Глава 14

Анлодда отыскала заброшенную кладовую, где было решено дождаться ночи. «Вот и миновал мой одиннадцатый день в Темных Веках, — подумал Питер. — А у меня уже двое убийц, хотя сначала я разыскивал только одну».

Наконец наверху стих шум пьяной оргии. Питер выждал еще час, и приготовил свою «ударную группу» к выходу.

Тихо-тихо они прошли по коридору и вышли во внутренний двор. Анлодда рукой, белой, словно надгробный камень, указала на дверь. Это была та самая рука, что несколько дней назад сжимала занесенный над головой Артуса клинок.

Питер распахнул дверь и, возглавив отряд, пошел по тенистой аллее, по обе стороны которой росли колючие кусты и деревья, к другой двери, исцарапанной остриями мечей и казавшейся при свете луны черной. «Что только ждет взломщика за этой дверью, будь он вооружен боевым топором или двенадцатизарядным пистолетом?» Скованный страхом, Питер потянул дверь на себя и открыл.

В пиршественном зале мертвым сном спали не меньше сотни ютов. Время от времени кто-то из них хрипловато кашлял, кто-то что-то бормотал во сне, а кто-то едва слышно вскрикивал. Не входя в зал, лазутчики остановились на пороге.

Питер подозвал всех ближе к себе. Накинул на плечи плащ, натянул на голову капюшон, закрыл его краем лицо. Остальные последовали его примеру. Питер вытащил треугольный кинжал, сделав это абсолютно бесшумно, пригнулся и шагнул в зал. Ступал он осторожно, по-кошачьи.

Как только глаза его привыкли к сумраку в зале, он разглядел несколько десятков догорающих свечей. Питер осмотрелся и насчитал примерно сотню спящих. На некоторых блестели шейные цепочки и короны из золота и серебра, украшенные грубо обработанными драгоценными камнями. На других он разглядел части доспехов. Все спали и были совершенно беззащитны.

Двое богато одетых вельмож распластались в пьяном ступоре за ближайшим столом. Их разделял перевернутый винный кувшин. Питер бесшумно приблизился к ним, хотя сейчас запросто мог бы въезжать в зал на ганнибаловом слоне или выстрелить здесь из пушки — никто бы не проснулся.

Спутники, затаив дыхание, не спускали с него глаз.

Питер распрямил руку, сжимавшую кинжал. «Спокойствие! — приказал он себе мысленно, и натренированная железная воля уняла дрожь. Прежде ему ни разу не приходилось никому перерезать глотку, он только давал команду:

«Открыть огонь!» да нажимал на спусковой крючок своего «Мака-10».

Питер поднес острие кинжала к горлу ближайшего к нему юта, другой рукой зажал рот и нос спящего. Сейчас нужно только чуть-чуть надавить, и…

Сердце Питера сковало стальной десницей. «Нет же! Это не человек! Ты просто упражняешься. Это восковой манекен, не более!» Ют дернулся и очнулся. Отбросив прочь страх за свою бессмертную душу, Питер сильно нажал на рукоятку и глубоко вонзил клинок в глотку юта. «Будто рождественскую индейку разделываю!» — мелькнула идиотская мысль.

На миг его взор затуманился. Ему почудилось, что сейчас он отправил на тот свет не юта, и вообще не врага, а Артуса — Пендрагона собственной персоной. «Господи Иисусе! Теперь я стал видеть глазами Анлодды! Этого еще не хватало!» Питер закрыл глаза, крепко-крепко сжал веки и постарался не думать о том, что ему только что привиделось.

У него дико засосало под ложечкой. Он сжал зубы, покачнулся. Видение начало таять, растворяться. Питеру пришлось опереться о стол, чтобы не упасть в обморок, но все-таки, похоже, его спутники ничего не заметили. Сейчас, во тьме, никто не увидел, как он чуть было не сбросил маску, не явил свое истинное лицо, не провалил всю операцию! А все из-за чего? Из-за дурацкой галлюцинации: Артуса убил — как же!

Веки юта затрепетали. На его белой шее появилась тонкая полоса крови. Вот она стала шире, оттуда хлынула кровь, потекла рекой. Питер прижал руку к горлу, пытаясь унять изжогу. «Я сделал это ради Dux… Dux Bel…» Жизнь покидала юта. А ведь он был так молод — двадцать три, не старше. Он открыл глаза, увидел своего убийцу. Открыл рот, оттуда побежала слюна. Веки его опустились, один глаз скосился влево. Все. Он умер, стал мертв, как снега на вершине Сноудона.

«Хватит спать, — приказал Питер. — Мак-Смит победил сон».

Он обернулся к спутникам, поднял сжатую в кулак руку — дал знак действовать.

Питер, Кей, Бедивир и Анлодда бесшумно проникли в зал и набросились на ютов, словно обезумевшие псы. «Кровожадные твари!» Лезвия клинков сверкали, словно скальпели хирургов, ловя отсветы свечей, превращаясь в крошечные зеркала, где отражались черные души. Юты погибали, не успев проснуться.

Только бард. Корс Кант, не стал перерезать ютам глотки. Он держался рядом с Анлоддой, лицо его стало землисто-серым. Он протянул было руку с зажатым в ней ножом к какому-то юту, но Анлодда схватила его за руку. Анлодда что-то сказала барду взглядом, и Питеру показалось, что ей почему-то хочется, чтобы юноша сохранил некую невинность, чтобы его руки не обагрились кровью. Но в тот же миг лицо девушки вновь стало бесстрастным, и она продолжила орудовать кинжалом на манер невидимого Кассибеллана.

