— Я все же не понимаю, почему ты это делаешь, — сказала Элиза. Макияж и потрясающий розовый пеньюар, отороченный перьями страуса, не могли скрыть ее измученного вида после бурной ночи, проведенной в тревоге за Дирка и спорах с Сиднеем по поводу поведения ее сына.
— Я же тебе объяснил, мама.
Нервы Дирка были на пределе. Он бросил «феррари» у какого-то бара и оставил ключи в зажигании. Это практически гарантировало, что его угонят и разберут на запчасти прежде, чем появится возможность проследить связь автомобиля с наездом на старика. Но эта девчонка, Алекс, — это другое дело. После его угроз другая испугалась бы и отступила. Но не она. Он помнил ужас и потом — ненависть в ее глазах после того, как машина столкнулась с тем стариком. Если она позвонит в полицию, против него будет только ее слово. Но Дирк не хотел рисковать. Он ненадолго затаится в Европе, пошляется со старыми дружками. Если удача не отвернется от него, со временем все уляжется.
— Это же один шанс из тысячи. Если я получу эту роль, кто знает? Возможно, стану еще одним королем макаронных вестернов, — сказал Дирк.
— Макаронных вестернов. — Сидней провел рукой по волосам и прошаркал к письменному столу. В халате и шлепанцах он выглядел гораздо старше, чем тот подтянутый мужчина, который принимал гостей всего лишь два вечера назад. — Ты мне даже не можешь назвать имя режиссера. Я мог бы позвонить кое-кому, использовать свои связи.
— Я тебе говорю, не могу я вспомнить его имя. Но в Париже меня встретит один друг. Я позвоню сразу же, как приеду.
— Да. Конечно. — Сидней бросил взгляд на жену, потом достал чековую книжку и стал писать. Оторвал чек и протянул его Дирку, бормоча: — Вот, тут немного, чтобы помочь на первое время.
Дирк спрятал чек в карман, даже не удосужившись поблагодарить, и повернулся к Мэтту:
— Ладно, поехали. Мне надо успеть на самолет. — Он вытерпел объятия матери, вырвался и пошел к двери.
В машине Дирк вытащил из кармана чек и посмотрел на цифры. Десять тысяч. Не бог весть что, но можно перебиться. Он откинулся на спинку и закрыл глаза. Но тревога не отпускала его. Его мысли мчались со скоростью миллион миль в час. Что, если девчонка донесет? Каким влиянием Сидней реально пользуется в этом городе? Дирк надеялся, что ему не придется это выяснять.
Мэтт, который встал еще на рассвете, вел машину молча. С одной стороны, он испытывал облегчение от того, что Дирк уезжает, по крайней мере в жизни отца будет меньше проблем, хотя бы на время. А Элиза, хоть и будет скучать по своему любимому сыночку, расслабится, убежденная, что тот наконец-то занялся делом. С другой стороны, Мэтт знал, что никакая работа не ждет Дирка в Европе. В какую бы неприятность он ни вляпался, он поступает одинаково — удирает. Однако рано или поздно неприятности его всегда настигают.
Поскольку в это время на шоссе было мало машин, дорога до международного аэропорта Лос-Анджелеса не отняла у них много времени. Дирк открыл глаза и послал Мэтту ленивую улыбку.
— Ну, поехал браться за дело.
— Зная тебя, Дирк, полагаю, что дело это нечистое.
— Сукин сын. — Дирк выпрямился, внимательно глядя на человека, которого всегда ненавидел. Еще с тех пор, как Дирк был маленьким мальчиком, он всегда завидовал тому, как легко доставался Мэтту успех. Теперь он решил сделать прощальный выстрел. — Помнишь ту хорошенькую официантку, на которую ты пялился весь вечер у Сиднея?
Мэтт сидел совершенно неподвижно, но Дирк заметил мимолетную вспышку в его взгляде. Этого было достаточно, чтобы подтвердить, что он на правильном пути. Значит, Мэтт помнит? Ладно, он позаботится, чтобы Мэтт запомнил навсегда.
