Вторжение

Глава 12. Богдан

Дождь начался внезапно. Гром стих уже около часа назад, оставив после себя духоту и резкий запах озона. И вот, наконец, дождь. Сухость на языке сменилась металлическим привкусом, а ноздри раздулись, чувствуя влажное дыхание посвежевшего воздуха. За окном архива монотонно стучали капли. На топчане дрых Янчев, надежно скрытый от глаз возможной проверки громадами архивных полок. На часах Лазарова стрелка приближалась к пяти часам. За окнами было по-прежнему темно, светать в это время года здесь, на Ичите, начинало где-то после шести.

Лазарову пришлось перелопатить не менее двух десятков заявлений, прежде чем он нашел интересующую его информацию. Заявитель, жена поездного машиниста, подробно описывал, как на приусадебный участок их дома ворвались сразу пятеро аборигенов в вонючих мохнатых шапках и кожаных безрукавках. Пытавшегося их остановить мужа они опрокинули на землю целым шквалом ударов, после чего утащили на прилегающую улицу, с которой жена машиниста явственно слышала ржание лошадей.

Спустя ещё десять листов, написанных разными людьми и разным почерком (но, как правило, отвратительным), заявитель снова был свидетелем пропажи человека и снова в заявлении фигурировал транспорт злоумышленников – запряженная парой лошадей бричка.

Эдак с неделю назад, ещё в Костовске, Лазаров за завтраком читал в утренней газете о новой тактике столичных душегубов. Бандиты Георгиополя полюбили расстреливать своих жертв из скорострельного оружия, проезжая мимо них на полной скорости в своих бандитских авто. Помнится, тогда Лазаров подумал что-то о превосходстве человеческого разума и быстрых ногах прогресса, сделавших редкий и роскошный ещё двадцать лет назад автомобиль доступным даже для городских бандитов.

Но Ичитьевску было далеко даже до Костовска, не говоря уж о столичном Георгиополе. Здесь преступники передвигались постаринке, на конной тяге. Кстати говоря, и конная тяга не была уж такой распространенной вещью. Все городские брички уж точно можно было проверить за день на предмет использования их в ненадлежащих целях. Вот только после рассказа Янчева стало окончательно ясно, что Димов, опасающийся повторения беспорядков, своих людей не даст ни под каким предлогом. А значит, следствие нужно было проводить исключительно в одиночку, так сказать, аналитическим путём.

Стремление к анализу вернуло Лазарова к чтению рапортов недельной давности, от которых он перешёл к внимательному осмотру карты города, висевшей в главном зале архива. Вооруженная карандашом рука инспектора методично отсекала город от внешнего мира, перерезая графитовыми линиями дороги, ведущие к эрзинским деревням, – одну за одной. Человек, изучивший лежащие на инспекторском столе документы с той же тщательностью, что и сам Лазаров, быстро смекнул бы, что рука повторяет путь армейских конных разъездов. Точно также неделю назад солдаты отрезали бунтующих эрзинов от их деревенских сородичей, организуя пикеты на каждой, даже самой пустяковой дороге. Поскольку при каждом солдатском подразделении присутствовал минимум один жандарм, маневры драгун были отражены в соответствующих рапортах. Отрезая в хронологическом порядке дорогу за дорогой, Лазаров наконец добрался до последней, южной заставы, установленной в восемь часов вечера. Время пропажи человека было указано только в двух заявлениях - около трёх часов дня и семь вечера соответственно. На момент второго заявления были перекрыты уже все дороги, кроме южной и юго-западной. Лазаров хмыкнул, проведя карандашом на юг от Ичитьевска по последней, закрытой военными, дороге. Среди россыпи названий деревень к югу от города опытный глаз инспектора мгновенно выхватил знакомое название. Сагил. То ли деревня, то ли село, где при загадочных обстоятельствах погиб храбрый и самоотверженный жандарм Цанёв.

Лазаров самодовольно ухмыльнулся. Вот, пожалуйста, раскрыл дело за одну ночку, причём, первую ночку в этом убогом городке. Вот, господа, что такое жизненный опыт! Все дальнейшие процедуры были, натурально, делом техники. Рота солдат, господин Димов в качестве представителя Государственного Министерства Внутренних дел и пара понятых отправляются для его, ведущего инспектора, сопровождения в село Сагил, где, натурально, переворачивают село вверх дом и кошмарят местных до тех пор, пока те не расскажут, куда дальше повели пленников неуловимые наездники бричек. То, что до поисков Цанёва жандармами пленников из села уже увезли, было для Лазарова очевидным. Другое дело, далеко их увезти всё равно было нельзя. По-настоящему с внешним миром (то есть с крупными городами и другими провинциями, а не с затерянными в медвежьих углах деревнями) город связывали только речной порт и пока однопутная, но всё же уже работающая железная дорога. Ни там, ни там скрытно провести пленников у злоумышленников не получилось бы. Рано или поздно они с солдатами добрались бы до какой-нибудь заимки или хутора, где и нашли бы пленников. Сбыться этому прекрасному плану мешал ровно один факт. Ни Димов, ни военное руководство ни за что и никогда не позволили бы отправить из города роту вооруженных солдат накануне пресловутого «Праздника Теплой Зимы» после того, как за неделю до этого праздника эрзины отменно порезвились в Ичитьевске, в том числе и благодаря отсутствию двух из четырех расквартированных в городе рот десятого драгунского. Чертов праздник. Интересно, какую-такую тёплую зиму эрзины празднуют в начале сентября? Так или иначе, а всё, что он мог сейчас сделать, он сделал. Пора бы и честь знать.

