Все, что блестит

Глава 30

Притихшая толпа в зале суда напряженно ловила каждое слово во время допроса Алекс.

— Вы хотите, чтобы суд поверил, что вы подписали этот документ, не читая?

— Дядя намеренно дал мне понять, что обе бумаги — это два экземпляра одного и того же документа, назначающего его исполнителем завещания бабушки. У меня не было причин думать, что он лжет.

— Почему вы так долго ждали, прежде чем выразить желание стать опекуном вашего брата?

— Дядя сказал мне, что мне должен исполниться двадцать один год, чтобы получить опекунство. Если бы я знала, что по закону этот возраст должен быть всего восемнадцать лет…

— Вы никогда не сомневались в словах дяди?

— В то время я не думала, что должна в них сомневаться.

— Итак, вы считали вашего дядю разумным человеком, с добрыми намерениями?

— Сначала — да.

— Ваш ответ — «да», мисс Кордей?

Алекс ответила утвердительно.

— Возможно ли, мисс Кордей, что вы считали удобным не принимать во внимание нужды одиннадцатилетнего ребенка, пока делали собственную карьеру?

— Это неправда. Я хотела, чтобы Кип жил со мной. Но тогда я не могла его обеспечить или послать в школу…

— Тогда? Может быть, вы сможете помочь суду получить представление о своей нынешней жизни. Скажите, мисс Кордей, вы когда-нибудь проводите на одном месте больше одной или двух недель?

Алекс глотнула, стараясь сосредоточиться. Ее внимание привлек Кип, сидящий между социальным работником и адвокатом, назначенным судом. Она не видела его, и ей не разрешали навещать его с тех пор, как его увели из ее номера. Его обследовала целая толпа психиатров, психологов и педиатров, которые дали показания о том, что мальчик становится то угрюмым, то ранимым, то застенчивым, то отрешенным, то дружелюбным, то мрачным. Каждый называл противоречивые причины его поведения, но никто не хотел возлагать вину на его нынешних опекунов.

Она встретила упорный, немигающий взгляд Кипа и попыталась улыбнуться, но слишком нервничала. Алекс снова перевела взгляд на адвоката:

— Я провожу на одном месте столько времени, сколько требует контракт. Это может быть неделя, это может быть месяц и больше.

Она обвела взглядом море лиц. Джейсон Тремонт, выпускник юридического колледжа Гарвардского университета и старый друг Мэтта был нанят, чтобы представлять ее интересы. Он требовал закрытого процесса, поскольку дело касалось подростка. Но так как его требование не удовлетворили, зал суда был переполнен журналистами и любопытными до отказа.

Винс и Бернис вместе с их лос-анджелесским адвокатом, казалось, рады вниманию публики. Винс старательно улыбался и махал рукой друзьям и соседям, когда судья заняла свое место и призвала публику соблюдать порядок. Теперь он откинулся назад, сложив руки на животе, а его адвокат продолжал допрашивать Алекс.

— Но у вас нет места, которое вы называете своим домом, мисс Кордей?

Ее обидел этот вопрос. Она понимала, что пытается сделать адвокат дяди: он старался доказать судье, что она не может создать дом для брата.

— Наш дом, тот дом, где мы с Кипом жили вместе с Нанной — нашей бабушкой…

— Избавьте нас от излишних подробностей, мисс Кордей. Просто отвечайте — да или нет. У вас есть место, которое вы называете своим домом?

Она опустила глаза.

— Нет.

Мэтт сидел в первом ряду, рядом с Бадди и другими музыкантами группы. Он не отрывал взгляда от Алекс, пытаясь влить в нее силу и заставить сохранять спокойствие. Он отдал бы все, чтобы оградить ее от этого, но все, что он мог, — это быть здесь, в суде Южной Дакоты, чтобы проявить свою любовь и оказать ей поддержку.

Он доверился Джейсону Тремонту. Джейсон был сильным адвокатом, очень сильным. Если кто-то и мог убедить судью принять решение в пользу Алекс, то только он.

— Не скажете ли суду, мисс Кордей, в котором часу вы обычно приходите домой после выступления?

— Обычно около полуночи.

— После концерта вы сразу же идете спать?

— Нет. Не сразу.

— Что вы обычно делаете после шоу?

— Ем. — Она улыбнулась, начиная расслабляться. — Я всегда слишком нервничаю перед выступлением, поэтому всегда голодна после пары часов, проведенных на сцене.

