Всё летит в бездну

Глава 3. Сразу из огня да в полымя, за что?

Я ощущаю какое-то движение рядом и приоткрываю глаз. Мне кажется, будто надо мной склоняются две плотных фигуры.

— Вот этот, точно? Маловат!

— Подойдёт!

— Она не будет довольна!

— Ой, он просыпается!

Я привстаю на локте. Масло в фонаре почти догорело, и вокруг довольно темно. Храпят соседи, но рядом никого нет. Видно, это был сон.

Больше уснуть у меня не получается. Я сижу у стены, развлекаясь тем, что пытаюсь вытрясти комья земли из волос. Но вот наконец слышится скрип двери и заходит кто-то с яркой лампой.

— Встаём, ребята! — командует он. — Пора за работу!

Я пытаюсь подняться, звеня цепями и щурясь от света.

— Подойдите ко мне, — прошу я. — Нужно поговорить. Я здесь по ошибке!

Человек подходит, и я вижу, что это тот, усатый!

— Зачем ты меня сюда утащил? — рычу я и бросаюсь на него в ярости, но он валит меня на пол одним ударом, даром что не выглядит сильным.

— Замолчи, пёс, — цедит он сквозь зубы. — Настало время тебе ответить за свои преступления.

— Какие ещё преступления? — негодую я. — Ты же знаешь, кто я такой. Что вообще происходит?

— Давай без этого, — отвечает усатый. — Ты ради наследства убил всю свою семью, твоя вина доказана. Будешь ещё долго гнить на золотых рудниках.

Он наклоняется ко мне, что-то делает с цепями. Теперь я больше не прикован к стене, но цепи сковывают мои ноги, и я могу делать лишь небольшие шаги.

— Давай за остальными, — толкает меня в спину усатый. — Ребята, вы с ним осторожнее, сами понимаете — убийца.

— Инструмент ему, я надеюсь, давать не будут? — тревожно интересуется один из мужиков.

— Какой там инструмент, тележку поставим толкать. Ну пошёл, пошёл!

Мне действительно выделяют тележку, с которой я должен доезжать до рудокопов, ждать, пока они навалят куски породы, и отвозить всё это в другое место, где камни перемалывают в ступах, а затем промывают получившуюся пыль. А чтобы мне не хотелось увильнуть от работы, к тележке меня приковывают цепями. Скован здесь лишь я один.

Чем больше я хожу туда-сюда, тем тяжелее, кажется, становятся оковы. Хорошо хоть их сняли с ног, чтобы я мог быстрее передвигаться, но руки, которыми я почти и не шевелю, уже болят. Меня сторонятся и держат в путах, будто опасного зверя, так что под конец я уже сам начинаю верить, что кого-то убил.

Пока я вожу тележку, у меня есть время, чтобы подумать. Но как ни бьюсь, я не могу понять, почему оказался здесь.

Тот, кто протащил меня под землёй, точно обладает необычной силой. Колдун? Похоже на то. Но зачем я понадобился ему?

Предположим, таким образом он набирает дармовых работников, чтобы не платить им, а класть деньги себе в карман: преступники в рудниках и каменоломнях получают лишь еду. Притаскивает и сочиняет истории, чтобы им никто не верил. Но тогда каждый новичок должен был бы кричать, что он ни при чём и не совершал злых поступков. Рано или поздно это насторожило бы остальных.

Впрочем, здесь нет больше никого в цепях. Или я одна из первых жертв, или этот злодей нацеливался именно на меня. Тем более что для работы ему разумнее было бы захватить кого покрепче.

Меня выводит из забытья грубый голос надзирателя.

— Шевелись! — рявкает он над самым ухом. — Тележка полная!

Я киваю и послушно тащу тележку. С каждым разом она кажется всё тяжелее, к тому же за сегодня я ничего не съел, кроме куска плохо пропечённого хлеба. Да и тот не доел — уронил, поскольку держать было неудобно, прикованную руку не поднимешь ведь к лицу. Остальные только посмеялись, но помочь и не подумали.

