Я увожу к отверженным селениям том 2 Земля обетованная

— Двадцать третьего.

— На волю выскочишь, сорок шесть стукнет... Заживешь...

Бабы не нужно, а захочешь, старушку подыщешь, пей чай с

сахаром, ешь хлеб вволю и живи на раздолье.

— Я с тобой как с человеком, а ты смеешься, — обиделся

Асан.

— Утешать тебя? Не маленький. Захочешь до конца срока

сидеть, так оно у будет. Не захочешь... — Валерий выразитель но взглянул на Асана и загадочно усмехнулся.

— Кому сидеть интересно? — заговорил Асан после не долгого молчания. — Как уйдешь отсюда? Куда? Где жить без

документов?

— Ты меня про этап спрашивал. Я не ответил, а ты не на помнил.

— Не сказал — твое дело...

— Мое-то мое, а может и твое...

— Меня сегодня не возьмут. Я Игоря спрашивал.

— Игорь всего не знает. А ты бы пошел на этап?

— В больнице лучше. Тут баланда гуще, картошку моют, капуста попадается, в тепле спим.

— Ну и живи себе, пока не выгоняют... Сегодня ночью пой дет этап. Захотел бы, и тебя бы взяли. А так еще недельку пере бьешься в больнице.

— За неделю потеплеет... Ты про свободу заговорил... Кон чай.

— А не забоишься?

331

— Чего бояться мне?

Винокуров дернул за руку Асана и тихо прошептал: — Выйди из барака немного погодя. Разговор есть. — И

громко добавил: — До ветру схожу. Благодать тут: уборную

построили, парашей не воняет. Житуха! — Винокуров перелез

через спящего рядом соседа.

«Зачем он позвал меня, — раздумывал Асан. — Что-то ска зать хочет... в бараке побоялся... сексоты... Выйду. Не ждет — вернусь».

Дверь, тихо скрипнув, закрылась за Асаном. В темноте

кто-то осторожно взял его за руку. Асан рванулся.

— Это я... — «Винокуров», узнал Асан. — Сегодня ночью мы

идем в побег. Имеешь желание, топай с нами. Я тебя давно на метил. Кирюха не соглашался.

— Сколько вас?

— Трое должны идти. Один подвернул ногу. Вдвоем нам

не справиться. Решай.

«Y Винокурова двадцать пять... Его все ребята уважают.

Он не сексот... Но почему ж е он выбрал меня?» — Словно под слушав мысли Асана, Валерий сказал: — Y тебя никого нет. Y6bK>T — плакать некому. Живым

приведут, отлупят и полтора года добавят: больше четвертака

не дают. Только если сорвется у нас, в зону не вернут, на

месте положат.

— Меня сегодня не возьмут на этап.

— За это не беспокойся. Пойдешь вместо нашего третьего.

— Как?

— Очень просто. Назовешь его фамилию, имя, год рожде ния. Из больницы никто под чужой фамилией не уходит в

глубинку, каждому охота побыть тут лишний день.

— А если меня узнают на вахте?

— Пару оплеух подкинут и в карцер до следующего эта па. Никто не узнает тебя. Ты на татарина не похож, с дежур ными не скандалил. А к фотокарточке кто приглядывается но чью? Уходил бы этап на сельхозкомандировку, тогда бы в оба

глядели. А в глубинку — кому нужно рассматривать? Случая

не было, чтоб кто в глубинку за чужого уходил, — вполголоса

говорил Валерий, настороженно прислушиваясь к каждому

звуку.

332

— Из вагона уйдем?

— Зачем бы нам третий, если б из вагона? С дороги. Со гласен?

— Сам давно об этом думал. Не с кем было.

— Хлеб у нас есть на троих. Два ножа, три прута и на

каждого по кирпичу.

— А кирпичи зачем?

— Для переднего конвоя. С набегу кирпичами стукнем и

ножами добьем. А там автоматы в руки, остальной конвой по ложим и кто куда. Другие захотят — разбегутся, побоятся — вернутся в зону.

— Нам не дадут уйти. Схватят... в тайге заблудимся...

— Я знаю дорогу. Тут неподалеку речушка. Вброд перей дем — собаку собьем со следа.

— Y тебя карта есть?

— Бывал я в этих местах.

— Здесь до войны тайга была.

— Я топографом работал. Место для будущей трассы ис кали... как раз здесь, где она сейчас проходит. Меня и на фронт

отсюда забрали. Y меня глаз цепкий, выведу, куда нужно.

— Прямо говоришь со мной, Валерий... А вдруг я на вахту

побегу?

— Теперь я тебе полностью верю. Был бы сексотом, не

стал бы таких вопросов задавать.

— А сразу?

— Я о тебе ребят расспрашивал. Все говорят, что ты па рень надежный. Сегодня ты рассказывал мне о себе. Y тебя

мать погибла, брат... К дежурным не побежишь. Только зара нее говорю: сорвется...

— Сам понимаю. Дай подумать. Через час отвечу.

— Думай, Асан. Только пока этап не уйдет, самому луч шему другу ни слова.

— Не успею я ни с кем поговорить. Спят все.

— Я так, между прочим. Кто-то идет сюда... Заметил нас...

— Асан скорее угадал, чем услышал, последние слова Валерия.

— Махнем хлеб на табачок! — нарочито громко продолжал

Винокуров. — Ты некурящий, хорошо даю. — «Какой хлеб, — недоумевал Асан. — Где у меня табак?»

— Жмешь курево? — Винокуров звучно сплюнул.

333

— Мало даешь! Добавь пайку! — потребовал Асан, только

теперь поняв игру Винокурова.

— Это ты? — окликнул Асана знакомый голос.

— Илюша? Чего ты так поздно?

— Тебя ищу, Асан.

— Я спать пойду, — предусмотрительно сказал Валерий.

— Надумаешь — скажи.

— Ты ко мне в палату редко заходил.

— Не обижайся, Асан. Нельзя было.

— Дела, Илюша? Занят? Котелок баланды и то потихонь ку передавал, чтоб никто не видел. Думаешь, я не заметил?

Стыдишься меня? Крымские — сволочи все? — с обидой

спрашивал Асан.

