Добившись сохранения для команды ВВС места в высшем футбольном эшелоне, новый шеф лётчиков Василий Сталин в 1948 году активно занялся её усилением. В этот водоворот невольно угодил и Всеволод Бобров. Аксель Вартанян в своей «Летописи» приводит письмо игроков этой команды, бурно протестующих против перехода к ним Боброва, которое было направлено начальнику Главпура генерал-полковнику Иосифу Васильевичу Шикину. При этом утверждалось, что слухи о его переходе распускает сам Бобров. Набором аргументов Вартанян определил сей инспирированный документ, порочащий Всеволода, как кляузу, написанную под диктовку Василия Иосифовича, раздосадованного отказом Боброва. То была пробная попытка младшего Сталина воздействовать на Боброва. Остаётся признать, что метод был выбран явно неудачный, не вписывался в русло будущих отношений младшего Сталина и Боброва даже при всём сумасбродстве военачальника...
Тем более досадным стало поражение чемпионов страны от заурядной команды лётчиков со счётом 0:3. Произошло это в тринадцатом туре. Правда, и до этого ЦДКА проиграл тбилисскому «Динамо», а вскоре после поражения от ВВС получил ещё одну «пощёчину», уступив ленинградскому «Зениту».
Остался верен себе в отчёте о матче с ВВС Юрий Ваньят: «Нападение, построенное по странной схеме — четыре выдвинутых вперёд нападающих, при оттянутом Боброве, — бесцельно блуждало по полю, лишь на минуту-две загораясь для случайной атаки... Бобров не был организатором атак, трижды являясь завершающим игроком, он бил мимо ворот...»
Схема, которую Ваньят назвал «странной», была очередным тактическим экспериментом Бориса Аркадьева. И пусть первый блин вышел комом, наставник ЦДКА свой поиск игрового разнообразия не прекращал. Что касается использования одного из форвардов в «оттяжке», то повод вспомнить об этом будет в главе, рассказывающей об олимпийском турнире 1952 года...
Вновь динамовцы стартовали сильнее главных конкурентов. В первом круге они потеряли пять очков, в то время как армейцы — девять. Матч «Динамо» — ЦДКА состоялся на финише круга. На этот раз соперники разошлись миром — 2:2.
Однако не слишком убедительный итог первого круга не смутил армейцев.
Валентин Николаев в своей книге комментировал те события так: «Все футболисты ЦДКА были уверены в том, что на финише мы догоним динамовцев. Такая уверенность базировалась на вполне объективных показателях и наблюдениях, сделанных в ходе предыдущих чемпионатов. Более высокая физическая подготовка игроков ЦДКА, при прочих равных или почти равных возможностях, позволяла армейцам постепенно наращивать мощь игры, в то время как у динамовцев она обычно несколько снижалась.
Кроме того, мы знали, что в решающей стадии турнира уже не позволим себе такого расточительства, как это было в матчах первого круга, когда мы в прямом смысле “подарили” очки командам, многие из которых уступали армейцам в классе. В этом, если хотите, состояла ещё одна особенность команды ЦДКА, умеющей собираться, настраиваться на решительную борьбу, когда это особенно необходимо. Именно за умение сражаться до конца, не щадя ни себя, ни соперников, любили и уважали болельщики “команду лейтенантов”».
Свои слова бывший инсайд армейцев подтвердил примером из матча первого круга с «Торпедо»: «За три с половиной минуты до финального свистка торпедовцы вели 2:1. Что можно успеть за столь короткий отрезок времени? В лучшем случае спасти хотя бы очко. Такое удаётся довольно часто. Но выиграть...
Помню, в этот критический момент торпедовец Александр Пономарёв, уже предвкушая победу, бросил своему вечному опекуну Ивану Кочеткову: “Всё, Ваня! Сейчас-то вы у нас с крючка не сорвётесь...”
Помню, что ответил ему Иван, только не сразу, а спустя три с половиной минуты, после окончания матча. Дружески похлопав Пономарёва по плечу, он не без ехидства изрёк: “Вот так-то, Саша, не говори гоп, пока не перепрыгнешь!”
Что же произошло за эти три с половиной минуты? Проигрывая, мы не только не смирились с неудачей, а, наоборот, взвинтив до предела темп, обрушили на ворота “Торпедо” шквал атак. Вся армейская команда устремилась вперёд, буквально смяв оборону соперников. Голевые моменты возникали один за другим, и вот, наконец, Дёмин прекрасным ударом сравнивает счёт. А за минуту до свистка уже я, оказавшись на острие атаки, забил третий гол. 3:2 в пользу ЦДКА!»
В том чемпионате в борьбу за лидерство вступил и обладатель Кубка двух последних лет московский «Спартак». На промежуточном финише спартаковцы наряду с «Динамо» (Тбилиси) вклинились между фаворитами. Положение армейцев ещё больше осложнилось после поражения от «Спартака» на старте второго круга. Спартаковцы сражались достойно, в какой-то момент даже возглавили таблицу, но затем выбыли из числа претендентов на «золото». Что же касается армейцев, то потеря двух очков в игре со «Спартаком» оказалась единственной, все остальные матчи футболисты ЦДКА выиграли. Мощно накатились на финиш и московские динамовцы, одержавшие семь побед подряд.
Заметим, что едва ли не в каждом отчёте о матчах армейцев Бобров получал обидные «уколы». И после выигрыша со счётом 2:1 у ленинградского «Динамо», когда Всеволод забил решающий гол, главный «фехтовальщик» Юрий Ваньят остался недоволен: «Бобров — несомненно, завершающий игрок. Но тем не менее он не имеет права занимать пассивную роль, наблюдая со стороны, как все его партнёры борются за каждый мяч. Его “сольные выступления” — обводка излишнего количества игроков, передержка мяча — снижают типичный для команды ЦДКА темп и срывают комбинации армейцев».
Встреча между московским «Динамо» и ЦДКА в последнем туре 24 сентября стала своего рода финалом чемпионата. Динамовцы подошли к нему, имея 40 очков, у соперников было 39. Травма не дала возможности выйти на поле Григорию Федотову, сумевшему за второй круг забить 13 мячей. В составе «Динамо» отсутствовал Василий Карцев, который в том сезоне пропустил немало матчей из-за открывшегося туберкулёза.
