За линией Габерландта

Глава третья
Геодезист Бычков. Мы набираем добровольцев. Уместное вмешательство Зубрилина. Вполне реальные тени прошлого

Омаров умел «поддать огоньку». На второй день события завертелись с огромной быстротой. Четыре партии изыскателей срочно уходили в тайгу. Откуда-то появился инструмент, одежда, палатки, лошади, машины, продукты. Полетели телеграммы, вызывающие специалистов с мест. Руссо принимал людей, командовал, сто раз на день хватался за телефон. Щеки у него горели, глаза поблескивали.

Разговор со мной был очень коротким:

- Почвенную карту в Сусумане вы делали? - спросил он.

- Да, я.

- Сегодня я ее рассматривал. Неплохая работа, на уровне. Значит, вы знакомы с местной почвой?

- Как и всякий агроном.

- А с ботаникой?

- В пределах курса. Местную флору знаю. Я ведь на Севере давно.

- Отлично, - сказал он и потянулся за картой. - Вы останетесь в Катуйске и там где-нибудь отыщете место под новый совхоз. Сделаете съемку, проверите земли. Познакомитесь с мерзлотой. В июле пришлем тракторы, начнем пахать. Площадь - так примерно до тысячи гектаров. Обязанности главного агронома совхоза остаются за вами. Фигаро здесь, Фигаро там… Задача ясная?

Он и не ждал моего ответа. Подумав, спросил:

- Слушайте, как там Зотов? Мне Зубрилин кое-что рассказывал о нем. Справится, если на месяц-другой будете в отлучке с экспедицией?

Я дал Пете Зотову самую хорошую характеристику. В дверь постучали. Вошел незнакомый мне человек.

- Бычков, - коротко отрекомендовался он. Вот и мой новый начальник!

Топограф Бычков казался очень утомленным, уставшим человеком. Большие темные глаза, широкие и спокойные темные брови, умное выражение лица, в волевых складках которого чувствовался темперамент и самодисциплина, - все это оставляло приятное впечатление. Только уж очень он худощав. Щеки втянуты, скулы заострены, на висках тени. Вряд ли он обладал большой физической силой, но что вынослив - за это можно было ручаться. Держался Бычков спокойно, с достоинством.

На нем была серая суконная гимнастерка, галифе и простые кирзовые сапоги со следами желтой глины. Где это он испачкался? Заметив, что Руссо тоже поглядывает на его сапоги, Бычков сказал:

- Пришлось полазить в шурфы. Съемку на сорок седьмом километре делали… Под стройку. А теперь куда?

- В Катуйск, на побережье. Там есть несколько интересных долин по речкам Кава, Челомжа, Катуй.

- А люди? Возьмем в совхозе?

- Нет, Шустова не обижайте, у него каждый человек на учете. Вас уже двое, а рабочих подберите сами.

- Где подобрать? - довольно бестактно спросил я.

- В городе, - спокойно ответил Руссо и засмеялся, - Там народу много. Два дня сроку - и поезжайте с богом. Ясно?

Бычков, видно, не любил прохлаждаться. Как только мы вышли из кабинета, он сразу взялся за телефон. Говорил долго, настойчиво, но, кажется, безрезультатно. Повесив трубку, смущенно сказал:

- В отделе кадров отказали категорически. В горкоме комсомола тоже. Советуют побывать на стройках ипопросту перетащить кого-нибудь к себе. Поедем.

Подняв воротники и поглубже надвинув шапки, мы тронулись в путь без особой надежды на успех.

Город строился, ремонтировал машины, отправлял в тайгу грузы, все были заняты делом, и только мы ходили по его заснеженным улицам как неприкаянные, присматривались к рабочим, с надеждой заглядывали в глаза встречным, но рта раскрыть не решались. Ведь засмеют. Тоже нашлись вербовщики…

После четырех неудачных попыток счастье нам все-таки улыбнулось.

