Ланселот из Лангедока наконец оправился после долгой болезни и избавился от демона, завладевшего его душой и телом. Теперь он рассматривал загадочные письмена на обрывках пергамента и гадал, что же это такое. Он догадывался, что записи сделаны на языке последователей апостола Павла, но смысл слов оставался ему недоступен.
Он подумывал о том, не спросить ли у Кея, что бы это могло быть такое, но, поразмыслив, решил, что делать этого не стоит: старый сенешаль хоть и был верным другом, но все же упорно отказывался верить в то, что рассказывал ему Ланселот про то, как им овладел демон. Легат боялся, как бы то, что записано на пергаменте в то время, как он был одержим бесом, не уронило его в глазах Кея.
Кей был нужен сикамбрийцу, как союзник.., по крайней мере — пока.
Но что делать с письменами? Сжечь их Ланселот не решался: мудрые женщины утверждали, будто бы демоны обретают полное могущество, если их слова швыряют в пламя. Только богам предков было известно, какие злобные заклинания могли быть записаны на клочках пергамента.
Тихий, еле слышный голос, туманные воспоминания, сохранившиеся в разуме Ланселота, упрямо твердили: «Закопай пергаменты, закопай, закопай». Пожалуй, стоило внять этим увещеваниям.
Ланселот вышел из шатра, где он сам, Кей и генерал Какамври, ранее командир преторианской гвардии, а нынче — легат личных легионов Орла и Дракона Dux Bellorum, только что завершили подписание зимнего соглашения о мире.
Ланселот неторопливо шел к шатру своего бывшего лучшего друга, своего покойного полководца, Артуса Пендрагона, некогда — Dux Bellorum, которым ему, увы, никогда более не быть.
Он смутно помнил жуткую сцену: кинжал в своей руке, чью-то кровь, обагрившую его душу. «Нет! Отбрось эти мысли! Пока вспоминать об этом опасно. Быть может, позднее».
А быть может — никогда.
Здесь, решил он. Самое подходящее место. Здесь он закопает злобные бесовские письмена.
«Запечатай их, — подсказывала память, — защити их, не дай времени их разрушить!» Ланселот поискал глазами что-нибудь годящееся для этой цели, нашел небольшую, но крепкую деревянную шкатулку, обитую железом. В шкатулке оказались планы сражений с ютами, теперь совершенно ненужные. Ланселот вытащил бумаги из шкатулки и быстро набил ее бесовскими пергаментами. Затем он закрыл шкатулку и крепко-накрепко перевязал шнурами от занавеса. На всякий случай легат скрепил шнуры хитрейшим кельтским узлом, вязать который его когда-то научил сам Артус.
Наконец Ланселот удовлетворенно кивнул. Теперь он твердо верил, что из созданной им темницы ни за что не вырваться бесовским письменам!
Он прошагал до середины шатра Артуса и выкопал кинжалом яму. Опустил туда шкатулку и забросал ее землей.
Потом он долго утаптывал землю и еще немного набросал сверху, дабы все выглядело, как раньше. Завтра или послезавтра легионеры с грустью и печалью свернут шатер Артуса, уложат на повозку и увезут прочь, и никто никогда не узнает, что здесь произошло. Время смоет воспоминания с никчемных душ бриттов.
Ланс улыбнулся, довольный проделанной работой, вышел из шатра, разыскал Эпонимуса, дал подзатыльник рабу, не удосужившемуся почистить боевого коня, и во весь опор поскакал к своему легиону.