Утренние знакомства
Куратор вошла по обыкновению в половине восьмого, чтобы сопроводить нас на последний завтрак в пансионе. Вечером мы уже будем разъезжаться по местам службы мужей.
— Девочки, строимся! Раз, два, три!
Она энергично хлопнула в ладоши три раза. Всё как всегда.
Девушки, натягивая платья, заплетая косы и доделывая уйму последних штрихов, торопливо строились. Данка, стоявшая со мной в паре, сморщила нос, чтобы удержать неприличный зевок.
— Лери Данна, если вам не хватило часов отдыха, можете задержаться в постели, — с обманчивой добротой предложила куратор.
Подруга уткнулась взглядом в паркет, по опыту зная, что лучше промолчать.
— Все готовы? — возвысила голос преподавательница, девушки традиционно притихли. — Тогда прошу тех, кто слева, сделать шаг назад и встать в колонну по одному.
Это было что-то новенькое. Девчонки зашумели, перестраиваясь. Я осталась первой, а Данка встала за мной. Ширины дортуара не хватило, и хвост колонны закруглялся, как давешний танцевальный змей.
— Сегодня вас поведут на завтрак офицеры Полийской империи.
Ох, вот в такие моменты я жутко сожалела о статусе старосты, надо полагать, лица у девчонок были живописны. Сзади послышалось шуршание. Я и сама как никогда была близка к тому, чтобы судорожно вытереть вдруг вспотевшие ладони о юбку.
Куратор строго взглянула поверх моей головы, открыла дверь и вышла. За ней потянулись мы. В коридоре было светло от зажжённых витых свечей. Невероятно! У скупердяя завхоза невозможно было выпросить огарочек. Он лично мне высказал, что тёмное время должно использовать для сна, а хождение в сумерках развивает природную ловкость.
Куратор встала слева, а справа ко мне подошёл мужчина и предложил руку. За ним была видна целая шеренга мужских голов. Краем глаза я заметила жест наставницы, преградивший Данке выход. Моя рука с традиционным маникюром невесомо легла поверх белой мужской перчатки, слегка дрожа. Офицер легонько потянул меня вдоль шеренги. Шаг, второй, я поняла, что за нами остаётся пустое пространство.
Только не краснеть!
Я не могла поднять глаз, чтобы посмотреть на офицеров, а ведь с кем-то из них уже сегодня я останусь наедине и, возможно, на всю жизнь!
Сзади зазвучали шаги второй пары, и я смогла как можно незаметней выдохнуть.
— Прекрасное утро, — негромко произнёс приятный баритон.
— Да, вероятно, — отозвалась я, наконец-то посмотрев на сопровождающего. Обыкновенное лицо. Совершенно обычные карие глаза, бритые щёки. Смотрит вполне дружелюбно, я решила поддержать разговор. — У вас уже была возможность побывать на дворе?
— Рядом с вами, лери, любое утро станет прекрасным.
— Благодарю. — Я заподозрила, что под видом комплимента мне сказали пошлость, и на этом разговор был бы закончен, если бы офицер не продолжил добродушно:
— А на дворе тепло по-летнему. Я с утра выезжал на своём Черныше. Западно-лусийская порода лошадей великолепна. Вы видели?
— Нет, пока не довелось, — едва я успела это произнести, как была засыпана подробностями жизни Черныша. Что ж, с лошадником можно поладить, эта мысль очень подбодрила.
В столовой меня подвели к одному из центральных мест и усадили. С некоторым недоумением я наблюдала, как владелец Черныша остановился за спинкой стула далеко наискосок от меня. Улыбающуюся во весь рот Данку молодой офицер усадил справа через пять стульев, а сам встал напротив меня. Рядом с ним отодвинули стул для Нары, чей сопровождающий ушёл далеко влево. Когда Тома заняла место рядом с лошадником, до меня начала доходить схема рассадки. Вот, значит, чем вчера занимали офицеров! Заставляли репетировать завтрак!
Я старалась особо не вертеть головой, чтобы сосчитать количество мест, но выходило, что офицеров точно больше, чем девушек! Ярт, какой чепухой я занимаюсь вместо того, чтобы оценивать кавалеров! Данка, поймав мой взгляд, незаметно повела ресницами в сторону офицера, стоящего напротив меня. Ага, значит, подруга заинтересовалась.