Работу я выполняю без пререканий, поскольку уже ясно понял: всё равно заставят силой, только получу вдобавок ещё пару тумаков. А я предпочитаю оставаться целым (насколько это ещё возможно).

Когда рабочий день подходит к концу и меня вновь приковывают к стене, даже прохладный каменный пол кажется мне удобным. Остальные лежат на чём-то вроде матрасов или циновок, а мне ничего подобного не выделили. Мужики негромко гомонят, готовясь ко сну.

— Да ей же ей, не вру, я видел рудовика, — повышает голос один, темноволосый и встрёпанный. — Вот как вас вижу.

— Врёшь, врёшь! — насмешливо отвечают остальные. — Что же он тебя не утащил?

— А он тогда и не за мной приходил, а за Одноухим! Помните, он вскоре и пропал?

— Одноухий в провал свалился, это все знают, чего городишь? Сказки это всё — рудовики…

— Ты-то можешь не верить, Джок, но они и вправду есть!

— А я Рэналфу верю. Он говорит, под землёй есть порченый воздух, который ежели вдохнуть, то и чудится всякое. Вот так люди и придумывают рудовиков.

— Ай, давайте-ка спать. Работа у нас не сахар, почитай круглый день на ногах, пора бы отдохнуть, — ворчит кто-то недовольно, и остальные притихают.

Я бы уснул от усталости, но сильно мучит голод. Хочется пить, но ведро с водой стоит в дальнем от меня углу — не дотянуться. Я попробовал было попросить подать мне черпак воды, но в ответ услышал пожелание сдохнуть. Потому стараюсь лежать тихо, чтобы больше никого не раздражать. Что я, прикованный, смогу сделать, если они решат помочь мне сдохнуть побыстрее?

Когда фонарь почти тухнет, странное движение неподалёку привлекает моё внимание. Я вижу, что часть стены уходит в сторону и два невысоких, но широкоплечих человека, оглядевшись, ступают в комнату. Их лица совершенно скрыты тенями.

— Вот этот, точно? — спрашивает один, указывая на меня. Я слежу за ними из-под ресниц, стараясь не шевелиться.

— Я уверен, — отвечает второй. — Он подойдёт.

— Жалкий-то какой, — не соглашается первый.

Со своего места я вижу только их ноги в странных высоких башмаках на шнуровке. Передняя часть башмаков срезана, и наружу торчат длинные пальцы с грубыми ногтями. Такую обувь могли бы носить клыкастые, если бы они вообще носили хоть какую-то. Но у этих гостей, кажется, нет хвостов.

— Решай твёрдо, — говорит между тем первый. — Точно его?

— Да сколько можно, — шепчет второй. — Его заберём. Он в цепях — никому не нужный.

— Поглядели и хватит, — отвечает ему товарищ. — Уходим.

И они скрываются в тенях. Стена становится на место, и не видно даже маленькой трещины, которая бы выдавала потайную дверь. Впрочем, так может казаться из-за тусклого освещения. Я решаю днём осмотреть стену получше, вдруг удастся открыть проход и сбежать, по возможности ни с кем не сталкиваясь. Кем бы ни были эти странные посетители, у них явно есть свои цели, и я не уверен, что одобрю их.

Наутро я едва стою на ногах. Всё тело ломит от усталости, хочется есть, хочется пить, вдобавок всё ещё болит голова. Хорошо хоть мне позволяют напиться. Пока пью, я рассматриваю стену, но не ней не видно ни трещинки, ни царапинки. Забыв о том, что я не один, я принимаюсь давить на твёрдую желтоватую поверхность.

— Что это ты делаешь? — недружелюбно обращается ко мне один из рудокопов. — Дверь ищешь?

— Да, — угрюмо отвечаю я. — Вы тоже о ней знаете?

— Парень, ты о чём?

— О двери в стене, из которой ночью приходят люди.

— Какие ещё люди? — недоумевает мой собеседник.

— Рудовики! Он рудовиков видел! — вмешивается темноволосый, который вчера развлекал людей рассказами. — Так и его скоро заберут!

— Кто такие рудовики? — интересуюсь я.

Хочется узнать больше, но тут входит тот самый усатый мерзавец, из-за которого я оказался здесь.