— Какая зажигательная штучка, Мэтт. Не твой тип, конечно, но должен тебе сказать, хороша в постели. Мы встретились после того приема и устроили собственную вечеринку. — Он вышел из машины и сунул чаевые служащему аэропорта. Потом нагнулся и сказал в открытое окно машины: — Послушай, если захочешь ее попробовать, дай мне знать. Я черкану номер ее телефона. Всегда рад поделиться.
И зашагал к аэропорту не оглядываясь. Но судя по ярости в черных глазах старшего брата, он понял, что пущенная стрела попала в самое яблочко.
Небо сияло чистой, безоблачной голубизной; солнце светило так ярко, что глазам было больно. Дул свежий ветерок. По скошенной траве бежала рябь. Именно такой день, подумала Алекс, всегда заставлял Нанну спешить в садик, чтобы поухаживать за цветами.
Алекс крепко держала за руку маленького брата, пока священник печальным голосом нараспев читал молитву над гробом Нанны. Алекс удалось пропустить мимо ушей большую часть его слов — она все их уже слышала. В последний раз, когда ей было всего девять лет. Они звучали над гробом отца, а за год до этого — над гробом матери.
Нанну положили рядом с мужем, сыном и его женой на кладбище Форест-Лон в Глендейле.
«Тебя там нет, Нанна, — думала Алекс. — Помнишь, что ты всегда говорила мне о папе и маме, когда мы приносили цветы на их могилу? Их там нет, дорогая, говорила ты. Они здесь, в наших сердцах, и вокруг нас. Теперь они свободны, говорила ты. Ты тоже теперь свободна, Нанна. Твои волосы больше не седые, они снова рыжие и спускаются до пояса. И ноги твои сильны и упруги, как тогда, когда ты была юной балериной. Вы с дедушкой снова молоды, и он восторгается тобой, когда ты делаешь пируэт на могильном камне и танцуешь для него на лужайке».
—…Да упокоится душа ее с миром.
Алекс проглотила душивший ее комок в горле. «Отдыхай теперь, Нанна. Ты так много работала, чтобы сохранить нашу семью после того, как папа… после того, как мы остались одни. Была так добра ко мне и Кипу, забрала нас к себе, одиноких и испуганных, опять пошла преподавать танцы, чтобы свести концы с концами. Теперь ты заслужила свой отдых. Гуляй с дедушкой по райским садам и предоставь мне заботиться о Кипе».
Священник пожал руки тете Бернис и дяде Винсу. Алекс с недоверием смотрела на них. В последний раз она видела их почти десять лет назад. Уже тогда тетя Бернис выглядела старой и усталой, хотя ей едва исполнилось сорок. Нанна сказала тогда, это потому, что Бернис разучилась смеяться. Теперь, когда ей уже чуть больше пятидесяти, лоб ее постоянно хмурился, а губы сжимались каждый раз, когда она бросала взгляд на племянников.
Дядя Винс растолстел, его волосы поседели. Его так же, как жену, казалось, окружала атмосфера недовольства.
Когда к ним подошел священник, Алекс насторожилась.
— В ваши юные годы вы уже пережили много потерь. Но вам повезло — у вас есть родные, которые любят и заботятся о вас. — Он указал на Винса и Бернис. — Я рад узнать, что эти добрые люди предложили вырастить Кипа, как своего сына.
— Я не их сын. — У Кипа был испуганный вид, он обернулся к сестре: — Алекс, скажи им, что я не их сын.
— Ш-ш-ш. — Она прижала его к себе и ответила священнику: — Я позабочусь о Кипе. Я заботилась о нем с самого его рождения.
— Да. Ну… — Священнику не хотелось впутываться в семейные дела. Избегая смотреть на них, он прошел мимо и кивнул остальным.
Немногочисленные соседи и друзья, пришедшие на похороны, начали расходиться к своим автомобилям.
— Пойдем. — Испытывая облегчение от того, что покончил с тем, что считал неприятной обязанностью, дядя Винс взял жену под руку и повел прочь от могилы. — Вернемся в мотель. Надо упаковать вещи, дел еще много.