Подняла взгляд. Странно. Парень был серьёзен до мрачности. Ну, да Ярт с ним, Данке виднее. Остальные выглядели гораздо приветливее. Наконец, показались преподаватели. Замыкал шествие директор пансиона. Видели мы его настолько редко, что о его наличии узнали только на втором курсе. А теперь он произносил напутственное слово.
— Уважаемые гости… Пансион вправе гордиться… Связать свои жизни… Сам император… Боевой дух…
Офицеры аплодировали стоя.
Служки вынесли подносы с блюдами. Праздник, видимо, не распространялся на меню. Манная каша и хлеб с пластинкой сыра. Желтоватый чай. Сосед Данкиного кавалера тоскливо рассматривал предложенное пиршество.
— Вы не любите манную кашу? — спросила я, кокетливо набрав каши на четверть ложки. Если так дальше выпендриваться, то обеда я просто не доживу. Нара, взглянув на мою ложку, отважно зачерпнула ещё меньше. Героиня.
— Что вы, лери, — вежливо откликнулся красивый офицер с тонкой полоской усов. — Если подумать, то она навевает на меня ностальгию. В военном училище манка была самым частым утренним блюдом, а на службе мне ни разу не удалось её попробовать.
— А вы давно служите?
Лёд тронулся, подключились соседи и Нара, оставившая свой завтрак нетронутым. Я еле успела сжевать хотя бы хлеб с сыром, так часто приходилось смеяться весёлым случаям курсантской жизни. Подключился даже Данкин угрюмец:
— На службе тоже хватает веселья. У нас был такой случай. Вызывает как-то меня комендант и начинает ругать, мол, двое из твоих солдат обращались в медпункт и свистнули лекарство. Разберусь, отвечаю, а сам думаю, наверное, негодники накурились травы…
— Лярчи? — уточнила я, невежливо перебив рассказчика.
— Да, на неё-то я и подумал, — ничуть не обиделся офицер, одарив меня взглядом. — Захожу в казарму. Стройсь! Иду вдоль шеренги. Как вы знаете, курение лярчи на сутки оставляет голубую сетку на глазах. А тут всё чисто. Дошёл до последнего солдата, повернулся и строго спрашиваю: «Кто был зачинщиком драки?». Молчат. Только старшина встрял, мол, разрешите обратиться, не было никакой драки. И тут раздаётся стук, мне под ноги выкатывается из раскрывшейся тумбочки детёныш ульса.
— Атакующего стырили? — жёстко спросил мой сосед слева.
— Дикого нашли, — опроверг Данкин провожатый. — Ему стрелой заднюю лапу задело, они и пытались выхаживать.
— И что с ним дальше случилось? — поторопила я.
— Что случилось? Я воспользовался своим правом…
— Выкинул кутёнка? — подсказал левый.
— Эээ, нет. Подлечил у полкового лекаря и забрал к себе. Сейчас в холке уже до стола вымахал.
— Это ты напрасно, — сказал правый, — привыкают, конечно, они быстро, но атакующего ты из него никогда не воспитаешь, только деньги на кормёжку переведёшь. К тому же степные ульсы огромными вырастают, хоть внешне и очень хороши со своим золотистым мехом. Но опять же минус — в доме постоянно всё в шерсти, так что смотри, как бы не пожалеть.
— Как хорошо, что вы заранее рассказали, — тихонько проговорила Нара, — я ужасно боюсь ульсов. Наверное, я бы никогда не смогла жить с ним в одном доме.
Хорошо, что Данка не такая. Я точно знала, что она обожает всех зверушек, чья пушистость превышает несколько миллиметров. Про ульсов писали, что, несмотря на страшные истории об их свирепости, они очень привязываются к хозяину, а шерсть у них такая мягкая и тёплая, что зимой можно спать с ними на снегу и выжить.
— Что вы, милая лери, боевых ульсов в доме не держат, — улыбнулся правый.
Очевидно, что характер у него помягче, чем у левого, и так же очевидно, что ему понравилась Нара. Значит, из кандидатов можно вычеркивать.