— Значит, едите. Это ваш ужин?

— Да.

— Итак, вы ужинаете около часа или двух ночи?

— Да.

— А что потом?

Она казалась озадаченной.

— Потом ложусь спать.

— Одна, мисс Кордей?

Глаза Алекс прищурились. Ей следовало знать, к чему он клонит.

— Я живу одна.

— Я не спросил у вас, живете ли вы одна, мисс Кордей. Я спросил, ложитесь ли вы спать одна.

Зал отчетливо ахнул. Алекс взглянула на судью, которая, в свою очередь, пристально посмотрела на адвоката.

— К чему этот вопрос, господин адвокат? — спросила она.

— Мисс Кордей — артистка. Ее образ жизни должен быть рассмотрен, если ей предстоит взять на себя заботу и ответственность за малолетнего подопечного.

Судья кивнула.

— Насколько я понимаю, мисс Кордей, с вами путешествуют шесть музыкантов вашей группы, все мужского пола.

— Это правда.

— Руководитель ансамбля, Гэри Хэмпстед; он женат?

— Да.

— Вы знакомы с его женой?

— Знакома.

— Вы когда-нибудь состояли в интимной связи с мистером Хэмпстедом?

Джейсон Тремонт вскочил:

— Возражаю, ваша честь. Этому вопросу не место на таком слушании.

— Я разрешаю задать его. Но предупреждаю вас, адвокат.

Адвокат выглядел торжествующим.

— Я повторяю, мисс Кордей. Вы когда-нибудь состояли в интимной связи с мистером Хэмпстедом?

— Нет.

На мгновение адвокат выглядел обескураженным ее ответом. Его источник ошибся — или эта женщина лжет. Не важно. Он собирался подстрелить дичь покрупнее.

— Вы знакомы с Дуэйном Секордом?

— Да.

Он достал несколько фотографий с изображениями Алекс и Дуэйна, вырезанных из различных газет и журналов.

— Если верить сообщениям прессы, вы с мистером Секордом проводили много времени вместе. У вас были с ним сексуальные отношения?

И снова толпа напряженно ждала ее ответа. В конце концов именно за этим они и пришли сюда. Для многих это было самое волнующее развлечение в жизни.

— Нет.

Толпа была поражена.

Голос адвоката перекрыл шум зрителей:

— Вы хотите сказать, что все эти сообщения неверны?

— Да.

Он бросил взгляд в сторону Винса и Бернис и улыбнулся им, прежде чем повернуться снова к Алекс.

— Полагаю, что мог бы привести мистера Секорда к присяге, мисс Кордей, но не стану прибегать к подобной тактике. Я только напоминаю вам, что вы находитесь под присягой. Вы знакомы с режиссером по имени Мэтт Монтроуз?

Она глотнула, понимая, что последует дальше.

— Знакома.

— Правда ли, что вы провели с ним две недели в Каннах, или эти сообщения тоже сфабрикованы? — Он поднял руку с зажатой в ней кипой газетных статей и глянцевых фотографий, на которых они были сняты вместе.

Не дождавшись ответа, адвокат повернулся и демонстративно уставился на Мэтта. Мэтт ответил ему таким же взглядом. Его руки сжались в кулаки. Как бы ему хотелось придушить этого ублюдка.

— Я снова спрашиваю вас, мисс Кордей. Вы и Мэтт Монтроуз провели вместе две недели в Каннах?

— Да. — Ее голос звучал еле слышно.

— Простите, мисс Кордей. Я вас не расслышал. Это было «да»?

— Да, — ответила она, вздернув подбородок.

Судье пришлось несколько раз стукнуть своим молотком, чтобы прекратить шум в зале.

— Вы можете сказать, что вы и Мэтт Монтроуз состоите… в интимных отношениях?

Алекс часто заморгала, борясь со слезами. Она не позволит им видеть ее слезы. Она ненавидела этого человека за то, что он прикоснулся к самому драгоценному в жизни и унизил ее в глазах всего мира.

— Да.

Адвокат опять широко улыбнулся Винсу и Бернис, которые на этот раз улыбнулись в ответ.

— Еще один вопрос, мисс Кордей. Вы ложитесь спать в два или три часа ночи одна, или с мистером Монтроузом, или с другими. В котором часу вы просыпаетесь?