Мы обратили внимание на высокого парня, который верстовым столбом стоял возле транспортера и со скучающим видом бросал на ленту кирпичи. Транспортер тянул их на стены строящегося дома.

Подошли, постояли. Для знакомства закурили все вместе.

- Подсобник? - спросил Бычков.

- А вы что, не видите? - подозрительно сказал парень и внимательно осмотрел нас.

- Новую работу хотим предложить. Грамотный?

- Что за работа?

Насчет грамотности он не ответил: теперь нет неграмотных, всякий знает.

- В полевую партию, в тайге.

Парень хмыкнул.

- Это дело мне знакомое. Ходил с геологами. Коллектором. Кормил комаров. Спасибо. Лучше я тут, по винтику, по кирпичику. По крайней мере, сверху не каплет и на папиросы хватает. Только душа не на месте, это да.

На его продолговатом лице, где все было длиннее нормы - нос, и брови, и рот, и мефистофельский подбородок, - отразилась какая-то странная задумчивость, никак не вязавшаяся с грубоватыми насмешливыми словами. Это придало нам уверенность в успехе. Видно, он все же успел полюбить таежное кочевье, костры на берегу реки, свободу действий и утреннюю зорю на лесной поляне.

Лента шла впустую. Парень думал, разглядывая нас. Спросил вроде из простого любопытства:

- Далеко идете?

- Вдоль студеного моря. Ну, прощай, парень… Пошли, - сказал мне Бычков и с явным сожалением посмотрел на подсобного рабочего.

- Обождите, - пробасил тот. - Уж больно вы скорые. Раз, два - и в корзинку. Еще как прораб. Да и комсомол…

- Ну? - Бычков впился глазами в его лицо.

Вообще-то можно.

- Фамилия? - оживился мой начальник.

- Смыслов… Василий.

Мы с интересом уставились на него.

- В шахматы играешь? - Вопрос был задан нестройным дуплетом.

Наш новый знакомый широко и грустно улыбнулся.

- Так и знал, что спросите. Все спрашивают. Не играю. Не умею, понятно?

- Да, брат, жалко. Ну ничего, научим. Так идешь? С начальством мы договоримся.

- Куда ни шло! Пойду. Ребята вы, видать, подходящие. А я человек компанейский. Руку!

Так в нашей изыскательской партии появился высокий парень, Василий Смыслов, уже с год болтающийся на разных стройках в качестве чернорабочего. Между прочим, приехал он сюда с путевкой комсомола. Ему просто не везло поначалу - и все.

Второго мы подцепили в проходной будке какой-то мастерской. Он стоял у дверей и, чтобы не уснуть со скуки, вырезывал из куска дерева весьма затейливую фигурку. Парень был видный из себя, красивый и, кажется, сильный. На старенькой спецовке у него краснел комсомольский значок. Мы остановились поодаль и стали наблюдать за ним через раскрытую дверь.

Надо отдать должное его проницательности. Занимаясь фигуркой, он все-таки многое замечал. Когда из мастерской вышел мальчуган-ремесленник, вахтер сразу же насторожился, хотя в повадке ремесленника вроде не было ничего подозрительного.

- А ну вернись! - веско сказал вахтер.

- Да я ничего, дядя, - покорно откликнулся ремесленник, останавливаясь.

- А ну положи железяку.

Мальчуган расстегнул ремень и с сожалением вытащил из-под телогрейки длинную полосу железа.

- Для шпаги приберег? Атос, Портос и д'Артаньян?.. Клади сюда. Давай, давай… А ну обожди! Зачем она тебе?

- Фехтовать хотел с ребятами. Ей-богу…

Вахтер подумал, посмотрел на расстроенное лицо парнишки и вынес совсем неожиданный приговор:

- А ну забирай. Да смотри другой раз. Лучше попроси. Давай иди, мушкетер.