Только я настроилась расспросить подробнее ностальгирующего по манке усатика, как директор встал и объявил завтрак оконченным. К девушкам поспешили офицеры. Мне достался в пару невысокий степняк. Видимо, он уже определился с выбором, поскольку не считал нужным поддерживать разговор. Мне же легче. Но всё же интересно…
— Знаете, как староста класса, могу подсказать, — закинула удочку я.
Гордый сын степей смерил меня задумчивым взглядом и обронил:
— Это ничего не изменит.
Я попробовала ещё разок:
— Хотелось бы, чтобы у всех создались взаимно заинтересованные пары.
— Этого не случится в любом случае, — сурово приземлил он мой романтизм.
Ну, как хотите! Я вошла в дортуар, не желая падать духом. Пока в моём списке оставались только лошадник и усатик. Но сама церемония выбора состоится только вечером после бала. Наверняка нас постараются познакомить со всеми кандидатами.
В комнату впорхнула куратор:
— Девочки, быстренько переодевайтесь в спортивную форму. Выходим на полосу препятствий.
— Но лери куратор! — воскликнула я. — Разве пристукнутые мешками с песком и измазанные в грязи мы повысим свои шансы?
— Вам-то, Варьяна, и вовсе незачем жаловаться, — упрекнула преподавательница, — девочки, не беспокойтесь, полоса будет максимально облегчена. Ваша задача — пройти её изящно и грациозно. Потом стрельба, а потом господа офицеры покажут нам поединки с боевым оружием!
Девчонки завизжали от восторга, наверное, по поводу того, что нашим мучителям не пришло в голову заставить сражаться боевым оружием нас. А ведь могли бы!
История пансиона гласила, что первоначально заведение задумывалось как школа телохранителей. Но, как показала практика, убийства совершались и великие тайны выбалтывались отнюдь не в присутствии охраны. Кроме того, будучи наёмником, телохранитель слишком часто получал распоряжения типа «пшёл в жо!» или «делай, как я сказал».
Пансион срочно переквалифицировали в рассадник офицерских жен. Брали сюда только круглых сирот, у которых не осталось родственников ближе троюродных. Изначально девочка должна была быть красивой, хорошо сложенной, здоровой, грамотной, выносливой. Таких оказывалось не так много. Но и из них отбор был высок. У нас с первого курса почти пятьдесят человек было переведено в обычные интернаты.
Обучали нас многому. Три иностранных языка, литература, счетоводство. И готовить в походных условиях, и скакать по пять часов без отдыха, и штопать, и лечить. Мы умели ставить силки на птиц и отличали съедобные грибы от ядовитых. Изучали историю войн и чертили тактические схемы. И среди всего прочего могли подхватить боевое оружие из слабеющей руки раненого мужа и пронзить сердце врага. По крайней мере, этому нас тоже учили. Теоретически.
Более того, выпускницы Бартонского пансиона приносили присягу и считались после выпуска младшими офицерами. Куратор советовала не обольщаться, а лучше совсем об этом забыть, ибо наше исключительное положение вступало в действие только в военной обстановке и при отсутствии настоящих офицеров.
Так называемую полосу препятствий окружали молодые люди. Нам оставили канат (а как же, когда под ним так много любопытных глаз), спуск по кольцам на бревно, лестницу, обруч и батут. В этот раз я шла замыкающей и с удовольствием полюбовалась, как девушки действительно изящно и грациозно проходят полосу.
В стрельбе, как всегда, лучшими себя показали степнячки, у остальных тоже был неплохой результат, но в целом — не то, чем можно похвастаться.
А вот мужские соревнования! Они двигались быстрее, чем наша преподавательница. Их позиции были рискованнее, выпады — глубже, атака — стремительнее. И всё вместе — на порядок энергичнее, чем проходило у нас. Оглянулась на девчонок. Округлившиеся глаза подруг подтверждали полных крах. Где уж там пронзать сердце врага!
Парни все намного превосходят нас умениями. Так что отбор по этому принципу тоже получился.