Кип изо всех сил вцепился в руку сестры. Алекс чувствовала, что он боится. За последние дни так много произошло. Дом их детства уничтожен, и они лишились Нанны, своей единственной опоры. Их соседка, миссис Парсонз приютила их в первую ночь, а на следующий день прилетели из Южной Дакоты Винс и Бернис, и они вчетвером поселились в крошечных номерах мотеля. Бесконечные хлопоты с похоронами, встречи с адвокатом по поводу наследства бабушки и бесконечные вопросы инспекторов пожарной охраны не оставили ей времени, чтобы горевать. У бедняжки Кипа голова, наверное, идет кругом.
Она взглянула на человека, у которого должны были быть теплота ее отца, улыбка отца. Но старший брат совсем не был похож на того человека, которым она восхищалась, когда была маленькой. Глаза отца излучали внутренний свет, а у Винса улыбка не касалась глаз. Отец был отважным искателем приключений, обаятельным и остроумным. Его старший брат обитал в скучном, сером мире будничной работы, не дающей почти никакой награды, в мире, где не было места погоне за счастьем.
— Мы с Кипом останемся ненадолго. Нам бы хотелось побыть с Нанной наедине.
Бернис бросила взгляд на мужа.
— Боюсь, это невозможно, — неловко произнес Винс. — У нас машина взята напрокат, и я не хочу потом возвращаться сюда, чтобы вас забрать. Пошли, девочка.
Он хотел схватить ее за руку, но замер при виде высокого человека, стоящего за ее спиной.
Мэтт стоял в глубокой задумчивости, засунув руки в карманы. В нем еще тлела ярость из-за тех искр недоверия, которые ухитрился разжечь в нем Дирк. Мэтт был уверен, что все это ложь, но все же… Дирк всегда очень ловко умел задеть его.
Алекс обернулась и, увидев Мэтта, тихонько ахнула:
— Мэтт. Я… я так и не поблагодарила вас за все, что вы для нас сделали, за помощь в тот день. Наверное, я была немного не в себе после… после пожара.
— Мне хотелось бы сделать больше. Но когда ваша соседка увела вас к себе, мне больше нечего было делать.
— Вы сделали более чем достаточно.
— Мэтт. — Кип подбежал и схватил его за руку, казалось, он черпает силу в знакомом, дружелюбном человеке.
Мэтт обнял мальчика за плечи и протянул руку Алекс. Он заметил, что она дрожит. И его охватило желание притянуть ее к себе. Но тут он вспомнил похвальбу Дирка и снова нахмурился.
— Мне очень жаль, что так случилось с вашей бабушкой, Александра. Если я могу что-нибудь для нас сделать…
— Вы можете позволить нам уехать отсюда. Достаточно сочувствия для одного дня, — вмешался Винс. Он крепко схватил Алекс за руку, но она вырвалась.
— Я вас не представила. Дядя Винс, тетя Бернис, это мой друг, Мэтт Монтроуз.
Винс и не подумал протянуть руку.
— Мне на всю оставшуюся жизнь хватит знакомств со всеми твоими друзьями и соседями. Поехали, девочка, — снова приказал он и почти потащил ее за собой к машине, бормоча: — Ты точно как мой мальчик, Винс-младший. До того как он удрал и подался в морскую пехоту, мне вечно приходилось оттаскивать его от друзей. Глупый мальчишка сражался со мной не на жизнь, а на смерть. Никогда не хотел возвращаться домой.
Пораженный бессердечностью этого поступка, Мэтт стоял неподвижно и смотрел, как Алекс забралась на продавленное заднее сиденье машины и прижала к себе младшего брата. Они оба повернулись к нему, чтобы попрощаться. Но автомобиль рванул с места и понесся прочь от большого тихого кладбища, мимо знаменитой копии Давида Микеланджело, обратно в бурлящий город.
— Мы поедем завтра после школы, Кип, и навестим Нанну.
