Я не свидетель

27

Очень уж не хотелось Михальченко опять беспокоить Виктора Вялова. Да еще в субботний день. Но Леонид Локоток, сдававший по словам Вялова иногда свою квартиру разному залетному люду, и к которому Вялов не хотел направлять Басика, искавшего временное пристанище для своего гостя из Еревана, этот Локоток оказался любовником барменши из гриль-бара «Голубой день». Возможно, Вялов знает что-либо об этой связи, и какая-нибудь информация от него окажется полезной. А может и пшик получится: либо Вялов ничего не знает, либо не захочет на эту тему говорить. Человек он с норовом, со своими принципами — мол, дело это не мое, под чужое одеяло не заглядываю, либо, если и расскажет чего, это «чего» выеденного яйца не будет стоить, а человека зря потревожу. И все же он набрал номер Вялова.

— Вам кого? — спросил женский голос.

— Виктора Андреевича, пожалуйста.

— Нет его. В магазин за молоком ушел.

— А скоро вернется?

— Кто знает, какая очередь там. А кто спрашивает?

— Михальченко.

— А-а… Что передать? — Михальченко уловил в голосе женщины то ли тревогу, то ли разочарование, и чтобы успокоить жену Вялова, знавшую, кто такой Михальченко, что и по какой причине когда-то познакомило и связало Михальченко с ее мужем, сказал:

— У меня тут пустое дельце, хочу с Виктором посоветоваться.

— Придет, скажу, что вы звонили. Телефон ваш знает?

— Знает…

Минут через двадцать позвонил Вялов:

— Привет. Что опять засвербило?

— Здорово, Виктор Андреевич. Ты извини, что беспокою, да еще в субботу.

— Ладно, телись.

— У этого Лени Локотка есть баба. Не знаешь ее?

— Настырный ты, опер. Ну знаю, Ольга Лынник. Хорошая девка. Любит его.

— Замужем?

— Да. Как говорится, случайный брак. Мужик где-то в районе пропадает, в колхозе цех имеет, кулечки целлофановые лепит. Домой приезжает раз в неделю. Что это ты по ее душу?

— Да проходит тут она краешком, зацепилась.

— Что-нибудь серьезное?

— Не думаю, — уклончиво ответил Михальченко.

— Не обижай ее, девка действительно хорошая. Тут уж верь мне.

— Я тебе всегда верю, Андреевич. Хорошего человека обижать не стану. Тут уж и ты мне поверь. Я тебя не подведу.

— Ишь ты, Христос. Просто нужен я тебе, за пазухой в тепле держишь на всякий случай.

— Зря ты так, Андреич.

— Ладно, ладно, пошутил я. У тебя все вроде?

— Да. Спасибо. Извини, — Михальченко опустил трубку. Нехороший осадок остался после этого разговора, вроде как плевок получил. С другой стороны и Вялова понять можно: нельзя человеку всю жизнь напоминать о его прошлом, соваться с разговорами на одну тему, будто о другом, приятном, с ним и говорить непристало.