— Кого ещё заберут? — с подозрением спрашивает он, оглядывая нас.

— Убивец рудовиков видел, — поясняет темноволосый, указывая на меня.

— Не бывает никаких рудовиков, — мягко отвечает ему усатый. — Иногда из-под земли выходит плохой воздух, вызывающий странные видения…

— Так что, у нас тут опасно? Мы ж здесь спим! — беспокоятся мужики.

— Здесь-то? Здесь не должно. А кто это видел, только новичок? Так он устал с непривычки, а ещё мы его забыли позвать на обед и ужин, вот и мерещится ему всякое, — отмахивается этот гад.

Мужики смеются — видимо, им показалось забавным, что кого-то могли забыть позвать на обед. Надеюсь, однажды рудовики их всех утащат и сожрут.

— Ну что, за работу, — ухмыляется усатый, потирая руки.

Все отправляются за инструментом, а меня вновь приковывают к тележке.

— Думаешь, наверное, почему здесь оказался? — шипит на ухо мой мучитель, улучив момент, когда мы остаёмся наедине. — Ну, думай, думай. Вижу, ещё не понял. Даже обидно, что мою жизнь мог испортить такой глупый человек. Пошёл, пошёл!

И он толкает меня в спину.

Но хоть убей, я не могу вспомнить, чтобы портил кому-то жизнь. Да, в прошлом я порой перегибал с шутками, но во взрослом возрасте перед многими извинился. Я даже помирился с Андраником, принцем Четвёртого королевства… ох, нет, не нужно воспоминаний! Сцена примирения была такой неловкой и для меня, и для него, что я затолкал её поглубже в память и решил по возможности не извлекать. Надо бы поскорее подумать о чём-то другом.

Да, были некоторые придворные, покинувшие наш дворец. Единичные случаи вроде Бернса, который посреди приёма остался без штанов, потому что мы с Сильвией пришили их к скатерти. Эх, приятно вспомнить! Но этих-то всех я хорошо знал, и даже если бы они отрастили усы, меня бы такое не сбило с толку. Нет, это явно человек, которого я видел недолго или давно. Но кто? Не знаю я никого с такими способностями.

И я ломаю голову, толкая свою тележку взад и вперёд по длинным сумрачным ходам шахты.

На обед мне достаётся такой же клейкий кусок хлеба, в котором вязнут зубы. Вдобавок он кислый, но я вгрызаюсь в него с огромным наслаждением, хоть и приходится есть в неудобной позе, скрючившись над тележкой. Этот хлеб я ронять не собираюсь!

Рудокопы смеются надо мной, но я не обращаю внимания.

Наконец меня осеняет: может быть, усатый просто меня с кем-то спутал! Я долго и нетерпеливо его поджидаю, чтобы спросить об этом.

Он недовольно морщится.

— В отличие от тебя, я хорошо запоминаю людей. Ну что ж, давай проясним твою память. Замок Белого Рога.

С этими словами он уходит, а я стою, пока надсмотрщик не бьёт меня грубым кулаком в спину, вынуждая двигаться. Не может быть! Замок обрушился, и единственный человек, оставшийся там, никак не мог выжить.

Или мог, если обладал умением раздвигать землю под собой и проделывать подземные ходы.

Но нет, тот ведь был темноволосым и довольно худым, этот совсем на него не похож! Или похож, если убрать щёки и усы?

Вечером, когда он расстёгивает цепи на моих натёртых руках, я что было сил вцепляюсь в эти самые усы.

— Ах ты, мерзкий колдун! — кричу я. — Сейчас я всем покажу твоё настоящее лицо!

Сам не знаю, для чего я это сделал. Разве вид его безусого лица что-то бы кому-то доказал? К тому же усы оказались настоящими.

Меня, конечно, оттащили. И даже врезали пару раз. И когда он приковывал меня к стене, я видел, как на его лице промелькнуло ликование.

— Совсем сбрендил парень, — между тем переговаривались рудокопы. — Рэналфа колдуном назвал. Стал бы колдун здесь работать, как же! Рэналф такой же трудяга, как и все мы, с низов начинал.

