Я живу в октябре

Феликс (II)

«Время – странная штука. Физики как бы ни старались разобраться в его свойствах, никогда не смогут изучить до конца. Само присутствие человека, сам взгляд извне искажает процесс, делает результат сомнительным. В конце концов, оказывается, что знаем мы много, но ни в чём не уверены.

Есть ли у времени плотность? Наверное, если влезть в физико-математические дебри описаний чёрных дыр, то можно связать скорость течения времени с плотностью материи. Но как это замерить? Чем подтвердить, кроме математических выкладок? С житейской точки зрения, мы точно знаем, что время может быть вязким как глина, в которой застревает галоша. Сидишь у тёщи на торжественном ужине и думаешь с тоской, когда же это закончится, хотя ты пришёл пять минут назад. Или как летит время в хорошей компании? Оглянуться не успеешь – уже утро. Хотя если вспомнить ночь в Ленинграде с Луизой, то оказывается как раз обратное. Мне это казалось бесконечным счастьем с вечера до самых петухов. Или это сейчас так кажется? Какой же я был сильный тогда, заниматься этим всю ночь».

– А вот этого печатать не следовало, – сказал вслух Феликс, отстраняясь от печатной машинки. Увлёкся, да. Но невозможно писать сухим языком. Пробовал уже так, никакого эффекта.

А чего, собственно, бояться? Что пошатнутся морально-нравственные устои корреспондентов? Они всё равно позабудут эти письма через месяц. Тогда какой толк? Может быть, они вообще не дойдут до адресата с этими снегопадами. Зачем я пишу?

Этот мысленный тупик был безнадёжен. Феликс дал задний ход, напомнив себе, что «а» – что-то делать необходимо, «бэ» – письма он посылает в начале месяца, так что у почты есть время, «цэ» – нет безвыходных ситуаций. Последний тезис был сомнительным, но вызвал у Феликса некоторый моральный подъём. Возможно, виной тому вбитая в голову воспитанием и практикой литературного труда необходимость находить достойный финал любого сюжета. Даже в трагизме должна прозвучать высокая нота. Нет, не бездуховный «хэппи энд», а наша посконно русская надежда на светлое будущее. Ну и был фактор «х» – загадочный седой приятель, настойчиво просивший повторять и повторять попытки.

Феликс тряхнул головой, поправил сбившиеся лямки майки и вновь приступил к эссе.

«Человек свободно владеет тремя измерениями в этом мире, но четвёртым (временем) владеет лишь частично. Мы неумолимо плывём по реке времени от рождения к смерти, и в наших силах лишь править лодкой к тому или иному островку, подсаживать тех или иных попутчиков, спасать утопающих. Но мы не способны повернуть наш корабль вспять. Мы, пожалуй, можем вынуть человека из времени. С неолита смертоубийства практикуем. Но как вынуть время из человека?

В фантастике много пишут о путешествиях во времени, но пока это лишь мечта, не подкреплённая техническими возможностями. А если дело не в мире, если дело не во внешних процессах, а в нас самих? Что, если способность управлять временем вшита в наш мозг и до поры до времени спит? В результате мутации, воздействия внешнего фактора, стресса наконец, она пробуждается, и тогда мы чувствуем время иначе. Представьте себе такого человека – ранним утром он получил, например, способность взглянуть в далёкое прошлое, или перескочить во времени на час-другой, или включить «перемотку», то есть прожить день в два или три раза быстрее? Наверняка он не поверит сам себе, спишет на чересчур реалистичный сон или алкогольное опьянение. А то и испугается, что сходит с ума. Сколько таких постараются просто выбросить из головы этот опыт?

Горное солнце начинало немилосердно жарить. Феликс дёрнул штору, но ничего не произошло.

– Зараза, – констатировал он. Забыл, что механизм ещё вчера сломался.

Феликс передвинул стул поближе, прижавшись животом вплотную к столу. «Растолстел», – недовольно подумал он.