Послушаем «репортаж» Валентина Николаева: «Сюжет матча раскручивался стремительно. Уже на 3-й минуте Бобров, получив мяч от Вячеслава Соловьёва, в высоком прыжке головой направляет его в сетку ворот Хомича. Динамовцы бросаются в ответный штурм. Очень хорошо действует связка Савдунин — Бесков, доставляющая армейцам немало хлопот. Идёт 11-я минута. Кочетков “проваливается” в единоборстве с этой парой, и Бесков сравнивает счёт.
Сила атак “Динамо” нарастает. Никаноров отбивает один мяч за другим. Армейцы обороняются, они вынуждены отвечать только контратаками. Темп игры непрерывно возрастает, несмотря на то, что поле очень тяжёлое, разбухшее от дождя. Такая скоростная, атлетическая игра больше на руку нам. Мяч всё чаще гостит на половине поля соперников.
Мы со Славой Соловьёвым играем чуть сзади Боброва, таранящего оборону по центру. При каждом удобном случае адресуем мяч своему бомбардиру, но и сами улучаем моменты, чтобы попытаться пробить по воротам.
Случилось это на 24-й минуте игры. Гринин выкладывает мне мяч, как на блюдечке: не раздумывая, бью сильно низом, в угол ворот. Хомич не ждал удара и явно запоздал с броском. Мы вновь ведём — 2:1.
Кульминационный момент поединка наступил, как мне кажется, на 56-й минуте игры, когда Кочетков, пытаясь отразить мяч, посланный Савдуниным, неудачно подставляет ногу и мяч рикошетом влетает в угол наших ворот. 2:2 — желанный результат для динамовцев.
Ошеломлённый, полный отчаяния и горя, Кочетков, читали мы наутро в одной из газет, схватился за голову и стоял в такой позе, уставившись в землю. Потом его руки тяжело опустились, он повернулся и медленно пошёл на своё место. А трибуны бушевали...
То был поистине критический для нас момент. Дай мы волю переживаниям, распусти нервы — и всё пропало: победы не видать. В футболе — и в этом самая большая его прелесть — дело решают не только техника и тактика, виртуозность владения мячом и стройность плана. Иногда важнее общий дух, воля и решимость спортсменов, крепость нервов. И в том, что произошло дальше, я вижу не каприз спортивного счастья, а железную закономерность. Она заключается в полной собранности нашей команды, в том, что тренеры подготовили её к любым испытаниям, которые могут возникнуть на поле.
Словом, мы не дрогнули, не поддались даже минутной слабости. Снова пошли вперёд, наращивая и без того высокий темп. Великолепен был в последние минуты встречи Иван Кочетков. Стараясь во что бы то ни стало исправить оплошность, он часто подключался к атакам. Как это хорошо, что удача, раз изменив игроку, даёт ему всё же шанс отличиться. Мужество Ивана было по достоинству вознаграждено. Именно он, центральный защитник, совершив очередной дерзкий рейд, явился зачинателем комбинации, принёсшей победу ЦДКА.
Я не раз говорил о невозмутимости нашего тренера Бориса Андреевича Аркадьева, о его железной выдержке. Но в эти минуты он не смог совладать с собой и, понурив голову, побрёл к туннелю, ведущему под трибуну. Мы в пылу игры, конечно же, не могли видеть этого и очень удивились, когда услышали рассказ друзей. Ни в коей мере не хочу даже косвенно упрекнуть хоть в чём-то своего наставника. Я долгие годы был в шкуре тренера команд мастеров и на себе испытал, что значит наблюдать со стороны, как проигрывает твоя команда, а ты не в силах ей помочь.
Атака, которую начал Кочетков, развивалась просто, без всяких хитросплетений. И в этой ясности намерения армейцев заключена была её прелесть. Иван направил мяч Соловьёву, и тот без промедления пробил. Мне показалось, что в этот удар он вложил всё, на что был способен, но мяч, ударившись в штангу, отскочил в поле. Всё кончено? Нет! Неудержимый Бобров первым успевает к мячу и, словно бильярдный шар в лузу, вгоняет его в ворота. 3:2!»
Некоторые детали уточнил Аксель Вартанян. Первый гол Боброва он описал так: «Единолично обыграв двух динамовцев, отпасовал Николаеву, тот — в касание сместившемуся на правый фланг Соловьёву. Последовал навес в штрафную, и Бобров в высоком прыжке направил мяч в ворота Хомича».
Возникали голевые моменты и до того, как Николаев вновь вывел армейцев вперёд. Однажды мяч с линии ворот выбил головой Чистохвалов, а после мощного удара Савдунина ЦДКА выручила штанга.
О победном голе на 86-й минуте Всеволод Бобров в своей книге рассказывал: «Мяч опять у вездесущего Кочеткова. Он резко переводит его Соловьёву. Вячеслав приготовился ударить. В этот же миг какое-то необъяснимое чувство повлекло меня к воротам. Последовал сильнейший удар, мяч ударился в штангу, и раньше других возле него оказался я. Снова — удар... Потом я увидел, что Хомич лежит на земле и так же обхватил голову руками, как это делал полчаса назад Кочетков. Тогда-то я понял, почему все зрители разом вскочили со своих мест».
Высказал своё мнение и Вячеслав Соловьёв: «Он обладал невероятной игровой интуицией, поэтому именно он, Бобров, оказался в той позиции, которая и решила игру. Я шёл справа — ударил, а он одновременно, а, может быть, ещё до того, шёл слева на добивание. Он предвидел, что будет удар, и заранее шёл именно в эту позицию. Это нельзя ни выучить, ни натренировать, это — интуиция...»
Природу ошибки Ивана Кочеткова оценивали по-разному. Григорий Федотов усмотрел в ней попытку сыграть на публику. Анатолий Башашкин, вспоминая тот эпизод, был мрачен: «Что я почувствовал? Что это проигрыш — вот что я почувствовал...»
Несколько озадачил рассказ жены Алексея Гринина Зинаиды в интервью «Спорт-экспрессу» (от 15 февраля 2008 года). В потоке воспоминаний прозвучало: «Как-то с Капой, его женой, сидим на стадионе “Сталинец”. И Кочетков с размаху забивает гол в свои ворота. Капа разозлилась: “Говорила ему перед игрой — зачем бутсы мажешь салом?!”».
Других автоголов в послевоенный период согласно статистике за Иваном Кочетковым не значится. Но почему фигурирует стадион «Сталинец»? Не исключено, что в годы уже немолодые женщина могла перепутать. С другой стороны, будь тот момент проходным, вряд ли бы память его сохранила...
