Все, что блестит

Глава 8

— Сегодня, после того как все места окажутся занятыми, больше никого не впускать, пока не освободится столик. Понятно? — Джеф сидел за своим письменным столом и в упор смотрел на нового вышибалу, которого только что принял на работу. — Я получил письмо от городской администрации. Кажется, в прошлые выходные у нас побывал пожарный инспектор и насчитал больше тел, чем позволяет вместимость нашего бара. Если он снова обнаружит, что мы переполнены сверх нормы в эти выходные, нас обвинят в нарушении правил.

Когда служащий ушел, Джеф с улыбкой откинулся на спинку кресла. Он готов сносить любые обвинения в нарушении правил в обмен на это. Никто не ожидал такого успеха. Алекс пела всего три недели, но люди уже выстраивались в нетерпеливую очередь у дверей. «Поцелуй» вдруг стал самым модным кафе в городе. И Джеф получил значительную прибавку к зарплате от благодарного владельца.

Алекс вошла, как только оркестранты начали устанавливать на сцене свои инструменты. Джеф поднялся и смотрел, как она пробирается сквозь толпу.

Как и предсказывал Гэри, она вынуждена была всего через неделю оставить работу официантки. Невозможно было обслуживать столики и потом бежать на сцену. Кроме того, певица в фирменной майке бара не соответствовала тому образу, который был нужен.

Сегодня на ней было красное платье из тонкой переливающейся материи. Облегающий лиф подчеркивал ее полную грудь и тонкую талию, а юбка падала свободными складками почти до щиколоток. На любой другой, подумал Джеф, оно выглядело бы старомодным, словно бабушкино платье, на ней же смотрится потрясающе. Он видел, как оборачивались ей вслед мужчины, пока она шла к сцене. Как ни странно, она, казалось, совершенно не чувствует их взглядов. Или, подумал он, она очень хорошо скрывает свои чувства.

Лен протянул руку, чтобы помочь ей подняться на эстраду.

— Я работала над новой песней, — пробормотала она, ставя перед ним ноты.

Алекс села рядом с ним у фортепьяно, и оба склонились над нотами. Так они и сидели, пока не пришла пора начинать.

Мэтт пробрался сквозь толпу и сел у стойки бара. На шее у него висел фотоаппарат. Он бродил по улицам в поисках персонажей для своего последнего проекта. Журнал «Лайф» поручил ему репортаж о развлекающейся молодежи Америки. Это было его первое задание со времени того происшествия.

Он оставил пляжи и лыжные курорты другим; Мэтт предпочитал снимать по ночам.

Толпа у дверей бара «Поцелуй» его заинтересовала. Почему это заведение вдруг стало таким популярным?

Он вытягивал шею, привычно всматриваясь в лица официанток, но Александры не видел. На эстраде негр-пианист играл свои пассажи по очереди с гитаристом, который больше был похож на спортсмена по серфингу со своей гривой русых волос и темными очками. Остальные музыканты следовали за медленным ритмом ударника.

А потом он услышал голос. Он был низким, нежным, дрожащим от переполнявшего его чувства. Как и остальные вокруг него, Мэтт старался рассмотреть певицу, но он уже понял. Этот голос тронул что-то, какую-то струну в его душе. Он дрожал, пока песня омывала его.

Толпа притихла, захваченная драматизмом песни. Слова, голос, проникновенная музыка создавали почти осязаемое напряжение. Песня заканчивалась, а певица все еще скрывалась в темноте, где-то позади оркестра.

Она держала ноту, держала до тех пор, пока звук не стал больше напоминать голос скрипки, чем человеческий. А когда певица умолкла, три луча прожектора осветили ее лицо.

Реакция Алекс на свет всегда была одинаковой: в это короткое мгновение память возвращала ее назад, к лучу фар, осветивших бедно одетого старика. Ее снова охватывал ужас. Она замирала, подняв руки, словно хотела защититься от яркого света, как зверек, замерший в луче фар автомобиля.

Толпа неистовствовала. Все, как один, вскочили на ноги, кричали, хлопали, топали ногами.

Час спустя, когда Алекс и музыканты закончили выступление и сцена снова стала пустой и темной, Мэтт все еще сидел совершенно неподвижно. Бокал в его руке остался нетронутым. Удар под дых, нанесенный мастером каратэ, не поверг бы его в больший шок, чем то, что он только что испытал. Он не помнил, когда еще был настолько тронут, настолько взволнован пением.

И это не просто еще одна певица. Афиша у бара гласила: ПОЕТ АЛЕКС. Это имя выкрикивали бармены и посетители, аплодируя после каждой песни.

Стрельнув сигарету, Мэтт закурил. Целых два дня он продержался без курева. Бросит в другой раз. А сейчас ему нужна сигарета.

