Заблудшие

Глава 1

Который день их батальон или то, что осталось от него, тащился по пыльным дорогам Западной Украины. Под ударами вермахта они отступали вглубь страны. Учитывая тот хаос, который творился в округе, это и отступлением тяжело было назвать, скорее бегством. Управление войсками потеряно, связи нет, где находится противник и что следует делать, никто не знал. Кроме всего прочего, напрочь отсутствовало обеспечение войск всем необходимым, включая питание, воду и боеприпасы. Характерной особенностью этих мест было то, что на дорогах практически не было беженцев. Местные жители как будто притихли, в ожидании финального исхода. Кто кого? Советская власть или нацистская Германия? Пока что чаша весов склонялась в сторону немцев.

Под знойным июльским солнцем Гришка еле передвигал ногами, посматривая периодически на свой правый сапог, у которого начинала отрываться подошва. Он вытер пилоткой пот, выступивший на лбу, и оглянулся, чтобы посмотреть на таких же, как и он бедолаг. Многодневный марш порядком вымучил красноармейцев. Их серые от пыли лица ничего кроме усталости не выражали. Очень хотелось, есть, а еще больше пить. Последний колодец, который они встретили на своем пути, оказался отравленным, не то немецкими диверсантами, не то местными националистами. Последних оказалось столько, что они представляли реальную угрозу кадровым частям РККА. Их колонна уже попадала под обстрел, и после этого Чижов с опаской посматривал на темную кромку леса, ожидая выстрела в спину. Дорога поползла на пригорок, и стало еще труднее идти.

— Не растягиваться! Шире шаг! — прикрикнул командир батальона, обгоняя Григория. Едва офицер удалился, как ему в спину сразу же полетели фразы недовольства.

— Шире шаг, шире шаг! А куда собственно мы шагаем? Лучше бы позаботились о кормежке.

Недовольных охотно поддержали. Хоть как-то можно было выплеснуть накопившиеся эмоции. Полевая кухня навсегда забыла их адрес, а остатки сухпайков, они давно съели. Попытка разжиться съестными припасами в ближайшем селе положительных результатов не дала. Их встречали враждебно или со страхом в глазах, словно они были не защитники земли русской, а ее оккупанты. Колонна вынырнула из-за реденького лесочка. Дорога здесь делала поворот и выводила к речке, берега которой изрядно поросли камышом. На противоположной стороне, закутавшись в зеленую массу приусадебных садов, раскинулось село, с традиционными украинскими мазанками и соломенными крышами. Солдаты одобрительно загудели, рассчитывая на то, что им удастся позаимствовать у местных продовольствия и наконец-то сытно поесть, после долгого марша. Перебравшись через деревянный мосток батальон, оказался на околице села. Памятуя, как они попадали в перестрелки с националистами, комбат не стал заходить в населенный пункт, а объявил привал и собрал возле себя оставшийся комсостав, для дальнейшего уточнения их последующих действий. А уточнять было что. За последние несколько суток они получили сразу два противоречивых приказа. Один, выдвигаться на место сосредоточения дивизии, а второй, занять рубеж Сосновка-Вишневое и обеспечить отход своей же дивизии. Причем распоряжения пришли одновременно. Их доставили посыльные, которые клятвенно уверяли, что получили их из рук самого комдива Самохина. Явно кто-то из них врал. Диверсантами кишел весь театр военных действий. Они резали телефонные и телеграфные провода, взрывали мосты, передавали фальшивые радиосообщения, а теперь добрались и до них с этим распоряжением. Пока с посыльными занимались в штабе, надо было все равно принимать какое-то решение. Авианалет расставил все по своим местам. Комбат принял самостоятельное решение отходить на заданный рубеж.

Чижов недолго думая, плюхнулся в траву и раскинул руки в стороны, чтобы тело могло хоть немного расслабиться. Отдых оказался недолгим. Его сильно пнули в развалившийся сапог.

— Чего еще? — недовольно поднял голову мужчина, щурясь под лучами яркого солнца. Над ним стоял их взводный сержант Потапов.

— Поднимайся, пойдешь со мной в село, — последовала краткая команда. Гришка хотел повозмущаться, но заметив, как парней из его взвода определяют нести службу по охране места временной дислокации батальона, бурчать не стал. Лучше прогуляться в село, чем стоять на посту. Сержант привлек к вылазке с десяток бойцов. Шли к хатам россыпью, с винтовками наизготовку. Селение встретило их лаем собак и настороженными взглядами крестьян, которые наблюдали за передвижением отделения из окон своих домов. На улицах ни души, словно все вымерли. Такое неестественное поведение селян, настораживало красноармейцев. Они нервно реагировали на каждый скрип дверей или другие посторонние звуки.

— Товарищ сержант! — подал голос боец, указывая винтовкой в сторону деревянной постройки с открытыми дверями и выбитым окном. Его внимание привлек красный флаг, валяющийся у стены.

— Сельский Совет, — догадался Потапов и заглянул вовнутрь. Перевернутые табуретки, возле стола разбросанные какие-то бумажки и тоже никого. Но теперь красноармейцам сопутствовала удача, и они выловили возле хозяйственных построек какого-то старого деда.

— Немцы в селе есть? — строго спросил сержант.

— Які нiмцi? Нема тут нікого! — залепетал дедушка. И тут в центре населенного пункта раздался выстрел, и заржала лошадь.

— А там что? — схватил военный деда за шиворот.

— Сільпо, — последовал краткий ответ.

— За мной! — скомандовал командир. Затопотали кирзовые сапоги и щелкнули затворы «мосинок». Возле сельского магазина, в отличие от остального села, было людно. Здесь стояло несколько подвод и крепкие чубатые мужики, в широких украинских шароварах, таскали на своих плечах мешки с крупой из продуктового магазина. По сбитому замку, валяющемуся неподалеку, можно было судить, что торговая точка была открыта незаконным способом. Грабят, — мелькнула у Гришки единственная подходящая для этого случая мысль.

— Стоять! — гаркнул Потапов, и в ответ грянул выстрел. Все кардинально поменялось. Милые мужички моментально превратились в вооруженных бандитов. Их винтовки лежали на подводах. Грабители не ожидали увидеть в забытом богом селе группу красноармейцев. Пах! Пах! — заработали винтовки Мосина. Бойцы воспользовались фактором неожиданности и сразу же завладели инициативой. Сельские парни прыгнули на подводы и, отстреливаясь от красноармейцев, помчали прочь, забыв о своей добыче. Не всем посчастливилось унести ноги. Двое мужчин, так и остались лежать у колес повозки, которая не успела умчаться с остальными. Солдаты, соблюдая осторожность, собрались у сельского магазина. Подросток, приехавший с грабителями, склонился над мертвым и громко причитал, припадая к груди убитого

— Батько! Батько! — рыдал подросток. Чижов вошел в магазин. На полках еще оставался лежать скудный товар, который не успели погрузить на подводы лихие парни. Потапов по-хозяйски осмотрел помещения и остался доволен.