Теперь она смотрела на него с открытой ненавистью.

— Это зависит от того, назначены ли у меня интервью или репетиция.

— Назовите мне время, мисс Кордей. В одиннадцать часов? В полдень?

— Наверное.

— А как вы предполагаете поступить с маленьким мальчиком? Проснется ли он, чтобы идти в школу? Не нарушит ли он стиль вашей жизни, когда вам захочется принять у себя… друга? Не придется ли ему как-то приспосабливать свою жизнь к вашему довольно свободному расписанию, мисс Кордей? Вы считаете это полным любви и заботы опекунством для одиннадцатилетнего мальчика?

— Я люблю Кипа, — ответила Алекс, молясь про себя, чтобы ее голос не задрожал и не выдал напряжения нервов. — И он меня любит. Больше мы с ним ничего не хотим и ни в чем не нуждаемся.

— Может быть, вы и хотите только любви, мисс Кордей, — по крайней мере такое создается впечатление. — И с издевательской улыбкой он поднял вверх фотографии, на которых она была снята в объятиях Дуэйна Секорда и Мэтта Монтроуза. — Но мальчику в столь впечатлительном возрасте нужно гораздо больше.

Он повернулся и картинным жестом указал на Винса и Бернис, которые не могли сдержать торжествующих улыбок.

— Ему нужны режим, дисциплина и порядок. Такой порядок, который был у него на чистой, просторной ферме.

В зале заседаний стояла абсолютная тишина, пока он шел к своему месту.

— Не вижу необходимости продолжать допрос этого свидетеля.

Судья бросила взгляд на часы.

— Ввиду позднего часа судебное заседание откладывается до завтрашнего утра. Завтра я выслушаю заключительные выступления сторон и объявлю о своем решении.

Репортеры бежали к выходу, стремясь добраться до телефонов, чтобы успеть к выпуску свежего номера. Мало кто в зале обращал внимание на маленького мальчика, который вырвался у адвоката и бросился в объятия сестры.

— Ох, Алекс, — закричал он, по его лицу текли слезы. — Они заставят меня вернуться к дяде Винсу. Я знаю, они заставят!

— Ш-ш-ш. — Она изо всех сил обняла его, видя с отчаянием, что полицейский двинулся в их сторону. — Ты должен не терять надежды и молиться, чтобы судья поняла всю правду.

— Мне было все равно, когда они делали мне больно, Алекс. Но теперь они делают больно тебе.

— Не беспокойся обо мне, Кип. Думай только о себе, — сказал ему Алекс. Полицейский начал оттеснять их друг от друга.

— Я ненавижу их за то, что они с тобой делают, Алекс.

— Не давай ненависти разрушать себя, Кип. Просто думай о любви, окружающей тебя. Думай о маме, папе, Нанне и обо мне. Мы все тебя любим. Не позволяй ненависти перевесить эту любовь.

Когда маленького мальчика увели к адвокату и социальному работнику, Алекс почувствовала, что у нее сейчас разорвется сердце.

— Я всерьез обеспокоен.

Джейсон Тремонт ходил взад и вперед по своему номеру в отеле, тихо разговаривая с Мэттом, который стоял у окна.

— Пресса вцепилась в эту историю о войне между суперзвездой и ее тетей и дядей за опекунство над маленьким мальчиком. Слишком многие газеты изображают Винса с Бернис честными, порядочными жителями небольшого городка, на которых клевещут легкомысленная певичка и ее высокооплачиваемый адвокат.

— Мне наплевать на прессу. — Мэтт вытряхнул из пачки сигарету и закурил прежде, чем успел вспомнить, что бросил. Загасив ее в пепельнице, он выдохнул струю дыма и прибавил: — Меня волнует только то, что думает судья.

— Я вам скажу, что она думает. — Голос Джейсона дрожал от гнева. — Кип рассказал властям, что рубец на его спине появился от удара ремнем, котором размахивал его разъяренный дядя. Но он всего лишь ребенок. Никто в этом суде не собирается слушать ребенка. Врач, нанятый Винсом и Бернис, показал под присягой, что рубец на спине Кипа мог появиться в результате удара ременной постромки, которая порвалась, когда ребенок пытался загрузить в тележку слишком много бидонов с молоком. И даже врач отеля, который осматривал Кипа, не мог опровергнуть его показаний. Когда его подвергли перекрестному допросу, он признал, что, хотя рубец похож на след от удара тяжелой рукой, он мог быть нанесен и чем-то другим. Потом их адвокат вызвал для дачи показаний милую тетю Бернис, и она сказала, что бедному дяде Винсу очень не хотелось наказывать ребенка, отправив его спать без ужина, но они просто вынуждены научить его отвечать за свои поступки, поскольку он — хронический лжец, которого совершенно испортила обожавшая его бабушка.

