Walk the Shadows

Глава 11.

Но он не мог понять смысл ее слов. Было похоже, что они проходили через его голову, не касаясь ушей. Он был в чулане, за плотно закрытой дверью, и это было единственное безопасное место, которое он знал. Темное и тихое, здесь не было криков, и никто не мог найти или потревожить его тут снова. Даже если они проклянут его и заставят истечь кровью, даже если притронутся к нему руками и будут смеяться над его болью и криками, его не будет здесь на самом деле. Только его тело. Не он. Он был скрыт далеко-далеко отсюда.

Еще несколько часов спустя Северус не мог больше оставаться в тишине своих комнат, не имея для этого ни повода, ни права, ведь он еще даже не доложил обо всем. Днем ранее, когда Дамблдор ненадолго появился в лазарете, чтобы проведать Гарри, он пересказал ему наиболее яркие моменты или, в действительности, наиболее темные. Поэтому, в конце концов, он отправился в кабинет директора.

— Шипучие Дракучки, — сказал он гаргулье, и она пропустила его на лестницу, которая медленно подняла его ко входу во владения Дамблдора. Дверь открылась сама. Он ненавидел, когда она так делала, это подчеркивало осведомленность Дамблдора о всех, кто приходил и уходил из школы, включая и его самого.

Он осторожно закрыл за собой дверь и подошел к столу директора, уже не в первый раз чувствуя себя одним из тех недоумков, которых учил. Или пытался учить.

— Я пришел, чтобы сделать полный доклад, сэр, — сказал он.

Дамблдор кивнул, вымученно улыбнувшись.

— Я высоко ценю это, Северус. Но, если хочешь, это может подождать.

— Нет, я не могу и не хочу откладывать это. Темный Лорд поделился своими планам со мной и другими его слугами, на которых он полагается.

— Эти сведения ты получил до или после того, как был раскрыт? — голос директора был тих, но Северус мог закричать от того, какую боль они причинили ему.

— До, — тихо признался он. — Я извиняюсь за потерю моего… статуса в его рядах, директор. Но мальчик был ранен, и я подумал, что это слишком большой риск оставлять его в таком состоянии. Его зрение…

— Я полностью согласен, — прервал его Альбус. — Мне только жаль, что мы не смогли забрать вас раньше. — Он замолчал и взял из никогда непустеющей вазочки сладости. — Лимонную дольку? Нет? Сядь, пожалуйста, по крайней мере, Северус. Поппи сказала мне, что ты продолжаешь навещать Гарри и беспокоишься о его состоянии.

Не чувствуя себе достаточно уверенно, Северус сел, но от сладостей отказался. Мысль о том, что он пообещал себе никогда так не поступать, захватила его разум и затянула его в свою безрадостную глубину.

— Беспокоюсь? Конечно, черт возьми, я весьма обеспокоен. Любой, у кого есть совесть, забеспокоился бы. Любой, у кого есть человечность. Если ему суждено стать чертовым Избранным, который уничтожит Темного Лорда, я очень сомневаюсь, что его безжизненное состояние будет работать в нашу пользу.

— Следи за своим языком, Северус.

Мастер зелий ухмыльнулся, но склонил голову.

— Мои извинения, директор.

Альбус вздохнул и потер переносицу под очками. Затем он положил руки на стол, сцепил их вместе и всмотрелся сквозь стекла в Северуса.

— Я распорядился, чтобы его забрали в Святого Мунго, там о нем позаботятся.

Северус вскочил на ноги.

— Что? Вы ведь шутите! Пресса пронюхает об этом раньше, чем вы сможете сказать «Мальчик-Который-Сошел-С-Ума». И там он не будет в безопасности от Темного Лорда, я могу заверить вас в этом.

Вскинув руки, Альбус сказал:

— Что ты хочешь, чтоб я сделал, Северус? Его семья сбежала, его крестный тоже покинул нас. Я не могу отправить его к Уизли, потому что беспокоюсь об их безопасности, и он просто не может оставаться в больничном крыле до полного выздоровления.

Это было правдой. Он не был уверен, почему в нем возникло такое праведное негодование о судьбе мальчика, но ничего не мог с этим поделать.

— Он не может отправиться в Мунго. Они не имеют понятия, как помочь ему. И кто будет там за ним следить, ведь, если верить словам Минервы, все крайне заняты?

Во взгляде Альбуса смешались боль и непреклонность.

— Северус…

— Я позабочусь о нем, — предложил Северус, и сразу же подумал: Что? Но его губы продолжали шевелиться. — Он останется в моих комнатах, и я прослежу, чтобы он пришел в себя. — Или умрет, пытаясь сделать это.

Слабый намек на улыбку появился на губах Директора — тень его привычного веселья.

— Если ты думаешь, что это сработает…

— Это может быть единственным реальным шансом, который есть у мальчика, — тихо сказал Северус, мысленно ударив себя.

