— Это квартира Кукиных? — спросил Михальченко, прижав трубку к уху плечом и распрямляя запутавшийся шнур.
— Да. Кто изволит интересоваться?
— Мне бы Павла Никифоровича, — попросил Михальченко.
— Я у телефона, — ответил густой шершавый баритон.
— Павел Никифорович, вас беспокоит директор оперативно-сыскного бюро «След» Михальченко.
— Что за бюро такое?
— Это я вам расскажу при встрече. А повидать мне вас необходимо.
— По поводу чего?
— Вы откликнулись на объявление «Комиссионторга». Это связано с плащом, который вы купили.
— Был такой эпизод. — Наступила пауза. — Хорошо, приезжайте. Улица Листопадная, шесть, квартира сто двенадцать. Это на Колпаковке.
— Буду через полчаса…
Кукин оказался высоким стройным человеком лет шестидесяти пяти с совершенно седой пышной шевелюрой. Идя за ним по коридору, Михальченко обратил внимание на его легкую походку и на ровную спину. Весь он был какой-то свежий, сияющий в куртке из тонкого коричневого сукна с широким шалевым воротником из серой ткани. Ступал по ковровой дорожке, обутыми не в домашние шлепанцы, а в черные, глянцево блестевшие туфли. И в комнате, куда он завел Михальченко, тоже все светилось чистотой — покрытый лаком паркет, чистые окна, ни пылинки на простой полированной мебели местного изготовления.
— Садитесь, — Кукин указал на кресло, подождал, пока Михальченко сел, и сам опустился в такое же. — Так что же это у вас за бюро?
Михальченко рассказал.
— Неплохо придумано, неплохо. Милиция не справляется.
— Что поделать, — сказал Михальченко. — Я мог бы взглянуть на плащ, Павел Никифорович?
— Это несложно, — Кукин вышел в другую комнату и вернулся с плащом, надетым на вешалку.
Повертев плащ, Михальченко подумал, что по описанию он совпадает с тем, которое дал сын Тюнена. Но это еще ничего не значило, таких импортных плащей могло быть тысячи.
— А в чем, собственно, дело? — спросил Кукин, аккуратно опуская плащ на диван.
— Мы ищем пропавшего человека. Он мог быть одет в этот или в такой же плащ. Павел Никифорович, в каком комиссионном вы купили плащ?
— Напротив главпочтамта, через скверик, знаете?
— Знаю. А у вас не сохранился ярлык, который комиссионщики прищивают к принятым вещам?
— Должен быть, — он открыл бар в серванте, взял деревянную шкатулку с резной крышкой и стал рыться в бумажках.
«Я бы этот ярлык давно выбросил, — подумал Михальченко, глядя как Кукин перебирает какие-то листки. — Господи, ну зачем он ему? Нет же, хранит! Вроде Остапчука».
— Вот, — протянул Кукин.
К ярлыку скрепкой была приколота какая-то белая картонка размером с два спичечных коробка, обернутая в прозрачный целлофан, на обороте он был прихвачен полосками лейкопластыря. На картонке красивым каллиграфическим почерком было выведено: «А(II) Rh + положительная. Каз. ССР, Энбекталды, ул. Жолдасбая Иманова, 26».
«Это же адрес Тюнена! — вспомнил Михальченко. — Но что за формула?»
— Что это? — спросил он Кукина.
— Видите прорезь в подстежке? Это карман. Видно владелец плаща сунул картонку туда, но промахнулся. А когда я отстегнул подстежку, она и выпала.
«Отставничок ты мой дорогой! — Михальченко готов был расцеловать Кукина. — А я, сукин сын, еще посмеялся над тобой, что бумажки собираешь!»
— Я могу взять это на некоторое время?
— Разумеется. Видите, хорошо, что я сохранил. Штабная работа приучила к бумагам относиться уважительно.
— Конечно!.. И еще один вопрос, Павел Никифорович: если нам понадобится, вы сможете приехать к нам с плащом? Для опознания.
— Позвоните. Я приеду.
— Большое вам спасибо. Извините, что побеспокоил.
— Ничего. Дело серьезное, рад помочь. Во всем должен быть порядок.