В начале февраля Сигаеву исполнялось тридцать. Надумал он его отметить в кругу друзей, но так как друзей у него было раз, два и обчелся, то и собралось всего пять человек: сам Сигаев с женой Люсей, их кумовья Грицаи, да я, против кандидатуры которого Люся не возражала: по ее мнению я был человек бесконфликтный, с чувством юмора, в компании с таким нескучно (что еще по молодости надо: веселые посиделки, комфорт, взаимоуважение.) Даже подвыпив, я никогда не позволял себе повысить голос, обидеть кого-нибудь, либо просто тупить, доказывая другим, что ты не олух небесный.
Узнав, что на дне рождения Сигаева будут малознакомые люди, я поначалу стал было отказываться, но Михаил настаивал, ссылаясь на то, что я его единственный близкий друг, а с Грицаем он и поговорить толком ни о чем не может, для него тот всегда был только придатком своей жены Нины. К тому же в этот день они с Люсей хотели сообщить нам, своим друзьям, нечто важное.
— Заинтриговал, — сказал я в трубку. — Во сколько говоришь? Часа в три? Ладно, буду.
— Подарков можешь никаких не дарить. Я знаю, ты не работаешь. Мне важнее повидаться.
— Ладно, ладно, что-нибудь придумаю — как же тебя оставить без подарка? — усмехнулся я.
Деньги у меня были — я хорошо наторговал накануне: распродал последнее крупное, что привез из Иванова. И что подарить Михаилу тоже знал: после недавней покупки «шестерки» тот мечтал о наборе торцевых головок с трещоткой, я видел такие в Стаханове и мог себе позволить раскошелиться. А Мишка, считающий каждую копейку, будет такому подарку только рад.
С Ниной, подругой Люси, я виделся несколько раз у Сигаевых на даче, с ее мужем Генкой, думаю, смог бы найти общий язык: Генка любит порыбачить, а у меня бывший тесть был заядлый рыбак, — с Грицаем мы могли бы пересечься на этой стезе.
Подарку Сигаев обрадовался несказанно. И еще неизвестно, что более светилось в лучах морозного солнца: глянцевая сталь нового набора или довольная физиономия Сигаева.
Мы с Грицаем обменялись рукопожатиями, а за праздничным столом продолжили знакомство. Грицай оказался простым деревенским парнем с Хмельниччины, в Первомайске у него жила дальняя родня по материнской линии — седьмая вода на киселе, сюда он приехал учиться в горное училище, здесь познакомился с Ниной, женился, устроился по протекции тестя — горного мастера — на шахту, где и продолжал работать до сих пор.
Грицай оказался из породы тех, про кого говорят «свой в доску», но и «себе на уме» — такая же подходящая характеристика. Круглолицый, большегубый, коренастый, он очень походил на артиста Леонова, особенно, когда выпьет и расплывется в слащавой улыбке от уха до уха. Эрудицией явно не блистал, но она от него вовсе не требовалась.
Пока женщины расставляли закуски на столе, мы, мужики, общались на лестничной площадке, где Сигаев дымил с Грицаем (меня что-то не потянуло), расспрашивая, чем я теперь занимаюсь. Я рассказал в двух словах о своей ивановской эпопее и о бесплодных попытках найти что-нибудь постоянное.
— А вот Генка сдуру собрался ехать в Питер на заработки, — в шутку — не в шутку брякнул Сигаев. — Так сказать, наобум. На шахте делов нет, многих выгоняют в отпуска за свой счет, но что дома высидишь? Хочешь, он и тебя с собою прихватит?
Я посмотрел на Генку.
— У тебя там что, знакомые?
— Да не, никого.
— Тогда как ты едешь, к кому? — спросил я удивленно — сам не понаслышке знал: чтобы где-то удачно устроиться, надо непременно иметь знакомства — без поручительства на тебя смотрели исключительно как на бродягу с улицы.
— Да ни к кому, — с беззаботной усмешкой ответил Генка. — Поеду «на ура», но нисколько не сомневаюсь, что обязательно что-нибудь найду. А раз ты совсем без работы, поехали вместе, вдвоем веселее.
Я поначалу было заколебался: стоило ли верить этому балаболу и верхогляду по натуре (а я немного научился разбираться в людях), но с другой стороны — что мне было думать? Я ничего не терял, ничего меня не держало, к тому же сидеть дома — резона нет, ничего не высидишь, а так, может, что и выгорит. А вдруг на самом деле повезет? Заразительна Генкина уверенность. Он так и сыплет байками о своих знакомых, которые вот так же, не задумываясь, рванули в Питер и вернулись оттуда с приличными деньгами, при том, что работали месяца четыре от силы.
— И когда ты хочешь отправиться?
— Через недельку, не раньше. Надо еще билет заказать.
— Тогда давай завтра поедем, закажем.
— Ну, завтра не знаю, дня через три…
— Договорились.
Генке было все равно. Он даже повеселел, так как действительно вдвоем ехать в незнакомое место — не одному. Сладились через три дня встретиться возле универмага, вместе смотаться на железнодорожный вокзал и заказать билеты.
На этом подъеме прошел и весь оставшийся вечер. Мне было как никогда легко, я вовсю острил, сыпал анекдотами, смеша всех, стал даже подтрунивать над Генкой, как беззлобно подтрунивают над близкими друзьями. И все же мы, гости, ждали главного: когда супруги Сигаевы выдадут обещанный секрет — взбудоражили только.
— Мишка, сукин сын! Люся! — прорвало в конце концов у меня. — Долго вы будете нас мытарить? Раскрывайте свой секрет, раз обещали.
— Ну, хорошо, — поднялся Сигаев. — Наполнили бокалы и рюмки, наступает важный момент. Та-да-да-да! — словно фанфарами возвестил Сигаев начало своей торжественной речи. — Мы вас позвали на мой день рождения не столько отметить его, сколько возвестить о том, что мы с Люсей… Внимание: ждем ребенка!
— Ничего себе! — пробормотал Генка.
— Мишка, тихушник, ну, ты даешь, поздравляю, — я протянул к Сигаеву свою рюмку.
— Люська! А еще подругой называется! — деланно возмутилась Нина. — Ну-ка, ну-ка, и сколько нам?
— Третий месяц пошел.
— За это надо выпить! — выкликнул Генка.
Зазвенели стеклом.
— Счастья, здоровья!
— Ну ты, Мишка, и партизан!
— Удачи!
— Люська, подружка моя ненаглядная, вот скрытница, молчала до последнего! Как это я просмотрела?
Мы зашумели, загалдели, защебетали, поздравляя хозяев. Это же какая радость — первый долгожданный ребенок!
На этой приподнятой ноте прошел и остаток вечера. Распрощались старыми друзьями. Но домой я возвращался с одной только мыслью: не поспешил ли я с решением об отъезде? Незнакомый город, чужие люди — куда меня черт несет! Но когда еще раз в тихой домашней обстановке проанализировал ситуацию, то решительно отбросил все «против»: ну, нет мне здесь абсолютно никакой работы и в ближайшее время вряд ли предвидится, а так — может быть, может быть… На все воля божья, — не оставлял я надежды и засыпал как никогда спокойно.
Впервые я совершал необдуманный поступок с такой безмятежностью. Даже дальняя дорога не пугала. Авось не пропадем, как-нибудь прорвемся. Славянские «авось», «небось», да «как-нибудь» — на этих трех китах до сих пор держится вся Русь-матушка!