Заблудшие

Глава 3

Второй день хмурое небо бороздили свинцовые облака, извергая на землю крупные капли дождя, которые барабаня по металлическим листам крыши, сбегали вниз, тонкими струями. Григорий потушил фитилек в керосиновой лампе и собирался ложиться спать, когда очередная вспышка молнии осветила на короткий миг внутренний двор хозяйства. Этого момента Чижову хватило, чтобы увидеть непонятную фигуру человека в дождевике, склонившуюся к окну дома Стефани. Грабитель? — мелькнула в голове нехорошая мысль. Григорий быстро натянул штаны и, накинув плащ, шагнул к дверям флигеля. Топор, в такое непростое время все время находился у двери. Шарик нехотя тявкнул, не выходя из будки, и посчитав свою миссию выполненной, продолжал спать, под убаюкивающий шум дождя. Чижов, стараясь поменьше шуметь, открыл дверь, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. Когда он более-менее стал различать подозрительную фигуру, то шагнул на размокшую от воды почву. Он подобрался сзади и схватил незнакомца за плечо, держа в свободной руке топор. В этот момент снова сверкнула молния. Гришка увидел удивленное лицо ночного гостя и ствол револьвера направленный ему в живот. От выстрела его спас скрип открываемой двери. Зачем Стефани вышла наружу, непонятно. Может, тоже, что-то заметила? Риск все равно был неоправданный. Полька стояла в ночной рубахе, в платке на голове и сапогах на босую ногу. В руке она держала керосиновую лампу. Чужак что-то скомандовал, причем на польском языке. Польского Чижов не понимал, но в этой ситуации не трудно было догадаться, что переживания ночного гостя относились к топору в руках Чижова. Гриша разжал пальцы, и оружие плюхнулось у его ног. Теперь они поменялись ролями. Поляк встал ему за спину и, уперев ствол пистолета ему в бок, толкнул в сторону света.

— Марек? — узнала гостя хозяйка. Он толкнул Гришу в дом и обнял женщину. Они заговорили по-польски.

— Кто это такой? — поинтересовался визитер.

— Гриша, мой работник, — призналась сестра.

— Гриша? — показалось странным такое имя для гостя.

— Он русский?

— Да. Из военнопленных. Я выкупила его в лагере в Сарнах, — пояснила Стефания.

— Зачем?

— В хозяйстве не хватает мужских рук. Мне тяжело одной. Ян пропал где-то под Варшавой, ты тоже исчез. Кто бы мне помог? Местные не сильно горят желанием, и я их нанимать сама не хочу.

— Но, почему русский? Почему не поляк? — не понимал такого выбора Марек.

— Чем он хуже? Взяла первого попавшегося.

Здесь Стефания конечно лукавила.

— И что мне теперь с ним делать? — направил он револьвер в сторону Чижова.

— Он ведь и сдать может.

— Тебя ищут? — догадалась сестра.

— Как ты думаешь? Сама знаешь, в какой партии я состоял. Может его в расход, чтобы не сболтнул? Вытащим тело в лес, погода позволяет, — предложил брат.

— Ты, что с ума сошел? — возмутилась она.

— Можешь спрятать свой пистолет. Никому он ничего не скажет. Я сама с ним поговорю.

Пока шел этот диалог на иностранном языке Чижов внимательно наблюдал за мужчиной. От него явно исходила угроза для его жизни, и Гришка чувствовал это всем своим нутром.

— А ты сестричка часом с ним не того…? — с каким-то подозрением спросил Марек.

— Ты за этим сюда пришел? Чтобы меня в чем-то обвинять? На Яна похоронка пришла два года тому назад.

— И что ты этим хочешь сказать? Что можешь связаться с каким-то москалем? — чуть ли не обвинял ее Марек в измене. Стефанию такое поведение братца сильно возмутило. Нет, чтобы порадоваться их встрече, он начал читать ей мораль, с кем ей можно быть, а с кем нельзя.

— Москаль, украинец, какая разница? Он хороший человек и помогает мне. Если я пожелаю с кем-то связать свою судьбу, то спрашивать ни у кого не буду, — твердо заявила Стефания. Гость понял, что перегнул палку.

— Ладно, сестренка, это твои дела, — миролюбиво продолжил он.

— Проходите в дом, — перешла она на украинский язык. Марек спрятал пистолет и снял дождевик. Чижов, опасливо посматривая на ночного гостя, стащил с себя грязные сапоги и прошел в комнату. Накинув поверх ночной рубахи кофту, хозяйка принялась собирать на стол. Такой перемены в отношении Чижов не ожидал. То ему угрожали пистолетом, а теперь усаживают за стол.

— Это мой брат, Марек, — представила она гостя.

— Он, что будет ужинать вместе с нами? — все так же на польском языке, поинтересовался родственник.

— Прикажешь выставить его за дверь? Мне надо все ему объяснить, чтобы у парня не возникало лишних вопросов.

— Ты ему еще расскажи, кто я такой, — возмутился Марек.