Автору книги близка позиция Анатолия Мурадова: «В той ситуации — и игровой, и человеческой — Кочетков понял одно: именно ему надо что-то делать. И он рванулся вперёд, в атаку: шёл раз за разом, рискованно оставляя собственные ворота, терял мяч, снова добывал его в жаркой схватке и был вознаграждён — удача нашла его».
Тот матч между динамовцами и армейцами вошёл в золотой фонд отечественного футбола. Равно как классикой жанра стало восторженное восклицание Вадима Синявского: «Золотая нога Боброва!»
Шестьдесят лет спустя Евгений Евтушенко написал об этом матче стихотворение «Месть за грубость». Имелась в виду грубость киевского матча 1946 года, когда «сломали» Боброва. Вот строки из него:
Но не сломленная расправою
(видно было, забить ей пора),
подоспела разбитая правая
победившего боль Бобра.
В упомянутой ранее статье Евтушенко признавался: «Я всегда обожал Всеволода Боброва. Когда я познакомился со Стрельцовым, я сказал, что у него есть какие-то черты от Боброва. И оказалось, что он мальчишкой смотрел игру Боброва. Стрельцов был очень талантливый футболист, но он был только отблеском молодого Боброва. Потому что молодой Бобров — это был фейерверк...»
В мемуарных источниках по-разному оцениваются причины поражения «Динамо». Константин Бесков отмечал, что неудачно в тот день действовал Хомич, он, по его мнению, был виноват в двух первых голах. Василий Трофимов высказывал соображение, что тактическую ошибку допустил Малявкин, который попятился перед Вячеславом Соловьёвым, дав ему возможность пробить по воротам. Михаил Якушин считал, что атаку, начатую Кочетковым, мог сорвать Бесков, но не вступил с ним в единоборство.
«Я не могу за это поражение бросить упрёк ни команде, ни себе, — вспоминал Михаил Якушин в своей книге. — Несмотря на дождь и тяжёлый грунт, встреча прошла на очень высоком уровне... Бытовало мнение, что после счёта 2:2 наша команда отошла назад и стала играть на удержание выгодного ей результата, за что-де и поплатилась. Неверное суждение. В оставшееся время футболисты ЦДКА в самом деле атаковали больше, положение вынуждало их к этому, но ни о какой глухой обороне с нашей стороны не могло быть и речи... Так ещё раз были сокрушены наши надежды. То одна сотая мяча, то злополучные четыре минуты».
В динамовском лагере поражение вызвало бурю эмоций. Леонид Соловьёв рассказывал, что Юлия Блинкова — сама спортсменка, она играла за хоккейную команду «Динамо» — под разговоры о невнимательности её мужа, не оказавшегося в решающий момент возле Боброва, как этого требовала игровая дисциплина, сгоряча даже хотела подать на развод.
Раскрыть существо проблемы взялся Анатолий Салуцкий: «Динамовцы постоянно наступали на пятки армейцам. Они очень остро атаковали, причём форвардам активно помогал правый полузащитник Всеволод Блинков. В поединках с ЦДКА Блинкову всегда поручали опекать Боброва, и два Всеволода прекрасно знали друг друга, поскольку точно такая же ситуация возникала и в русском хоккее. Но характер игры Блинкова несколько отличался от манеры действий других полузащитников того времени: Блинков порой подключался к нападению, что придавало особую мощь динамовским атакам. И однажды тренер армейцев Борис Андреевич Аркадьев перед очередной встречей с давними соперниками сказал Боброву:
— Всеволод! В этой игре надо почаще оттягиваться, чтобы прикрыть Блинкова.
Но Бобров сердито ответил:
— Зачем же я буду оттягиваться?! Инициативу отдавать? Пусть он меня караулит и в нападение не ходит.
Аркадьев предпочёл не настаивать, потому что в словах Боброва необычайно сжато и кратко была сформулирована очень важная тактическая установка: действительно, активный, постоянно угрожающий чужим воротам форвард, даже не участвуя непосредственно в обороне, существенно облегчает игру своих товарищей, сковывая действия одного, а то и “полутора” игроков соперников.
И все поединки с московским “Динамо” полностью, стопроцентно подтвердили точку зрения Всеволода Боброва. Хотя бывали отдельные случаи, когда Всеволод Блинков всё-таки пытался участвовать в атаке, но делал он всегда это осторожно, с оглядкой, что позволяло Николаеву или Дёмину с лёгкостью нейтрализовать его атакующий пыл. Сам Блинков утверждает, что в его жизни не было более интересного и более трудного подопечного, чем Бобров, включая английских форвардов, с которыми динамовскому полузащитнику пришлось иметь дело в 1945 году. И в целом, как считает Блинков, в матчах с ЦДКА он почти совсем выключался из атак, бдительно опекая армейского нападающего. Цель, которую преследовал Борис Андреевич Аркадьев, советуя Боброву “оттягиваться”, была достигнута, но совершенно иными, чисто бобровскими средствами».
В ЦДКА после третьего подряд чемпионства царила праздничная атмосфера. «Советский спорт» сообщал, что в адрес команды поступило около трёх тысяч поздравлений. На дом Всеволоду Боброву доставили 50 телеграмм. Суворовцы тамбовского училища прислали телеграмму с напутствием: «Обязательно выиграйте кубок».
К пожеланию будущих защитников отечества футболисты ЦДКА прислушались. Но на пути к обладанию хрустальной вазой в серебряном окладе им пришлось пережить немало волнений. И не только на футбольном поле. В четвертьфинале их соперником стало «Торпедо». Одолеть «обидчика», побеждавшего армейцев в двух предыдущих розыгрышах, было делом принципа.
Аксель Вартанян повествовал в «Летописи»: «Чемпион поначалу проигрывал — 0:1, 1:2. Страсти закипели. Растерявшийся судья Дмитриев не сумел охладить горячие головы, от отчаяния (многие считали — необоснованно) удалил молодого рабочего парня Антонина Сочнева.
ЦДКА получил численное преимущество. В футболе — не смертельно. Если нет Боброва. Бобров, к несчастью для автозаводцев, присутствовал. Потрясающий хоккеист, он знал, как извлекать из подобных ситуаций максимальную пользу, что неоднократно демонстрировал на ледовых площадках. 5 октября он сделал это на футбольном поле. Отштамповав за тринадцать минут “хет-трик” — 4:2».