На обед меня провожал земляк Томы. Такие же тёмно-каштановые волосы, веснушки и, боюсь, такой же педантизм. Мы чинно беседовали о погоде, снова о погоде и только о ней. Я мысленно выбранила себя переборчивой курицей. Но впереди было ещё полдня, и я надеялась на то, что хоть кто-то мне понравится настолько, чтобы мне самой захотелось с ним связать жизнь.
За обедом в окружении новых лиц мне неожиданно вернули мои слова:
— Лери, вы как староста, наверное, хорошо знаете своих подруг? — заинтересованно спросил черноглазый южанин.
— Спрашивайте, — улыбнулась ему.
— Лери в розовом платье с пуговицами в виде божьей коровки.
Ого, какие они внимательные!
— Очень верная девушка, офицер. Она не любит быть впереди, но всегда прикроет спину. Лучше всех работает с документами, очень аккуратная, старается избегать конфликтов.
— А та лери в платье с голубым бантом? — дождался своей очереди сосед слева. — У неё номер семнадцать.
— Это творческая натура. Видели в холле картину «Весенний дождь»? Это она нарисовала. Очень добрая и спокойная девушка.
— А лери номер три в жёлтом?
Я отвечала, стараясь подчеркнуть достоинства подруг, но сердечко в груди сжималось. Минус четыре. Такие красивые, высокие, стройные, но никого из них я не заинтересовала. Почему, Ярт-Проказник? Вот будет позор, если меня никто не выберет!
С обеда меня провожал парень-говорун. Я расслабилась и вовсю болтала, мы успели обсудить нашу полосу препятствий, сравнить содержимое обедов в двух образовательных учреждениях, но, уже вступив в коридор, новый знакомый поинтересовался:
— Лери, а девушка номер четырнадцать в светло-зелёном?
— Это наша отличница, — отрекомендовала я Тому, — умная, скромная, очень предусмотрительная. Из неё получится замечательный учётчик.
Девушки чинно заходили в дортуар на послеобеденный отдых, и, едва за последней затворилась дверь, заговорили все разом:
— Нара, а меня о тебе спрашивали!
— И что ты сказала?
— Что ты у меня булавки заняла и до сих пор не отдаёшь!
— Не переживай, дорогая, я тоже о тебе сказала, что ты во сне разговариваешь.
— Девочки, как так можно! — в шоке воскликнула Тома.
Лери в нарядных платьях, пошитых специально для этого дня, расхохотались как девчонки.
— Томка, да не верь ты всему, что говорят, — утешила Нара, — меня вот о тебе спрашивал Номер десятый, я сказала, что ты отличница, много читаешь, но вышивальщицы, например, из тебя не выйдет. Так он не за этим и приехал.
— Спасибо, — смутилась Тома.
— А что за номер? — полюбопытствовала я.
— Ты где была, староста? — спросила Данка. — Такой же, как у нас. В порядке прибытия. Как ты собралась выбирать? Собираешься запомнить сходу сорок имён?
— Но у нас-то он для удобства обслуживающего персонала, — слабо запротестовала я.
— Нам ещё два дня назад куратор сказала запоминать номера на левом лацкане парадного мундира, ты чем слушала, Варьяна? — загалдели девчонки.
— Ладно, — махнула рукой, — жаль, раньше не знала, вот теперь не могу сказать, а меня про вас спрашивали.
— И меня спрашивали! Между прочим, про тебя, Данка.
— И что?
— А я сказала…
Я внимательно вслушивалась в разговоры, но мной никто не интересовался. Девчонки, вытащив тетрадки, принялись записывать понравившихся офицеров.
— Ты расстроилась, что не запомнила номеров? — на мою кровать присела Данка.
— Да, — вздохнула я, — как же так?
— А, — подруга всплеснула руками, — тебя как раз за очередную Томкину жалобу ругали, а вернулась ты такая злая, что все боялись подойти. А потом, наверное, думали, что кто-то другой сказал уже. Но ты и сама-то как собиралась записывать выбор?
— Знаешь, Дан, ещё никто настолько не понравился, чтобы об этом задуматься, — призналась я, — а тебе?
— Тот утренний красавчик. Если б не он, глаза бы разбегались, такие экземпляры встречаются, м-м-м, — почмокала она губами. — Ты не расстраивайся, Варьянка, самое главное на балу будет!