— Считайте, нам повезло! Крупа, сахар, чай. Теперь и у батальона будет обед.

На выстрелы примчалась подмога с берега реки, и повылазили из хат местные жители. Пока политрук выяснял, что здесь произошло, взводный приказал подчиненным грузить на подводу продовольствие.

— Сержант, что за самоуправство? — возмутился политрук, оставив без внимания местных жителей, которым он минуту назад читал политинформацию о состоянии дел на фронте. Солдаты последнее время с тайной иронией слушали его рассказы о скором изменении положения на фронте. Им все время рассказывали о подходящих частях РККА, а на самом деле они видели лишь отступающие вглубь страны колонны военных. Где эти свежие части и когда начнется перелом, было непонятно. Молодой лейтенантик политотдела сам верил в то, что говорил, но ежедневно повторяющиеся тезисы, не имевшие под собой реального подкрепления, доверия у рядовых не вызывали. Лозунгов они наслушались вдоволь, но реалии жизни сильно отличались от посулов политрука. Такое отношение к собственной персоне злило политического работника и чтобы завоевать у личного состава уважение, а может, чтобы заставить себя бояться, Волков взял моду, при удобном случае, хвататься за «наган». Подобрал вражескую листовку на самокрутку, значит предатель и дезертир, спросил, где наши авиация и танки, сразу паникер. Чижов за свой длинный язык уже пару раз попадал под пристальное внимание политработника, но пока Бог миловал, и дело не доходило до открытых угроз. По лицам селян можно было прочитать, что и они не очень-то доверяли словам лейтенанта. Сюда их привело любопытство, а не желание, услышать о скором наступлении Красной армии, из уст военного из политотдела. У них такая работа была, заставлять верить людей в то, чего не было на самом деле.

— Какое самоуправство? — переспросил Потапов, хотя понимал, что имел в виду политрук.

— Это же государственная собственность и мы изымать ее не имеем права, — стоял на страже закона лейтенант Волков.

— А мы, по-вашему, кто такие? Кому служим? Не этому ли государству? Должно ли государство заботиться о своих защитниках? Давайте вернем все в сельпо, и оставим это все для немецкой армии. Так будет лучше? — негодовал взводный.

— Я такого не говорил. Но, так нельзя, — мямлил Волков.

— А как можно? Бросить солдат без еды и оставить это добро местным бандитам? — не понимал сержант позиции политрука. Потапова назначили взводным совсем недавно, после смерти младшего лейтенанта Филиппова, который до этого командовал подразделением. Потапов был из числа старослужащих красноармейцев, которые составляли ядро батальона.

— Этим должны заниматься органы государственной власти.

— Товарищ сержант, с мальцом, что делать-то? — обратились солдаты к взводному, игнорируя старшего по званию.

— Отец у него, по всей видимости, из бандитов. Может допросить? Узнаем, где они скрываются, — предложил инициативный воин. Потапов посмотрел в сторону убитого горем подростка.

— Не скажет он ничего, — уверенно произнес командир взвода.

— Пусть этим занимается лейтенант Волков. Ищет органы власти, организует охрану магазина. Мне некогда. Нам еще возводить оборонительный рубеж. Товарищ лейтенант, вам и карты в руки. Оставляю в ваше распоряжение троих бойцов. Гоняться за буржуазными националистами это дело милиции и НКВД. Если вы знаете, где их можно найти, то и погоню можно устроить.

Такое пренебрежительное отношение к политруку, заставило красноармейцев напрячься. Все ждали реакции Волкова.

— Не забывайтесь Потапов! Перед вами стоит командир Красной Армии! — взъерепенился политработник.

— Какие будут дальнейшие приказания? — вытянулся по струнке командир взвода. Но даже это действие было произведено так театрально, что кроме улыбок у красноармейцев, ничего не вызвало. Политрук понял, что начни он воспитывать сержанта и это обернется еще большим спектаклем. Потапов явно его ни во что не ставил. Одернуть дерзкого взводного, мог только командир батальона майор Близнюк, но тот был у реки, а решение необходимо принимать сейчас. Пустить все на самотек и согласиться с подчиненным, значит признать свою некомпетентность. Получалось, что необходимо было придерживаться пред ведущей линии поведения и самому принимать решения относительно магазина, подростка и сельских жителей. Григорию Чижову не повезло в том плане, что его взводный оставил в распоряжение лейтенанта. Его товарищи уехали на подводе и оставили в окружении сельских жителей трех солдат и офицера. Местные сползались в центр села со всех сторон. Политрук, заметив увеличение массы слушателей приободрился. Работа с массами это его стезя. Гриша направился к подростку, чтобы доставить его по приказу лейтенанта в подсобку магазина, для выяснения личности нападавших. Хлопец, почувствовав угрозу, исходившую от военных, неожиданно вырвался из рук Чижова и, сверкая голыми пятками, задал, стрекоча по пыльной улице.

— Стой! — заорал ему вслед Гриша, понимая, что в беге соревноваться с пацаном не получится. Результата не добьется, а выглядеть будет глупо. А с другой стороны, парень сын бандита, и значит, враг Советской власти и сбежал он именно у него, за что и наказать могли. Чижов вскинул винтовку. В прицеле четко была видна серая рубаха парня, которая трепетала на спине от движения плеч мальчишки. Палец лег на спусковой крючок. Доли секунды Гриша колебался в принятии решения. Сын врага или быть может, просто мальчишка? От того, кого ты видишь в прицеле, зависело и принятие решения. Наверное, все-таки мальчишка. Винтовка опустилась вниз.

— Ты чего? Ведь, уйдет? — не растерялся рядом стоявший Игнатов. Григорий лишь успел толкнуть товарища в плечо, прежде чем тот успел нажать на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Мальчишка изменил направление движения и скрылся в зарослях терна, густо произраставшего на околице села.

— Идиот! Ты кого покрываешь? Может и ты с ними заодно? — возмутился красноармеец, таким поведением товарища. Женщины в толпе перекрестились, а мужики недовольно загудели. Лейтенант недовольно толкнул Чижова в спину по направлению к дверям магазина.