Руководители автозавода, которых поддержали некоторые газеты, стали требовать переигровки. Особенно резко выступил печатный орган профсоюзов «Труд». На что в своей докладной отреагировал один из спортивных руководителей Константин Андрианов: «Необходимо обратить внимание газеты “Труд” на необъективную заметку т. Ваньята, так как у него и ранее имели место случаи тенденциозного освещения результатов соревнований в силу отсутствия знаний в вопросах футбола и должной культуры в освещении спортивных событий в печати».
Однако сила протестов нарастала, и было принято решение о переигровке. 12 октября ЦДКА повторно победил «Торпедо» со счётом 3:1 и пять дней спустя в полуфинале встретился с московским «Динамо».
Для выявления победителя потребовались два матча. Первый (с дополнительным временем) закончился 0:0. Столь же упорным выдался поединок и на следующий день. Валентин Николаев писал: «Один-единственный раз за всю игру оплошала оборона бело-голубых, всего единожды не выручил свою команду Хомич, и это стоило соперникам поражения. На 40-й минуте матча защитник Петров, не сумев преградить путь устремившемуся к воротам Соловьёву, снёс его в штрафной площадке. Наш лучший пенальтист Володя Дёмин и на этот раз оказался верен себе. Его удар был неотразим — 1:0».
На финальную встречу с московским «Спартаком» 24 октября армейцы вышли без Алексея Гринина. В первом из матчей с динамовцами он выбыл из строя после столкновения с Радикорским. У армейца оказались сломаны три ребра.
Жена пострадавшего Зинаида Ивановна в интервью «Спорт-экспрессу» рассказывала: «Счастье, что не поел перед игрой. Почему-то в тот день не было аппетита. Было бы что-то в желудке, умер бы от такого удара, сломанными рёбрами не отделался. Шипы-то были не нынешние. Ужас!»
Но отсутствие Гринина на выступлении армейцев не сказалось. Они добились победы со счётом 3:0. Вот взгляд Валентина Николаева: «Блестяще, иначе просто не скажешь, провёл встречу Вячеслав Соловьёв. Его полуторачасовая дуэль с Василием Соколовым, вчистую выигранная армейцем, ещё долго обсуждалась и болельщиками, и специалистами...
Иллюстрацией к сказанному можно считать гол, забитый Вячеславом в первом тайме. В ситуации, когда перед ним оказались трое или даже четверо игроков и бить по воротам, казалось бы, было абсолютно бессмысленно, он всё же решил рискнуть. Спартаковцы, в том числе вратарь Алексей Леонтьев, никак не ожидавшие этого удара, даже шелохнуться не успели.
Второй гол Соловьёв забил, если можно так сказать, в соавторстве с одним из защитников соперника, который, пытаясь преградить дорогу с большой скоростью летящему мячу, подправил его в ворота...
Ну и, наконец, настал черёд отличиться и мне. Башашкин длинной передачей от центральной линии поля посылает мяч Соловьёву, тот обыгрывает своего опекуна Соколова и моментально пасует переместившемуся на место правого инсайда Дёмину. Последний, не мешкая, адресует мяч мне. Я в этом эпизоде действовал на месте центрфорварда и, прежде чем получить точный пас, совершил рывок без мяча метров на двадцать. Меня опекал Рязанцев, но он прозевал мой рывок, а помочь ему было некому. Тимаков бдительно стерёг Боброва, Сеглин ни на мгновение не отставал от Федотова. Мяч от Дёмина я принял, оказавшись в одиночестве перед воротами Леонтьева, и в прыжке головой направил его в сетку».
Из скромности Валентин Александрович приглушил краски им содеянного. Оценил красоту гола «потерпевший» — голкипер «Спартака». На страницах «Огонька» Алексей Леонтьев его описал так: «Таким голом даже я не могу не восхищаться, хоть он и забит в мои ворота... Дёмин сильно ударил по воротам, но мяч прошёл мимо, метрах в семи от меня. Я переместился к другой штанге, ожидая угрозы оттуда. Я видел, конечно, и Николаева, но мяч от него проходил на таком расстоянии, что достать его казалось невозможным. И вот в тот самый момент, когда я перебегал к другой штанге, Николаев в непостижимом броске “ласточкой” пролетел в воздухе метров пять, перехватил головой мяч и неотразимо направил его в тот угол, который я только что покинул. Такого гола никогда ещё не видел».
Разделял мнение Леонтьева и Бобров: «Это был один из самых красивых голов, которые мне пришлось когда-либо видеть. Гол, достойно завершивший бурный, небывало радостный для нас сезон».
Был обнародован список «33 лучших» игроков сезона. Под первыми номерами в него вошли семеро армейцев. Ещё троих включили вторыми номерами, и лишь Григорий Федотов оказался на третьей позиции.
И Федотов, и Бобров приняли участие в семнадцати матчах чемпионата. Всеволод забил 23 гола, из них в последних десяти матчах — 14. Федотов тоже все свои 13 мячей провёл во втором круге.
Всеволод Бобров, Валентин Николаев и Владимир Дёмин стали заслуженными мастерами спорта, «догнав» Гринина и Федотова.
В середине первенства у Григория Федотова образовался полуторамесячный перерыв из-за травмы, залечив которую, он появился в составе дубля и двумя точными ударами помог резервистам одержать верх над лидировавшим «Спартаком».
«Почувствовав, что ведущий форвард в порядке, Борис Аркадьев включил его в “основу” на матч с тбилисцами, тоже с турнирных позиций весомый. Федотов подтвердил: он в полном порядке. Сделав “хет-трик”, обеспечил однополчанам победу — 4:2», — прокомментировал Аксель Вартанян.
Но всё происходило не так гладко, как поведал летописец.
В интервью «Спорт-экспрессу» Валентина Федотова на вопрос о взаимоотношениях мужа с Борисом Аркадьевым отвечала: «У них были хорошие отношения. Правда, чего скрывать, были и трения. Как-то Аркадьев перестал ставить Гришу на игры. Не знаю, чем он руководствовался, но команда хочет, чтобы играл Федотов, а старший тренер упорно его не ставит.
И вдруг как-то перед домашней игрой с тбилисцами в день игры заявляет Федотову, планировавшемуся в запас: “Сегодня играешь”. Иду в день матча на стадион, поминутно останавливают вопросом: “Григорий Иванович сегодня играет?” — “Играет”. — “Ну, значит, наши выиграют”. И вот выходит Федотов и забивает три мяча. И сразу убирает все вопросы к себе.
И вот ведь характер: когда его не ставили, не ходил к тренеру разбираться, не возмущался громогласно. Молчал. Тренировался так, что страшно за его колени да локти становилось. И ведь доказал своё».
