За линией Габерландта

Глава девятнадцатая,
в которой появляется на свет Зотов-младший и рассказывается о «мероприятиях» Матвея-Ведикта-Николы

Зотов видел, как нервничает Маша, как волнуется она. На сотни верст вокруг не найдешь ни врача, ни фельдшера. Ближайший русский поселок, где есть женщины, в двадцати пяти верстах. Когда он спросил Матвея Шахурдина, как в подобных случаях поступают в стойбищах, тот спокойно ответил:

- Никак. Каждый сама делает…

- А если плохо?

- Шаман есть. Бабка есть. Если хочешь, позову.

Теперь Шахурдин приезжал в колонию все чаще и чаще, всегда привозил то медвежье сало, то кусок прежирнейшей нерпы и сам, облизываясь от удовольствия, совал подарки Маше.

- Давай кушай, Маша, хороший сын нада, на вся тайга орать станет. Ешь, не бойся!

Зотов посоветовался с Оболенским, и тот отправился в ближнее русское селение. В конце августа две опытные женщины на время переселились к ним.

Умный ороч довольно точно угадал время, когда потребуется его помощь.

Возвращаясь из дневного похода в тайгу, Зотов встретил Оболенского далеко от дома. По его встревоженному лицу он сразу все понял и бегом бросился к усадьбе. Женщина встретила его на пороге, успокоила:

- Ты погуляй, хозяин. Мы позовем…

Не зная, куда девать себя, Зотов пошел к ручью, сел на берегу и погрузился в тревожное раздумье. Сквозь шум леса до него донеслись вдруг странные звуки. Где-то бил барабан и звенел бубен. Он поднялся и пошел на эти звуки. То, что он увидел, было смешным и трогательным одновременно.

На крошечной полянке горел костер. Сбоку сидел Матвей-Ведикт и еще одна фигура, в которой можно было признать очень старую орочельку; седые волосы ее прямыми прядями спускались на лицо и почти закрывали его. Торчала черная трубка, да поблескивали в узких щелочках бесцветные глаза. Она раскачивалась взад-вперед и временами сыпала что-то на огонь: из пламени вырывались клубы зеленоватого дыма, пахло жженой травой. Матвей сидел прямо, строго, даже важно. Он не шевелился и только нет-нет да и выпускал изо рта дымок.

А вокруг костра ходил еще один человек - шаман.

Он был ярко одет. Поверх легкой парки на нем висела широчайшая юбка из цветных полос разной материи. У пояса и на рукавах были навешаны цветные побрякушки. На голове шамана сидела страшная шапка с рогами, блестками, зубами и бусами. Одежда при малейшем движении шуршала, звенела, стучала и трещала. В руках шаман держал что-то вроде бубна с колокольчиками и изредка бил в него.

Он исполнял ритуальный танец. Сначала крадучись ходил вокруг костра, что-то шептал и вилял бедрами. Но вот старуха бросила в огонь щепотку травы. Дым взвился, шаман затряс плечами и начал бегать вокруг костра. При этом он отчаянно забил в бубен, что-то забормотал и в экстазе начал приседать. Припав на одно колено, обернулся лицом к дому и замер. Зотов подумал, что сеанс заклинания окончен. Но тут все повторилось снова: шаман начал «скрадывать», потом ускорил шаг и усилил бормотание. В огонь полетела трава, дым снова подхлестнул танцора, он забегал, приседая, забил в бубен, хрипло запел. Шахурдин сидел не шевелясь. И когда шаман снова обернулся и застыл, Зотов вдруг услышал, что его зовут от дома.

Он выскочил на поляну. Все трое испуганно обернулись. Старуха сказала несколько слов. Шаман совсем обмяк - видно, устал. Он свалился на траву и шептал себе под нос отрывистые, непонятные фразы. Шахурдин торжественно встал и с явным удовольствием произнес:

- Твоя детка помогай. Злой дух отгоняй. Шаман привез из Челомжи. Теперь иди, Маша лежит, смеется, детка рядом, однако, сын… Сын, старая Келима?

Старуха снова что-то сказала, подобие улыбки растянуло ее рот.

Зотов бросился домой.

Дверь была распахнута настежь. В доме тихо переговаривались женщины.

- С сыном вас, Николай Иванович, - услышал он и тут только разглядел маленькое личико ребенка.

Николай Иванович нагнулся над ним, растерянно заморгал. Маша тихо сказала:

- Подойди сюда…

Немного успокоившись, Зотов вышел на крыльцо. Шахурдин сидел с Корнеем Петровичем на бревне.

- Сын, однако? - спросил он. - Матвейка наперед угадал, шаман ученый добыл, он все знай.

Зотов обнял его:

- Где твои спутники?

- Домой поехал. Бабка поехал, шаман тоже. Три дня тайга ходить будут. Челомжа далеко. Матвейка отдыхай, завтра тоже домой идет. Довольный, а?

Он искренне верил, что помог Зотовым. Николай Иванович не стал разубеждать его. Добрые чувства при всех обстоятельствах остаются добрыми.

Сына они назвали Петром.