— Дурак ты. Дал бы я тебе за такие слова!

— Драться ты можешь...

— Погоди маленько. Не кипятись, как холодный самовар, — оборвал Илюша Асана. — Драться я умею не с тобой. Сам

видел, с кем дерусь. Не подходил, за тебя боялся. В прошлом

году в нашем корпусе Цветков лежал, я его до войны знал.

Червонец у него...

— Повезло ему, — вздохнул Асан, — в пятьдесят четвер том освободится.

— Да-а, повезло... Ему самосуд устроили на третьей из вестковой — и в больницу. Я с ним целыми ночами в палате

просиживал. Сексоты донесли дежурным, что мы с ним по

петушкам корешуем — его ночью на этап. Без Игоря, сам

майор отправил. А Цветков только-только на ноги встал.

Поэтому я и к тебе не подходил.

— За меня боялся? Почему ж тебя самого не трогают?

Кулаков твоих испугались?

— Что ж я, по-твоему, сексот?

— Стал бы я с сексотом разговаривать. Сам скажи.

— Меня Игорь держит. Помогаю я ему.

— Начальник больницы выше Игоря.

— Не связывается он с Игорем. Почему — сам не знаю. Я

хотел завтра попросить Игоря, чтобы тебя в больничной сто лярке оставили работать.

— Он бы оставил?

334

— Обязательно... Вечером Игоря за зону вызвали. Ночью

пойдет этап.

— А тебе-то что до этапа?

— Я тоже ухожу... Меня в побег наметили.

— Как... в побег?..

— Пристрелят, а потом скажут — бежал.

— Что ж делать? Может, я помогу?

— За этим пришел к тебе. Когда начнут собирать на этап, я спрячусь на чердаке.

— Дежурные с собаками, всю зону обыщут, а найдут тебя.

— Знаю. Мы хотим ударить подъем.

— Ты?

— Другой. Его надо прикрыть. Рельса висит у самой вах ты. Он два-три раза стукнет, дежурные выскочат и скрутят

его. Будет возле того человека пара ребят крепких в помощь...

— Как они помогут ему?

— Встанем возле вахты по обе стороны дверей. Дежурный

выскочит, ты слева, а я справа, подкинем ему и хватит. По

вахте стрелять с вышек не станут. Пока справятся с нами, ми нут пять-десять пройдет.

— Все равно возьмут всех.

— В том-то и дело, что Игорь услышит шум и в зону вер нется. Он никого из нас не выписывал.

— А Игорь не мог не уходить за зону?

— Вызвали его. Какой-то приезжий начальник заболел.

— Как я узнаю, когда идти?

— Возле вахты будочка стоит. Ты спрячься за ней, по дождешь часов до трех ночи.

— А если тебя раньше к вахте приведут?

— С меня не начнут. Сперва других возьмут.

— До скорого, Илья.

— Иди в барак. Заметят вместе — все пропало. Жди возле

будки. — Илья крепко пожал Асану руку и бесшумно растаял

в темноте.

335

ОЖИДАНИЕ

— Долго вы намерены играть со мною в прятки?

— Так это ж не мы, Игорь Николаевич. Майор приказал.

Он вытворяет, а я в ответе. — Надзиратель растерянно и ви новато посмотрел на Игоря Николаевича. Под пристальным

взглядом главврача он смущенно отвернулся и машинально

сжал огромные кулаки.

— Кулаки у вас, сержант Коновалов... Внушительные...

Как у Митьки из «Князя Серебряного», — усмехнулся Игорь

Николаевич, скользнув взглядом по длинным мускулистым

рукам надзирателя.

— Видел я князя. Он ростом поменьше меня будет.

— Вы о ком, сержант?

— О Шурике Князе, о ком же еще? Он на двести четвер той нарядчиком вкалывает. А вот Серебряного и Митьку не

упомню. Они кто, воры или просто зеки? Неужто с меня вы махали?

— Митьку в глубинку угнали, — невозмутимо ответил

Игорь Николаевич. — Он, пожалуй, покрупнее вас и в плечах

пошире... Когда вернется майор?

— Так нешто он нам говорит? Все скрытно делает. Сказал

глаз с вас не спускать, мы и сидим. Я с вами разговоры веду, хоть спать страсть охота, а он дрыхнет, как барин. — Коно валов кивком головы указал на спящего надзирателя. — Вер нется майор, он ему мозги вправит за свою постель.

— Я, пожалуй, в зону вернусь, — как можно равнодуш нее сказал Игорь Николаевич, спокойно вставая со стула.

— Никак не можно, — запротестовал сержант, суетливо

вскакивая на ноги.

Почему же нельзя, Коновалов? Я — бесконвойник. Не

убегу. А уйду — не твоя забота.

— Это самое... майор не велел. «Стереги его», — сказал, ни шагу значит.

336

— Меня пока не законвоировали, сержант. Вы что-то пу таете. — «Ловушка. От них я не уйду... Приказали не впускать

меня в зону... Лешка, Лешка... продал ты меня... Сидеть и ждать

подъем? Ну, услышу я... А что сделаю? Они скрутят мне ру ки... Зря погибнут люди... Как я мог так ошибиться... Увидеть

бы его... Дорого ты мне заплатишь, Леонид. Дорого? А чем?

Угрызениями совести? Она у него есть?»

— Не путаю я, Игорь Николаевич. Не велено вас пускать

в зону, вот и все.

— До какого же часа не велено?

— Пока майор не вернется. Сам бы рад в казарму, время-то уж не раннее.

— Раз приказано, ничего не поделаешь... Хорошо бы нам

вместе, сержант, пока спит ваш напарник, прогуляться в боль ницу. Там у меня три штучки с белыми головками припрята ны. Нетронутые... И закуску бы сообразили. Царскую...

— Не могу я, — взмолился Коновалов, жадно облизывая

губы. — Сам бы рад с устатку стаканчик пропустить. Напар ник продаст, — шепотом добавил надзиратель.

— Волков бояться — в лес не ходить. А мы с тобой в тай ге живем. Мне позарез нужно в зону.

— Зачем вам так зона понадобилась?