Однако не всегда ведущие игроки были столь покладисты. Льву Филатову довелось услышать как-то из уст Бориса Андреевича неожиданное признание: «Мало кто знает, что не кто-нибудь, а Федотов и Бобров ходили к начальству с требованием освободить их от Аркадьева. У начальства в тот раз, на удивление, хватило решительности отправить парочку великих восвояси, ни с чем. Я уцелел, а потом они оба каялись — не могли себе простить этого шага».
Валентин Николаев, говоря об Аркадьеве, отмечал: «Он не терпел нарушений дисциплины, спортивного режима, однако никогда не прибегал к ругани, нотации, не употреблял бранных слов. Но “поставить на место” нарушителя мог, как никто другой. Нашему тренеру была чужда злопамятность, и если он видел, что даже серьёзно нарушивший дисциплину футболист стремится искупить вину усердным трудом на тренировке, умел быть снисходительным».
Однако при всём том у Бориса Аркадьева была одна особенность. Лев Филатов писал: «Он видел изнанку футбольного быта, пьянство, грубость, душевную мертвечину, и, занося всё это в запасники памяти, жил и работал так, словно ничего этого не было...»
В интервью «Советскому спорту» Николай Озеров рассказывал: «Он ведь страдал, когда была пьяная вся команда, мы же знали и такие дела. Сидит вся команда на жёрдочке, и он только ходит, причитает: “Что будет! Что будет!” А им играть. Они — в баню, попарились, тренировка, два свитера и на следующий день громили всех на каких угодно полях».
За склонность к философским рассуждениям и такому же восприятию событий Евгений Евтушенко назвал Аркадьева «своеобразным футбольным Пастернаком».
Филатов продолжал: «“Мне не раз приходилось на лестнице перешагивать через его бесчувственное тело”, — говорил он об известном форварде, говорил спокойно, не ужасаясь и не возмущаясь. Это не было безразличием, чистоплюйством. Просто он знал, что перевоспитать этого форварда никому не дано. Он перешагивал через него, когда тот был в запое, что не мешало ему хвалить его игру на страницах своей книги. Реальности футбола Аркадьев, как никто другой, умел мирить со своими умозрительными, подчас прямо-таки идеалистическими представлениями.
Когда другие тренеры интересовались у Бориса Андреевича, какие меры он предпринимает, узнав, что его команда после игры нарушила режим, он отвечал так: «А после игры меня эта банда не интересует!» И нередко добавлял: «Берегите нервную систему. Как? Очень просто. После игры прихожу домой, наполняю ванну тёплой водой, отключаю телефон и читаю в ванне книгу».
Футболистом, через чьё тело Аркадьеву приходилось перешагивать, был Владимир Дёмин. Зинаида Гринина рассказывала: «Володя жил на шестом этаже в нашем подъезде. У каждого футболиста было прозвище, а Дёмина звали “Мартышкин”. Как скандал, их бабушка меня звала разбираться. Прихожу: “Что, ‘Мартышкин’, расшумелся?” — “Я ничего, Зинок, что ты...”
Лена, его жена, сама во многом виновата. Володя приходит домой, а она тут же шмыг и куда-то исчезает. “Мартышкин” посидит-посидит в пустой квартире, ко мне плетётся: “Лена у тебя?” А надо было его принимать, в каком бы виде ни появился. В конце концов квартиру разменяли, семья распалась. Володьку куда-то отправили. Он очень одинокий был. Умер совсем молодым, в 45...»
Однако встретилось нам и другое воспоминание — дочери Аркадьева Светланы Борисовны: «Вообще пьянство игроков сильно его огорчало. Я помню, с какой болью он всегда говорил о Дёмине, как жалел его жену. Она постоянно приходила к папе, жаловалась, плакала, он её всеми силами старался поддержать. Но там болезнь была запущена».
Зинаида Гринина рассказывала: «Мы с Аркадьевым были друзья. Звал меня: “Зинаида Ивановна, на прогулку!”...
Дёмин проштрафился, меня Аркадьев опять зовёт гулять: “Хочу с вами посоветоваться, Зинаида Ивановна. Кого ставить на матч — Петюньку Пономаренко или Володю Дёмина? Владимир Тимофеевич уж больно много водки пьёт...”
Говорю: “Знаете что, Борис Андреевич, Петюня, может быть, и сыграет, но не так, как Дёмин. Раз он виноват, выложится, как никто!” Потом было интересно, как Аркадьев поступит. Уже на стадионе слышу: “Одиннадцатый номер — Владимир Дёмин!” Я была очень горда...»
Причины того, почему в послевоенном соперничестве ЦДКА и «Динамо» успех чаще был на стороне армейцев, вовсе не лежат на поверхности. По уровню мастерства, что признано многими авторитетами, команды были равны. И в части подготовки, как функциональной, так и тактической, при всех индивидуальных особенностях тренеров существенных перепадов не наблюдалось. Более того, такие нейтральные эксперты, как спартаковцы Никита Симонян и Игорь Нетто, выражали уверенность, что в лучшие для вечных соперников годы (1945—1951) «Динамо» играло более качественно, но соотношение чемпионских плюс кубковых регалий (2 против 8) не оставляет сомнений в том, что армейцы брали волей и упорством.
Михаил Якушин писал: «Перед встречей ЦДКА и “Динамо” друг с другом ясно было одно: нападение и у той и у другой команды превосходит в классе оборону соперников. Вопрос стоял так: если наша защита справится с их нападением, то наше нападение их защиту переиграет».
В этой связи глубокое понимание сути вопроса мы увидели в статье литератора Александра Соскина: «Только приступивший к тренерской работе Михаил Якушин своим обострённым взглядом быстро узрел, что, несмотря на безоговорочную победу “Динамо” над ЦДКА в чемпионате страны 1945 года, динамовская защита, бывает, трещит под напором армейской пятёрки форвардов. Беда приходила в основном с левого фланга армейцев, и загвоздка была скорее не в чуть медлительном Радикорском, а в порывистом Блинкове. В те далёкие времена роли были чётко расписаны, и правый полузащитник отвечал за левого полусреднего нападающего. Всеволод Блинков, наш лучший атакующий полузащитник 40-х годов, вынужден был разменивать свою деятельную активность на тщетные попытки удержать своего тёзку Боброва.