— Потом с тобой разберусь! — пригрозил политрук. Сейчас ему было не до Гришки. Надо было выявить сельский актив из числа сочувствующих Советской власти, устроить опознание убитых и решить вопрос с оставшимися продуктами. Бабы без всяких колебаний указали политруку на председателя сельского совета, который стоял среди мужиков и не спешил афишировать свою принадлежность к органам местной власти. Интересно, они его так и немцам сдадут? — подумал про себя Чижов, наблюдая за действиями командира. Теперь Волкову стало значительно легче решать поставленные задачи, уже опираясь на председателя сельского совета. Председатель организовал похоронную команду, так как отделение милиции находилось в районном центре, а связи с ним давно не было. Держать тела убиенных под знойными лучами солнца, не было смысла. Обыск убитых ничего не дал, но пожилые женщины судачили, что налетчики, скорее всего, были их соседнего села. Винтовка убитого перекочевала на плечо местного активиста, что придало ему весомости, хотя по лицу председателя было видно, что своей должности, он абсолютно не рад. Местное крестьянство больше интересовал вопрос не убитых преступников, а дальнейшей участи оставшихся продуктов и товаров. Куда их денут, и не перепадет ли чего из этого богатства местным? Пожалуй, только этот момент и держал сельчан у магазина. Переложить охрану продовольствия и товаров на местную власть, было равносильно, что просто так бросить магазин. У местного представителя власти, явно не хватало харизмы, да и что он мог сделать? Волков поступил правильно. Чтобы у органов внутренних дел не возникло вопросов к председателю, он на листке бумаги оформил расписку о том, что продовольствие реквизировано для военных нужд их батальоном. У замполита хватило мужества самому подписать эту расписку с указанием своего звания и фамилии. Если, что, то майор Близнюк, здесь ни при чем. Это он отдал соответствующую команду. Председатель сельского совета документ забрал, мало ли как жизнь повернет? Может эта бумажка еще его и спасет. А вот что делать с оставшимся имуществом? Вопрос. Волков и тут выступил с инициативой. Хоть он и верил в победу Красной Армии, но судя по всему, на данном этапе войны им придется отступить. Это понятное дело, что временно, но, тем не менее, территория попадет под оккупацию противника, а снабжать Вермахт продовольствием, он не собирался. Пусть лучше крестьяне заберут остатки и вспомнят лишний раз щедрость Советской власти. Крестьяне были и сами не против. Чтобы все произошло организованно, задействовали красноармейцев. Однако в этом вопросе на дисциплину и сознательность масс рассчитывать не пришлось. Ругань, давка, проклятия и алчность сельчан поразили военнослужащих. Увещеваниями здесь не помогло. Только применение грубой силы и командирский голос лейтенанта, смогли навести порядок. Керосин, спички, мыло, соль, мука, все размели в мгновения ока. Получив желаемое, толпа быстро рассосалась. То, чего не смогли сделать налетчики, воплотил в жизнь лейтенант Волков, вот только довольных этой акцией во втором случае, оказалось значительно больше, чем, если бы это сделали залетные мужики. Председатель пригласил красноармейцев к себе домой, где их угостили скромным обедом. Сытые и довольные они покинули село. Батальон время даром не терял и окапывался на берегу речушки. Пришлось и Гришке поработать лопатой, чтобы выкопать себе щель. Пока дело не дошло до полноценных окопов, Гришка, прикрыв глаза пилоткой от палящих лучей солнца, улегся на дне неглубокого окопчика и уснул. Проснулся от трескотни моторов. Чижов осторожно высунул голову, чтобы осмотреться. От леса, по проселочной дороге, в их сторону катило несколько мотоциклеток.

— Немцы! — догадался парень. Посмотрел по сторонам. Над жиденькими брустверами, словно суслики из нор, высунули свои головы и товарищи Чижова. Значит, противник не остался незамеченным.

— Не стрелять! Подпустить поближе! — пробежал, пригнувшись, за его спиной комбат. Фашисты уверенно направились к мосту, который должен был держать их батальон. Один мотоцикл, второй, третий. Когда же команда огонь? Они так и на их позиции выскочат, а там, в колясках пулеметы и неизвестно, чем это для них может закончиться? Команду он так и не услышал. Была она или нет, непонятно. Сначала бахнул один выстрел, а затем затрещало по всему берегу. Последний мотоциклист попытался развернуться, чтобы обратно перескочить мосток, но прошитый пулей, слетел на своем мотоцикле прямо в реку. Через его окопчик, в сторону моста метнулся их старшина. Распираемый от любопытства Гришка, с винтовкой в руке, побежал следом за ним. Четыре фашиста лежали возле мотоциклов в разных позах. Все они были мертвы. Пятый, громко причитая на своем языке, пытался ползти по мосту. За ним тянулась кровавая борозда. Чижов подошел к мотоциклу, рассматривая поверженного противника. Молодые ребята в серой форме. Они ничем не отличались от них. Может, что обмундирование почище и лица похоленей. А, что теперь толку, коль все мертвы? Старшина копался возле техники. Ему всегда больше всех надо. Вон уже и пулеметик присмотрел.

— Помоги-ка, — попросил старшина Саюн, пытаясь снять пулемет с коляски. Вдвоем им это удалось. И тут хлопнул револьверный выстрел. Это комбат добил раненого фрица. Старшина оставил МГ-34 у Гришки, а сам продолжал рыться в транспортном средстве, разыскивая барабаны с патронами. Гриша покрутил в руках вражеский ствол. Попытался снять барабан с боеприпасами. Получилось. Передернул затвор, поправил сошки. Вроде бы ничего сложного. Поставил емкость с патронами обратно.

— Соображаешь? — остановился возле него политрук.

— А чего тут не понять? Не сложнее нашего «максима», — уверенно произнес Чижов.

— Фамилия? — строго спросил подошедший комбат.

— Красноармеец Чижов, — доложил Гриша.

— Красноармеец Чижов, назначаю тебя пулеметчиком, — одним махом переквалифицировал его комбат из стрелков в пулеметчики.

— Есть! — взял под козырек боец. Майор Близнюк, оставив позади себя подбитую технику, двинулся навстречу офицерам батальона, которые спешили к нему на доклад. Саюн, вытащил из коляски еще два барабана к МГ. К мосту вышло еще парочка солдат, поглазеть на дело своих рук.

— Игнатов, ты, что творишь? — налетел лейтенант на знакомого Гришки, который тоже оказался на месте происшествия.

— Оружие собираю, — ответил солдат, шарящий по карманам убитого.

— А это, что? — успел политрук перехватить часы фашиста, которые Игнатов в виде трофея, пытался отправить к себе в карман.

— Ты, что же мародерством занимаешься?

— Ни как нет! — перепугался боец.

— Знаешь, что за это бывает? — Игнатов предпочел промолчать, сжимая в руке ремень немецкого карабина.

— Смотри мне! — погрозил замполит ему кулаком, и переложил часы в свое галифе. Саюн пристально осмотрел новоиспеченного пулеметчика. Все бы хорошо, но только сапоги у бойца «просили каши».

— Какой размер? — кивнул на его разлезшуюся обувь старшина, а сам мимолетом присматривался к распластавшемуся на дороге фашисту.

