово за слово… А я босой, в трусах. Поскользнулся, а они — ногами… Был бы одетым, я бы им! — Он задышал часто, гневно раздувая ноздри. — Но ничего! Их найдут!

— Вдвоем на одного — скотство, — прогудел Чабанов и рассказал, как мы вчера прикалывались, какой Ян оказался классный и закончил:

— Короче, приходи, ты нам нужен.

— Да как я теперь? — Рамиль поднял руку в лонгете и скривился.

— Так просто болтать, — сказал я. — Отжиматься ты точно не будешь.

Меликов вздохнул:

— Так тот пацан, он же с вами? Он не простит.

— Если извинишься, простит, — проговорил я, не вполне уверенный в своих словах.

— Простит-простит, — подтвердил Илья. — Ян больше не живодер, он с моим котом подружился, не обижает его.

Рамиль аж лицом посветлел, начал наши руки жать, даже девчонкам.

— Спасибо, братаны!.. — Он глянул на Наташку, добавил виновато: — И сестры. Ну дурак, психанул…

— Вот ему это и скажешь, — посоветовал я. — Вообще, чтобы признать свою ошибку, нужно быть сильным. И умным.

— Да? — удивился он.

— А ты думал! Поцапаться любой дурак может. А подойти и сказать: «Прости, брат, я не прав» — это смелость нужна, да?

— Угу, — кивнула Гаечка. — Я, вот, не умею, боюсь.

— И я, — призналась Алиса.

— Так что будь мужиком! — хлопнул его по спине Димон Чабанов.

Минаева с нами не было, и он не знал, когда мы условились пойти к Рамилю. Значит, на базе будет ему сюрприз.

А дальше началась пора затишья и праздности, которую я так ждал. Тренировки, походы на дикий пляж, море, крабы. Появилось новое ощущение, словно воздух вокруг меня уплотнился, стал осязаемым. Он будто бы колыхался, беспокойно вибрировал. Если заниматься чем-то, отвлекаться, то вроде и не заметно. Но если замереть и прислушаться…

Засыпая, я удерживал это ощущение — вдруг раньше я не мог ощутить, что вот она, меняющаяся реальность? Вот закрою глаза, и попаду к таймеру…

Но не вышло. Сегодня я вообще не запомнил снов. Встал и первым делом — к телевизору слушать новости, вдруг началась реформа. Мне было важно получить подтверждение своим знаниям. Но ничего особенного не сказали. Значит, переполох начнется не сегодня.

Или вообще никогда?

Время покажет.