Нам это понравилось. У парня несомненная проницательность и добрая душа. Кроме того, он был, конечно, мастер и любил работать, коль даже на вахте не сидел сложа руки и вырезал какую-то штуку.

Мы подошли ближе.

- К кому? - спросил страж порядка.

- К вам, молодой человек, - сказал Бычков. - Завербовать вас хотим. Ну разве это дело для такого крепкого парня - сидеть на вахте! Почему оказались здесь? Он передернул плечами.

- Перед вами неудавшаяся личность, не более. Приехал в качестве стенографиста, а вакансий нет. Говорят, что это вообще девичья работа. Не для парня. Вот и бездельничаю. Обещали устроить на прииске, куда девчата не больно едут, но только летом. А пока греюсь у печки, жду у моря погоды и боюсь, что запью от скуки.

- В полевую партию пойдете? Стенографировать там нечего, а вот записи… Короче говоря, нам нужны рабочие, будем изыскивать места под новые совхозы. В тайгу. Палаточная жизнь, костры и все прочее.

Открытое всем чувствам лицо парня покраснело от волнения. Он отложил свою деревяшку в сторону и заторопился:

- Хоть сейчас! Нет, вы не шутите? Всю жизнь мечтаю о такой работе. Записывайте. А я пойду увольняться. Где я вас найду, куда мне явиться? Зовут меня Серегой… Сергей.

Третьего мы увидели в столовой, куда пришли обедать. Перед нами мелькал полный, прямо-таки налитой парнишка лет двадцати. На третьей скорости он носился по залу, по коридору, с кухни на кухню. Чего он только не делал, пока мы обедали! Таскал какие-то ведра, прибивал сорвавшийся с окна карниз, помогал буфетчице, с чувством ругался с кем-то за перегородкой. И все время довольно громко мурлыкал себе под нос одну и ту же строку из песни: «Любимый город может спа-ать спокойно…», а дальше обязательно переходил на сплошное «та-ра-ра-ра, та-ра-ра-ра».

- Послушайте, товарищ, вы случайно не повар? - спросили мы, когда он пробегал в сотый раз мимо нас.

- Повар. А что?

- Да вот, хотели вам предложить работу в полевой партии. Поварское дело у нас не бог весть какое, других работ, пожалуй, больше, чем у печки, но зато воля-то какая - на свежем воздухе, в тайге! Палаточная жизнь, одним словом. Там руки нужны крепкие, все делать придется.

- Ха-ха! - Он сжал кулаки. - Вы думаете, я простой работы боюсь? Я и здесь больше на подсобных прохлаждаюсь. У этого деда, - он кивнул в сторону кухни, - в люди не скоро выбьешься.

- Комсомолец?

- Да. А что?

- У нас, между прочим, все комсомольцы.

- А девчата у вас есть?

- Чего нет, того нет. Ни одной. Все холостяки.

- Да? Это подходяще. Это по мне. Ненавижу!..

- Что так?

Круглолицый повар вздохнул. Видно, носил он в своем сердце какую-то очень большую обиду на девчат. Но открываться не стал, промолчал.

Мы уговорили его, и Саша Северин на другой день явился к нам с самодельным чемоданчиком в руках. Мы с Бычковым сидели в приемной главного агронома, когда в коридоре раздалось уже знакомое: «Любимый город может спа-ать спокойно…»

Период формирования и подбора закончился. Полевая партия могла выезжать на место.

Шустов заспешил. Ему сообщили, что реки в тайге вот-вот вскроются. Дорога ломалась.

Не откладывая ни часа, мы погрузили свое добро на сани. Ранним утром обоз тронулся в путь.

Дорога почернела и провалилась. Лошадям тяжело. Они низко наклоняют головы и дышат так, что шерсть на груди колышется, как от ветра. Хлюпает под копытами вода. В резиновых сапогах, телогрейках, мы ковыляем сзади саней, то и дело сбиваемся с ноги, иной раз падаем, поскользнувшись. А в долинах, где набухли реки, сани просто плывут, от лошадиных ног веером разлетаются брызги воды и мокрого снега, вода шепелявит, булькает под санями. И тяжело и здорово. Весна! Вечером на привале в закопченной и тесной таежной избе мы спим как убитые.