— А если я встану и уйду? Пристрелишь? — Игорь Нико лаевич, сам не замечая этого, перешел на ты.

— Не велено стрелять. Скрутим. В зону-то зачем? — не терпеливо переспросил сержант.

— При напарнике говорить опасно. — Игорь Николаевич

тоже перешел на шепот. — Выведи меня во двор. Там потол куем.

— А как напарник спохватится?

— Что ж, мне и по нужде выйти нельзя?

— Оно-то, конечно, можно. Только я его наперед разбу дить должен.

— Был должен, да долг отдал. Разве ты все упомнишь?

Прогадаешь, сержант.

— И так и быть, Игорь Николаевич. Выйдем. Только без

этого самого баловства.

— С тобой не побалуешься, сержант. Любому охоту ото бьешь.

337

Коновалов самодовольно усмехнулся,' вытянулся во весь

рост, он почти на целую голову был выше Игоря Николаевича, и неуклюже, на цыпочках, а половицы все же предательски

заскрипели, пошел к выходу.

— Говори, Игорь. По делу. На пустое времени нет, — впол голоса заторопил Коновалов, едва они вышли из дома.

— Меня, наверно, на этап погонят...

— То не наша забота. Как начальство велит, так оно и бу дет. Ты дело сказывай.

— В зоне у меня осталось золотое кольцо. Тяжелое. Доро гое. И еще кой-какие вещички. Проведешь в зону, пока твой

ефрейтор спит, все поделим пополам. А еще лучше, отдам все

тебе, ты продашь и передашь мне, что я скажу. — «Кольцо я ему

отдам... Как хорошо, что Любовь Антоновна сохранила его...

Без Орлова подъем не нужен. Спасти хотя бы Шигидина... Я

сказал сержанту о других вещах... Какие? Костюм и сапоги?

Отдам...»

— Да как я вас через вахту проведу? — сержант нереши тельно почесал затылок. — И много ли пользы в одном

кольце?

— В обиде не оставлю, Коновалов... — «Лишь бы не раз думал... Мнется... Солгать! Да!» — Y меня еще золотишко

есть.

— Откуда?

— Спрашиваешь. Я столько лет старшим лепилом прора ботал... К рукам у меня немало прилипло. Я с каждого поли тического брал. Думаешь, задаром их в больницу клал? За это

меня и на этап отправляют: майор рассерчал, что я делился с

ним нечестно и нажаловался на меня.

— Ядрена вошь! — удивленно воскликнул сержант. — Мы-то полагали, что ты из сочувствия фашистам помогаешь.

А оно вон как на поверку вышло...

— Нашел сочувствующего! Я без денег шагу не ступлю.

Пойдем, сержант.

— Майору доложат... И вахта... Как провести вас? Обска жите, где заначка, я мигом один слетаю.

— А меня на кого оставишь?

— Не уйдете вы. Сколько лет без конвоя.

338

— Тогда я главврачом был. Золотишко собирал по ка пельке. Килограммчика полтора наскреб, да и деньжонок не

меньше. Честно поделим...

— А как я доложу на вас?

— Невыгодно, Коновалов. Донесешь, у тебя все отнимут.

В зоне со мной не поделишься, я скажу майору, опять ж е ни

при чем останешься. Нам прямая выгода крепко друг за друж ку держаться.

— Кила полтора, ты говоришь? И деньжата? Верно ли?

— Какая мне польза тебя обманывать? Не на волю про шусь — в зону. Совру — не выиграю, а бока ты мне нало маешь.

— Оно-то и так. Майору донесут. А деньжищ-то, деньжищ-то сколько! Мне этой осенью демобилизация выходит. С пу стыми руками ехать домой несподручно. Мать бедно живет.

Хлеб — по карточкам, картохи — и той вволю не поешь. А с

деньгами бы я прожил голодные годы... Дальше — облегчение

выйдет. С майором худо...

— Не съест ж е он тебя.

— Под суд отдаст.

— За что? Ты же не в побег меня отпускаешь. На губу на

пять суток посадят и все.

— Рыжье дербанете? И гроши? Без меня? — злобно про шипел ефрейтор, неожиданно вынырнув из темноты. — Я все

слышал. Притворился, что спал, а вы и поверили мне. За каж дым шагом вашим слежу. Попался, Коновалов! Я с тебя, суки, живьем не слезу!

— Не шуми, Васька! Зашибу. — Но в голосе сержанта

Игорь Николаевич уловил растерянность и страх.

— Я тебе не Васька! Ефрейтор Блудов Василий Карпович, вот кто я! С врагами народа снюхался, сержант Коновалов? На

место Седугина захотел? Отправим!

Что за человек Блудов? — лихорадочно раздумывал

Игорь Николаевич. — Фанатик? Готов предать кого угодно?

Но почему же он говорит шепотом? Почему не угрожает ору жием?

— Вы не горячитесь, ефрейтор. Вредно для здоровья. Это

я вам как врач говорю.

— Молчать, фашист! — приказал ефрейтор.

339

Ого! Я смеюсь ему в глаза, а он не повышает голос. — Y

Игоря Николаевича затеплилась надежда. — Ждет дележки?

Можно и поделиться... Я не скупой. — Ты, ефрейтор, парень

деловой! Стоит ли попусту поднимать шум? Я согласен, мы

поступили нечестно, хотели поделиться на двоих. Кому боль шой кусок не по вкусу? Я ж е годы копил рыжье и гроши. На

глубинку за взятки иду. Вот и придумал, что на двоих.

— Подохнешь ты на глубинке... Мертвяку рыжье без дела, — прорычал Блудов.

— Живой о живом думает. Бабушка надвое сказала — либо дождик, либо снег, либо сдохну, либо нет, — перефрази ровав известную пословицу, Игорь Николаевич украдкой вытер

со лба пот. Дождь перестал, но, как это обычно бывает в си бирской тайге, заметно похолодало.

— Ты и меня подкупить хочешь? — с вызовом спросил

Васька, сглатывая обильную слюну.

— Все берут, ефрейтор. Такой куш до конца жизни тебе

не обломится. На каждого грамм по шестьсот рыжья попадет.