Чтобы высвободить энергию Блинкова и как-то помешать Боброву, Якушин придумал дополнительное заграждение в лице другого полузащитника — Леонида Соловьёва, как бы составившего пару центральному защитнику Семичастному. Соответственно вакуум в центре поля должен был заполнить левый полусредний. Яркий форвард Николай Дементьев для этой цели мало подходил и, всё чаще уступая место “рабочей пчёлке” Александру Малявкину, был отпущен в “Спартак”...
Этот, казалось бы, частный случай имел далеко идущие последствия. Во-первых, Якушин укрепил оборону, не ослабив нападение (в первенстве Союза 1949 года “Динамо” установило рекорд результативности — 104 мяча). Во-вторых, открыл новую тактическую перспективу...
Тренерская интуиция Якушина через конкретику коллизии Блинков — Бобров уловила общемировую тенденцию гашения численного перевеса форвардов, уравновешивания мощи брони и снаряда...»
Константин Бесков в своей книге «Моя жизнь в футболе» представил ситуацию так: «Здраво анализируя ретроспективу, убеждаюсь, что мы и армейцы в сущности были равны по силам, если сопоставлять каждого с каждым или звенья со звеньями. Кто-то мог в определённый момент индивидуально оказаться лучше своего коллеги из другой команды в физическом отношении. Но право же, пятёрка атаки — Гринин, Николаев, Федотов, Бобров, Дёмин — на самых беспристрастных весах уравнивалась с другой пятёркой — Трофимов, Карцев, Бесков, Малявкин, Сергей Соловьёв.
А вот в боевитости, мобильности, выносливости, настойчивости мы товарищам из ЦДКА в тот момент уступали. Борис Андреевич Аркадьев, обладая огромным опытом и обширными познаниям и зная при этом динамовцев как свои пять пальцев, делал в ЦДКА акцент на функциональные кондиции, на атлетизм, потому что в техническом и тактическом плане его подопечные были не хуже нас».
В качестве болевых точек Бесков обозначил «боевитость и настойчивость», иначе говоря, речь идёт о волевом настрое, готовности отдавать все силы в игре.
Но ведь именно по этой части сам Бесков и слышал нередко упрёки в свой адрес от партнёров, при никем не оспариваемом его высоком игровом классе. Как рассказывал автору книги Владимир Савдунин, даже в успешных зарубежных поездках Бескову весьма крепко доставалось от Леонида Соловьёва и Александра Малявкина, требовавших от центрфорварда полной самоотдачи во всех матчах, а не только в тех, когда тот ловил кураж.
Обратимся ещё раз к суждениям Соскина из книги о Василии Трофимове: «Отчётливо помню, что динамовская игра, расчерченная геометрическими фигурами замысловатых построений, была менее нагнетательной, чем армейская. Но слишком уж серьёзным представляется спортивное преимущество ЦДКА в 1945—1951 годах — как в непосредственно матчевом противоборстве с “Динамо” (+12 = 2 — 4), так и в их турнирных спорах на первенство (+5 — 2) и Кубок СССР (+3 — 0).
Разительным контрастом на этом фоне выглядит международная репутация соперников — высочайшая у “Динамо” и, собственно, никакая у ЦДКА. Эту команду за пределами СССР мало кто знал. В то же время триумф в Великобритании и Скандинавии придал имени “Динамо” звучность высокой международной марки. Армейцам же ни победы в Югославии, ни тем паче поражения в Чехословакии не помогли прорубить окно в Европу.
Вопрос, почему сложились такие ножницы во внутреннем и внешнем восприятии наших премьеров, продолжает будоражить спортивных публицистов. Приходилось слышать всякие толкования армейского превосходства в междоусобице с “Динамо”. В частности, команда ЦДКА выдавалась за более дружную и сплочённую... Но вовсе не это предопределило исход “семилетней войны”, а скорее всего психология спортивного противоборства.
Между прочим, зацепку для такой версии дают слова Трофимова, резюмирующие события 1948 года: “Команда опять не совладала с ЦДКА. Как и 1947-м, не сохранила отрыв в очках, да ещё проиграла Армии решающий матч — 2:3. Почему так происходило? Необязательность победы расслабляет — ведь счёт 2:2 выводил нас на первое место. Сохранять преимущество вредно, противника надо долавливать. А если сохранять, то уметь это делать. Держать мяч, а не откатываться к своим воротам”.
В самом деле, прилично отставая от динамовцев по ходу чемпионата (как и годом раньше), армейцы вынуждены были включить последние силы, максимально напрячься, в то время как удовлетворённость перевесом в очках не способствовала предельной мобилизации резервных возможностей “Динамо”».
Не является ли контрастным к приведённому выше мнению высказывание Михаила Якушина в книге «Московский футбол», характеризующее его творческое кредо:
«У нас в “Динамо” главным считалось не забить, а красиво разыграть комбинацию. Доставлял удовольствие не просто гол, а гол, забитый в результате тонкого обыгрывания соперника — защитника или вратаря. Для меня красота футбола в его комбинационности, в возможностях построить тактическую каверзу, ошеломить соперника какой-то головоломкой».
Не отсюда ли проистекает прохладное отношение Якушина к Боброву, прозванному им в преклонные годы «добивалой», без которого «Динамо» вполне могло обойтись в Великобритании?
Похожие мотивы услышал в разговоре с престарелым Якушиным и Александр Нилин: «Высоко оценивая Маслова, об Аркадьеве-тренере высказался он неожиданно скептически. Словно главные жизненные борения Михаила Иосифовича происходили не с тренером ЦДКА?..
И всё-таки не так уж трудно поверить, что, отказывая Аркадьеву в общепринятых достоинствах, Якушин ничуть не кривил душой. И не в том ли причина большинства якушинских неудач в решающих играх против ЦДКА?
Аркадьев, несомненно, оценивал Якушина выше, чем Якушин Аркадьева.
Якушин был моложе Аркадьева на десяток лет и в первом же сезоне соперничества победил его. И, главное, считал свою победу закономерной. Он — практик, он — форвард.
Якушин считал, что кожей чувствует такие игровые нюансы, о которых Аркадьев и не подозревает, которые расчётам не подлежат и не подвластны. Но вряд ли предполагал, что как наставник-практик он уступает Аркадьеву. Навыки практика и позволили тренеру ЦДКА трезво оценить совершенное Якушиным и его командой в сезоне сорок пятого года и сделать далеко ведущие армейцев выводы.
Великий тренер всегда парадоксален.
Аркадьев вроде бы тяготел к теории и книгу назвал “Теория футбольной игры”. Якушин полудемонстративно над теориями смеялся. И очень сердился, когда ему ставили в заслугу разработанное задолго до бразильцев техническое новшество — систему “четыре — два — четыре”.