Наконец один из ютов — наверное, командир, поскольку у него была золоченая цепь на груди — зашевелился во сне, почувствовав, видимо, неладное. Покачиваясь, он поднялся на ноги, непротрезвевший и не до конца проснувшийся. Питер обхватил его сзади одной рукой, зажал горло другой, и нанес кинжалом удар в спину, но совсем немного опоздал. Ют успел выкрикнуть нечто нечленораздельное, но, увы, громко.

Этот крик прозвучал, словно сработавшая сигнализация. Тут и там раздавались крики ужаса. Питер и его крошечный отряд успел перерезать глотки десятку спящих. «Так пусть теперь и остальные познают страх!» Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз — заработал клинок Питера. Казалось, он сам находит цели, прокалывает глотки по своему выбору, пронзает сердца сам по себе, и для этого ему не нужна воля хозяина. Кровью залило руку Питера, грудь; забрызгало лицо. Он поскользнулся в луже крови, покатился по столу, уставленному едой и напитками, и снова принялся колоть и рубить, приканчивать полусонных ютов, ослепших от ужаса.

Снова послышались крики, на сей раз в них содержались какие-то слова, но Питер не понимал по-ютски, и для него они были лишены всякого смысла.

— Уходим! — крикнул Питер. Это было первое слово, произнесенное им с того мгновения, как отряд вошел в зал. Кей чуть помедлил, потом понял, что это приказ, и схватил за руку своего братца Бедивира. Они бросились к выходу, за ними — бард.

Но Анлодда не услышала приказа. Перехватив нож в левую руку, она вырвала из-за пояса убитого юта топор.

Развернулась к другому, уставилась на него, словно Лиззи Борден «Лиззи Борден (1860-1927) — американка, в 1892 г, обвинявшаяся в убийстве топором отца и мачехи. Суд ее оправдал, но молва считала виновной.», и подняла топор. Топор резко опустился, перебил позвоночник юта, погрузился в грудную клетку. Ее обезумевшие глаза не видели ничего, кроме крови, — вылитый призрак Банко из «Макбета», мстящей за все кровавые злодеяния ютов, римлян, саксов, а может, и бриттов.

Корс Кант был уже на полпути к двери, когда понял, что девушки нет рядом с ним. Он остановился на бегу, оступился, упал на колено в лужу крови, встал и метнулся назад, к возлюбленной… Обхватив за талию, юноша потащил ее назад.

Анлодда согнула руку в локте и заехала юноше в лицо. Корс Кант упал на спину. Девушка развернулась, ослепленная яростью берсекера, и взметнула руку с зажатым в ней клинком. Корс Кант лежал, не шевелясь, запрокинув голову.

Питер остолбенел. Он находился слишком далеко, чтобы помешать Анлодде. Он понимал, что может произойти в следующее мгновение. Девица потеряла рассудок от вида крови, она не видела перед собой никого и ничего, кроме врагов. Питеру приходилось наблюдать такое. Такое он видел в Ольстере среди бойцов своего отряда, а еще — в глазах Анлодды в ту ночь, в покоях Dux Bellorum.

«Принцесса! — крикнул Питер сдавленно. — Не убивай его, ради Сына Вдовы!» Девушка шумно выдохнула. Волшебные слова охладили ее разбушевавшуюся кровь. На миг она растерялась, потом тряхнула головой и, очнувшись, поняла, где она и кто перед ней. Словно освободившись от пут связавшего его по рукам и ногам заклинания, Питер бросился к Анлодде, схватил ее за руку, оттащил от барда. Их спас полумрак, царивший в зале, и то, что юты были все еще пьяны вдребезги. Многие так до сих пор и не проснулись, а те, что проснулись, протирали глаза, не понимая, что происходит.

Питер погнал Анлодду и Корса Канта к двери, где их в нетерпении поджидали Кей и Бедевир, плечом толкнул тяжелую створку.

Выбежав из зала, они помчались по внутреннему двору. Юты не выбежали за ними сразу же, и потому не заметили, где скрылись злоумышленники.

«Принцесса? Принцесса Анлодда?» — Питер схватил Анлодду за руку, принудил остановиться.

— Где? — выкрикнул он, тяжело дыша. «Откуда у меня взялось это слово — „принцесса“. Где я его взял?» — вот что хотел спросить Питер.

— В тюрьме! — как бы отвечая на его вопрос, выкрикнула Анлодда, тяжело дыша. — Там наверняка держат моего отца. Вместе с теми защитниками Харлека, что еще живы! — Она резко свернула влево, к пристроенному крылу, нырнула под арку. Промчалась по проходу, развернулась и наткнулась на запертую дверь. Кей и Бедивир догнали девушку, принялись вместе толкать дверь. Наконец под их общими усилиями дверь поддалась и открылась.

За дверью оказалось помещение явно более древнее, чем остальные постройки в крепости. Тут римским даже не пахло — стены были сложены без строительного раствора, неоштукатурены. Ни мозаики, ни красок — голые камни.

— Разве юты могли оставить хоть кого-то в живых? — с сомнением в голосе проговорил Питер.

— Конечно, — кивнул Кей. — За них могут дать выкуп, который не сравнится со всеми сокровищами, что юты найдут в крепости. Ведь у каждого из пленников есть семья, а каждая семья готова дорого заплатить за возвращение домой отца, сына или брата.

Посредине комнаты чернела дыра. Вниз, в непроницаемый мрак, уводили ступени — каменная лестница без перил.

Анлодда сунула за пояс отобранный у убитого юта топорик и вприпрыжку побежала вниз по ступеням. Обернувшись на бегу, она крикнула остальным:

— Идите за мной, если только не желаете остаться и беседовать об Аристотеле со всеми ютами на свете! А я не сомневаюсь — сейчас они обшаривают дворец, комнату за комнатой, в поисках злодеев!

Загрузка...