* * *

Час спустя у кровати Поттера Северус был готов снова побить себя за то, что вообще предложил это. Мальчик все так же тихо лежал. Он не отреагировал даже тогда, когда его приподняли, чтобы напоить зельем. Поппи сказала ему, что ребенок не двигался с тех пор, как Северус дал ему то зелье для глаз.

Несколько кошмарных секунд он думал, что по невнимательности отравил мальчика какими-то токсинами, поражающими нервы. Но в настоящее беспокойство это не переросло: он трижды мысленно проверил и зелье в целом, и его состав, прежде чем удовлетвориться тем, что не был напрямую виноват в нынешнем состоянии мальчика.

Но вот не напрямую…

Несомненно, частично его предложение забрать мальчика было вызвано виной, грызущей его изнутри, и чувством, что он должен был сделать больше — или меньше — чтобы предотвратить то, что сделали с ним Волдеморт и его двое главных приспешников. А он ненавидел вину, ненавидел ее с никем не замечаемой страстью, кроме, возможно, неприкрытой ненависти к Сириусу Блэку, неважно, что он сказал Поттеру во время их заключения. Он просто не относился к тому типу людей, что поощряли самобичевание. Если бы он мог смягчить свою вину помощью мальчишке, то было бы гораздо лучше.

Вздохнув, Северус заставил себя вновь вернуться к работе и встал.

Рядом с его локтем появилась Поппи.

— Я могу отменить мою поездку, — сказала она снова.

Северус покачал головой, нагнулся над кроватью и прижал худого ребенка к груди. Он не почувствовал веса тела, как будто ничего не было внутри. Никого не было дома. Северус распрямился, держа Поттера на руках.

— Нет. С нами все будет в порядке. А ты должна повидаться со своей семьей.

— Северус… ты уверен, что это хорошая идея? — ее обеспокоенный взгляд был направлен в той же степени на него, что и на мальчика, и это насторожило профессора ненадолго.

— Нет, — ответил он. — Но это должно быть сделано.

Она неуверенно кивнула, и он понес надежду магического мира, маленького сломанного ребенка, в свои комнаты.

После того, как он уложил мальчика в наколдованную ранее кровать, стоящую в только недавно созданной комнате, Северус отошел и бросил взгляд на Поттера… Гарри. Он полагал, что если ему предстоит заботиться о мальчике, они должны общаться немного более неформально. Но, тем не менее, он не потерпит никакого неуважения! Никакой дерзости…

Ненадолго прикрыв глаза, Северус вздохнул. Сейчас у него не было причин злиться на мальчика. И он не мог достаточно хорошо выразить свою усиливающуюся злость на Люциуса и Волдеморта — своих врагов, неважно, что мальчик был легкой мишенью для него в прошлом.

Он заметил, что Поппи прекрасно справилась со своей работой и исцелила физическое тело мальчика… по крайней мере, ту его часть, что не была скрыта больничной пижамой и доступна его взору. Розовые шрамы пересекали руки, но было видно, что со временем они пропадут. Однако его больше беспокоил живот мальчика. Он поднял его рубашку и проверил. И был рад тому, что многие шрамы под ней тоже исчезнут. Некоторые из них выглядели отвратительнее остальных и, вероятно, были делом рук Беллы. Он мог бы попробовать на них зелья.

Что касается разума мальчика… что ж.

Но сначала самое необходимое. Еда, вода, сон. Плюс одежда, кров и безопасное место. Остальное придет со временем.

Ни о чем не думая, он отпустил пижаму, а затем откинул непокорные пряди черных волос с глаз мальчика. Его пальцы коснулись шрама в виде молнии на лбу Гарри, и он покачал головой. Так много боли.

Поступал ли он правильно? В действительности, он не знал, как заставить мальчика чувствовать себя лучше, не знал, может ли ему вообще что-то помочь. Но если они хотят победить в этой войне, то для борьбы им нужен избранный боец. Ненавидя себя за размышления о мальчике как о залоге победы — а не о том, каким он был, чистым и простым, также как и сам Северус когда-то — он знал, что должен сделать то, что лучше для Волшебников, но это не значит, что так будет лучше для Гарри.

— Возвращайся к нам, дитя, — прошептал он, аккуратно взяв голову мальчика в руки и начав поглаживать его виски. — Я знаю, что ты не хочешь, но ты нужен нам здесь.

Ответа не последовало. Не то чтобы он на самом деле ждал его, но это был бы приятный сюрприз.

* * *

В темноте чулана Гарри спокойно плыл по волнам, таким же тихим, как луна. Он был один здесь, как ему и нравилось. Ничто и никто не мог прикоснуться к нему. Даже когда он почувствовал прикосновение, он знал, что это были просто пауки и ничего другого. Пауки плели свои паутины, занимались своими собственными делами и не намеривались давать ему знать, что они здесь. У него не было проблем с пауками.

Здесь не было боли, а ощущения были приятными. Годами, день за днем, это место было частью его тела, его жизни. Здесь ему было удобно и спокойно. После долго периода покоя, он смог даже услышать чей-то голос. Тихий и странно свистящий, шепчущий ему, что все в порядке, что с ним все в порядке и что больше ничто не причинит ему боли. Он так сильно хотел верить этому голосу, что когда тот прошептал, что позаботиться о нем, если он только позволит ему, он не смог отказать.