Лазаров наскоро оделся и, стараясь не разбудить Янчева, поднялся наверх к выходу из занятой жандармами части ратуши. Здесь он показал свои документы ещё одному дежурному (к счастью, не спящему) и попросил организовать ему транспорт до гостиницы. Дежурный ответил категорическим отказом. Автомобили, имевшиеся в гараже Ратуши, предназначались исключительно для служебных нужд. А служебными, по словам дежурного, нужды становились тогда, когда об этом заявлял господин капитан или господин городской Голова. Без их слова он, дежурный, выделить машину не имел никакого права.

Лазаров, конечно, не спустил провинциальному увальню подобную наглость, принявшись ругаться с тем остервенением, которое свойственно в пять утра человеку, желающему после тяжелого рабочего дня наконец оказаться, если не дома, то хотя бы в постели. Как всегда это бывало с Лазаровым, ругань дала результат, но не тот, на который он рассчитывал. Стойкий жандарм в окошке дежурного не уступил ни на йоту, зато дождь за время ругани прекратился. Лазаров в пылу ругани не сразу заметил этот факт, но заметив, тут же замолчал, прислушиваясь с полминуты, проверяя, не обманывает ли его слух. Затем выглянув в окно и увидев, что дождь действительно прекратился, он коротко извинился перед дежурным и вышел вон.

Сам по себе путь до гостиницы не представлял никакой сложности. Двухэтажное здание распространенного в Ичитьевске стиля «временный барак» находилось в двух кварталах к северу от Ратушной площади. Беспокойство вызывали разве что появившиеся после дождя лужи, слишком глубокие для щегольских туфель Лазарова, а также темнота, мешающая их разглядеть. Взгляд Богдана то и дело обращался к восточной линии горизонта, но небо ещё даже не начинало краснеть.

Было холодно. Господин инспектор осторожно шёл по неуклюжей деревянной мостовой, аккуратно обходя регулярно возникающие на его пути провалы. Он поднял воротник своего форменного сюртука, но воротник, слишком узкий, совсем не спасал от пронизывающего утреннего ветра, пробирающего насквозь. Идти быстро инспектор не мог – был шанс вляпаться в лужу. По правую руку от него шли ладные избы инженеров и прочих квалифицированных работников, по левую - бараки чернорабочих. Из окон одного из таких бараков послышался надрывный женский крик. Лазаров даже остановился, прислушиваясь, но не услышал никаких других звуков, вроде борьбы или приглушенного мычания, или еще чего-то в таком духе. Он стоял возле привлекшего его внимание барака чуть больше минуты, но единственным звуком в ночи, оставалось журчание текущих куда-то ручьев, возникших повсюду после прошедшего дождя. Инспектор снова начал свой путь. Идти до гостиницы оставалось не больше десяти минут, даже в том черепашьем темпе, в котором двигался не молодой уже Лазаров. Сгустившуюся вокруг Богдана тишину нарушало только хлюпанье воды, в лужи от которой нет-нет да и ударяла порой инспекторская дорогая туфля. Вокруг слабо пахло чем-то соленым и неприятным. На языке всё время чувствовался металлический привкус. Провинциальный город в тишине раннего утра казался неуютным, в чём-то даже опасным. А ведь уже полшестого. Где же все эти дворники, молочники, булочники? К Богдану вернулась посетившая его в архиве тревога.

Первого человека он встретил в паре кварталов от гостиницы. Мужчина в промокшем плаще и шляпе с обвисшими полями стоял посреди улицы, прислонившись к низкому заборчику, отгораживавшему от улицы аккуратный одноэтажный домик. Едва заметив приближающегося Лазарова, он тут же направился к нему.

Беспокойство Богдана усилилось. По работе ему ни раз приходилось сталкиваться с такими вот мужчинами, поджидающими его на безлюдной улице. Не сбавляя шага, он расстегнул пуговицы на плаще и пиджаке, затем засунул руку за пазуху и, расстегнув кобуру, переложил свой «Сброя-Криминал» в карман плаща. Мужчина тем временем приблизился почти вплотную.

-Мне холодно, - сказал он, двигаясь прямо на Лазарова, - я замерзаю.

