Я не свидетель

29

«Молодая красивая баба, работает в гриль-баре. Сам понимаешь, что за работа и что за народ там бывает. Я-то туда не дюже разгоняюсь, цены кусаются. А так за ней ничего худого. Мужик ее в колхозе цеховиком работает. Ни пьянок, ни темного элемента в доме ихнем не наблюдается, соседи во всяком случае не жалуются, — так охарактеризовал Ольгу Лынник участковый в ответ на звонок Михальченко. — А прислать к тебе ее смогу, вчера она вернулась из отпуска. Девка спокойная, покладистая. Скажу, что по какому-то общественному вопросу. Только ты не жми ее здорово, поласковей, чтоб не обиделась на меня. Мне с людьми дружить надо»…

Все это Михальченко вспомнил, когда на стук в дверь крикнул: «Входите!» и увидел в дверном проеме действительно очень красивую молодую женщину в «варенках», в белой блузке, в синих модных туфлях на маленьком каблучке. Темнокаштановые волосы были схвачены вокруг головы широкой голубой лентой-резинкой из махровой ткани, лицо, в особенности выпуклый лоб и высоко открытые руки темнели свежим загаром.

— Я, наверное, к вам? — спросила она. — Мне нужен товарищ Михальченко. Моя фамилия Лынник.

— Я и есть Михальченко, — он приветливо улыбнулся.

— Меня участковый попросил зайти к вам по какому-то делу.

— Садитесь, Ольга Викторовна, — он встал и придвинул ей поудобней кресло, поймав себя на мысли, что почти не актерствует, что с такой женщиной приятно быть обходительным и услужливым.

— Что же это за такое бюро у вас? И название странное — «След»? спросила она.

— Просто частное сыскное агентство. Кооператив своего рода. Только мы ничего не производим, — засмеялся он. — Оказываем разные услуги: разыскиваем пропавших детей, взрослых, собачек, охраняем кооперативы. В общем, много всякого, — она сидела чуть повернувшись боком, и в широкой пройме ее блузки в глубине он видел нежную складку, шедшую в обозначившейся выпуклости груди. — Ольга Викторовна, разговор у нас будет секретный, абсолютно между нами, — он заговорщически подмигнул. — Но и серьезный. Никто — ни знакомые, ни приятели, ни Леня Локоток, ни даже муж не должны о нем знать. — Михальченко специально сразу же упомянул Локотка, давая понять собеседнице, что ее связь с Локотком для него не секрет. И мужа вспомнил намеренно, мол, не бойся, я тебя не заложу, семейные дела ваши меня не касаются, не знает этот лопух о твоем хахале, так ему и надо, дуракам на красивых жениться противопоказано.

Он увидел, что глаза Лынник испуганно забегали по его лицу, загар на щеках загустел от прилива крови.

— Пожалуйста, чтоб муж не знал, — тихо попросила она. — Он добрый человек. Работает, работает, чтоб мне хорошо жилось. Все уговаривает, чтоб я ушла из бара… А Леню я люблю. Мы давно с ним… Еще до замужества… А что случилось?

— Так и договоримся. Ни вы никому ни слова, ни я. А случилось вот что: восемнадцатого апреля вы или кто-то по вашему паспорту сдал в ломбард плащ. Импортный, темно-синий. Было такое?

— Было, — она посмотрела на него, будто удивилась: вот это и все? Это же пустяк, обычное дело.

— Расскажите мне подробно, как вы провели день накануне, семнадцатого.

— Накануне? — она задумалась, вспоминая. — В тот день у меня, кажется, был отгул. Мы поехали с Леней в наш гриль-бар, пообедали.

— Выпили?

— Нет, Леня не пьет… Потом вернулись в город, гуляли в роще. Мне надо было торопиться к портнихе, я отдала ей ушить джинсы. Мы попрощались, и я ушла. Он тоже спешил. На съемки.

— На какие съемки?

— Он контракт заключил на конном заводе с немцем из Германии. Снимки для ихнего журнала про наш конный завод…

— В котором часу вы приехали к портнихе?

— Без четверти пять.

— Почему вы так точно помните время?

— Она назначила мне к пяти. А когда я приехала, у нее еще сидела другая заказчица. Портниха еще спросила: «Что ты так рано?» Она не любит, чтоб в ее доме сталкивались клиентки.

— Понятно. Дальше. В тот день вы еще виделись с Локотком?

— Нет. Только по телефону говорили. Он позвонил, попросил, чтоб я сдала в ломбард вещи кое-какие.

— Это зачем же?

— Он никогда хорошие вещи дома не держит, боится, чтоб не обворовали. Знаете, что сейчас делается! Тем более, когда он уезжает на целый сезон. Обычно я и сдаю. А тут знакомый поляк привез много хороших вещей из Турции. Утром до работы, мы открываемся в двенадцать, я и пошла к Лене домой…

— У вас есть ключи от его квартиры?

— Да… Взяла сумку с вещами…

— Красивая сумка — зеленая с черным?

— Нет, — она удивилась. — Другую, большую, серую. Пошла в ломбард и сдала.

— Среди прочих вещей в сумке был и плащ?

— Ну да… А потом перед самым Лениным отъездом приехал приятель из Москвы за этими вещами. Леня покупал их по его заказу. Я пошла в ломбард выкупить.

— А почему плащ не выкупили?

— Леня сказал: «Забери все, кроме плаща. Пусть еще полежит».

— Понятно. Где сейчас Локоток?

— Там же, в Коктебеле.

— Что он так долго там?

— Он уезжает туда работать на сезон. С напарником из местных фотографирует на пляжах курортников.

— Когда он должен вернуться?

— На днях. Точно не знаю. С билетами сейчас трудно. Он собирался в Феодосию за билетом.

Михальченко сделал паузу. И Лынник, воспользовавшись ею, вставила свой вопрос:

— Все-таки, что случилось? Ему ничто не грозит?

— Ничего вам пока сказать не могу. Выясняем, — ответил он неопределенно. — Вот сверим время, посмотрим.

Она не поняла, о каком времени он говорит, только видела, что на лице этого крупного сильного мужчины опять появилась доброжелательность.

— Почему вас так интересует этот плащ? — спросила Лынник.

— Чужой он, Оля. Чужой… Хорошо. На сегодня хватит. Спасибо, что зашли. Уговор наш помните: никому ни слова, даже Локотку, — Михальченко подумал и добавил: — Это для его пользы.

— Конечно, конечно, — она поднялась.

Михальченко проводил ее до двери.