— Просто позволь мне, — шептал голос, обещая безопасность, тепло и заботу, каких он никогда не знал.

— Никакой боли, — прошептал Гарри в ответ.

— Никакой боли, — согласился голос. — Безопасность, мой дорогой, милый мальчик. И любовь.

Он не стоил любви, никогда не стоил. Так давно, как он мог вспомнить, там, в чулане и темноте, никто никогда не говорил ему эти три маленьких слова, слова, которые он страстно желал услышать… Я люблю тебя. И он знал, что был ничем, никчемным, жалким уродом, и все-таки… он так сильно хотел, чтобы его любили.

Прошло много времени, насколько много он не мог сказать, и, в общем-то, ему было все равно. Но, наконец, он уступил утешающему, скользкому голосу и разрешил ему проникнуть сквозь его последний барьер, впустил внутрь.

И ненадолго воцарилось спокойствие.

* * *

Северус был вне себя. Больше недели прошло, а изменений в состоянии юного гриффиндорца не было. Северус кормил его, поил зельями и чаем, очищал мальчика заклинанием и одним взмахом палочки растворял жидкость из мочевого пузыря. Свою прежнюю палочку Северус заменил на ту, что он хранил на непредвиденные ситуации, ведь его собственная осталась в том ужасном поместье. Он следил за тем, чтобы мальчику было удобно в кровати ночью и в течение утра, когда он готовил зелья для Гарри и для школьного лазарета, а днем укладывал мальчика на диван перед огнем в главной комнате, так как ему казалось, что мальчику нравилось это в Топсхаме.

Из-за того, что Гарри продолжал оставаться таким безразличным, Северус не мог быть даже уверенным в состоянии его глаз. Хотя он дал мальчику еще несколько порций разработанного им зелья, он не имел понятия, сможет ли тот снова видеть. Но каждый день Гарри устремлял взгляд на огонь и смотрел на него, почти не моргая, по-видимому, завороженный пламенем. Так что, по крайней мере, Северус продолжал хранить большие надежды.

Несколько раз губы Гарри двигались, но с них не слетело ни единого звука. Кроме единственного случая, вспоминания о котором до сих пор заставляли Северуса морщиться. Несколько дней назад, когда мальчик лежал на диване перед камином, Северус вслух читал статью из нового журнала о зельях, надеясь, что Гарри наконец-то отреагирует на звук его голоса, и услышал приглушенное шипение. Больше всего это напоминало проклятый Парселтанг, который доставил мальчику столько неприятностей на втором курсе. Но звук длился лишь секунду, и, когда он встал, подошел к мальчику и присел перед ним, встретив пустой взгляд, он не был уверен, что вообще что-то слышал.

Если Гарри и произвел какой-то шум, то теперь он снова замолчал.

Вот почему он был так ошеломлен, когда, заняв свои привычные места (Гарри на диване, а он в кресле) и читая вслух исторический журнал о волшебниках, он услышал тихий голос:

— Пожалуйста, немного воды?

Северус чуть не выронил журнал. Но удержав его в руках, поторопился отложить его и вскочил на ноги.

— Гарри? — спросил он, вглядываясь в мальчика.

Зеленые глаза устало уставились на него, и искра в них была слабее, чем он когда-либо видел — кроме, возможно, той ночи, когда умер Седрик Диггори — но она была.

— Ты можешь видеть меня?

Гарри тяжело моргнул, но кивнул.

— Расплывчато.

— Твои очки, — оглянулся Северус, найдя ужасные очки-велосипеды на соседнем столике. — Вот, позволь мне, — продолжил он, когда мальчик попытался высвободить руки из-под одеяла, и надел очки на Гарри. — Лучше?

— Да, сэр. — Его голос был неуверенным и тише шепота. Если бы в подземельях не было так тихо, Северус бы ни за что не расслышал.

Через мгновение он призвал небольшой стакан с водой и подождал, пока Гарри высвободит руки, чтобы взять его. Руки мальчика все еще дрожали, когда он брал напиток, но уже не так, как в лазарете, просто слабая дрожь. Как оказалось, новое зелье против последствий Круциатуса, которое он разработал для тех, кто подвергся длительному воздействию, успешно работало. Он отправил образец в Святого Мунго.

Гарри пил воду — первое самостоятельное действие, которое он сделал со времени их заключения, и Северус смотрел на него со странным удовлетворением.

Когда мальчик выпил почти половину стакана, он остановился и снова закрыл глаза.

Северус забрал у него стакан и отослал на кухню.

— Гарри? — сказал он снова. — Есть что-нибудь еще, что я могу для тебя сделать?

— Устал, профессор, — сказал мальчик, и не открыл глаза вновь, хотя и натянул одеяло повыше и завернулся в него. — Просто устал.

Что ж.

Это было начало.