Алекс заметила, как Винс обменялся взглядом с Бернис.
— Где мы будем жить? — Голос Кипа дрожал, и Алекс поняла, что он едва сдерживает слезы.
— Снимем квартиру, пока не восстановят дом Нанны.
— Восстановят? — Бернис повернулась на переднем сиденье и через плечо взглянула на племянницу. — О чем ты говоришь? Зачем тебе восстанавливать дом в таком месте?
— Потому что Нанне там нравилось. Кроме того, участок ведь там, и он выплачен. Мы не можем позволить себе переехать в другое место.
— А из чего мы его построим? — спросил Кип.
— Нанна полностью застраховала дом. У нас будет полно денег на его восстановление. — Алекс пригладила и убрала со лба его тонкие рыжие волосы. — Нам с тобой много не надо. У нас будет миленький домик, точно такой, как был раньше.
— Думаю, тебе следует им сказать. — Бернис повернулась к мужу.
Алекс вновь остро ощутила то недоверие, которое почувствовала сразу же после приезда дяди и тетки.
— Сказать нам что, дядя Винс? — Она машинально прижала к себе Кипа.
— Я унаследовал все имущество моей матери.
Какое-то мгновение потрясенная Алекс молчала. Вновь обретя голос, она тихо произнесла:
— Большую часть доходов Нанны составляли проценты от страховки моего отца. Нанна мне всегда говорила, что намеревается использовать их, чтобы позаботиться обо мне и о Кипе.
— Так и будет. После того как я рассчитаюсь с ее долгами.
— Нанна никогда мне не говорила о каких-то долгах.
— Уверен, что она не все тебе рассказывала. — Винс повернул руль и свернул на площадку перед мотелем. Выключив мотор, он прибавил: — Но если даже пожарная инспекция даст разрешение выплатить страховку, я не собираюсь отстраивать дом матери. Собственно, я уже поручил адвокату выставить этот участок на продажу, как только расследование будет завершено. Это позволит нам еще немного отложить на будущее.
Алекс знала, что многие вопросы о пожаре остались без ответа. Инспекция полагала, что это был поджог при помощи какой-то горючей жидкости, хотя соседи и друзья подтвердили то, на чем настаивали внуки, — у Нанны не было врагов. Возник также вопрос, почему пожилая женщина не выбралась из горящего дома вовремя. Ее нашли лежащей под перевернутым, обгоревшим креслом, и посчитали, что в панике она споткнулась о него, упала и потеряла сознание.
— Где же мы будем жить, если не будет дома Нанны? — снова спросил Кип, его испуганный голос порвался в мысли сестры.
— С нами. — Винс вышел из машины и обошел ее кругом — к дверце со стороны жены. После того как он помог ей выбраться, он отодвинул сиденье и ждал, пока Кип и Алекс выкарабкаются наружу. — Тебе понравится на ферме, парень. Воздух чистый. Нет этого смога и выхлопных газов. Привыкнешь к фермерскому труду.
— Нам всем придется привыкать к некоторым вещам, — перебила его жена. Губы Бернис сжались в тонкую линию. — Нам это будет нелегко, после того как мы уже вырастили собственного сына. Но это наш долг. А ты можешь нас отблагодарить, взяв на себя некоторые обязанности по хозяйству, которые накапливались с тех пор, как уехал Винсент-младший. Несомненно, это лучшее место для мальчика, чтобы расти, чем это… — Она понюхала воздух и передернула плечами. Они молча пошли к своим комнатам.
— А Алекс? Она сможет ходить в университет? Или ей тоже придется работать на ферме? — спросил Кип, когда Винс повернул ключ в замке и открыл дверь перед женой.
При этом невинном вопросе мальчика мужчина и женщина переглянулись, потом вошли внутрь и занялись своими чемоданами.
И тут Алекс поняла. Она заподозрила это еще на кладбище, когда священник сказал, что тетя и дядя хотят вырастить Кипа как собственного сына. О ней речь не шла. Теперь их реакция подтвердила ее догадку.