И грошей кусков по пятьдесят.

— Без тебя найдем, Игорь, — неуверенно возразил Блудов.

— Всю зону с собаками перероете и не найдете, — отру бил Игорь Николаевич.

— Не такие заначки находили, — не сдавался ефрейтор.

— А тебе какая польза от находки? Самому искать не по зволят, придется уведомить майора. Найдете с его помощью, узнают другие. В лучшем случае поделитесь. Майор хапнет

себе дай боже, а вам оставит — кот наплакал.

— Он, жадюга, не поделит по-честному, — охотно согла сился Блудов.

— Ограбит он вас, а вам слезы сиротские достанутся, — посочувствовал Игорь Николаевич.

— Можно и на майора стукнуть куда следует. За мягкое

место возьмут и его, — задумчиво сказал ефрейтор.

— Это так, но вам с сержантом польза маленькая. Отни мут рыжье — и вас всех, как соучастников, на глубинку уго нят. Ну, допустим, майор настолько честный, что все мое зо лото и деньги сдаст в пользу государства...

— Кто?! Майор?! — Блудов сплюнул. — Не смеши, Игорь!

Он за копейку удавится. За полтора килограмма рыжья бабу

340

свою под хор Пятницкого пустит. Отдаст он государству!

Разевай пасть шире!

— Выходит дело, что только ты один неподкупный? — Игорь Николаевич усмехнулся. — Вернемся в дом и разговор

окончим. Было бы предложено...

— Кто же от добра нос воротит? — горестно спросил Ко новалов.

— Ты, сержант, так думаешь, а ефрейтор подвигом нас

удивить захотел.

— Какой там подвиг?! — Блудов сердито выругался. — Подвиг! Мне что ль рыжья неохота. Нельзя... Майор...

— Сержант не боится, а ты как девица красная, испу гался. Трусишка ты, ефрейтор.

— Тебе хорошо говорить, Игорь. Сержанта на губу, а ме ня — в зону. Два червонца припаяют.

— Почему ж е такая разница?

— Почему? Почему? — огрызнулся Блудов. — Зад у меня

запачкан, вот почему. Майор знает за мной много.

— За один раз майор не рассердится, — попытался успо коить Игорь Николаевич оробевшего ефрейтора.

— Майор послал меня за сержантом следить, — признался

Блудов. — Сказал так: «Коновалов — теленок. Упущение ка кое будет с твоей стороны, послабление дашь Игорю, на себя

пеняй. Коновалова на губу, а тебя — в глубинку». Угонит он

меня. У-у-у, сука! Им одним воровать можно. А я не смей и

крошки занюханной взять. Где же справедливость?! Еще о рав ноправии говорят!

Как же его уговорить? — мучительно раздумывал Игорь

Николаевич. — Картина ясна: Блудов где-то проворовался...

Майор держит его на привязи... Только ли проворовался? Мо жет, анекдот слышал и не донес вовремя. Но золото... Неуже ли он и впрямь так запуган? Почему же майор не послал двух

сексотов? Не нашел? Скорее всего, Коновалова за кулаки, а

Блудова как своего человека приставили ко мне. От сержанта

не вырвешься: и сила, и глаза. Научился работать майор...»

— Идешь, ефрейтор?

— Два червонца ломятся...

— И рыжье... Подумай, ефрейтор!

341

— И думать не буду. Говори, где рыжье притырил? Не

скажешь — продам тебя и сержанта, — пригрозил Блудов.

— Ах, так... — медленно протянул Игорь Николаевич.

«Мне они ничего не сделают... Леонид предал... Все кончено...

Надо выручить хотя бы этого Митьку. Сожрет его Блудов...»

— Говори, гад! Обоим крышка!

— Не грози, ефрейтор! Майору скажу...

— Дурак ты, Игорь! Он тебе грамма рыжья не оставит.

Сгнить мне на этом месте! Курвой последней буду! — забо-жился ефрейтор.

— Я ему не о рыжье скажу... Про тебя.

— Что ты про меня знаешь? — взорвался ефрейтор. — Нинка Скворешня стукнула тебе?

— Стукнула, — машинально подтвердил Игорь Николае вич, еще не понимая, о чем говорит ефрейтор.

— Что огулял я ее на чердаке? Да? Майору донесли об

этом. И добровольно она.

— Ты ее припугнул глубинкой. Сказал, что убьют воров ки, — проговорил Игорь Николаевич, хорошо знавший, как и

с помощью чего надзиратели получают «добровольное» со гласие заключенных женщин.

— Ну и грозил. Пускай не верит. Не я же убивать соби рался. Всех вас на одной веревке перевешать! Y-y-y, морда! — ефрейтор потряс кулаками перед лицом Игоря Николаевича.

— Убери руки! — спокойно посоветовал Игорь Николае вич. — А то вдруг не отправят меня на этап, наплачешься, ефрейтор.

— Но-но! Шкура фашистская! Кончилось твое время!

Признавайся, где рыжье!

— Я о тебе майору скажу. И такое, что не поздоро вится.

— О водяре? Что я вагон с водкой раскурочил? Ты ду маешь, майор не пронюхал? Он беседовал со мной. Y нас та ких телят, как сержант, мало. В глубинку кого охранять по сылают? Проворовался в армии, начальничек кричит: «Или

тюряга, или надзирателем в глубинку». Мы тут почти все с за пачканными задами. Сам знаешь, Игорь. Не первый год в ла гере.

342

— Я-то знаю, — согласился Игорь Николаевич. — А вот

ты не догадываешься, о чем я майору скажу. И как только

таких дураков в сексоты берут?

— Говори! Пристрелю!

— Спрячь свой пугач, ефрейтор. На мне обожжешься. Ты

еще не догадываешься, чей я человек.

— Сразу бы сказал, — присмирел ефрейтор, пряча в кар ман пистолет. — Я ж так... шутя... Попугать хотел. Никогда бы

не подумал, что ты тоже сексот.

— Бери выше. Я сексот, да не вашего вшивого майора.

Чувствуешь, чем пахнет?

— Брешешь ты, Игорь. Зачем бы...