— Сорок второй, — как-то виновато признался Чижов. Саюн присел возле трупа и стащил с него сапоги.

— Примерь вот эти, — бросил он сапоги к ногам красноармейца.

— Старшина, вы, что себе позволяете? — возмутился Волков.

— Я тут пресекаю мародерство со стороны красноармейцев, а вы позволяете себе заниматься подобными вещами.

— Это не мародерство, товарищ лейтенант. Посмотрите на сапоги Чижова. Как он сможет в них ходить? У меня других нет. Этому фрицу, они больше не понадобятся, а Чижову подойдут. Кто для нас важнее, пулеметчик Чижов или захватчик Ганс? — задал резонный вопрос Саюн.

— Не правильно у мертвых брать, — смягчил позицию лейтенант.

— Может, и пулемет им оставим? — усмехнулся старшина.

— Оружие, это совсем другое, — не согласился Волков.

— Так, как с сапогами быть? Оставим Гансу или Чижову отдадим? — не отставал от лейтенанта Саюн.

— А, ну вас! — махнул рукой политрук и пошел к комбату.

— Может не стоит? — колебался Гришка, рассматривая чужую обувь.

— Отставить! Ты посмотри, какие сапоги! — показал старшина парню, аккуратно подбитую гвоздями подошву.

— Им сносу нет. Обувай, я тебе сказал, — приказал военный. Чижов сел на землю и стащил свою прохудившуюся обувь. Обмотал портянки и сунул ноги в трофей.

— Ну, как? — ожидал Саюн его впечатлений.

— Не жмут?

— Ни как нет, — довольно доложил Григорий.

— Вот и носи. А ты, чего рот разинул? — переключил внимание старшина на Игнатов.

— Бери патроны. Будешь вторым номером у Чижова. Понятно?

— Что и меня в пулеметчики? — растерялся мужчина.

— Я с пулеметом, не того…, - высказал он свои сомнения относительно такого назначения.

— Вот поэтому и пойдешь вторым номером. Чижов, бери на себя мост. Чтоб по нему никто не проскочил. Давайте, идите, готовить позицию, — отправил парочку Саюн. Тут как раз появился и взводный. Увидев Чижова с трофейным пулеметом, только удивился.

— Ты, что у нас пулеметчик?

— Теперь да. Комбат назначил, — пояснил ситуацию Гриша.

— Понятно, — не стал больше ничего спрашивать Потапов.

— Мне бы с местом определиться, — мялся Григорий. Взводный внимательно осмотрел позицию и указал парням наиболее подходящее место для пулеметного расчета. Гриня, поставил пулемет в указанном месте и взялся за саперную лопатку.

— Ты, Федор, тоже не стой. Нам в землю поглубже врыться необходимо, — дал он наставление своему второму номеру. Лопатки вонзились в грунт, подрывая корни травы. Гимнастерки намокли от пота, и на лбу солдат появилась соленая влага, которая при попадании в глаза, вызывала жжение. Возле них остановился Потапов, который обходил позиции взвода и наблюдал, как ведутся земляные работы. Он присел возле парочки и стал набивать табачком самокрутку. Федор с жадностью смотрел на эти действия сержанта. Ему очень хотелось закурить, а табак весь давно израсходовал. Когда сержант выпустил первое облачко дыма, Игнатов воткнул в землю свою лопатку, и присел на краю вырытого окопчика. Он жадно потянул в себя ноздрями табачный дым и полез в карман за трофейными сигаретами. Замполит успел перехватить у него часики, а вот курево не заметил. Чиркнул спичкой и затянулся сигареткой. Ему хватило пары затяжек, чтобы закашляться. Кислое выражение лица говорило о том, что трофей не пришелся по вкусу. Гришке даже стало жаль товарища. Потапов с усмешкой поинтересовался: «И как подарочек из Германии?»

— Не табак, а опилки, — скомкал и выбросил сигарету в сторону красноармеец.

— Сержант, не жмоться, угости табачком, — попросил он Потапова.

— Сколько тебя знаю, Федя, все время ты был любителем дармовщины. Когда свое иметь-то будешь?

— Хочешь, поменяемся? — протянул Игнатов взводному помятую пачку сигарет.

— Кури свой эрзац сам, — не захотел Потапов такого обмена, но табачка все же отсыпал. Пока Федор занимался изготовлением самокрутки, Григорий позволил себе задать несколько вопросов начальству.

— Вот скажи, Петрович, ты теперь там, в верхах, и тебе многое известно, — начал Гришка.

— Почему так вышло, что столько лет к войне готовились, а она наступила внезапно? Где же это та Красная Армия, о которой показывали фильмы и говорили на всех собраниях? Почему мы вместо того, чтобы воевать на чужой территории, отдаем свою? — задал фундаментальные вопросы Григорий, которые интересовали почти всех бойцов.

— Чего ты меня об этом спрашиваешь? Спроси политрука. Он тебе и расскажет, — ухмыльнулся Потапов.

— Я такой же, как и вы. Если бы не убили лейтенанта Филиппова, то окапывался бы вместе с вами.

— У политрука, напрасно, что-либо спрашивать. Он только лозунгами говорит и врагов ищет. Если не веришь в кричалку, и задаешь неудобные вопросы, то враг! А с врагами, сам знаешь, как сейчас поступают, — заметил Григорий.

— А ты не лезь в политику. Топай себе, куда прикажут, — уходил от острых тем сержант.

— А куда топать-то? Где полк? Для чего нам эта переправа? Должны были обеспечить отход дивизии, а ее то нет! Кто слева, кто справа? Одна неразбериха, — сетовал Чижов.

— Я вот тебе, что Гриша скажу. На твои вопросы не то, что замполит не ответит, на них и комбат ответов не знает. Ты их поменьше задавай, от греха подальше. Сейчас на человека клеймо поставить легко. Шлепнут и разбираться никто не станет. Глупо от своей пули погибать, — посоветовал взводный.

— Если сказали, что через нас дивизия будет отступать, значит так и будет.

— Тоже мне, прояснил, — остался недоволен таким ответом Чижов.

— Ждем дивизию, а приехали немецкие мотоциклисты. Это ведь разведка, тут и дураку понятно. Теперь кого ждать? Основных частей? Чем отбиваться будем? Винтовками и трофейными пулеметами? А если танки? — нагнетал ситуацию Чижов.

— Не паникуй Гриша, посмотрим. Может, не все так плохо, как кажется? — выражал оптимизм Потапов.

— А ты чего молчишь? — зацепил Григорий товарища.

— Я слушаю, — многозначительно ответил мужчина.

— Ну и слушай, — резко произнес пулеметчик.

— Вы тут внимательно за дорогой посматривайте, — сделал наставление взводный.