Ему бы скорее понравилось определение — нашёл (а не разработал). Он отрицал в тренерском деле всякую умозрительность и считал своё решение играть со сдвоенным центром не только атаки (Бесков — Карцев), но и обороны (Семичастный — Леонид Соловьёв) интуитивно-остроумным ответом-озарением на разрешение Аркадьевым Федотову и Боброву делить роль центрфорварда.
В отличие от импровизационной стихии, возникшей благодаря счастливому для армейской атаки соотношению индивидуальностей и талантов Федотова и Боброва, динамовцы осуществляли на поле задуманную Якушиным и близкую характерам Карцева и Бескова ясную задачу.
Парадокс был в том, что суховато-корректный Аркадьев в большей степени оставался романтиком, влюблённым в отдельных игроков (Федотова и Боброва, например), чем более импульсивный Якушин, во всех случаях проявлявший себя рационалистом.
Автор теорий, пригодных для всего футбола, Аркадьев считал свою команду и её игроков особым случаем. И навязывал свои решения с большим тактом и осторожностью, проявляя кутузовские терпение и мудрость. И до конфликтов с исполнителями дело никогда не доходило.
Якушин же нередко оказывался в конфликтных отношениях с лучшими своими игроками — Бесковым, Трофимовым, Хомичем. Конечно, как прирождённый дипломат, он умел сглаживать острые углы. И сам рассказывал, что во время сборов просыпается часов в пять и долго-долго обдумывает предстоящий ему разговор с кем-либо из динамовских лидеров».
Борис Андреевич старался не делать замечаний Григорию Федотову, Всеволоду Боброву, Владимиру Никанорову: если первый в случае несогласия просто отмалчивался, то двое других могли возразить и пуститься в спор. На установках перед играми, объявляя состав, Аркадьев обычно говорил Боброву: «Всеволод, а вы играйте так, как в прошлый раз». Борис Андреевич знал, что, когда Бобров был в форме, не травмирован, понукать его к более активной игре не следует, Всеволод наверняка будет действовать в полную силу, что называется, выложится до конца.
Владимир Пахомов отмечал: «Аркадьев не был цербером, а являлся сторонником сознательной дисциплины. О слабостях своих игроков он был прекрасно осведомлён. При этом команда усердно пахала на предсезонных тренировках. А согрешив и нарушив режим, армейцы не жалели себя в бане.
Но в команде практиковались и своеобразные самосуды, когда не тренер, а сами футболисты разбирались с нарушителями. Как-то всё чаще стал подводить команду центральный защитник Кочетков. Его критиковали, увещевали, но напрасно. И тогда Гринин, Бобров, Никаноров и Нырков решили поговорить с нарушителем “по душам”. Они взяли кеду 45-го размера и отвесили провинившемуся по пять раз ниже спины. Особенно тяжёлой оказалась рука у Никанорова, до войны занимавшегося греко-римской борьбой. И самосуд подействовал на Кочеткова лучше всех проработок.
Много раз доставалось от партнёров и Дёмину — бесхарактерному таланту. Он никогда не обижался на самосуды, однако пересилить себя во многих случаях не мог, уповая на парилку. Пока сил хватало, входил в списки лучших...»
Зинаида Гринина припомнила: «Все ребята из ЦДКА носили одинаковые буклированные кепки и портфели. С чемоданчиками ходили динамовцы». Штрих для колорита любопытный.
Именно в таком портфеле как-то Алексей после матча принёс свою экипировку — гетры, трусы, майку, щитки. Зинаида увидела, что они мокрые: «Леш, ну зачем ты сам стираешь-то? Приноси домой, я всё сделаю!» Изумилась, услышав в ответ: «Эх, дорогая, ведь это ж пот мой...» — «После этого я три раза думала, прежде чем отдать 200 рублей за чулки с чёрной стрелкой. Знала, как достаются», — призналась Зинаида Ивановна.
Но и динамовцы проливали не меньше пота в матчах и на тренировках. В отличие от Александра Соскина автор этой книги убеждён: преимущество ЦДКА во многом определяло то, что на современном спортивном сленге именуют «химией» — внутрикомандное настроение. Армейцы были дружнее. Об этом спустя много лет высказался не без досады Алексей Хомич: «Они и пили вместе, а мы — поврозь».
Эта фраза, став своего рода клише, разошлась по многим изданиям. Но существует и развёрнутый вариант высказывания Хомича: «После каждого матча мы разбегались по домам, а армейцы не спешили разлучаться. Вместе, дружеской компанией за кружкой пива или приняв на грудь чего покрепче, они обсуждали ход закончившейся игры. Всегда вместе отмечали победы и дни рождения, окончание чьей-либо холостяцкой жизни, появление детей. И это было у армейцев в традиции». В качестве подтверждения приведём слова Всеволода Боброва: «В успехе нашего партнёрства многое шло от дружелюбия».
При этом отношения между игроками команд-соперников были в большинстве дружескими. Валентин Николаев вспоминал: «Помню, играем с динамовцами, а Сергей Соловьёв пробегает рядом и негромко: “Валя, Володя, после игры — на западной”. И мы с Дёминым уже знаем, о чём речь. А дело в том, что на западной трибуне “Динамо” был буфет, а старшая буфетчица — хорошая знакомая Серёги. И вот мы, все вместе, после игры шли посидеть к ней в буфет».
В 1973 году Александр Соскин записал интервью с Всеволодом Бобровым, которое опубликовал в книге «Откат»:
«— ЦДКА с “Динамо” рубились, как говорится, не на жизнь, а на смерть. А какие были у вас отношения?
— Прекрасные. Против динамовцев было приятно играть — уж очень классные были, а между играми общаться. Может быть, не со всеми. Некоторые были амбициозны. С Бесковым играть было в удовольствие, друг друга понимали, когда взяли меня с собой в британское турне “Динамо” 1945 года, но личной приязни никакой. Мне кажется, Якушин повёз меня туда без охоты, однако был вынужден. Руководство-то побаивалось поражений, вот и укрепляли “Динамо”. С большинством там сошёлся. У некоторых в гостях бывал, а они у меня. Лёня Хомич, Вася Трофимов — они попроще... Я ценю простых, ясных ребят. У нас в ЦДКА почти все были такие, негонористые».
В интервью «Спорт-экспрессу» Валентина Федотова отвечала на вопросы разного толка:
«— Говорят, в бытность Григория Федотова футболистом в ЦДКА был великолепный коллектив.