Утром выскакиваем, потягиваемся, все тело ломит, а вокруг свежо, морозно, солнце только-только прицеливается, как лучше начать свою горячую работенку. В лесу уже бормочут глухари, снег хрустит, словно сухарь на зубах, резиновые сапоги покрываются шрамами. Снова идем и едем, задыхаемся от тяжести, жары, слепнем от яркого солнца.

Три дня в дороге. Еле живые, мы влезаем наконец на высокий берег реки и из последних сил бредем к зданию фактории. Ура! Почти дома. Собственно, не почти, а дома.

Петя Зотов торжественно встречает нас на отделении.

- Привет! - кричит он издалека и пританцовывает на месте. Рад.

Около Зотова стоит пожилой черноволосый мужчина. Чуть-чуть улыбается.

- Бухгалтер-ревизор. - Не дожидаясь расспросов, он протягивает Шустову свое удостоверение.

- Почему вы здесь, на отделении? - бурчит директор. Он не любит этих ревизоров.

- Петр Николаевич любезно пригласил меня осмотреть хозяйство. Начали с отделения.

Петя виновато косит глазами. Точно. Пригласил. А чего особенного?

- Ну-ну, - недовольно произносит Шустов. - Знакомьтесь, бухгалтерам это полезно.

…Ах, как многого мы тогда не знали!

Мы ничего не знали. Мы были заняты простой работой.

Не знали мы, что в тот день, когда Шустов впервые произнес в управлении имя Зотова, состоялись встречи и разговоры, зловещий смысл которых был разгадан очень не скоро.

Дмитрий Степанович Дымов позвонил в бухгалтерию и сказал несколько ничего не значащих слов бухгалтеру Конаху. После работы Дмитрий Степанович усталой походкой промерил улицы города, вышел на окраину и, заложив руки за спину, неторопливо зашагал по дороге в поселок Марчекан. Устал человек. Что поделаешь, такая работа! Заседания, телефонные звонки, суета… Свежего воздуха не видит.

Вскоре к нему присоединился Конах. Они сели на какие-то камни, огляделись. Тихо, безлюдно кругом.

- Где сейчас Кин? - спросил Дымов без всякой подготовки.

- В районе реки Май-Урья. С экспедицией геолога Бортникова.

- Он что-нибудь передал?

- Да. Сообщил, что они нашли очень богатое месторождение.

- Где?

- В верховьях реки. Очень интересное место. Богаче не было. Бортников просто в восторге. Утверждает, что уже в этом году там откроют два-три прииска. Выгодно.

- А если помешать?

- Каким образом? Правда, Бортников еще не передал в трест свои материалы, но вскоре он это сделает, и тогда…

- К черту Бортникова! Пусть не передает. Пусть не сумеет передать! Прикажи Кину. Не надо, чтобы передал. Не надо, чтобы этот человек жил и работал! Кин знает, что делают в подобных случаях. Передай. Это приказ, понятно?

Дымов говорил отрывисто, нервно, он горячился. Конах заметил:

- Раньше чем через две недели не удастся увидеть Кина. Далеко. Дорога только до Май-Урьи. А там тропа. Можно и не успеть.

- Все равно надо. Как можно скорей. Пусть никто не узнает об открытии. Хоть это место уберечь…

Он сжал ладони, хрустнул пальцами. Жест отчаяния.

- Ужасно! Ужасно трудно, Конах. Я просто в панике. Мы так мало успели сделать. Против нас стоит огромная сила. Я просто недооценил ее тогда. Думал, все будет как с инженером Нестеровым. А тут… Мы делаем все, что в наших силах, а они даже не оглядываются. Идет корабль за кораблем, едут тысячи людей. Лезут в самые глухие места, из-под рук выбивают золотые россыпи. Что мы можем? Почти ничего.

