Вторжение

Глава 6. Лавр

Уже три года прошло с тех пор, как Лавр ушёл с действующей службы на борту легкого крейсера «Гневливый», но для самого себя он до сих пор оставался старшим матросом. Это было неудивительно, если учесть, что большая часть участвовавших в экспедиции склавийцев состояла из бывших и действующих военных, поэтому над экспедицией неустанно витал дух старой доброй армейской дисциплины.

Десять минут хватило Лавру, чтобы обежать все шесть палаток, в которых проживал личный состав экспедиции. Перед заходом в седьмую, свою собственную, он заскочил в расположенную на «Выдре» оружейную.

– Здорово, Кремень, – поприветствовал его Савва Енчев, стоявший в карауле при оружейной, – курить есть у тебя?

Лавр отрицательно помотал головой. Он не пил и не курил, и Савва это знал, но каждый раз дразнил Лавра своими вопросами.

– Эх, а ведь, верно, я и запамятовал! – хмыкнул Савва, – курить – Бога гневить! – процитировал Енчев слова хладоморских проповедников, смешно понизив голос и поглаживая рукой воображаемую бороду, – а также мыться, бриться и ругаться! Бог от того печалится зело и плачет!

Енцев рассмеялся собственной шутке, Лавр вежливо улыбнулся, но промолчал.

В Хладоморье, где он родился, порядки были строже, чем где бы то ни было. Местные проповедники весьма своеобразно толковали учение о Верховном Существе. В общем-то, и слова такого «Верховное Существо» на севере всегда избегали, до сих пор употребляя давно забытое в остальной стране слово «Бог». Бог, в отличие от Верховного Существа, имел свои желания и устремления, указывая людям, как им жить через своих проповедников. Курение, алкоголь и азартные игры, например, были у местных под строгим запретом, ибо «Бог не велит». Выращенные в строгих правилах и привыкшие подчиняться старшим деревенские жители Хладоморья инстинктивно принимали строгий армейский устав, за что всегда были любимы склавийскими генералами, старавшимися при любой оказии набрать в свои подразделения побольше выходцев из этого сурового края. Любовь эта была взаимной, ибо для молодых хладоморов армия и флот были единственным шансом вырваться из холодной пасторали родных мест. Лишенные строгих ограничений многие хладоморы принимались вкушать греховные на родине радости с прытью, недостижимой для простых склавийцев. Таким был и Савва Енчев, уроженец Восточного Хладоморья, славившегося своими рыбными промыслами. За папиросы он взялся сразу, как оказался в армии. Смолил он раза в четыре чаще обычного курильщика, видя в табаке эдакое воплощение свободы и сопротивления ненавистным северным порядкам. При виде любого земляка Савва всегда старался совратить его плодами свободы и приучить к запретному в Хладоморье курению. В остальном он был хорошим парнем. К тому же еще и земляк. В общем, Лавр приятельствовал с ним с первых дней экспедиции, что не мешало Енчеву регулярно дразнить терпеливого Камнева.

– Ты зачем пришёл-то, благоверный? – спросил его Савва.

– За ружьём, – просто сказал Лавр, – Смолян распорядился.

– Ого, – Енчев сразу посерьезнел, – что случилось? Он что-нибудь ещё приказывал?

– Приказывал мне палатки обежать. Сейчас будет собрание проводить, судя по всему. Я в лесу нашёл мертвую скотину с обломком копья внутри. Сам знаешь, что такие находки означают.

– Возвращение ночных караулов они означают, – сказал с тоской Савва, – а я только начал высыпаться. Вот тебе, пожалуйста, мёртвая земля!

Енчев подошел к оружейной стойке и, найдя нужную фамилию, вытащил винтовку Лавра и две снаряженные обоймы.

– Десять патронов? – ахнул Лавр, – ты что, Савва, издеваешься?

– Смолян говорил, что надо больше? – строго спросил Енчев. – Нет? Ну и не тявкай мне тут. Когда убивать будут, тогда и приходи за остальными.

– Совсем ты душу погубил, Енчев, – вздохнул с притворным сожалением Лавр, – друзьям перед смертным боем патронов жалеешь! А все от курения твоего нечестивого, истинно говорю!

Последнюю фразу он тоже произнес смешным густым басом, подражая северным проповедникам. Оба друга засмеялись.

– Ладно, топай давай, – сказал, просмеявшись, Енчев, – у меня смена через час кончается, если не припрягут к ночному дежурству, может, зайду ещё.