— Взвод обеспечения ужин готовит, из тех продуктов, что изъяли в сельпо. Получите свою пайку, но не расслабляйтесь, — добавил взводный и пошел к другим бойцам. Насчет ужина, новость хорошая. Они хоть и поели в селе, но при таком обеспечении уж лучше наесться от пуза, чем голодать. Сколько им тут стоять и кто кормить будет, неизвестно. Того гляди и фрицы могут появиться, а там как Бог рассудит. Григорий хоть и был официально атеистом, но в Бога тайно верил. Согласно солдатским байкам, пуля от полного живота лучше отскакивает. Когда по свежевырытым окопам прокатилась команда о приеме пищи, Чижов первым получил пайку каши, а после него побежал в тыл и Игнатов. Григорий выгреб из своего котелка все видимые остатки пищи и облизав ложку, спрятал ее за голенище сапога. Перекус вызвал приятную истому в теле. Захотелось даже немного вздремнуть. Но, нельзя! Еще этот Федор, где-то запропастился. Его полудрему разогнал ординарец комбата, который спрыгнул к нему в окоп.

— Ты чего скачешь, как черт? — возмутился красноармеец.

— Ты Чижов, что ли? — спросил парень.

— Я, — признался Григорий.

— Тебя комбат вызывает.

— Это еще зачем? — почувствовал неладное красноармеец.

— Я, почем знаю? Мое дело сообщить, — ничего вразумительного не сказал ординарец. Гришка вздохнул и, прихватив с собой свою трехлинейку, поплелся следом за бойцом. Командный пункт майора Близнюка находился в стадии строительства. Возле комбата стоял политрук Волков и еще несколько бойцов. Не успел Чижов доложить о своем прибытии, как с его плеча сняли винтовку. Плохое предзнаменование.

— Товарищ майор, красноармеец Чижов сеет панику среди личного состава и ведет подрывную работу, внушая сослуживцам недоверие к действиям Рабоче Крестьянской Красной Армии, и сомневается в правильности принятия решений руководством армии, — озвучил политрук тяжкие обвинения относительно Чижова.

— Я? — растерялся красноармеец.

— Я такого не говорил, — попытался он оправдаться.

— Как не говорил? Вот показания красноармейца Игнатова, что ты вел подрывные беседы и ставил под сомнения правильность действий командира дивизии, сомневался в успехе войны. А еще, товарищ Чижов отпустил сына украинского националиста, который в составе банды, ограбил государственный магазин — заявил лейтенант Волков, протягивая комбату тетрадный листок с доносом Игнатова. Майор взял в руки бумажку.

— Что предлагаешь, политрук? — хотел он знать мнение политработника.

— В мирное время передали бы его в особый отдел, пусть там разбираются.

— Где он сейчас, этот особый отдел? — спросил Близнюк. Волков учел это замечание.

— Учитывая военное положение, предлагаю показательно расстрелять красноармейца Чижова перед строем, как паникера и пособника врага, чтобы на корню пресечь подобные настроения в батальоне, — доложил свои соображения лейтенант. У парня выступила испарина на лбу. Как? За что?

— Товарищ майор, я не пособник врага. Это был просто мальчишка. Как можно стрелять в детей? — взывал Григорий к голосу разума офицеров.

— Такие мальчишки и их родители и стреляют нам в спину. Ты проявил слабость и снисхождение к сыну врага народа, а значит, ты им сочувствуешь, — чеканил слова политрук.

— Эко, ты хватил, лейтенант, — не принял такую точку зрения комбат.

— Оступился боец. С кем не бывает? А ты сразу высшую меру социальной защиты предлагаешь применить.

— Вы предлагаете простить? Пусть и дальше он сомневается в Советской власти? Сегодня один, а завтра десяток. Сначала обсуждают, а потом откажутся идти в бой? — накручивал ситуацию политработник.

— Я не сочувствую врагам и не против Советской власти, — не соглашался Григорий с такой постановкой вопроса.

— Вы у взводного спросите. Не было там ничего подобного.

— И с взводного твоего спросим, — обещал политрук.

— Товарищ майор, это дело политической важности. Надо в зародыше душить паникерство. Расстреляем одного, а остальные задумаются — настаивал на своем Волков.

— Важное дело солдата расстрелять, — продолжал колебаться Близнюк.

— Ваше право принимать решение, но я буду вынужден доложить об этом в политотдел, а это сами знаете, какие могут иметь последствия для вас, — забрал Волков у комбата донос Игнатова. Майор зло посмотрел на молодого лейтенанта.

— Угрожаешь?

— Ни в коем случае. Просто предупреждаю. Я, между прочим, стараюсь и для вас, чтобы в батальоне была дисциплина, и красноармейцы были морально устойчивы, — обозначил Волков направление своей работы. Григорий заметил, как грустно посмотрел в его сторону майор.

Ну, все, конец! — догадался воин. Кому нужен простой боец? Одним больше, одним меньше, зато политрук при деле.

— Товарищ майор, немцы! — прибежал на КП солдатик с плохой новостью. Комбат сразу поменялся в лице. Волков догадался, что если сейчас не додавит командира, то он отложит решение в долгий ящик или вообще забудет о нем.

— Так, что будем делать с Чижовым? — напомнил Волков о проблеме.

— Чижов, ты кажется у меня пулеметчик? — спросил комбат.

— Так точно, — ответил красноармеец, и с этим вопросом у него затеплилась искорка надежды.

— Дуй на позицию. В бою искупишь свою вину, — приказал Близнюк.

— Есть! — обрадовался Гриша.

— Что-то не так лейтенант? — повернулся комбат к политруку.

— Может, нам лучше расстрелять пулеметчика? Немцы за это только спасибо скажут. Как вы думаете? Молчите? Тогда идите и поддерживайте моральный дух бойцов, чтобы они видели вас, и им не лезли в голову дурные мысли, — распорядился комбат.

Чижов успел добраться до своего окопа до того, как батальон открыл огонь по противнику. Игнатов находился на позиции, но не у пулемета, а со своей трехлинейкой.

— Ты? — удивился Федор, появлению первого номера.

Что, сука, не ожидал увидеть? — подумал Чижов, но вслух сказал: «Я, кто же еще?»

Сказать этой мрази в лицо, все, что думаю о нем? Проглотит. Плюнуть? Утрется. И ничего с ним не поделаешь, только остается уповать на суд Божий. Он передернул затвор и начал прицеливаться по пехоте, идущей от леса.

— Не стрелять! Подпустим поближе, — двигался перебежками за их спиной взводный.

— Чижов, ты? — тоже удивился Потапов.

— А мне сказали, что тебя…, - не досказал он.

— К комбату вызывали, — зло выпалил красноармеец.

— Товарищ майор, очень надеется на меня, как на нового пулеметчика. Переживал, справлюсь ли я?