Джейсон прекратил ходить по комнате и посмотрел на Мэтта.

— Как вы считаете, кому поверит судья? Суперзвезде и ее адвокату из Гарварда или бедным, добрым простым фермерам, посадившим себе на шею испорченного голливудского отпрыска?

Так как Мэтт ничего не ответил, Джейсон щелкнул замками своего дипломата и достал пачку бумаг.

— Мне лучше приняться за работу. Не думаю, что удастся сегодня выспаться. У меня такое ощущение, что судья уже приняла решение. А все, что у меня есть, чтобы изменить его, — это заключительное слово.

Мэтт сидел на краю кровати, глядя на спящую Алекс. Он никогда еще так не любил ее, как сегодня, когда она вынуждена была с высоко поднятой головой отвечать на самые интимные вопросы о своей жизни.

Адвокат Винса испробовал все, что мог, чтобы заставить ее сломаться. Но она выстояла.

Он нахмурился. Как выдержит она еще одну разлуку с братом? Сколько может выдержать один человек?

Он поднялся и начал ходить по темной комнате. Все его богатство, весь престиж не могли ей сейчас помочь. Но он должен продолжать свои попытки. Не в его характере сдаваться без борьбы. За всю свою жизнь он ни разу не примирился с поражением. Когда умерла его мать, он страдал от забот целой вереницы экономок, пока отец не привел в дом Элизу. Он нахмурился. Элиза старалась быть хорошей матерью. Но у ее сына, Дирка, был жестокий характер, и это навсегда лишило их дом покоя. И даже несмотря на это, Мэтт научился жить рядом с Дирком или по крайней мере держаться от него подальше, чтобы выжить.

И потом, у него была его фотография. Она помогла ему убежать в самые опасные места в мире: в Китай, в Южную Африку, на Ближний Восток. До того несчастного случая, когда он чуть не погиб. Но он выжил. И не только выжил; он добился новых успехов. Он понял: в каждой борьбе рождаются новые силы.

Однако на этот раз он проиграл. Он не видел ни малейшего намека на то, как помочь Александре.

Мэтт остановился. Намек… Что-то мелькнуло у края сознания, но он никак не мог это поймать. Что-то он слышал на кладбище, в тот день, когда хоронили бабушку Александры. Он остановился у окна и наблюдал за падающей звездой, проносящейся по сверкающей дуге через небосклон. Что тогда говорил Винс?

В мозгу его словно сверкнула вспышка: «…точно, как Винс-младший. До того как он удрал и подался в морскую пехоту, мне вечно приходилось оттаскивать его от друзей. Глупый мальчишка никогда не хотел возвращаться домой».

Мэтт выскользнул в соседнюю комнату и набрал номер Джейсона. Стараясь говорить тихо, он сказал ему, чего от него хочет. Затем вернулся к кровати.

Алекс вздохнула, убирая с глаз волосы.

— Уже утро?

— Нет. — Мэтт обнял ее. — Спи.

— Мне снился сон, — пробормотала она.

— Надеюсь, это был хороший сон.

— Очень хороший. Мы были все вместе, ты, я и Кип. И были где-то далеко от всех неприятностей. В каком-то месте, где никто не мог нас больше обидеть.

— Звучит превосходно. А теперь поспи еще немного, — прошептал он. — И пусть тебе снится тот же сон.

Он увидел, как затрепетали и опустились ее ресницы. Она прижалась губами к его шее и пробормотала что-то перед тем, как снова уснуть.

В зале суда не осталось ни одного свободного места. Снаружи телевизионщики устанавливали свои камеры в ожидании приговора судьи.

Когда Мэтт догнал Джейсона, адвокат грустно покачал головой.

— Пока ничего, — пробормотал он.

Винс и Бернис вошли вместе с адвокатом и заняли свои места. На лицах у всех троих играла радостная улыбка. Они уже предвкушали победу.