— На этап меня брали? Без тебя разберутся, ефрейтор, зачем. А рыжьем я точно пополам хотел поделиться. Он боль ше возьмет.

— Кто он? — робко спросил ефрейтор.

— Не твоего ума дело.

— Я все равно стукну. В управление ксиву пошлю. До

Москвы дойду. Вызовут тебя, нажмут, расколешься. Лучше

нам раздербанить.

— Отведи в зону, там и поделимся.

— Если бы у меня только Нинка и водка... Похуже есть...

Пропадет рыжье. Отдай нам! Другом по гроб буду! Чтоб

меня...

— Не божись, ефрейтор. Не верю. А на сержанта и заик нуться не смей.

— Так я тебя и послушал! Забздел, лепило? — с наглым

торжеством спросил Блудов. — Я ваш разговор от слова до

слова выложу.

— А я скажу, что говорил с тобой. Ты обещал сводить

меня в зону, а сержант не разрешил.

— Как я? — опешил Блудов. — Кто тебе веру даст?

— И мне поверят, и ему. Запомните хорошенько, сержант

Коновалов. Ефрейтор Блудов согласился отвести меня в зону, а я пообещал отдать ему половину своего золота.

— Есть запомнить, Игорь Николаевич! — радостно гарк нул сержант. «Меня выручает, — понял Коновалов. — А еще

контрик... Вот поди разберись...»

343

— Ты против товарища? — голос ефрейтора плаксиво

дрогнул. — С фашистами на бздюмяру? Я на тебя стукну.

— О чем донесешь-то? — спокойно спросил Коновалов. — Я в ваши дела не вмешиваюсь. Девок не похаблю, от зеков не

беру.

— За что лее тебя такого голубка в глубинку послали слу жить? — ядовито спросил ефрейтор.

— За то и послали, что ростом с телеграфный столб вы махал. И за исполнительность мою. Что скажет командир, то

и выполняю. От себя ни-ни. Я впервой соблазн поимел на

деньги, — простодушно признался сержант.

— Ты слышал, лепило? — радостно закричал ефрейтор. — Сержант в сознанку вошел, что он на гроши клюнул.

— Ничего я не слышал, — спокойно отпарировал Игорь

Николаевич. — Ты со мной в зону хотел идти, это я хорошо

помню.

— Я скажу, что сержант тебе антисоветчину пер.

— Какую такую антисоветчину? — возмутился Коновалов, наступая на ефрейтора. Игорь Николаевич незаметно взял за

руку сержанта и заговорил:

— Я и так враг народа. Y меня двадцать пять. За анекдоты

не добавят, тем более не я их рассказывал. А тебе влепят, еф рейтор.

— За что?

— За язык. Ты признался мне в своих преступлениях.

— Не докажешь!

— Откуда бы мне знать о водке. Ты сказал. Положено над зирателю рассказывать о себе? Не положено. И анекдоты ты

рассказывал. Не бойся, сержант, я много разных анекдотов

знаю, на то я и контрик. Подтвердишь, Коновалов, что ефрей тор агитировал нас против власти?

— Зачем ж е не подтвердить? Уж кто топит тебя, лучше его

самого как щенка мордой в лужу ткнуть, — рассудительно

заметил сержант.

— Не шкодничай, пес, не шкодничай, — подхватил Игорь

Николаевич.

— За что ж е меня, Игорек, — взвыл Блудов. — И ты, сер жант, на друзей нахалку шьешь.

— Кот шкодливый твой друг, — сказал Коновалов.

344

— Пойдем в зону, ефрейтор. С рыжьем от любого отку пишься, — настойчиво предложил Игорь Николаевич.

— Не могу-у-у, — простонал Блудов. — Если бы не то дело...

— Какое?

— Не скажу, лепило, больше на крючок не подцепишь. Я

о вас промолчу, вы на меня не наговаривайте, — заискивающе

попросил Блудов.

— Посмотрим на твое поведение, — смягчился Игорь Ни колаевич. — Y тебя часы светящиеся... Из солдатского жалова нья купил?

— Не за твои деньги, — грубо отрезал Блудов, но тут ж е

спохватился. — Я б тебе и часы на память оставил, если б ты

про заначку сказал. До последнего грамма рыжье сберегу, как

с братом родным поделюсь...

— Мы с тобой родные братья, — продекламировал Игорь

Николаевич.

— Братья мы с тобой, — угодливо подхватил Блудов.

— Ты наелся, а я голодный, — продолжил Игорь Нико лаевич. Ефрейтор замялся. — В горле застряло?

— Забыл, — пробормотал ефрейтор.

— Каждый день Айда-пошел перекликается с каптером

этим стихом. А ты не слышал? Знаешь ты его... Кончай, ефрей тор, — подбодрил Игорь Николаевич растерявшегося надзира теля.

— Ну и хрен с тобой, — упавшим голосом закончил Блудов.

— Вот такие-то мы с тобой и братья... Ты наелся, а я го лодный, ну и черт с тобой. Не дашь ты мне и крошки, ефрей тор. Я мужик битый. Пойдем со мной в зону, долю получишь.

Сколько настукнуло на твоих?

—Десять минут четвертого, — ответил Блудов, поднося

руку к лицу.

БРАТЬЯ

Опоздал, — ужаснулся Игорь Николаевич. — В зоне уж е

собирают на этап. Сбить с ног ефрейтора? С Коноваловым не

справлюсь... Через вахту не пропустят... с вышки пристрелят...

345

Если бы прорваться... Но как? Как?! Мысль Игоря Николае вича билась в липкой паутине, сотканной — кем? искала и не

находила ответа на мучительные вопросы, сверлящие мозг.

Для чего я жил? Чтоб погубить людей? Но разве я мог уга дать? За что ж такой конец?! Ефрейтор не пойдет... Многое, наверно, натворил... Фонари... один... другой... третий... Толпой

идут... Майору такой эскорт не положен... Лешка?! Да, он...

Господи... Согласится ж е он со мной... Поменяюсь... Вместо

этапа — я...

— Осторожнее, товарищ генерал-майор. Ямка. Не оступи тесь, — донесся подобострастный голос Зотова.