— Ты так просто не отделаешься! — бросаю я в спину колдуну, утирая кровь с лица. — Меня будут искать и найдут, может быть, уже совсем скоро! И тогда ты поплатишься!

— А ты не угрожай, — бросает он через плечо. — Мне и не такие преступники грозили карами. Мне бояться нечего.

— Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю, подлый ты лжец! — разъяряюсь я, но он уходит, не дослушав.

Кто-то выплёскивает на меня ковш холодной воды.

— Остынь, парень, — советуют мне, пока я отряхиваюсь и рычу от бессильной ярости. — Будешь и здесь продолжать на людей кидаться — ну, найдут тебе такую работу, чтобы после и сил не было руку поднять.

— Но я не убийца, — пытаюсь я что-то доказать этим людям, которые не собираются меня слушать. Понимаю, что это бесполезно, и затихаю.

Среди ночи меня опять будят голоса. Эти двое в обрезанных ботинках вновь вернулись и сидят на корточках, разглядывая меня.

— Что вы всё ходите? — устало говорю я. — Забирайте уже, да и дело с концом.

Но не успеваю я моргнуть, как они испаряются. Лишь скрипит то ли стена, становясь на место, то ли что-то за ней.

С утра рудокопы радостно суетятся. Как я понимаю из обрывков разговоров, сегодня у них короткий день, и в обед они уходят отдыхать на поверхность на целых пять дней, а завтра с утра прибудет другая партия рабочих. Меня это, конечно, не касается: таких, как я, не спускают с цепи.

Но я тоже рад короткому рабочему дню, поскольку едва стою на ногах.

Я то и дело спотыкаюсь, медлю и ловлю тычки и затрещины (не считая разного рода добрых пожеланий).

К обеду рудокопы оживляются.

— Ещё чуть! — то и дело раздаются радостные крики. — И на солнышко, к семье!

Я прошу их, когда они выйдут, узнать последние новости. Утверждаю, что принц Второго королевства пропал. Умоляю их сообщить королю Бернарду, что его сын здесь. Они только гогочут.

— Пропал и сразу оказался здесь? Вот умора! Отсюда до Второго королевства пара дней пути, не меньше! Ты хоть понимаешь, что мы в Первом сейчас, или совсем спятил?

— Хе-хе, он с помощью колдовства сюда перенёсся!

— Точно! Его Рэналф сюда приколдовал, ха-ха-ха!

— Хо-хо!

— Ой, не могу!

— Это Рэналф-то, Рэналф, — визжит совсем уж по-свински один из мужиков, сгибаясь пополам. — А-а-а, колдун, и-и-и!

Я теряю последнюю надежду. Хотя нет, предпоследнюю. Дома меня точно станут искать, а может быть, они уже знают, где я!

Тем временем Рэналф подходит к нам. Я собираюсь ехать со своей нагруженной тележкой, чтобы не досталось за промедление, но он неожиданно меня останавливает.

— Свободны, ребята! — весело сообщает он всем, кто рядом.

Те спешно сворачивают работу и собираются уходить.

— А ты, — наклоняется он ко мне, — отвези-ка этот груз во-он в том направлении.

Делать нечего — иду по длинному ходу туда, куда было велено. Странно, почему он приказал идти не туда, куда я вожу камни обычно? Да ещё и люди разошлись. Не нравится мне это всё, но что я могу сделать, будучи прикованным к тяжёлой тележке?

Ход выглядит заброшенным. В отличие от того пути, по которому я ходил прежде, здесь почти совсем темно. Я иду, не видя даже своих рук, лишь слабый огонёк фонаря впереди указывает мне дорогу.

Я решаю не спешить. Может быть, здесь есть какие-то ямы или пропасти, и если так, гружёная тележка неминуемо меня утянет. Но если она не въедет в провал с размаху, может, удастся её задержать…

— Сильвер! — вдруг слышу я крик за спиной и немедленно останавливаюсь. Цепи не дают мне развернуться как следует, но мне знаком этот голос.