— Не думаю, что тетя Бернис и дядя Винс включают меня в свои планы, Кип.
Винс выдвинул ящик комода и вынул оттуда несколько аккуратно сложенных сорочек.
— Мы с Бернис это обсуждали. Мы оба почувствовали, понаблюдав за тобой и Кипом, что ты имеешь слишком большое влияние на мальчика. Для Кипа еще не поздно. Но ты, Алекс, ты так же упряма, как твой отец. Как правильно заметила Бернис, Билл стал жить самостоятельной жизнью в еще более юном возрасте, чем ты сейчас. Ему было всего семнадцать лет, когда он сбежал и присоединился к этой банде мотоциклистов.
— Это была не банда. Они были трюкачами на мотоциклах и путешествовали с цирком.
— У-гу. — Он покачался с пятки на носок, разглядывая ее. На лице Алекс было то же вызывающее выражение, которое он всегда видел на лице младшего брата. Мятежница, точно как Билл. — Я просто думаю, будет лучше, если ты останешься здесь, Алекс.
— Лучше для меня? Или для вас лучше оставить меня здесь? — Она изо всех сил старалась не показать, что ей стало страшно, и потому в ее голосе прозвучало больше сарказма, чем ей хотелось. — Одну?
— Ты будешь не одна, — тоном, полным бесконечного терпения, которым он всегда с ней разговаривал, сказал Винс. — У тебя будут занятия в университете и твоя работа. Уверен, что ты бы скучала по своим друзьям, если бы переехала жить в Южную Дакоту.
Кип бросился на защиту сестры:
— У Алекс никогда никого не было, кроме Нанны и меня, а теперь у нее есть только я. Вы не можете отнять меня у нее.
— Никто тебя не отнимет, Кип, — мягко сказала Алекс. — Я не позволю.
— Ты нам не позволишь? — Винс посмотрел ей прямо в глаза. Враждебность, которую Алекс увидела на его лице, привела ее в ужас. — Позволь сказать тебе прямо, милая леди. Я уже беседовал с адвокатом матери. У тебя нет законных прав не позволить мне сделать для Кипа то, что я считаю правильным. — Его голос стал еще жестче. — Мы с Бернис это обсуждали. Мальчику нужны родители, а он был их лишен с младенческого возраста. Я не обвиняю свою мать, — быстро добавил он, когда Алекс открыла было рот, чтобы возразить. — Нельзя ожидать, что хрупкая старая женщина может удовлетворить потребности нормального, активного мальчика. Но мы оба считаем, что жизнь с нами будет ему очень полезна.
— А как же его специальные занятия? Он уже год изучает живопись.
— Специальные занятия, — фыркнула Бернис. — Девятилетнему мальчику нужна дисциплина. Ему нужна твердая рука.
Она схватила Кипа за руку и подняла ее ладонью вверх, словно в подтверждение своих слов:
— Мальчику его возраста нужно укрепить руки, привыкнуть к лопате и граблям, а не тратить время зря, мазюкая красками и карандашами.
— Он не мазюкает. У Кипа настоящий талант. — Алекс притянула к себе мальчика, словно желая защитить его от гнева, пылающего в глазах тетки. — Он унаследовал этот талант от нашего отца.
— Да, и, возможно, унаследовал склонность к диким выходкам тоже. Но когда мы его воспитаем, он станет нормальным хорошим мальчиком, а не каким-то голливудским уродом.
Уродом. Они считают Кипа уродом? У Алекс голова закружилась от их неприкрытой враждебности. Они больше не заботились о том, чтобы скрыть свои подлинные чувства.
— Я не могу позволить вам забрать его.
— Как я уже сказал, — чеканя слова, произнес Винс, — наш адвокат заверил нас, что, пока тебе не исполнится двадцать один год, права на нашей стороне.
— Пойдем, Кип. — Алекс схватила брата за руку.
— Куда это вы собрались? — Дядя угрожающе шагнул к ней, и она попятилась, но уперлась спиной в стену.
— Я думала пройтись, пока вы уложите вещи.