Лавр кивнул и, повесив на плечо винтовку, двинулся к своей палатке.

– Дорогая, я дома! – привычно рявкнул Лавр, едва зайдя под брезентовый тент.

– Закрой рот, быдло! – также привычно отозвался сидевший спиной ко входу мужчина с узкими плечами и кудрявыми каштановыми волосами, – а не то велю выпороть тебя на конюшне.

– Прям плетьми, барин? – нарочито жалостливо спросил Лавр. В эту игру со своим соседом по палатке он играл не в первый раз.

– Конем, – мужчина встал и повернулся лицом к Лавру.

Позади мужчины стоял походный стол с огромным металлическим ящиком, напоминавшим корабельную радиостанцию. Не занятое ящиком пространство стола было завалено разнообразными деталями и инструментами. В палатке ощутимо пахло раскаленным свинцом и сжигаемым спиртом. Перед тем как встать мужчина аккуратно положил на стол импровизированный паяльник и затушил спиртовую горелку. – Конём тебя пороть буду. Конюшня же. Найду, значит, жеребца помассивнее, ну и…

– Жениться тебе надо, барин, – рассмеялся Лавр, – как преданный холоп твой говорю, всенепременнейше надо.

– А тебя манерам научить надо, холоп, – мужчина нарочито грозно нахмурился, – как смеешь ты входить без стука, чернь?! И где мой барский кофе?

– Кстати, правда, мог бы и кофе принести, – произнёс мужчина уже совсем другим тоном, – я просто подыхаю, как хочу спать, а эта чертова тарахтелка по-прежнему не желает работать!

– Вот коронуешься, твоё высочество, тогда и буду тебе кофий носить, – усмехнулся Лавр, – а пока обойдешься!

– Не приведи, Верховный! – собеседник Лавра сделал испуганное лицо, – а, вообще, если я-таки коронуюсь, кофе мне будут подносить исключительно юные дамы, желательно обнаженные. А тебя я наконец расстреляю как государственного преступника.

Мужчины рассмеялись. Лавр положил винтовку на свою раскладушку и огляделся в поисках канистры с водой. Страшно хотелось пить.

– А воды нет, – усмехнулся мужчина, – я её уже часа два как всю выпил!

– Ну и сука ты, Кост, – устало вздохнул Лавр. Тащиться обратно к кухне ему очень не хотелось.

– А вот это, между прочим, оскорбление члена Государевой Фамилии! – нахмурился Кост, он же Константин Ангел, племянник склавийского государя Александра, – и это уже каторга.

– Поговори мне ещё, твоё высочество, я тебе вообще вооруженный мятеж устрою, - Лавр похлопал по прикладу винтовки, – с членовредительством и, возможно, убийством. Правда, что ли воды нет?

– Правда, – Кост грустно вздохнул, – ты извини, Лавр, я ненарочно. Хотел ещё сходить, но забыл. Кстати, мятежник хренов, а откуда у тебя винтовка?

– Поблизости от лагеря могут быть чужаки, – коротко ответил Лавр. – И точно есть дикие звери. Одного я сам видел.

– Подробности! Немедленно подробности!

– А вот хрен тебе, – Лавр довольно улыбнулся, – без глотка воды ничерта тебе, твоё высочество, не скажу, хоть режь меня!

– У! Бунтовщик! – Константин погрозил Лавру пальцем, – князя правящего дома как денщика гоняешь! Доберусь до тебя ужо! – Константин взял канистру и, выйдя из палатки, направился в сторону лагерной кухни.

По правде говоря, денщиком здесь был Лавр. К Константину его пристроили ещё во флоте после «предотвращения компрометирующего инцидента», как выразился тогда командир «Гневливого», на котором они с Константином оба проходили военную службу в радиорубке корабля. Во время того инцидента двое матросов получили тяжёлые ранения, а не вмешайся Лавр, они бы и вовсе погибли. К счастью, микрофон радиостанции, подвернувшийся тогда под руку Лавру, был достаточно тяжелым, чтобы остановить разбушевавшегося князя.