— Рад тебя видеть, — говорю я подбежавшему Гилберту, — но что-то ты не торопился. Надеюсь, ты убил этого гада?

— Ты цел? — спрашивает он вместо ответа. — Прости, я…

Тут раздаётся не очень приятный треск.

— Ну что ж, прощайте, — звучит довольный голос Рэналфа. — Ученик, ты меня совсем уж разочаровал. Даже учитывая, что ты всегда был растяпой, я не ожидал, что это будет так легко. Чуть позже я вернусь… за вашими телами, хе-хе.

— Я тебе не ученик! — со злобой возражает Гилберт. — Не смей меня так называть!

— И верно, — хмыкает Рэналф. — Ещё тогда я видел, что хорошим колдуном тебе никогда не стать. Тебе недоставало решимости и умения быстро соображать, и вижу, ничего не изменилось. Даже стыдно называть такого своим учеником.

Мой друг меняется в лице. Я вижу, что он теряет самообладание, ещё немного — и бросится на бывшего наставника. Но балки, поддерживающие этот ход, вновь трещат. Земля проседает, и Рэналф скрывается из виду.

— Вперёд! — немедленно командует Гилберт, и я быстро, как могу, толкаю тележку. — Да брось ты её!

— Если ты не заметил, я к ней прикован! — сердито отвечаю я.

Он только охает и принимается толкать вместе со мной.

К счастью, у него есть с собой фонарь. Оказавшись в тоннеле, который рушится, пожалуй, лучше видеть, как далеко от тебя находится обвал. Или лучше не видеть. Не могу пока решить.

Но ход заканчивается старым завалом, и мы оказываемся в тупике. Потолок теперь оседает не быстро, разрушение почти остановилось, и мы находимся в небольшом кармане.

— Сними с меня цепи, — прошу я.

— Как? У меня нет никаких инструментов! — растерянно произносит мой друг. В отчаянии он хватает один из камней, лежащих на тележке, и принимается колотить по металлу.

— Так ничего не получится! — вскрикиваю я, когда он попадает мне по руке. — Придумай заклинание!

— Я не могу! Ничего не приходит в голову! Не получается, прости!

— Ну и жалкий же ты колдун, — я сержусь: и нашёл же он, когда подаваться панике. — Тогда придумай, как остановить обвал! Или проделай нам путь наружу!

— Ты что? — возмущённо отвечает Гилберт и озирается. — Если применить силу не туда, мы точно будем здесь похоронены! Не дёргайся, дай мне время подумать, и я обязательно найду выход. Хм, может быть, нам спрятаться под тележкой…

Совсем рядом с нами раздаётся неприятный треск. Как тут не дёргаться?

— Нет у нас времени! — нервно говорю я. — Думай скорее!

И тут стена слева от меня открывается, как дверь. За ней темнеют две знакомые фигуры.

— Забираем, — говорит один.

— Вот так удача — двое! — говорит второй.

— Вы ещё кто такие? — удивляется Гилберт. — Ну-ка держитесь от нас подальше!

Я с трудом поворачиваюсь, вижу рыла, как у кротов, и тоже хочу, чтобы они держались от нас подальше. Но тут кровля вновь трещит, и мои желания меняются: я хочу любой ценой покинуть это место.

— Диппи, хватай второго! — приказывает странный незнакомец своему товарищу и взмахивает чем-то над моей головой. Я слышу протестующий крик Гилберта, затем звон, затем оханье.

— С ума сошёл? — возмущается Кротовье Рыло. — Я цепь сбиваю!

Раздаётся второй удар, и я наконец чувствую, что мои руки больше не соединены с тележкой, хотя цепи на них всё ещё остаются. Меня тут же хватают за шиворот и тянут в сторону, рубаха трещит. Я очень неудобно падаю на кого-то сверху и успеваю лишь увидеть, что земля окончательно смыкает пасть в том месте, где мгновением назад находились мы с Гилбертом, и погребает под собой мою тележку.

— Типпи, рули вперёд! — кричит тот, кто разбил мои цепи, и прыгает прямо на меня.

И я чувствую, как мы куда-то несёмся в тусклом сиреневом свете.