— Может, тебе вторым номером Иванова прислать? — догадался Потапов, что хотел сказать Григорий.

— Не надо. Нас с Федей теперь только смерть разлучит. Мы, как одно целое. Куда, я без него, а он, без меня?

При словах о смерти Игнатов втянул голову в плечи. Это выражение ему не очень понравилось.

— Как знаешь, — не стал настаивать сержант и побежал дальше. В поддержку пехоты на пригорок выползли два бронетранспортера. Противник приблизился к речке и грянул залп со стороны окопов. Немецкие цепи открыли ответный огонь. Пришло время и Грише вступать в бой. Короткая очередь ушла над головой пехоты. Чижову надо было приноровиться к новому пулемету. Только с третьей очереди у него стало получаться ложить пули туда, куда он хотел. Сзади них заработал второй трофейный МГ. На транспортере обнаружили их огневую точку и стали, что есть силы, поливать ее из пулемета. Фонтанчики пыли взвились над бруствером. Они вжались к дну окопа, боясь поднять голову.

— Погодите, сволочи! — ругнулся Чижов, ожидая, когда БТР перенесет огонь на другую мишень. И тут их стало накрывать минометным огнем. Взрывы сотрясали землю, бросая куски чернозема солдатам на головы. Вой мин заставлял учащенно биться сердце, а тело по инерции прижималось к земле.

— За мной! — крикнул Чижов и, схватив пулемет, переместился на левый фланг их обороны. Чтобы улучшить сектор обстрела, пришлось вытолкнуть из окопа тело убитого красноармейца. МГ-34 заработал вновь. Теперь с этой позиции хорошо просматривался борт бронетранспортера и солдаты, которые двигались под его прикрытием. Длинная очередь огненными струями уперлась в скопление пехоты. Удачно прилетело. Пулеметчик на БТР стал разворачивать ствол в его сторону. Очередь прошла совсем рядом. Вторая легла перед ним. Федор спрятал голову, а Гришка не дрогнул и принял вызов немца. Пули его МГ высекли искры из борта транспортера. Надо брать повыше, — решил для себя Чижов. Нажатие гашетки и тип в БТР был отброшен от пулемета. Готов! Но почему молчит его оружие? Он передернул затвор. Щелчок и все. Закончились патроны.

— Федя, барабан! — толкнул Григорий второго номера.

— Нету! Закончились, — пропищал Игнатов. Тут прилетело парочка мин, и они осели на дно окопа.

— Надо патроны!

— Где, я их возьму? — заорал Игнатов, стараясь перекричать шум боя. Гриша высунулся из окопа, чтобы осмотреться по сторонам. С их стороны работал только «максим».

— На второй линии, сзади нас был второй МГ-34 с мотоцикла. Я слышал, как они работали, а сейчас молчат. Наверняка, миной положило расчет. У них остались патроны.

— Что ты предлагаешь? — схватился за каску от очередного взрыва Федор.

— Принеси мне их.

— Я? — испуганно переспросил Игнатов.

— Ты мой второй номер, вот и давай ползи.

— Тебе надо, ты и ползи, — огрызнулся Федя.

— Отказываешься выполнить приказ? — схватил его за грудки Чижов.

— Пошел за патронами, сука! Это тебе не доносы строчить. За невыполнение приказа в расход пойдешь, — орал на него Григорий.

— Я, я, — пустил сопли Федор.

— Давай, Федя! — уже не так грозно попросил Чижов.

— Если они прорвутся через мост, то нам всем конец.

— Я, сейчас, — постарался собраться с духом боец. Он схватил винтовку за цевье и приготовился покинуть укрытие.

— Зачем тебе винтовка? Мешать будет. Оставь, — предложил пулеметчик. Мужчина выскочил из окопа и метнулся вглубь позиций. Гришка перезарядил «мосинку», прицелился и выстрелил. Затем еще.

— Куда? Назад! — послышался сзади истошный крик политрука. Гришка обернулся. Волков с револьвером в одной руке, свободной трепал Игнатов за гимнастерку.

Тот, обезумев от страха, лепетал ему, что он не трус и не бросил позицию, а просто направлялся за патронами. И в это время кто-то истошно заорал: «Танки!» Тут слабонервные бойцы и дрогнули. Из окопов стали выскакивать красноармейцы, кто с оружием, а кто и без него. Работы политруку прибавилось. Он оставил Игнатова и бросился наперерез беглецам. Немецкий Pz.Kpfw.-2 резво несся к переправе. Воодушевленные появлением бронетехники, залегшие под огнем солдаты вермахта ринулись вперед. Советский «максим» захлебывался от стрельбы, но остановить атаку был не в силах. Танк, поливая округу огнем, проскочил мост и встал в двадцати метрах от него, пораженный гранатой. Черный, смрадный дым из горящего машинного отделения, потянулся в небеса. Гришка, пригибаясь, тоже побежал в тыл, моля Бога, чтобы не попасть на политрука, у которого не дрогнет рука пристрелить Григория за дезертирство. Но, он не дезертир. Его интересовал второй МГ. Как он и думал, в расчет угодила мина и убила два номера. Что с пулеметом? Вроде бы цел. А вот уже и немцы на мосту. Комбат поднимает солдат в атаку. Какое-то безумство! Он тоже встал, с пулеметом наперевес. Нажал на спусковой крючок. Отдача у МГ посильнее винтовки. Стрелял по врагу, пока были патроны. Затем взрыв мины и темнота и тишина. Если бы умер, то, наверное, были бы ангелы, а так никого. Пошевелил рукой. Работает. Попытался открыть глаза. Яркий свет сначала испугал. Затем зрение начало фокусироваться и появились облака. Это уже лучше. Если он видит облака, значит, лежит на земле. Сделал усилие и присел. С головы посыпались комья земли. Теперь вернулся и слух. Правда, все звуки до него доносились сквозь какой-то звон. Ничего, это пройдет, — утешал себя Чижов. Бой продолжался. Мост и все подходы к нему были устелены трупами немцев и советских солдат. Танк так и продолжал чадить смрадной копотью. На том берегу без движения стоял бронетранспортер. Григорий посмотрел на пригорок. По нему катилось два танка, и густой цепью шла пехота. Против танков в батальоне средств не было. Разве, что гранаты. Да и те были далеко не у всех. Если по немцам кто-то стрелял, значит, погибли не все. Жив ли сам комбат, непонятно. Гришка встал на ноги. Над головой просвистели пули. При наличии у противника танков, было понятно, что позицию им не удержать. Судя по тому, как в тыл бежали красноармейцы, такое откровение пришло в голову не только Григорию. В этой ситуации оставалось два варианта, смерть или плен. Ни того, ни другого он не хотел, поэтому побежал тоже. Бежать подальше отсюда, чтобы укрыться в ближайшем лесу. Он догнал группу солдат в шинелях, и пристроился следом за ними, в надежде, что беглецы знают, где можно укрыться. Уже очутившись в лесу, темпа движения не меняли, стараясь подальше уйти от реки. Окончательно измотанные, они только к вечеру решили сделать привал. Теперь можно было познакомиться и поближе. Оба парня были из первой роты. Сашку Бородина, коммуниста из Донбасса, Чижов запомнил по митингам, которые часто проходили в части по случаю каких-либо праздников. Бородин частенько выступал с пламенными речами, вечно всех куда-то призывая. Даже здесь он выглядел значительно лучше, чем остальные. Шинель, вещмешок, винтовка, все, как полагалось воину РККА. Если на него смотреть, то это было просто отступление, а не бегство. Второй, метр с кепкой, с лицом полным морщин, будто бы его неизвестно как, потрепала эта жизнь, назвался Пашкой Пикулевым. Сам родом из Брянщины. При разговоре слышался определенный говорок присущий Брянской области. Этот тоже был в шинели, но без оружия. Бородин, как наиболее подготовленный, развел костер, а Григорий с Павлом натаскали побольше сухих веток, чтобы дольше поддерживать огонь. Сидели у костра, вспоминая родных и события минувших дней. Чижов после контузии слышал недостаточно хорошо, поэтому сразу и не понял, почему так встрепенулся Александр. Он вскочил на ноги и поднял винтовку, направляя ее в темноту.