«Смельчак, что решится рассказать о сверхъестественном опыте, предстанет в глазах общества либо обманщиком, либо безумцем. Если бы такой смельчак смог продемонстрировать какой-нибудь эффектный кунштюк со временем, то на него взглянули бы иначе. Но мы помним, что его способность лишь проклюнулась, управлять ею он толком не может, нужна практика, нужен понимающий круг людей. А ни того, ни другого нет. Если же представить, что совпали удачнейшим образом все обстоятельства, то этот человек будет выглядеть кудесником, чародеем или святым. Может, часть христианских святых – это люди, освоившие новые качества?»

«Зря это ввернул, – подумал Феликс. – Для учёных – это лишнее.»

Он представил, как читают этот опус астрономы в Пулковской обсерватории, где у Феликса была пара хороших знакомцев. Для них это лишний повод выбросить письмо в мусорную корзину, чтобы глупостями не отвлекаться от работы. Но перепечатывать тоже не хотелось. Феликс чувствовал, что утренний запал проходит, пора было заканчивать.

«Однако, если таковой человек решит отдаться в руки настоящей науке, то, возможно, удачная мутация не канет в Лету. Наша советская наука сейчас находится на передовых рубежах знания, может ли быть…»

«Не слишком ли кондово? Ладно, сойдёт»

«…как такому добровольцу-хрономутанту подтвердить свои способности научно, как зарегистрировать их. На стороне людей, живущих в традиционном порядке времени, опыт столетий – человечество никогда не фиксировало подобного. Но, возможно, оно просто не ставило себе такой задачи».

«Вот с этого момента надо было про советскую науку, – поморщился Феликс».

Пора кончать и приступать ко второй копии. С учётом копировальных листов и нескольких перепечаток он охватывал на сегодня шестнадцать адресатов. Маловато, раньше энтузиазма хватало на несколько раз больше.

Итак, он успеет позавтракать и побежит отправлять письма. Как раз почтовое отделение откроется.

***

– Натанович? – уточнила почтальонша, вглядываясь в феликсовы каракули.

– Да-да. Отчество такое, – раздражённо подтвердил Феликс.

– Я вижу, что отчество, – ледяным голосом парировала Глаша. – Писать нужно разборчивей.

– Согласен, – тряхнул шевелюрой Феликс. – Виноват. Грешен. Переписать?

– Не надо, – сказала Глаша, смягчаясь.

У Феликса вертелось на языке, что с посетителями хорошо бы повежливей, но не стоило втягиваться в споры.

Глаша парой росчерков шариковой ручки исправила буквы. С письмом Сосновскому проблем не возникло – имя и адрес Феликс старательно вывел печатными буквами.

Пока Глаша оформляла отправку, в небольшой комнатке почтового отделения скопились отдыхающие, недовольно вытягивающие шеи, чтобы рассмотреть, почему так долго. Хорошо, что Феликс не отправляет все письма единым махом – иначе на полдня почту надо закрывать.

– Семнадцать рублей восемьдесят три копейки!

Феликс безропотно отсчитал деньги.

– Много у вас корреспонденции, товарищ писатель, – не удержалась Глаша. – И все заказные.

– Чтобы точно дошли, – улыбнулся Феликс.

Он вышел на улицу горного посёлка и понял, что все дела на сегодня закончены. На печатание очередных писем в никуда топлива в душе ещё не накопилось. Так что паровоз «Феликс» отправляется на запасный путь. Ноги сами понесли его по дороге к коттеджу горнолыжников, он же «летающая тарелка». Фантастические обстоятельства как-то сами располагали к такому антуражу.

– Феликс! – окликнул его знакомый голос.

– О! – искренне обрадовался Феликс. – Павел собственной персоной!

Его вневременной визави выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз. Полувоенный вид сменился на франтоватую иностранную куртку с тёмно-синей джинсой. На лице играл здоровой румянец. Только глаза оставались по-прежнему грустными.

– Отправлял корреспонденцию? – спросил Павел.

– Так точно! – шутливо отозвался Феликс, прикладывая пальцы к бараньей шапке. – Исполнено лучшим образом, ваше благородие!

– И Сосновскому?

– Несомненно!

– С нужной вставкой?

– Обижаешь, командир!

– А моя копия?

– Вот, в папке.

Павел бегло пробежался по листам.

– Спасибо, Феликс. То, что надо.

Он широко улыбался. Наверное, первый раз за всё время их знакомства.

– Значит, мы можем сделать следующий шаг.