Он наполнил легкие дымом и медленно выдохнул. Черт возьми. Александра Кордей, девушка, которая снилась ему с того первого раза, как он ее увидел, девушка, с радостью согласившаяся на работу официантки, чтобы на что-то жить. На сцене она так преобразилась, что он не узнал бы ее, если бы не такой знакомый голос.

Мэтт взял бокал и пригубил вино. Может быть, когда она вернется на сцену для следующего выступления, он будет больше готов к потрясению. Но Мэтт ошибался. Сигарета и выпивка не помогли. Ничто не могло защитить его от невероятных чувств, которые пробуждали в нем эта девушка и ее голос.

Он никогда не испытывал ничего подобного. Словно она проникла в его душу и высказала все то, что он думал и чувствовал. Песни, которые он слышал сотни раз, наполнялись новым смыслом, когда их пела она. Она осмеливалась замедлять ритм быстрых мелодий, задерживаясь на каждом слове, заставляя его вслушиваться, пока он не начинал ощущать ее боль. И свою собственную.

Оглядывая помещение, Мэтт обнаружил, что не он один чувствует это. Бармены и официантки стояли, смотрели и слушали, позабыв о клиентах; толпа подалась вперед, задерживая дыхание, а песня истекала кровью их ран, рыдала от их отчаяния.

Иногда он ощущал в ней силу, когда она сжимала кулаки и вызывающе поднимала голову, как несправедливо обиженная девочка. В другие моменты она казалась такой хрупкой, такой уязвимой, когда пела о несчастливой любви и разбитом сердце. Она оказалась, как понял теперь Мэтт, прирожденной актрисой и могла преобразиться в любую личность. В мать, дочь, женщину, ребенка, невинную девушку, соблазнительницу. Она вытягивала на поверхность самые глубокие чувства, пока наслаждение и боль не перепутывались и не сливались воедино, и невозможно было отличить одно от другого.

Не сдержавшись, Мэтт достал из чехла фотоаппарат. При освещении только от огней рампы он поймал ее в видоискатель, запечатлев все ее настроения и позы.

К тому времени как джаз закончил последний музыкальный номер этого вечера, Мэтт чувствовал себя опустошенным. Сквозь объектив фотоаппарата он смотрел на стройную фигурку на сцене, принимавшую восторги зрителей с протянутыми вперед руками и блестевшими глазами. «Возбуждение? — спрашивал он себя. — Или слезы?» Он уловил момент и навсегда запечатлел на пленке это мгновение.

Так же внезапно, как Алекс появилась в свете прожекторов, она исчезла в темноте. Оркестр продолжал играть, а посетители вскочили и ревели, требуя продолжения. Но хотя их крики звучали целых пять минут, предмет их восторгов оставался в тени, не желая или не в состоянии снова выйти на сцену.

Если он так обессилел, подумал Мэтт, насколько же устала она?

Официантки приняли последние заказы, и клиенты начали постепенно уходить, исчезая в ночи. С начала выступления музыкантов, несколько часов назад, никто не ушел. Без публики похожее на пещеру огромное помещение больше напоминало ту фабрику, которой служило когда-то, чем переполненный бар, которым стало теперь.

— Мы закрываем, приятель, — объявил бармен.

— Да. — Мэтт остался сидеть на месте, взглянул в сторону эстрады. Пианист сидел за инструментом рядом со стройной фигуркой в красном платье. Эта пара склонилась над клавиатурой и тихо разбирала песню. Они так были заняты своей работой, что не обращали внимания на окружающих.

Остальные музыканты собрались вокруг них, а пианист начал наигрывать мелодию.

Мэтт быстро прикинул, не подойти ли к ней, потом передумал. В конце концов, что он мог бы сказать о выступлении, которое только что слушал? Он не был даже уверен, что сможет выразить свои чувства словами. Фотографии скажут все за него.

Он бросил деньги на стойку и вышел в ночь.

Алекс, которая все это время пыталась не обращать внимания на смутное ощущение, будто ее изучают под микроскопом, сдалась и обернулась. Она оглядела зал. Помещение было пустым, молчаливым и тихим, только струйка дыма поднималась к потолку из пепельницы на стойке бара.

— Взгляните-ка на это. — Гэри бросил открытый журнал на табурет у фортепьяно, а остальные столпились вокруг.

— Эй, да это же Алекс! — воскликнул Бэр. — Посмотри, Алекс. Это ты.

Бэр стал листать страницы, и Алекс бросилось в глаза несколько выразительных черно-белых фото: на всех была изображена женщина с напряженным лицом, поднятыми вверх руками, поющая перед восхищенной публикой.