— Не упаду, — покровительственно басил Орлов. Охрана

шла молча.

— В дом, Игорь Николаевич. Хозяин, — испуганно прошеп тал ефрейтор. Первым в комнату вошел Коновалов. Он подкру тил лампу и вытянулся во весь свой немалый рост возле двери.

Блудов встал на полшага впереди сержанта, с таким расчетом, чтоб попасть на глаза Орлову, едва он переступит порог.

— Здравия желаю... — преданно и радостно заорал ефрей тор, когда открылась дверь. В комнату вошел Зотов. — Това рищ майор, — тихим голосом, в нем слышалось недовольство

и разочарование — стоило ли тянуться перед своим начальни ком, — скороговоркой пробормотал Блудов.

— Накурили, хоть топор вешай! Кровать помяли, — на бросился Зотов на подчиненных.

— Воюешь, майор? — усталым скрипучим голосом спросил

Орлов, заходя в комнату.

— Здравия желаю!.. — метнулся Блудов к хозяину. Орлов

небрежно махнул рукой.

— Вольно, ефрейтор. Не кричи.

— Виноват, товарищ, — начал было Блудов, но Орлов вновь

перебил его.

— Исправляйся, ефрейтор, — назидательно заметил хо зяин. — Y меня в боку колет, майор. Врача бы вызвать. А-а!

Тут у тебя гостит главврач! Идите, — Орлов кивком головы вы проводил надзирателей. — А ты, майор, останься.

— Я вас слушаю, товарищ генерал-майор. — Зотов как-то

странно поглядел на Игоря Николаевича. Так смотрит волк на

загнанного оленя, без злобы и хищного блеска в глазах, а, на346

против, добродушно и даже благожелательно, предвкушая сыт ный обед. Пока олень уходит, волк ненавидит его всем волчьим

сердцем, боится копыт и рогов. Но в ту минуту, когда олень

обессилел, можно и обласкать его плотоядным взглядом и даж е

полюбить на какое-то время, как любит гурман горячий, прямо

с огня бифштекс с кровинкой.

— Выйди к охране, Зотов, — распорядился Орлов. — К

дому близко никого не допускать. Подчиненные не должны

знать, чем болен их начальник.

— Будет исполнено, товарищ генерал-майор! — Зотов ко зырнул и, круто повернувшись на месте, пошел к выходу, твер до печатая шаг.

— Да смотри, случайно замечу кого у дверей... — пригро зил Орлов.

— Никого не заметите, товарищ генерал-майор. — Зотов

постоял еще несколько секунд, ожидая, не последует ли друго го приказа, и, не дождавшись, вышел из комнаты.

— Здравствуй, Игорь. — Орлов протянул руку. Игорь Ни колаевич неподвижно стоял на месте. Жилистая рука генерала

повисла в воздухе. Орлов, сделав вид, что не замечает враждеб ного взгляда брата, кряхтя опустился на стул. — Как у тебя

дела, Игорь? Ты набычился, а я... я рад тебя видеть... «Наверно, в последний раз», — мысленно добавил Орлов.

— Разрешите доложить, гражданин...

— Не надо, Игорь, — Орлов поморщился. — Зотов мой

мужик. Охраняет нас отменно. Подпустит кого близко к дому, головой рассчитается. Говори прямо, что тебя тревожит.

— Сегодня ночью идет этап. Двадцать девять человек.

Восьмерых я не выписывал. По чьему приказу их отправляют

в глубинку?

— Ты с ходу терзаешь меня. Не дал войти — и об этапе.

Не по-родственному это, Игорь, — Орлов натянуто улыбнулся.

— Лучше расскажи о себе...

— Некогда...

— Ты хорошо осведомлен, Игорь. Тебе не следует знать, сколько, когда и кто уходит на этап.

— Как видишь, знаю... К сожалению... Теперь мне все ясно.

— Что ж тебе стало ясно?

347

— Что затея с этапом — не самодеятельность Зотова, а

твой приказ.

— Допустим...

— Восемь галочек в этапном списке проставлено по твоему

распоряжению?

— Y тебя свой штат... Хитрить не стану. Этап выдумал

Зотов. Без меня. Я узнал об этом часа два назад.

— И одобрил?

— Да, Игорь. Но откуда ты мог узнать?

— Я не предаю людей, даже если они твои подчиненные.

— Мне и не нужны фамилии. Утром разберусь сам. Об

этапе слышали многие надзиратели, но список видели только

трое. Я спрашивал Зотова, кто был допущен к списку.

— Этого человека ты...

— Накажу. Впрочем, это тебя не касается. Тебе ли беспо коиться о судьбе опричника? Ведь так ты называл меня?

— Не забыл. Я назвал тебя опричником...

— В письме, — подсказал Орлов.

— Врешь. В последний раз на свободе, когда мы разгова ривали с тобой...

— А вот это письмо не помнишь откуда? — спросил Орлов, разворачивая бумагу, переданную Осокиным.

— Мой почерк, — озадаченно проговорил Игорь Николае вич. — Я не отправлял тебе это письмо. Дай-ка вспомнить...

Недели за три до ареста я написал его и забыл порвать. Как

оно попало к тебе? Арестовали Лилю? Где она? — Игорь Нико лаевич со страхом взглянул на Орлова.

— Успокойся, Игорь. Лиля жива и здорова. Как ж е к ним

могло попасть письмо — вслух подумал Орлов.

— К кому это «к ним»? — не понял Игорь Николаевич.

— Наверх. К моим врагам, — раздраженно объяснил Ор лов.

— Новый взрыв грызни?

— Она никогда не прекращалась... Где ты хранил эту фо тографию?

— Вот эту? — повторил Игорь Николаевич, внимательно

рассматривая карточку. — Дома... Лиля здесь или у другого

хозяина? Отвечай, Леша!

— Даю тебе слово, Игорь, ее не арестовали.

348

— Я знаю цену вашим словам.

— Скуратову верить нельзя? — криво усмехнулся Орлов.

— Я разговариваю с тобой, а не с начальством. Тебе я не вру.

Лиля на свободе. Ее потревожили в тридцать седьмом, сразу

после твоего ареста. Она отреклась от тебя и больше ее никто

не тронул. Вот и верь женщинам...