Он бросил взгляд через плечо на жену, которая кивнула в знак согласия, и ему показалось, что она была бы только рада ненадолго избавиться от них.
— Ладно. Но сперва давай уладим одно небольшое дело.
Он достал два документа и протянул Алекс ручку.
Она взглянула на них, затем подняла глаза на дядю:
— Что это?
— Адвокат сказал, что ты должна подписать эти бумаги в подтверждение того, что ты поняла, что я являюсь душеприказчиком моей матери. В двух экземплярах.
Она внимательно прочла бумагу, а Винс стоял над ней и ворчал:
— Подписывай быстрее.
После того как она нацарапала свое имя на первом бланке, он приподнял уголок и, едва она успела расписаться на втором листе, выхватил у нее документы. Открыл перед ними дверь и предупредил:
— Жду вас назад через час. Мальчику нужно немного поспать. Мы выезжаем в аэропорт на рассвете. И еще, Алекс, — тихо прибавил он, — помни следующее. До достижения двадцати одного года ты не имеешь в этом деле права голоса. Поэтому можешь облегчить жизнь мальчику или можешь создать трудности. Ты меня поняла?
Алекс понимала, что он прав, и ненавидела его за это. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной.
Дядя наслаждался ее несчастным видом. Это читалось в его глазах, в том, как он смотрел на нее. Он упивался собственной властью. Она проглотила слова, которые ей хотелось бросить ему в лицо. Только кивнула.
Алекс разбудили голоса. Бросив беспокойный взгляд на брата, лежащего на соседней кровати, она убедилась, что его сон не потревожили. Алекс вздохнула с облегчением. Ей пришлось немало постараться, чтобы успокоить его перед тем, как они вечером вернулись к дяде и тетке. Она молила Бога, чтобы хоть что-то из сказанного ею Кипу в тот вечер могло утешать его в следующие годы.
— Помни о моем обещании, — шептала она, — как только мне исполнится двадцать один год, я заберу тебя.
— А если дядя Винс меня не отпустит?
— Тогда я подам в суд и заставлю его.
Кип широко раскрыл глаза от удивления.
— Ты это сделаешь?
— Я сделаю все, что нужно, Кип, чтобы вернуть тебя обратно, туда, где твое место. Ты — мой брат. Никто не может этого изменить.
— Что ты будешь делать совсем одна, Алекс?
Она сглотнула, сердце ее разрывалось. Она видела, как впереди маячат пустые дни и ночи. Но она не позволит себе думать об этом сейчас. Кипу надо слышать нечто обнадеживающее. Как ни ненавистно ей было признать это, дядя Винс в этом тоже был прав. Если Кип должен покинуть ее, лучше ей держать свои страхи при себе и отправить его в путь со словами надежды.
— Буду ходить на занятия, найду работу. И потом… куплю дом. — Чтобы не думать о том, что произойдет утром, Алекс спросила: — Где бы ты хотел жить, когда мы снова будем вместе?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Может, возле океана.
— Возле океана. Хорошо. — Оживившись, она предложила: — Малибу. Будем вместе жить в красивом большом доме со стеклянными стенами и с видом на океан. И у тебя будет собственная студия па крыше, с прекрасным освещением, где ты сможешь рисовать море.
— Вот было бы здорово, Алекс! — Но его голос звучал так грустно, так тоскливо. — А в Южной Дакоте есть океан?
— Нет. Но это только сделает твое возвращение еще приятнее, когда мы снова будем вместе.
В конце концов Кип уснул. Во сне он улыбался, и Алекс надеялась, что ему снится светлое, счастливое будущее, когда он снова встретится с любимой сестрой, и молилась, чтобы этот сон сбылся. В свои девятнадцать лет она уже знала, что в реальном мире мечты исполняются редко.
Алекс поняла, что в соседней комнате ссорятся ее дядя с теткой. Стены между спальнями были настолько тонкими, что она могла слышать каждое их слово, когда они повышали голос.