— Я так выгляжу? — Ей казалось, что она смотрит на незнакомую женщину.

— Именно так, дорогая. Ты похожа настолько, что, кажется, сейчас спрыгнешь со страницы. — Лен взглянул на Гэри. — Это «Билборд»?

— Нет, — гордо ответил Гэри, — «Лайф».

Услышав это, Кейси, ударник, присвистнул.

— Журнал «Лайф» посвятил нам разворот?

— Всего пару снимков, — ответил Гэри. — Под рубрикой «Игры молодых американцев». Но мой телефон не умолкает с тех пор, как газета появилась на стендах. Я получил предложения от лучших клубов Калифорнии.

— Забудь о клубах, — сказал Лен. — Когда мы получим контракт на запись пластинки?

— Это в будущем, — заверил его Гэри. — Всему свое время. А сейчас давайте сосредоточимся на выступлениях в тех местах, где нас заметят. У меня назначена встреча с управляющим «Лунного пса» в Кармеле. Если он решит нас взять, то мы готовы.

— Почему? Что такого особенного в этом заведении? — спросил Джереми.

— Оно принадлежит паре актеров, которые превратили его в местное заведение для звезд, приезжающих в город. Когда они нас услышат, мы выйдем на дорогу к славе и богатству.

— Слышала, Алекс? Ты станешь суперзвездой.

Лен повернулся к Алекс, которая стояла, уставившись на фотоснимки. Но она его не слышала. Не свое лицо она так пристально рассматривала; ее внимание привлекло имя под фотографиями — Мэтт Монтроуз.

Он был здесь, смотрел, слушал, снимал ее.

Мысль о том, что он сидел в темноте, рассматривал ее, а она ничего не знала, вызвала у нее очень странное чувство. Она понимала, что сотни людей следят каждый вечер за ее выступлениями, но все же умела не думать об этом. Считала пение очень личным делом. Когда начинала звучать музыка, она забывала обо всем. Словно захлопывалась дверь, отгородив ее от всех и от всего. Оставалась только она сама, наедине со своими чувствами.

Алекс что-то кольнуло, она поняла. Она точно знала, в какой вечер здесь был Мэтт. Она все еще помнила то ощущение прикосновения.

Он следил за ней — и снимал. Судя по различным позам, он провел несколько часов, наблюдая за ней.

И даже не подошел.

Она поняла, что злится на него. Может быть, он считал себя слишком важной персоной, чтобы представиться простой певичке из салуна. Ее гнев перерос в глубокое разочарование: возможно, ему не понравилось то, что он увидел и услышал.

Она снова внимательно посмотрела на снимки, на этот раз пытаясь взглянуть Объективно. И по ее телу пробежала легкая дрожь. Они выглядели… интимными. Словно фотограф почувствовал в ней нечто такое, о чем знала лишь она одна.

— Ты меня слышала, Алекс? — Джереми взял бас-гитару и нагнулся, чтобы включить ее в сеть. — Я сказал, что ты станешь суперзвездой.

— Ага. Сразу же после того, как выставлю свою кандидатуру на пост президента. — Она лукаво улыбнулась ему и отбросила журнал. Она только что вспомнила одну вещь, от которой ей стало плохо. Мэтт Монтроуз — брат Дирка. А Дирк Монтроуз — не человек, он — животное, самое скверное животное. Жестокий, бесчувственный хищник. Почему-то рядом с Мэттом она забывала об этом. Но не должна больше позволять себе забыть.

Алекс вздрогнула и отвернулась, твердо решив выбросить из головы мысли о нем. И она знала, как это сделать.

— Давайте повторим те калифорнийские песни, которые мы сейчас делаем, — сказала она.

— Угадай, что произошло, — сказала Тина, врываясь в их крошечную квартирку.

— Ладно. Что? — Сидящая на кровати Алекс подняла глаза он нот, которые разучивала. Они готовили новую подборку песен. И репетировали до посинения. — Что?

— Ты разговариваешь с Кристиной Теофолис, дипломированным парикмахером и косметологом. — Она помахала дипломом.

— О Тина! Это здорово! — Алекс спрыгнула с кровати и обняла подругу. — А что теперь? Собираешься искать работу в каком-нибудь супермодном салоне?

— Я уже нашла, только он не очень-то супермодный, — гордо призналась Тина. — «Хэар Импориум» был моей первой остановкой после получения этого маленького приза. Я приступаю со следующей недели не в качестве девушки для мытья головы, а как настоящий парикмахер.

— Это означает, что ты уходишь из «Поцелуя»?

Тина подняла телефонную трубку.

— Этот вопрос следующий в моем списке дел. Я звоню Джефу и скажу, что бросаю работу с завтрашнего дня.