– Сегодня? – Феликс вдруг почувствовал, как похолодело внизу живота. – Не ожидал.

– Я не уверен, что получится, – предупредил Павел. – С Эчем я смог, но кто знает… Но я обещал, я исполню.

– Куда мы… – Феликс сглотнул. – Отправимся?

– Нам нужен общий маяк. Человек, которого мы оба знаем.

– Эч?

– Это был бы самый простой вариант, – скривился Павел. – Но… не стоит. Эч вообще не знает, что я нашёл тебя.

– Вот как, – хмыкнул Феликс. – В одиночку играешь, Павел?

– Так надо, – неожиданно твёрдо ответил тот. – Мы отправимся к Ваське.

– К кому?!

– К твоему персонажу. Точнее к живому прототипу.

– В прошлое?

– В будущее, хотя это будущее с линейной точки зрения. – поправил Павел. – Васька сейчас там. После перемещения он стал обычником.

– Я тоже стану… ммм… обычником?

Павел пожал плечами.

– Но всё равно я увижу наше будущее… Пошли-ка, – потянул Феликс его за рукав. – Покажу местные достопримечательности.

Они дошли до коттеджа горнолыжников, болтая о всяких пустяках.

– Это и есть летающая тарелка?

– Ага, – кивнул Феликс. – Финны пару лет назад поставили. Теперь видишь, все памятные портреты делают.

Действительно, на фоне белой чернооконной тарелки фотографировалась парочка. Солнце било им в глаза. Парень с девушкой смешно щурились.

– Забавно, – серьёзно сказал Павел. – Какое беспечное время.

– Что ты имеешь в виду?

– Не обращай внимания, Феликс. Устал я немного.

– Бывает… Ты мне вот что скажи. Что мне в этом будущем делать? Мне очень интересно, ты не подумай. Но может быть найдётся какое-то дело, занятие?

– Тебе нужно писать, Феликс.

– Для кого? – искренне удивился тот. – Кто меня в твоём будущем знает?

– Для лунников писать и для прочих…хрономутантов.

– Понравилось?

– Да, – признался Павел. – С таким термином я ещё не сталкивался.

– Щёлкни нас, отец, – обратился к Феликсу ражий детина в тёмных очках.

Феликс кивнул, забирая «ФЭД»

– Выдержку я выставил, – объяснил детина. – Вот сюда встань, тут хорошо будет.

– Боря! – позвала приятеля девушка. – Иди уже сюда!

– Подожди, Галка! Надо же показать человеку!

Он поспешил воссоединиться со своей пассией.

Феликс сделал несколько снимков.

– Беспечное время… – повторил вполголоса Павел.

– Так значит, писать для хрономутантов? А как сохранять написанное? Как общаться с читателем?

– Не знаю я, Феликс, не наседай, – поморщился Павел. – Но что я точно усвоил, временные петли не приговор. Это лишь ступень, от которой можно оттолкнуться и пойти дальше. У нас может быть иное отношение со временем. У нас, у людей.

– Хроночеловечество, – пробормотал Феликс.

– Да, – с жаром отозвался Павел. – И у хроночеловечества тоже бывают свои мутанты. Кромешники, эпилептики и другие. Можно стать таким, как я, перелетать из эпохи в эпоху. И даже больше. Я уверен, что мои возможности не предел, понимаешь? Но всё это нужно осмыслять. Собирать. Рассказывать. А уж как донести твои тексты до лунников – разберёмся. У нас есть много организаций. Я тебе про почтовиков рассказывал? В общем, это технический вопрос, он решаемый, Феликс.

В грустных глазах Павла теперь горел огонь. Феликс невольно заслушался – всегда привлекают речи, которые льются от искреннего сердца.

– Давно хотел спросить, – Феликс дождался, когда Павел закончит. – А причём тут Луна? Почему всё так закрутилось вокруг полнолуния?

– Это ещё одна загадка, – пожал плечами Павел. – Возможно, есть связь с гравитационным полем, может быть, это мощная психологическая сцепка, которая затрагивает какие-то древние отделы нашего мозга. Понятия не имею. Но по своему опыту знаю, что это не обязательный фактор. Луна – условность, которая нашему мозгу зачем-то нужна, как игрушка ребёнку, чтобы не боялся идти к врачу.