Константин, как и все члены Государевой Фамилии, был Гением (1). При этом, в отличие от многих других князей, он свой талант активно развивал, вот только контролировать его побочные эффекты получалось не всегда. Своему предыдущему денщику Константин едва не перегрыз зубами сонную артерию. Именно Лавр и спас бедолагу «аккуратным, но сильным ударом металлического предмета в область затылка». По армейскому принципу «если у тебя получается, то ты и делай», командир корабля назначил Лавра на место выбывшего денщика. А по истечении срока службы уже сам Константин попросил Лавра остаться его слугой. Лавр не возражал. Константин был неплохим парнем. Когда не бросался на людей, конечно же.

– Держи, кровопийца, – вернувшийся с кухни Константин осторожно подал Лавру горячую кружку, из которой шёл пар, приятно пахнущий чабрецом. – О чём задумался?

– О том, принял ли ты таблетки, твоё высочество. А то ты вон даже про воду забыл.

– Как ни странно, принял, – Константин сразу посерьезнел, – я Безумия(2) не меньше твоего боюсь, сам же знаешь.

Официально никакого Безумия, конечно же, не существовало. Припадки агрессии, часто встречающиеся у отмеченных Гением людей, в каждом конкретном случае объяснялись по-разному. Переутомление, проблемы в личной жизни, нервные срывы, разновидность эпилептического припадка. Один неприметный чиновник из Синода заставил Лавра заучить весь огромный перечень отговорок на случай, если приступ Безумия застигнет Константина при свидетелях.

Лавр сделал глоток. Чай, который Кост принес вместо воды, был не только ароматным, но и сладким. Истосковавшийся по вкусовым приключениям язык уверенно сообщал о присутствии в кружке значительного количества сгущённого молока – сверхценного, между прочим, ресурса, за лишнюю ложку которого дежурные по кухне могли и убить. В кружке же Лавра было минимум три ложки.

– Как ты это добыл? – восхищенно уставился он на Коста.

– Как и подобает наследнику великого государства, разумеется, – важно ответил тот, по-княжески гордо вскидывая острый подбородок, – ну такому знаешь, стереотипному. Из бедняцких пересудов, – продолжил Кост уже другим тоном.

– Ты въехал на коне прямо в палатку полевой кухни, поверг острой саблей повара Полидора и, разогнав дежурных, швырялся банками сгущенки в бедных и убогих, воображая, что это золотые монеты? – задумчиво предположил Лавр.

Константин наградил это предположение долгим и громким смехом, постепенно переходящим в болезненный скулеж.

– У меня аж живот свело, – простонал молодой князь, – ты бы полегче, а?

– Просто расскажи, как было дело, – пожал плечами Лавр, – я, если ты забыл, родился в хладоморской деревне. Я знаю столько преданий про добрых князей, что могу до завтрашнего утра предположения делать. И судя по твоей реакции, до утра в этой палатке доживу только я один.

– Сдаюсь, сдаюсь! – лицо Коста исказилось гримасой ужаса. – Ты слишком древний, Лавр. Я имел в виду современные предания. Ну это вот которые про дядину любовницу, тётиного любовника, тупых ленивых министров, – Кост замолчал, испытывающе смотря на ничего не понимающего Лавра. – Да спёр я эту сгущенку, Верховный тебя заешь! В такие моменты я понимаю, почему министр Двора и Особый Департамент сошлись именно на твоей кандидатуре. Ты вон даже хулительных сплетен про Государеву семью не знаешь!

– У меня в семье за такие разговоры по губам били, – хмыкнул Лавр. – Север, сам понимаешь.

– Ну, если таким образом тебя научили любить Государя, то я только за, – ухмыльнулся князь. – Впрочем, даже воровство и скандалы из личной жизни правящего дома, в последнее время уступили место другим сказкам. Их-то ты слышал?

– Про Гениев?

– Да, про Гениев, – процедил Константин.

– Да уж слышал, – вздохнул Лавр.

Сказки о Гениях появились сравнительно недавно. Их любили рассказывать по ночам в темноте деревенских изб и духоте городских работных домов. Сказки о мертвых детских телах в канализациях рабочих кварталов. О мудрых изобретателях, от чьих белых рук пахнет кровью, забившейся под ухоженными ногтями. О богатых поместьях, чьи подвалы наполнены мясом крестьян, не заплативших вовремя оброк. О профессорах-насильниках, растворяющих в химических реагентах тела изувеченных ими студентов. О смертоносном оружии, работающем на человеческой крови. Ужасали даже не сами сказки. Жутко становилось от мысли, что любая сказка всегда была основана на правде. На простой, но поучительной истории. И этих историй в Склавии с каждым днём становилось всё больше и больше.