— Значит, нас уже двое.

Услышав это, Тина положила трубку.

— Что?

— Это означает, что Гэри только что подписал договор с клубом в Кармеле. Сегодня мы выступаем здесь в последний раз. Джеф в ярости от того, что теряет нас, но сказал, что не может предложить нам столько, сколько дает новый клуб.

Тина рухнула в кресло.

— А как же твои занятия? И эта квартира? Чем ты будешь платить?

— Уйду из университета. Я надеялась, что ты останешься жить здесь, возможно, найдешь другую соседку, пока меня не будет.

— Не хочу никакой новой соседки.

Алекс присела на краешек кровати.

— Похоже, у нас нет выбора.

— Сколько ты пробудешь в Кармеле?

— Кто знает? Контракт на две недели с возможностью продлить его еще на столько же. Если мы им понравимся, можем остаться там еще на месяц. Если нет…

— Почему это вы им не понравитесь? Черт, они должны быть сумасшедшими, если не продлят ваш контракт.

Алекс усмехнулась:

— Гэри следовало нанять тебя в качестве агента по связям с общественностью.

— Я хочу заниматься только одним. — Глаза Тины блестели. — Хочу быть…

— Парикмахером для звезд, — закончила вместо нее Алекс.

— Правильно. Сядь сюда. — Тина подвела ее к маленькому туалетному столику. — Когда-нибудь, когда ты станешь большой звездой, сможешь всем рассказывать, что сама Тина Теофолис делала тебе прическу, когда ты еще была никем.

— Я не никто. И ты тоже. Просто мир еще не знает о нас.

— Узнает. — Тина начала расчесывать волосы Алекс.

— Только не меняй цвет, — предупредила Алекс, глядя на их отражения в зеркале. На этой неделе волосы ее подруги имели цвет розовой карамели.

— Мне бы очень этого хотелось. Но поскольку ты так упираешься, то просто изменю прическу.

Она быстро вколола гребень с камешками в волосы Алекс с одной стороны и перебросила все волосы через другое плечо, спустив на грудь ниспадающей волной локонов.

— Сегодня вечером, перед тем как ложиться спать, позволь мне заплести их в косы. Завтра у тебя будут волнистые волосы. Тебе понравится, вот увидишь.

Алекс кивнула:

— Не сомневаюсь. — И, поднявшись, обняла Тину. — Жаль, что я вечером работаю. Я бы тебя куда-нибудь повела, чтобы отпраздновать это событие.

— Мы отпразднуем, — сказала Тина, — когда ты вернешься из Кармела. К тому времени список моих клиентов будет таким длинным, что тебе придется за месяц записываться ко мне на прическу. А о тебе, — прибавила она, указывая на нее расческой, — заговорит весь музыкальный мир. Мы обе станем зарабатывать столько денег, что не в состоянии будем их потратить.

— Надеюсь, Тина, — ответила Алекс, вставая. — Правда, надеюсь.

Она взяла в руки маленькое фото в рамке, стоящее у кровати.

— Тогда я смогу послать за Кипом, и все будет просто чудесно.

Тина фыркнула:

— Да, чудеса бы нам не помешали… Но будет здорово познакомиться с твоим малышом. Я о нем уже столько от тебя слышала. Ладно, мне надо собираться. Последний вечер работаю официанткой. — Тина выскользнула из платья и сдернула с вешалки майку с отпечатками губ.

Натягивая ее через голову, она бормотала:

— Вот уж о чем я точно не стану скучать. — Она поправила волосы и макияж и поспешила к выходу. — До встречи в «Поцелуе».

И не успела Алекс ответить, как она исчезла.

После последнего выступления в баре Гэри поймал Алекс за руку прежде, чем она успела сойти со сцены.

— Алекс, мы собираемся пойти отпраздновать. Хочешь с нами?

— Спасибо, Гэри, этот вечер у меня занят.

Руководитель группы оглянулся — зал был пуст. Его глаза слегка прищурились. Он ни разу не видел, чтобы Алекс приняла чье-либо приглашение.

— Свидание?

Она покачала головой:

— Мне многое надо сделать до того, как я уеду из города. Ты уверен, что тебе не трудно отвезти меня на машине в Кармел?

— Уверен. Не имеет смысла гнать твою машину так далеко. Но мне хотелось бы выехать рано.

— Я буду готова. А как ребята?

— Бэр повезет в своем фургоне инструменты, а остальные хотят ехать с ним.

— Хорошо. До встречи утром.

Она поспешила домой. Хотя уже слишком поздно, чтобы звонить, она напишет длинное, полное радостных новостей письмо Кипу, чтобы он не расстраивался из-за того, что ее планы изменились.