Алекс, нервная и напряженная, сидела рядом со своим адвокатом. Она вскочила, когда вместе с социальным работником и адвокатом в зал суда вошел Кип. Когда они проходили мимо, она поймала Кипа за руку и стиснула ее.

Вошла судья, все встали и снова сели.

— Я выслушаю ваши заключительные выступления, — объявила судья.

Адвокат Винса и Бернис произнес страстную речь в поддержку своих клиентов, заявив, что им «следует позволить продолжать работу по формированию и воспитанию этого прекрасного мальчика, который слишком долго оставался испорченным и избалованным». Он закончил словами: «Я призываю вас не обрекать этого мальчика на жизнь брошенного на произвол судьбы ребенка в руках девицы, которая с готовностью подписала документ, отказываясь от прав на него. Девицы, которая уже созналась, что при ее образе жизни не способна предложить ему полную любви, плодотворную семейную жизнь, которую этот мальчик заслуживает».

Зрители в зале загудели, выражая одобрение.

Джейсон Тремонт произнес не менее страстную речь:

— Охваченная горем, мисс Кордей не имела представления о том, что за документ она подписала. Мы видели доказательства покупки земли мистером Кордеем после того, как он получил контроль над наследством матери. Мы слышали свидетельские показания соседей, которые заявляют, что этот человек никогда не проявлял любви к мальчику, которого называл «маленькой золотой жилой». Моя клиентка согласна нанять для брата наставника, чтобы он путешествовал с ней вместе и продолжал занятия. Кроме того, она согласна поискать для них обоих постоянный дом, где они могли бы обосноваться. — Джейсон театрально повысил голос. — Это молодая женщина, которая стремится к успеху для того, чтобы создать дом для своего брата. Всю жизнь эти два юных человека теряли тех, кого любили больше всего: мать и отца, любимую бабушку. Я прошу вас не разлучать брата и сестру. Они хотят только одного — быть вместе. Мне кажется, они заслужили это.

На следующий день все глаза были прикованы к судье, которая наконец должна была огласить свой приговор.

— Несмотря на испытываемые мной сожаления по поводу нанесения травмы ребенку, я склонна полагать, что мужчина и женщина из прочного, традиционного сообщества лучше подходят для создания мальчику стабильной семейной жизни.

Алекс казалось, что время остановилось. Она чувствовала, как ее сердце начинает болезненно рваться, кусок за куском, по мере того как до нее доходила ужасная истина: судья собиралась вернуть Кипа дяде и тете. Она стиснула руки так крепко, что ногти вонзились в ладони. Этого не может быть — Господи, не может быть, чтобы это произошло.

— Более того, поскольку я считаю, что посещения женщины с таким моральным обликом, как у мисс Кордей, может неблагоприятно повлиять…

Алекс осознала, что суд хочет не позволить ей даже видеться с Кипом. Тетка и дядя получат полную власть над жизнью Кипа, и никто не будет знать, если они его обидят, и никому не будет до этого дела. Этот кошмар никогда не кончится.

— Поэтому суд постановляет…

Судья замолчала, так как в дверь зала заседаний ворвался молодой человек в военной форме.

— Полиция, удалите…

— Ваша честь, — заговорил молодой человек, шагая к кафедре. — Мое имя — Винсент Кордей-младший. Хоть мне и стыдно признать это, эти люди, Винс и Бернис Кордей, — мои родители. Я не видел их с тех пор, как в восемнадцать лет убежал из дома и стал военным, чтобы избавиться от них. Я здесь сегодня только для того, чтобы не допустить, чтобы кто-то еще вынужден был пройти через все те муки ада, от которых мне в конце концов удалось спастись.

В зале заседаний воцарился хаос. Некоторые репортеры ринулись к выходам, надеясь опередить другие информационные источники и первыми передать скандальную новость, а фоторепортеры в это время боролись за возможность сделать самые выразительные снимки. Винс и Бернис злобно спорили со своим адвокатом, который в конце концов разгневанно удалился. Судья снова и снова стучала молотком, призывая восстановить порядок, затем, отчаявшись, приказала полицейскому очистить зал от всех зрителей.

Все это время Алекс и Кип стояли, крепко обнявшись, по их щекам текли слезы. Подобно ангелу-хранителю рядом стоял Мэтт, сдерживая репортеров и фотографов.