— Лиля права. Хватит меня одного. Я знаю, как писали эти

гнусные пасквили отречения. Отмени этап, Леонид. Или отправ ляй меня. С галочкой.

— Без моего приказа этап не уйдет. На сегодня я его отме нил.

— Обмануть меня не удастся, Леша. Если ты и впрямь отме нил приказ, разреши мне вернуться в зону.

— Кончим разговор — вернешься. Скажу прямо: все за висит от того, как мы его кончим.

— Не мешкай, Леонид.

— Ты говорил Лиле или кому-либо из знакомых... обо мне?

— Орлов в упор посмотрел на Игоря Николаевича.

— Лиле — никогда.

— А друзьям?

— До того, как встретился с тобой, рассказывал многим, что ты, вероятно, погиб. Я не верил, что ты бросил меня...

— Не по своей воле, Игорь... В восемнадцатом меня аре стовали как бродягу. Я им наврал об отце, хотя его почти не

помню. Мне поверили и зачислили в красногвардейский отряд.

Я... Зачем повторять...

— Ты донес на своего товарища, его насильно взяли в от ряд. Он пытался вернуться домой, поделился своими мыслями

с тобой, ты с командиром отряда... и его расстреляли. После

этого ты пошел служить в особое подразделение.

— Я сам рассказал тебе эту историю и ты меня укоряешь?

Нечестно, Игорь. Я хотел жить. О тебе я не забывал. Через

полгода вернулся в город. Я искал тебя и не нашел.

— Лучше бы мы с тобой не встретились. Я горевал бы о

брате... О честном мальчишке... А сегодня? Кто ты?

— Многое от меня не зависит. Поздно сожалеть, Игорь.

Записка и фотография попали куда не следует. Ответь мне на

последний вопрос и наш разговор окончен. Если тебе на допро се пригрозят арестом Лили и Димки, ты выдашь меня? Я —

349

Малюта, Лиля — жена, Димка — сын. Ты их любишь, а меня...

только терпишь. — Наступило долгое молчание.

— Как тебе ответить, Леонид? Соврать? Я не умею и не

хочу. Сказать правду, а поверишь ли ты ей? Тебя приучили

лгать, изворачиваться, доносить... Где уж поверить тебе простой

человеческой правде?

— Тебе я поверю, Игорь. Не все люди такие, как... я и мои...

товарищи, — при последнем слове Орлова передернуло.

— С другими ты не знаком.

— Знаю я и других.

— Откуда?

— Они не подадут мне руку... как сегодня ты. Предпочтут

мое заведение беседе с таким, как я. Но я читал сотни дел и не

понаслышке знаю, как добиваются чистосердечного признания.

Я бы и десятой доли не вынес того, что вытерпели они. Эти

люди поплатились не только своей жизнью, но и близкими.

Они не оговорили ни одного человека, и даже себя. Я — под лец, но не дурак, все понимаю.

— И служишь?

— Некуда уйти. И не отпустят меня живого. Ответь на во прос.

— Трудно. Обычные методы вашего сыска я выдержу, но

если вспомнят Димку и Лилю... — голос Игоря Николаевича

дрогнул.

— Тогда?

— Не знаю, Леонид. Я не герой. Собой распорядиться — одно, ими — другое. Посуди сам. Кто они и кто ты? Защищать

тебя? А зачем? Хуже тебя не пришлют, лучше — тоже. Все вы

одинаковые.

— Что ж ты предлагаешь? Решай, брат.

— Меня обязательно вызовут туда?

— Почти обязательно, Игорь. Y них накопилось много ма териала. Не упустят случая посчитаться со мной.

— Клаву Русакову тоже?..

— Да... Тебе-то что за дело до какой-то проститутки? Фу, о какой мелочи ты думаешь!

— Не смей оскорблять человека! — голос Игоря Николае вича зазвенел. — Вы убили ее.

350

— Отчасти мы, хоть я к этому руку не приложил. В другое

время она бы к нам не попала, Я — ассенизатор... кто-то нага дит, а я убираю чужое дерьмо. Они с чистыми руками, как Бо рис Годунов, а я — Малюта. Грязно... тошно... Не будем ковы ряться в язвах. Отвечай, Игорь.

— Ты круто ставишь вопрос. Я на него ответил. Если хо чешь — разъясню. Собой я пожертвую, не ради тебя, а ради

того малого, что мне удалось сделать с твоей помощью... Но

сделал ли я что-нибудь хорошее?

— А больница?

— Люди здесь отдыхают... И все ж е больница — палка о

двух концах. Хорошо здесь заключенным, они начинают ду мать так: не везде такие скоты, как в глубинке. Часто приез жает начальник управления, и надзиратели хвосты поджали. И

все ж е больница помогает людям. Какой ценой, знать не обяза тельно... А цена очень большая... На тебя и на твоих хозяев

больница надевает ореол святости: вы — безгрешны, виноваты

те, кто на местах. На Зотовых вам наплевать. Когда кончится

вся эта трагедия, Зотовых и надзирателей люди не осудят — слишком их много. Сошлются на тяжелые времена, поругают

мелких подлецов, скажут, что народ у нас такой, что сами мы

виноваты, и в доказательство вспомнят больницу. Взял ее ге нерал Орлов в свои руки, и все делалось по закону. Больница

оправдает вас завтра и спасет людей сегодня. Кто останется в

выигрыше, кто проиграет, не будем гадать. Но из зерна буду щего не испечешь хлеб настоящего, а он нужен сегодня, сей час, сию минуту. Ты дал мне ломоть хлеба, и я, как умел, поде лил его среди голодных. За это я заплачу своей жизнью. Мера

за меру, Леонид. Но платить за тебя женой, сыном — не жди, Орлов. Твоя жизнь дешевле.

— Я не ждал от тебя другого ответа. Что бы ты сделал на

моем месте? Подскажи.

— Тебя начинает мучить совесть?

— Начинает... Откуда ты знаешь, что начинает? Может

быть, и раньше...

— Не лги, Лешка... Мы говорим с тобой в последний раз.