-Ещё бы, вы же насквозь промокли, - хмыкнул Лазаров. Он остановился, продолжая держать руку в кармане плаща. – Вам бы домой, уважаемый.

-Да надо бы домой, - мужчина тоже остановился и поднял взгляд на Лазарова. Богдану взгляд не понравился. – Только там тоже теперь холодно.

-Да уж, эти коробки насквозь, наверное, продуваются, - хмыкнул Богдан, - но там хотя бы сухо. В какой стороне вы живете? Если нам по пути, я вас провожу.

С мужчиной явно было не всё в порядке. Он стоял ровно и разговаривал как трезвый интеллигентный человек. Но в его взгляде было что-то такое… ненормальное.

-Да, насквозь, - кивнул мужчина. – Холод пронизывает насквозь. Мне холодно. Я замерз.

Так и есть, безумец. Лазаров сделал шаг назад. Псих сделал ровно такой же шаг вперёд.

-Послушай, парень, – Лазаров старался говорить спокойно, - иди куда шёл.

-Я шёл к теплу, - сказал безумец. - Мне просто нужно согреться.

На лице незнакомца не дрогнул ни единый мускул, когда он прыгнул на Лазарова. Интеллигентное мужское лицо оставалось спокойным, контрастируя с агрессивным поведением тела.

Лазаров был готов к подобному поведению безумца. Когда тот сделал шаг, слишком быстрый, чтобы быть мирным, рука Богдана тут же рванула пистолет. Слишком медленно. Богдан выхватил пистолет в ту же минуту, как кулак мужчины влетел ему в лицо. Мир поплыл перед глазами Лазарова. За первым ударом тут же пришел второй, а затем незнакомец повалил инспектора прямо в мерзкую дорожную грязь.

-Нужно согреться. Просто чуть-чуть тепла, - продолжая бормотать себе под нос, мужчина извлёк откуда-то грязный кухонный нож и склонился над инспектором. При виде ножа Лазаров заорал во всю мощь лёгких и пнул сумасшедшего ногой под колено. Тот охнул. Не пытаясь вставать, Лазаров перекатился вправо – туда должен был улететь пистолет, выроненный инспектором при падении.

-Холодно, - вновь заныл безумец, идя за катающимся по грязи инспектором. -Я весь озяб.

Лазаров безуспешно пытался нащупать оружие, но рука только скользила по омерзительного вида грязи. Псих приближался.

-Да чтоб тебя, - Лазаров вспомнил о ноже, отобранном у эрзина Аюра. Жаль, что он оставил его у жандармов.

Боль обожгла крестец - безумец быстро догнал его и принялся лупить ногами. Для сумасшедшего его действия в драке были потрясающе логичны. Следующий удар, сверху вниз, пришёлся в голову. И в эту секунду пальцы Лазарова нащупали рукоять пистолета.

Безумец уселся верхом на поверженного инспектора. Его рука занесла кухонный нож.

-Ещё немного тепла, - пробормотал мужчина.

-Шиш тебе, - прохрипел Лазаров, опуская большим пальцем вниз скобу предохранителя, - чтоб ты, сука, насмерть замёрз.

Безумец был быстрее. Нож должен был ударить инспектора куда-то в область сердца, но из-за панических дерганий Лазарова убийца промахнулся. Нож всего лишь скользнул по ребрам, причинив, однако, сильную боль инспектору.

-Сука! – заорал благим матом Лазаров, поднимая вверх свою «Сброю-Криминал», - аааа!

Безумца сбило на землю с первого выстрела. Не помня себя, Лазаров вскочил на ноги и выстрелил ещё четыре раза. Его руки дрожали, с близкого расстояния он умудрился попасть в сумашедшего только один раз. Видя, что псих не встаёт, Лазаров прислонился к стене стоящего рядом барака, слушая, как в соседних кварталах верещат свистки жандармов. «Всё-таки хоть кто-то этот город патрулирует», - подумал инспектор. – «Хорошо, что хоть кто-то».

Понимая, что уходить сейчас было бы неправильно, он остался дожидаться патруля, только теперь заметив, как начинает светать. Первые лучи солнца окрашивали привычную Лазарову реальность в непривычные для неё цвета. Лужи, грязь и перепачканная в этой грязи одежда Лазарова были красно-бурого цвета.

«Я один это вижу?» - подумал инспектор. – «Я тоже свихнулся?»

Он сам отдал пистолет в руки прибежавших патрульных и, представившись, максимально коротко рассказал, что произошло. Те, посовещавшись, настоятельно попросили инспектора Синода пройти с ними. Уныло кивнув, Лазаров двинулся с ними обратно к ратуше. Вместо удобной гостиничной кровати ему предстояло провести несколько часов в камере, да ещё и в одежде, перемазанной красной грязью. Но, по крайней мере, он не сошёл с ума. Шедший всё ночь дождь действительно был цвета артериальной крови.