– Самое смешное, что Гении-то тут и ни при чём, – задумчиво произнёс Константин. – Жертв Безумия больше не стало, наоборот. Каждый прошедший кризалис Гений, поставлен на учёт в Синоде. За каждым надзирает какой-нибудь инспектор, проверяющий, пил ли ты в течение года таблетки и достаточно ли большая дубинка у твоей «няньки». Достаточно пары строк в отчёте такого вот инспектора, чтобы Гений отправился в уютный пансион с добрыми докторами до конца своей жизни. И всё равно чернь, чтобы им всем сдохнуть, воют про «кровавую науку» и «учёных-безумцев»! Знаешь, сколько приступов Безумия оканчивается хотя бы одной человеческой смертью? Да там цифра меньше одного процента!

– Я знаю, что официально никакого Безумия не существует, – спокойно сказал Лавр. – Официально никого не наказывают за эти приступы и за появившиеся во время их жертвы. Поэтому народ и бесится. Будешь тут беситься, когда власти врут тебе в лицо. Чего ты вообще, Кост, так разошёлся? Нам до Склавии, почитай, что месяц пути. А ты тут такие речи толкаешь, как будто за брезентом тебя толпа с вилами ждёт.

– Думаешь, тут вилы не найдутся, случись чего? – Кост вздохнул, – когда я выхожу из палатки один, даже здесь, в экспедиции на краю мира, на меня смотрят как на цепного пса без ошейника. Знал бы ты, как это бесит.

– Накручиваешь ты себя, твоё высочество, – вздохнул Лавр, – видишь то, чего в помине нет.

– Может, и так, – легко согласился Кост. – Может быть, и накручиваю. Ты мне, кстати, обещал рассказать, чего там у тебя случилось, когда за дровами ходил.

– Да ничего не случилось, – махнул рукой Лавр, – встретил местного зверюгу, – раненого. Ранили его явно недавно и явно люди. Я доложил Смоляну, он сказал, брать винтовку и дуть к тебе. Вот и вся история.

– Нихрена себе! – выругался князь, – ты прям видел этих людей?

– Копье видел. Прямо в зверюге. Наконечник отдал Смоляну.

– Ух и обрадовался, поди, Смолян, – хмыкнул князь, – подтвердилась его правота, не ошибся он.

– Не ошибся в чём?

Но ответить Константин не успел. Его прервал едва различимый в палатке звон корабельной рынды. Ужин наконец был готов. Лавр не смог скрыть довольную улыбку.

– Сейчас бы поесть и на боковую. Ох, и высплюсь я!

– Шиш тебе, – вздохнул Кост, – Смолян приказал мне настроить Устройство Вероятностей (3) к завтрашнему утру. Он там завтра на какую-то разведку собирается. Так что спать нам сегодня не придется.

– Нам? – ахнул Лавр, - я-то тут при чём? Ты вот сиди и делай. Ты у нас Гений. А я высплюсь.

– Я тебе горло перегрызу, – угрожающе прошипел Константин, – сам же понимаешь, Безумие – страшное дело. Как перемкнёт во время возни с аппаратурой, так и всё. Опять придётся денщика искать.

– Приступ, – фыркнул Лавр, – так и скажи, загрызешь друга из зависти, вот он и весь приступ.

– Так или иначе, – задумчиво произнёс князь, – а спать тебе сегодня не стоит. Мало ли чего.

Оба тут же расхохотались.

– Ладно, – произнёс, просмеявшись, Лавр, – пошли ужинать, твоё высочество!

1) Гений - название самого дара, а также наделенного им человека. Гении способны управлять силами, не подчиняющимися современным для этого мира законам физики. Чаще всего эта способность выражается в возможности создавать предметы с особыми свйствами, но бывают и Гении, способные применять свои силы лишь с помощью возможностей собственного тела.

2) Безумие - спутник и проклятие любого Гения. Выражается в эксентричном поведении, психической неуравновешенности, и/или, в непрогнозируемых припадках, при которых гений входит неконтролируемый транс. В таком трансе Гений обладает силой ис коростью, заметно превышающими способности обычного человека. трансы так же характеризуются повышенной агрессивностью и крвоожадностью. Контролировать себя в такие моменты Гений не в силах.

3) Устройство Вероятностей - изобретение Константина Ангела. автор полагает, что предназначение данного механизма понятно, исходя из его названия. если же нет, что ж, в дальнейших главах оно будет описано более подробно.