— Это верно говорят. Сейчас такого не найдёшь. После каждой игры автобус с командой останавливался у метро “Сокол”. Неподалёку от него была пивная. К приезду футболистов её хозяйка тётя Валя накрывала столы. И что вы думаете — они там пили? Они там игру разбирали.
Мне Башашкин потом говорил, что воспитывался он не тренером, а этой пивнушкой и тётей Валей, всеми этими послематчевыми разборками, в которых он учился понимать игру».
Эта тема была продолжена в интервью Зинаиды Грининой, у которой с «атаманшей» Федотовой были сложные отношения:
«— В ЦДКА игроки семьями дружили?
— Ещё как дружили. Мы знали всех родственников. Помню, как гуляли на свадьбе сестры Ныркова... В нашем доме жили пять человек из нападения ЦДКА: Дёмин, Гринин, Николаев, Бобров, Федотов. Военный министр Булганин ордера подписывал.
Они иногда собирались в кафе, тётя Маша им накрывала. Под пиво разговаривали. Матом ругались отчаянно, пар выпускали после матча. Я всегда знала, где искать, если после игры долго не идёт. Как меня видят, говорят: “Только тебя не хватало. Заканчиваем, ребята...”
Раза три прекращала их беседу — и тогда все вваливались в нашу квартиру. Федотов редко к нам заходил, его сразу Валентина Ивановна забирала. А вот Дёмин с Николаевым постоянно бывали. Нашу квартиру особенно любили. Как лететь за границу, непременно на кухне собирались, кто-то даже с ночёвкой оставался. Автобус подходил к нашему подъезду».
В одном воспоминании фигурирует «тётя Валя», в другом — «тётя Маша». Да и заграничных вояжей всего-то было два. Это ли важно?
В ЦДКА была более свободная, раскрепощённая атмосфера. И создавалась она прежде всего Борисом Аркадьевым. Он знал, когда нужно закрутить гайки, а когда отпустить. Тренер умел окрылить своих подопечных.
Именно это и отмечал Всеволод Бобров: «Самым ценным качеством тренера Аркадьева считаю его удивительное умение поддерживать в своих учениках свежесть чувств, постоянную жажду игры, большую любовь к футболу. Мы, уже тогда заслуженные-перезаслуженные, выходили на каждый матч как на праздник. Мы отдавались игре целиком, самозабвенно. Эту ребячью жадность к мячу, к футболу поддерживал в нас тренер. Великое счастье обладать такой способностью!»
Но не только Борис Аркадьев способствовал эмоциональному подъёму футболистов.
Весьма наглядно обрисовал ещё одно важное обстоятельство всё тот же Александр Соскин: «Различия распространялись и на клубную атмосферу... Сказывалась прежде всего ведомственная принадлежность динамовской команды: младшим по званию полагалось беспрекословно слушать старших, а грубость выражений и безапелляционность суждений генералов, то и дело торчавших в раздевалке, подтрибунных помещениях, имевших привычку нагрянуть иногда и на сборы, делало обстановку в команде перенапряжённой, и, пожалуй, лишь Якушину иногда удавалось смягчать её.
ЦДКА же негласно курировал маршал артиллерии Воронов, больше склонный не к окрику, а к заботе и моральной поддержке, и этот тон старался выдерживать ходивший под ним генералитет — до тех пор, пока не проявился на горизонте маршал Гречко, от которого перенимали крутой нрав заправлявшие армейским футболом клевреты.
Царивший в спорте, как и в других сферах, произвол высших партийно-государственных инстанций с лёгкой (правильнее сказать — тяжёлой) руки Берии нашёл самое вульгарное воплощение в подведомственном “Динамо”. Бериевский патронаж над динамовцами Москвы приобретал подчас привычные шефу МВД формы прямого давления и угроз. Василий Трофимов рассказывал мне, как Берия, вызвав ведущих игроков в 1946 году, когда дела в команде не очень ладились, орал благим матом, стращал отослать куда Макар телят не гонял. Так и говорил: “отошлём”...»
Зинаида Гринина вспоминала: «Маршал Воронов перед каждым матчем нам домой звонил. А на игры таскал с собой старый плащ, тот считался талисманом...»
Той же темы коснулся и Валентин Николаев: «Наш верный почитатель и добровольный помощник Николай Николаевич Воронов, несмотря на большую занятость по службе, часто приходил на стадион ЦДКА в Сокольниках, чтобы дружески пообщаться с ребятами, да и матчи, если они проходили в Москве, старался не пропускать. Как у каждого горячего болельщика, да простят мне этот термин применительно к Главному маршалу артиллерии, у него были свои причуды. Заглянет на тренировку накануне встречи и советуется с футболистами, в каком плаще на матч прийти — был у него особенно “счастливый”.
И примета была особая: если мы, мол, на тринадцатой минуте забьём, то непременно победим. И знаете, сходилось. Да и пошутить маршал был не прочь. Помню, говорит он как-то нашему “пионеру” Володе Дёмину: “Не горюй, браток, я тебе полметра своего роста отдам...” А сам он, надо заметить, роста был гренадерского — два метра, а может, и более того».
Маршала упоминал в своих мемуарах и Никита Симонян. Вспоминая молодого Всеволода Боброва, он писал: «Рассказывали о нём немало разных историй. Он всегда был на виду. Окружённый толпой почитателей, мог загулять, нарушить режим, не явиться на тренировку. Что там говорить, немало покуролесил. Но личностью был на редкость притягательной.
Простой, широкий, доброжелательный — свой парень. Однако настолько знал себе цену, что с любым начальством держался вольно, свободно, даже с самыми высокими чинами.
Вспоминаю, как однажды тренировались мы ранней весной — ещё снег лежал вдоль московских тротуаров — на стадионе “Буревестник”, который находился там, где поднялся новый олимпийский комплекс.
Команда ЦДКА заканчивала тренировку, а спартаковцы начинали, уже вышли на поле, на разминку. На трибуне был маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов, страстный любитель футбола. Приехал, видимо, взглянуть на свою армейскую команду. Бобров, пробегая мимо, остановился:
— Товарищ маршал, вот мы тут сейчас присматриваем, кого бы из “Спартачка” к нам перетянуть. И вы присмотритесь, кому из них пойдут погоны. Призовите в свои ряды в случае чего.
Воронов весело рассмеялся:
— Хорошо, хорошо, непременно, Всеволод Михайлович, присмотрюсь».