— Кто там? Выходи! — потребовал воин. Чижов непонимающе уставился на Пикулева. Тот пояснил: «Ветка хрустнула. Видать, там кто-то есть».

— Выходи или пальну! — угрожающе потребовал Бородин и передернул затвор.

— Не стреляй, свои! — донеслось из леса. В свет костра вынырнуло сразу три фигуры. За спинами двоих торчали стволы «мосинок». Чижов сразу же узнал троицу.

— Товарищ лейтенант! — опустил ствол Бородин. Вот кого бы Григорию ни хотелось, повстречать в этом лесу, так это политрука Волкова.

— Тебе же говорят, что свои, — осмотрел политработник группу беглецов.

— И ты здесь? — удивился Волков, присутствию в лесу Чижова.

— А где же мне быть? — не очень дружелюбно ответил пулеметчик. У него еще были свежи воспоминания, как политрук собирался пустить его в расход.

— Вы тоже не на передке остались, — уколол его боец.

— Мы организованно отступили под давлением превосходящих сил противника, а ты сбежал, как последний трус.

— Ага, сбежал, — огрызнулся Гриша.

— А, что нет? Где твое личное оружие? — строго спросил начальник.

— Возле моста оставил. Отстрелял все патроны и бросил, а тут миной накрыло, — попытался оправдаться красноармеец.

— Вины Чижова нет, в том, что наш батальон разбили. Он дрался, как герой. Я сам это видел, — присел к огню Потапов.

— Видели мы таких героев, — не унимался политрук.

— А твоя винтовка где? — наскочил лейтенант на Пикулева.

— Я, это…, - замялся парень.

— Что ты будешь говорить, когда к своим выйдем? — командирским голосом требовал ответа политрук.

— Где они свои? — устало, спросил взводный.

— Что значит где? — растерялся сотрудник политотдела.

— Куда вы собрались идти? — задали офицеру вопрос.

— Почему я? А вы что? — хотел знать лейтенант.

— Для меня война не закончилась. Будем искать линию фронта, и там соединимся с нашими, — определил план дальнейших действий офицер.

Красноармейцы смотрели в сторону Потапова. Что скажет он?

— Линия фронта? Прислушайтесь, даже канонады не слышно. Сколько мы уже отступаем? Где наши?

— Ты, что же, как и Чижов, паникерством занимаетесь? — возмутился Волков. Сержант потянул к себе винтовку.

— Может, и меня к расстрелу хочешь приговорить? Хорош! Настрелялись уже! В окружении мы. Сам слышал, как комбат говорил, — не очень испугался Потапов командирского голоса лейтенанта.

— И что теперь? Потапов, ты присягу родине давал, — напомнил ему политрук.

— Давал. А еще мне говорили, что если завтра война, то мы будем воевать на территории врага и что Красная Армия самая сильная. Мне много чего говорили и обещали. И где все это? — злился сержант.

— Просмотрел комбат, твою политическую близорукость, когда взводным назначал, — посетовал Волков. Чижов даже порадовался за Петровича, так и надо этому политруку! Потапова в расход пустить кишка тонка.

— Сейчас товарищи бойцы отдохнем, а завтра будем пробиваться к своим, — распланировал все Волков.

— У меня своя дорога, — сразу же заявил взводный и положил руку на затвор винтовки, тем самым делая свои слова более значимыми и показывая лейтенанту, что не даст тому возможности решать за него. Сила на силу. Петрович мужик с твердым характером и если, что, то и пальнуть может. Страха перед политруком у него не было. У Волкова желваки заходили на скулах. В «нагане» всего пару патронов и тратить их на своих глупо. Потапов ему не нужен, так, как начнет ставить под сомнения правильность его действий. Два командира, это перебор. Пришлось проглотить обиду.

— Бородин, заступишь часовым. Сменит тебя Чижов, — отдал распоряжение лейтенант.

— Есть! — бодренько ответил коммунист с Донбасса.

— Угу, — не так радостно протянул Григорий.

Даже летом спать на голой земле удовольствие не из приятных. Свою шинель он оставил в окопе. Кто тогда в пылу боя думал, что придется драпать и шинель не будет лишней. Бородин самый предусмотрительный оказался. У него и шинелька и винтовка с патронами, вещмешок с солдатским имуществом. Он вроде, как сразу знал, чем это все закончится. Гришка подвинулся поближе к костру и немного покрутившись, уснул. Проснулся не то от холода или от того, что его тормошили за плечо.

— Вставай, теперь твоя очередь, — сказал Бородин, и стал укладываться возле едва тлеющих угольков костра.

— Винтовку — то дай! — попросил Чижов.

— Свою иметь надо. Я ее не бросал, когда драпал, — жестко ответил мужчина.

— Голос подашь, если что.

— Ну и черт с тобой! — зло сплюнул пулеметчик. Он отошел от костра, пытаясь прогнать остатки сна. Где-то в ветках деревьев ухнула ночная птица и хрустнула в чаще сломанная ветка. Григорий напряг слух. Вроде-бы ничего подозрительного. Обошел их убежище по кругу и устав от бессмысленного брожения, сел возле остатков костра, протянув к золе ноги в трофейных сапогах. Клюнул носом раз, второй и задремал. Проснулся от того, что почувствовал какое-то движение. Глаза сразу же открылись, а тело, словно током ударило. Неужели немцы?