- Почему только один корабль пошел на дно, хозяин? Почему не пять, не десять? Тогда бы они завыли на всю тайгу. Только голод…

- Потому что караваны ходят теперь с конвоем. Я постоянно сообщаю, что везут, когда и сколько. Но… А потом ты знаешь, что из этого получилось. Все дни идут совещания. Наметили строить новые совхозы, расширяют старые. Своя продовольственная база, - как это тебе нравится? Директор треста не чета Нестерову. Он понимает, что к чему. Знает свои слабые места, спешит… - Дымов вдруг осекся. Глаза его, затуманенныезлостью, сощурились. - Конах, мой верный. Конах, тебе придется выполнить несложную, но очень секретнуюмиссию.

- Готов, хозяин.

- Объявился некто Зотов.

- Кто такой Зотов?

- Если ты вспомнишь Катуйск, факторию…

- А-а! Родственник того?

- Сын.

- Занятно. Приехал продолжать дело папаши? И думает, что герой? Скажи на милость!

- Вот это и надо выяснить. Если только продолжать, то пусть себе. Не он первый, не он последний. Но если Петр Зотов собирается ворошить старое и начнет искать, кто прикончил его папашу, то он станет для нас опасным, понимаешь?

- Да, хозяин.

- И тогда придется принять какие-то меры.

- Мне самому?

- Я не настаиваю. Ты сам должен решить, Конах. Тебе надо поехать в Катуйский совхоз… для ревизии, что ли. И там выведать, узнать и сообразить, что делать.

- Когда ехать?

- Чем скорее, тем лучше. Директор и агроном совхоза заняты здесь. Опереди их. Подружись с Зотовым, узнай, что задумал мальчик, зачем приехал. Ну и… оставлять его без внимания нельзя. Опасно…

Конах действительно опередил нас. Он явился в совхоз за два дня до нашего приезда. Он подружился с Петей Зотовым. Больше того: доверчивый Петр Николаевич пригласил бухгалтера к себе домой. И в первый же вечер откровенно рассказал ему абсолютно все.

- Я найду убийц своего отца, если они еще живут на земле! - заявил он. - Какой-то гад заморский, Джон Никамура, и его достойный соратник, по кличке Белый Кин. У нас есть револьвер этого Кина. Там инициалы убийцы, буквы А. Р. С.

- Но этих сведений так мало, - вздохнул Конах, с интересом разглядывая красного от волнения Зотова.

- Ничего! По ниточке, по капле наберутся сведения. Не успокоюсь, пока не найду подлецов и не накажу! Мне помогут.

- Кто вам поможет?

- Зотов назвал мою фамилию, рассказал о бумагах из катуйской находки, вспомнил Шахурдина, не забыл Шустова. В общем, Конах узнал все, что требовалось для принятия решения. И он это решение принял.

А мы пока не знали ничего. Решительно ничего.

Все это мы узнали значительно позже.

Ревизор Конах уселся в бухгалтерии и начал свое кропотливое дело. Директор и мы с Петей Зотовым оставили на время Бычкова и его ребят и с головой ушли в хозяйственную работу. Через неделю представилась возможность покинуть совхоз, дела пошли нормально, и я мог отправиться на месяц-другой к Бычкову, чтобы начать исследование почв и мерзлоты.

Тем временем полевая партия ушла вверх по долине реки Катуй.

Захватив с собой плотно набитый рюкзак и забросив за плечи ружье, я тоже направился в тайгу.

Петя Зотов догнал меня у последних домиков поселка;

- Слушай, Иван Иванович разрешил и мне. На неделю. Ты не против?

- Ну так иди, собирайся, я подожду.

- Нет, я завтра вечером. Тут, видишь ли, с анализом семян задержка. Завтра сниму последние пробы, отправлю сводку и притопаю.