Я встретил на улице сослуживца Прохорова.
— Ты ж вроде больной, на бюллетене? — удивился я.
— И есть больной, сколько этих таблеток переглотал, сколько сывороток занюхал, а ничего не берет! Вот решил клин клином выбивать. Похожу, думаю, по морозу, может, так продерет, вся хворя вылетит.
— Давай вместе выбивать! — предложил я. — Тоже четвертый день болею, а вирус во мне только силы набирает.
Вышли на перекресток, встали на самом ветродуе.
— Вот дует! — изумлялся Прохоров. — Кажется, сейчас самую душу сдунет!
— Да уж, — подтвердил я. — По такому ветру и самолеты не летают.
— Не отчаиваются, — подтвердил Прохоров. — Потому что самолеты обл-л-леденевают, и лайнеры сносит так, что потом их долго найти не могут.
— У меня такое ощущение, что вот еще совсем немного — и все. Я уж это… Погублю вирус до конца!
— Да, на таком морозе никакой недуг долго… Ледоколы поодиночке не ходят.
— Я думаю, на таком ветрище и радио не работает. Сдувает к экватору.
— Вирусу-то сейчас не позавидуешь! Вон я уж и носа не чувствую, пальцы как деревяшки.
— И язык промерз!..
— При низких температурах сумасшедшее будущее открывается в промышленности.
— Это да.
— То есть совсем другая жизнь начинается, если заморозить хоть свинец, к примеру. И тот свинец, да не тот. Просто уму непостижимо, как холодно.
— Я так думаю, не зазря все-таки пропадаем.
— Вот еще тоже хорошо было бы в прорубь опустить.
— В прорубь?!
— В нее!
— Да, в прорубь, я думаю, тут уж мало кто после…
— Клин клином!
— Самое надежное дело. В прорубь — аж подумать страшно! А уж, если действительно туда с головой!..
— Это дело ясное. Живым-то оттуда вирусу не выбраться. Не тот замес.
— Не та закваска.
— А и здесь все-таки шибко мы его поприжали, сил моих уж нет!
— Да, не скоро отойдет, если вообще отойдет. То-то, я думаю, мой участковый врач удивится, как меня увидит.
— Да… И дома тоже удивятся. Если дойдем.
— Думаешь, дотянем?
На наше счастье, рядом мелькнуло такси. Мы разъехались по домам, и еще долго врачи по утрам вносили с собой до дюжины всяких клиньев и клинышек.