Ошибся. Это был сержант Потапов. Небо уже посветлело, но солнце еще не встало. Его боевые товарищи, посапывая, мирно спали.

— Ты чего, Петрович? — стараясь говорить потише, спросил Чижов у взводного, который встал и явно куда-то собирался идти.

— Ухожу я, — так же негромко ответил сержант.

— Мне с лейтенантом не по пути. Для меня война закончилась.

— Во как? — удивился Гриша, такому ответу.

— И куда ты? — хотел он узнать дальнейший план действий своего командира.

— Домой пойду, — не скрывал своих намерений Петрович.

— А где он сейчас этот дом?

— Я найду, — уверенно ответил сержант.

— А если там немцы?

— Какая разница, что немцы, что наши? Это мой дом. Проживу как-нибудь.

И тут Чижов крепко задумался. Потапов не переживает за присягу, но думает о доме. Воевать он больше не собирается. Выходит дезертир? Правильно ли это? Наверное, нет. Надо сражаться за свою Родину. А с другой стороны, с кем сражаться? Красная Армия разбита и отступает. Вон, сколько техники сожженной по дорогам стоит. Где она эта Красная Армия? Потапову хорошо. Он сам с Украины, а как ему быть? Сколько до дома топать? И кто его туда отпустит? Попадет, если не к фрицам, то к НКВД. Но и здесь оставаться нельзя. Тут он чужой. Его рано или поздно найдут. Остаться в отряде Волкова? Этот гад, если сам не шлепнет, то уж точно столько про него наговорит компетентным органам, что те сделают эту работу и без политрука. Позицию бросил, оружия нет, плюс лейтенант обвинил в паникерстве и пособничеству врагам народа. Точно, с Волковым быстрее шлепнут.

— Петрович, а меня с собой возьмешь? — робко спросил Чижов.

— А как же политрук?

— Сам знаешь, что он меня давно к расстрелу приговорил. Если сам меня не пристрелит, то сдаст особистам. С ним мне не по пути. А вместе и линию фронта перейти легче, — предлагал Гришка свою кандидатуру в компанию к Потапову.

— Нет, Гриша. У нас с тобой разные дорожки. Еще неизвестно, где эта линия фронта, а я считай местный.

Такой ответ Григорию не очень понравился. Может, сержант к немцам переметнуться собрался? Они и листовочки с пропусками на них сбрасывали. Выходит, Петрович припас одну такую, и не сдал ее политруку? Теперь с ней можно и к немцам идти. Остальные-то Волков все сжег. Нет, к немцам он не ходок. Это не для него.

— Мой тебе совет, бросай ты Волкова. Влипнете вы с ним в передрягу, — высказал свое мнение взводный и, запахнув шинель, забросил винтовку через плечо, собираясь по-тихому оставить их лагерь. Потапов ушел, а из бойцов никто и усом не повел, продолжая дрыхнуть. Гриня, призадумался. Если он сейчас не уйдет следом за Петровичем, то уже никогда не сможет уйти, и его жизнь будет зависеть от капризов политрука. Чижов тоже решил покинуть своих товарищей. Имущества у него, ни какого и это плохо. Думал винтовочку чужую прихватить, но не получилось. Спящие красноармейцы, так прижали к себе оружие, будто-бы это были не трехлинейки, а их собственные жены. Бородин, как профессиональный мешочник, положил себе под голову вещмешок, и умыкнуть поклажу у образцового воина, не разбудив его, не получилось бы. Пришлось уходить налегке. Григорий нырнул в чащу следом за взводным, но за ним не пошел, а взял правее. Брести по незнакомому лесу, боясь наткнуться на немцев или парней из своего батальона дело нелегкое. Прошли уже сутки со времени последнего приема пищи. Он несколько раз находил лесные ягоды, но утолить ими голод было невозможно, разве что на время притупить. Выйдя на лесную просеку, решил двигаться вдоль нее. Рано или поздно она должна привести к людям. Так и получилось. Лес закончился, и Чижов увидел деревянные постройки какого-то отдельно стоящего хутора. В хозяйственном дворе пел петух, и мычала корова. Чувство голода оказалось сильнее, чем страх быть пойманным. Короткими перебежками от одной копны сена, к следующей, мужчина преодолел мертвое пространство отделяющее хутор от леса. Прошелся возле задней стенки сарая и через калитку оказался во дворе. Постучал в дверь.

— Ты кто такой? — раздалось сзади. Чижов быстро повернулся. Позади него стояла женщина в национальной украинской одежде с ведром молока в руках.

— Хозяйка, пожрать чего-нибудь не найдется?

Она внимательно осмотрела бойца.

— Сам? — последовал очередной вопрос.

— Один я. Немцев у вас нет?

— Не было, но в хату не пущу, — сразу же предупредила женщина.

— Мам! — стоял на пороге дома подросток в длинной домотканой рубахе. Его черты лица показались Чижову знакомыми.

— Иди в дом Микола, — прикрикнула на него хозяйка.

Подождешь в ближнем стожку, — кивнула украинка на лужок за сараями.

— Есть приготовлю, и сын принесет.

Красноармеец понятливо кивнул головой и нырнул в калитку. Стог приятно пах разнотравьем. Григорий поглубже забурился в скошенную траву. После сна на земле, здесь он чувствовал себя как на перине. Усталость дня дала о себе знать, и Гришка на какое-то мгновение сомкнул глаза. Проснулся от громких криков на непонятном языке. Раздвинув траву в районе лица, увидел солдат в серой форме, в металлических касках на головах, которые окружили его стог. Немецкий офицер смотрел прямо в то место, где находился красноармеец. За спиной офицера торчала мальчишечья голова. Теперь он узнал пацана. Это был мальчишка из Вишневого. Он тогда пожалел его, и вот во что вылилась его жалость. Солдаты вскинули карабины.

— Не стреляйте! Я сдаюсь! — выполз он из стога сена, подняв руки вверх. Григория обыскали и, толкая в спину, погнали в сторону хутора. Здесь за домом стоял грузовик. Как он его раньше не увидел? Получалось, что немцы уже были здесь и хозяйка просто его обманула. Его бросили на пол машины, и в ее кузов запрыгнули солдаты вермахта. Все, что мог видеть через задний борт Чижов, так это ветки деревьев в лесной просеке. Автомобиль остановился в каком-то селе, через которое по пыльной дороге тянулась колонна военнопленных. Его тоже толкнули в сторону этой человеческой реки. При виде новенького на угрюмых лицах солдат ничего не изменилось. Таких парней как Гришка, было множество. Они словно ручейки вливались в этот человеческий поток.

Вот и плен! — подумал Чижов, приноравливаясь к темпу движения колонны.