Лгать мертвому — трусость. Я считал тебя смелее.

— И бессовестнее?

351

— Нет, Леонид. Ты был безнаказан и угрызения совести

не мучили тебя. Пока умирали назнакомые тебе люди, ты оста вался спокойным. Но вот появилась необходимость убить ме ня... тебе это неприятно...

— За что же... так, Игорек, «неприятно»? — глухим надтре снутым голосом повторил Орлов.

— Прости, Леонид. Тебе... больно. Y тебя кончилась безна казанность.

— Но как поступить с тобой? Скажи!

— Ты хочешь, чтоб я сам себе вынес приговор? Я его вы нес. Меня убыот, и пусть тебя это не терзает. Я даже не застав лю тебя отдавать приказ. Завтра ты меня законвоируешь, и я с

горя войду в запретную зону.

— Могут... по ногам...

— Исключено. Меня ненавидит надзиратель Айда-пошел, я

не давал ему спирту. А самое главное, запретил тайно лечить

его сифилис. Он заразился в вензоне. Его перевели дежурить

на вышку. Завтра днем его дежурство. Я не просто войду в

запретную зону... Я полезу к нему на вышку. Ему не останется

ничего другого, как прострелить мне голову, что он сделает с

несомненным удовольствием и не пожалеет пуль. Можно и

петлю... Это детали... Но даром я тебе не достанусь. Я требую в

обмен за себя сегодняшний этап.

— Y тебя... хватит сил?

— До завтра ты ничем не рискуешь, а утром увидишь сам.

Отменяй этап.

— Но я ж е отменил...

— Совсем отменяй. Эти люди должны остаться жить. Дай

мне слово!

— Даю, Игорек... Лилю и сына не тронут... Я испытывал

тебя... Y меня в руках против моих шефов кое-что есть. Хва тит, чтоб защитить Лилю и Димку. Ты будешь жить. Но... с

одним условием.

— С каким?

— Я отказываюсь от своего слова: этап сегодня уйдет.

— Зачем тебе нужны старухи? Девушка? Молодые ребята?

YMHpaioiixnfi капитан? Хватит меня одного.

— Они не нужны мне и поэтому побегут. Если бы ты не

проболтался Ивлевой... Она могла сказать другим.

352

— Ты врешь, Ленька! Ивлева тебе не страшна. Ее не за пугают и ей не поверят.

— Зачем же мне врать? — неуверенно спросил Орлов.

— Сейчас, а не раньше, ты испытываешь меня. Поменяю

ли я свою жизнь на восемь человек или устою. Вы ошиблись, гражданин Орлов. Не поменяю!

— Для чего мне это?

— Ты хотел доказать мне: «Ты, Игорь, такой же, как я.

Пришла смерть — откупаешься чужими жизнями. Меня тоже

заставили, а ты говорил, что я опричник. Будь ж е опричником

и ты. Тогда не упрекнешь меня». Вот что ты думал. Так или

нет?

— Да... Для этого я и приехал, — губы Орлова дрогнули.

Гримаса боли исказила побледневшее лицо.

— Тебе мало моей смерти? Хотел растоптать меня? Пре вратить в такое же животное, как и ты сам?

— Игорь!

— Я больше не скажу ни слова. Отмени этап — и я завтра

умру. Хочешь — сегодня, но отмени.

— Я не в силах, Игорь. Я отдам тебе Ивлеву и всю землян ку. Я дал команду Зотову, чтоб их оставили в больнице, кроме

Седугина. Он писал на меня донос.

— Его заставили.

— Мне от этого не легче. Седугин — тоже зверь. Он погу бил Русакову.

— Осокин, а не он. Люди полковника обманули его.

— Кто дороже для заключенных? Ты или Седугин? Ты

многим поможешь, а он?

— За зло не покупают добро. Не та цена, Леонид. Отменяй

полностью этап. Если в тебе что-то осталось от человека — сде лай это. Ты не обманешь мертвого.

— Я не совру тебе, Игорь. Сегодня я хотел покончить с

тобой. Сейчас раздумал. Но этап уйдет. В этом виноват только

я. Так надо. Ты освободишься, Игорь... Мы вместе уедем в де ревню... будем ловить рыбу... ходить за грибами... ведь ты у ме ня один... Люблю я тебя... Не зверь я... Я больной человек...

Живую душу возле себя хочу чувствовать... Тебя!

Бом! Бом! Бом! Бом! Над тайгой неслись частые гулкие

удары, похожие на колокольный звон.

353

— Подъем?! — густые брови Орлова удивленно поползли

вверх.

— Уходит этап! Гибнут люди! — крикнул Игорь Николае вич, порывисто вскакивая на ноги.

НАБАТ

БОМ! БОМ! БОМ! БОМ! Тревожным набатом гремело желе зо, и в голосе его, надрывном и печальном, Игорь Николаевич

услышал последнюю мольбу о помощи.

— Откуда ты знаешь? — растерянно спросил Орлов.

— Я сам велел ударить подъем. Ты соврал мне? Перед

смертью?

— Да, соврал.

— Спаси их!

— Они уйдут!

— И я вместе с ними. Прочь с дороги, Орлов!

— Куда ты, Игорь?! Тебя убьют!

— Знаю! Прочь с дороги!

— Тебе нельзя выходить, Игорь! Я велел Зотову...

— Убить меня?

— Велел и отменяю! От-ме-няю! Но этап уйдет! Свидетели

мне не нужны! — Орлов кричал. Лицо его вздулось и побагро вело.

— Вместе со мной! — Игорь Николаевич бросился к двери.

— Остановись! Ты не дойдешь до зоны! Зотов застрелит

тебя!

— Спасибо... брат! Прочь!

— На верную смерть никто не пойдет! Даже ты! Я пре дупредил тебя, Игорь!

— Будь ты проклят, Каин! — Игорь Николаевич отшвыр нул Орлова. Дверь с грохотом захлопнулась за ним. Почти ми нуту Орлов стоял у выхода, не смея поднять головы. Мысли

бежали и рвались, а он беспомощно озирался вокруг, словно

искал ответа здесь, в этой комнате. Игорь... Зачем я это сде354