—…девчонка может доставить неприятности. — Голос Бернис звучал пронзительно. — Я больше не хочу ее видеть. Никогда.
— Ты хочешь сказать, просто оставить ее без гроша? Это может сделать жизнь девочки очень суровой.
— А как же мы, Винс? Как мы прожили все эти тяжелые годы? Я не какая-нибудь невежественная провинциалка. Смотрю по телевизору «Стиль жизни богатых и знаменитых людей». И знаю, сколько надо денег, чтобы делать покупки в магазинах на Родео-драйв. Видела особняки в Беверли-Хиллз. Я тебя спрашиваю, твой брат прислал тебе хотя бы цент за все те годы, пока купался в роскоши?
— Мне кажется, у Билла и Марни тоже были тяжелые времена. Он просто никогда о них не рассказывал. И я знаю, что моей матери пришлось нелегко, когда он умер и оставил двоих малышей. И не забывай: они-то вряд ли делали покупки на Родео-драйв и не жили в особняке.
— Я не ослышалась? Это говорит тот же человек, который мне по крайней мере тысячу раз твердил, что он не одобряет сумасшедший образ жизни младшего брата и его жены?
— Да. Ну, он действительно был сумасшедшим. Я хочу сказать, сколько ты знаешь людей, которые зарабатывают на жизнь тем, что падают на автомобилях со скал, или прыгают с крыш зданий, или рисуют голых баб, пока жена поет в сомнительном баре? — Голос Винса иногда удалялся и становился глуше, и Алекс поняла, что он ходит взад и вперед по комнате.
— Ну теперь все изменилось, — ответила Бернис. — На этот раз мы будем распоряжаться деньгами до тех пор, пока мальчик с нами. Что касается девчонки, то всякий раз, как я на нее смотрю, я вижу твоего брата.
Алекс напрягла слух, чтобы услышать ответ дяди. После долгого молчания, она услышала:
— Да, я тоже его вижу. В ней та же склонность к необузданности, или вызов, или что-то такое, что было в Билле, когда мы с ним росли. Меня всегда раздражало, что он брался за все и не думал, чем это может кончиться. И как я ни старался вколотить в него немного здравого смысла, он всегда начинал все сначала. Он был… не знаю. Бесстрашным.
— Или ненормальным.
Снова воцарилось молчание. Затем она услышала:
— Он бы встал из гроба, если бы знал, что мама отписала все мне.
— Ну, Билла здесь нет, так что перестань беспокоиться. И помни, что во всем этом мы — жертвы. Мы уже вырастили одного ребенка, а теперь на нашей шее будет еще один. Но по крайней мере на этот раз мы будем щедро вознаграждены. — Бернис понизила голос: — А теперь ложись спать.
Лежа в темноте, Алекс услышала скрип пружин, а затем остались только тихие, приглушенные ночные звуки. Мимо мотеля проезжали машины, легковые автомобили, грузовики, автобусы — все спешили домой. Иногда из открытого окна автомашины вырывались звуки рэпа. В отдалении послышался печальный гудок поезда. «Домой, — подумала Алекс. — Они все едут домой».
Ужасно расстроенная, она лежала без сна, пытаясь не заплакать. Разве не у каждого должен быть свой дом?
Она сжала кулаки. У нее он будет ради Кипа. Ее волновало не собственное будущее; несмотря ни на что, она была уверена, что выживет. Но что будет с ее младшим братом?
— О Нанна, — прошептала она в подушку. — Как я могла отпустить Кипа? Особенно к людям, которые так ненавидят его?
Она не помнила, когда еще чувствовала себя такой одинокой и беспомощной. По крайней мере раньше, когда ее мир распался, после смерти родителей, с ней была Нанна. А теперь не осталось никого.
Выплакав наконец все слезы, она выбралась из постели и подошла к окну. К тому времени, как рассвет осветил горизонт, она продумала линию поведения. Ради Кипа она старательно спрячет свои чувства; даже если это ее убьет, их прощание будет полным надежды настолько, насколько ей это удастся. Но как только сможет, она предъявит права на младшего брата.