— Хватит уже! Он не дурак и понимает, что нормальные гости ночью не приходят. Какая ему разница кем ты был? Он сам бывший красноармеец.

— Тем более. Красные наши враги. Это они напали на нашу Родину, — патриотично заявил Марек. Стефания только вздохнула.

— Красные, немцы, украинцы, кто теперь нам не враг? Кому ты можешь доверять? — задала она риторический вопрос. Поляк задумался.

— Наверное, никому. Только своим близким.

Стефания перешла на украинский.

— Грише доверять можно, он свой.

Такие слова для Григория оказались неожиданностью. Когда он успел перейти в разряд своих? Этот Марек, явно белополяк и ему с ним не по пути, хотя в нынешней ситуации они оказались в одной лодке. То, что Стеша настолько ему доверяет, несомненно, приятно. Он даже каким-то шестым чувством ощущал, что она спасла его от чего-то очень плохого, что могло с ним произойти. В глазах поляка, он не видел ни какой жалости или сочувствия. Такие люди убьют и глазом не моргнут.

— Давайте выпьем, — не пожалела Стефания для ночных гостей бутылки самогона. Спиртосодержащая жидкость слегка смягчила обстановку. Чтобы Чижов не чувствовал себя лишним за этим столом она больше не переходила на польский язык.

— Где ты? Как ты? Почему столько не было ни каких вестей? Родители думали, что потеряли тебя, — начала расспросы хозяйка.

— В сентябре 1939 года записался добровольцем в полк «Сарны» и сражался с красными в Сарненском укрепрайоне. Затем с остатками полка бежал в Венгрию. За границей себя не нашел и все время мечтал вернуться домой. Узнал о правительстве Польши в изгнании и создании Армии Крайовой, и принял решение возвращаться, чтобы продолжить борьбу за свободу Польши, — четко произнес мужчина, при этом пристально наблюдая за реакцией наемного работника. Гришка похвастать такой биографией не мог. У него все было гораздо проще. Несколько боев и плен. Ни каких тебе правительств в изгнании и подпольной борьбы. Для него, считай, война ограничилась стенами хлева.

— Мы все очень переживали за тебя, — призналась Стефания.

— Я тоже всегда помнил о вас.

— И что теперь Марек? Здесь находиться очень опасно. Украинцы собрались создавать свое государство, и они очень злы на нас. Украинские милиционеры арестовали много известных польских деятелей. Они придут и за тобой, — переживала сестра.

— Их люди во всех властных структурах.

— Ничего у них не получится. Я знаю, что они хотели создать свое правительство во Львове. Немцы этого не допустят. Их лидеры Стецько и Бандера арестованы, — уверенно ответил гость.

— Лидеры может и арестованы, но зато на местах руководят проукраински настроенные чиновники. Начальник милиции Тарас Боровец. Это он Сарны захватил до прихода немцев. Теперь они решают здесь все. Тебе в городе появляться опасно. Могут опознать, — не совсем была согласна Стефания с высказыванием брата.

— У тебя хоть документы есть?

— Имеются, — утвердительно кивнул головой Марек.

— Я побуду несколько дней у тебя, а потом определюсь. До меня дошли вести что, где-то в лесах обосновалась ячейка армии Краевой, ты ничего об этом не слышала? — спросил брат. Женщина только развела руками.

— А ты, Гриша так и собираешься отсиживаться? — с каким-то вызовом поинтересовался Марек.

— Перестань! — потребовала Стефания.

— Он свое отвоевал. Кто мне помогать станет?

— Хорошо ты устроился у женской юбки, — усмехнулся поляк. Григорий понял, что ночной гость провоцирует его на какие-нибудь высказывания.

— Я еще не определился, — расплывчато ответил Чижов. За Польшу он явно умирать не собирался, а что сейчас происходит на театре военных действий, знал весьма расплывчато. Да и что он мог предпринять? Стеша подошла к работнику со спины и положила руки на его плечи.

— Не слушай его, Гриша. Марек всегда был увлечен политикой и не работал на земле. А кто сеять и убирать урожай станет? Все хотят, есть, но не многие желают работать на земле. Нам и здесь, есть чем заняться, вместо того, чтобы шастать по лесам.

Не будь у них гостя он бы прижался щекой к этим теплым рукам и согласился со словами Стеши, но свои чувства постороннему показывать не стал.

— Если вы не выгоните, то я, пожалуй, останусь при хозяйстве, — пусть не сильно героически, но зато без всякого пафоса произнес Чижов.

— Никто тебя не гонит, конечно, оставайся, — согласилась хозяйка.

— Скажи сестренка, а Маричка, так и живет в своем доме? — вспомнил поляк о своей первой любви.

— Не вышла еще замуж?

— Не вышла, — подтвердила Стефания.

— Только я тебе не советую ходить к ней. В селе разные люди живут. Если заметят, то и донести могут, — предупредила она. Брат ничего по этому поводу не ответил. Они еще побеседовали, вернее, говорил Марек со Стефанией, а он сидел, как посторонний слушатель. Когда гость собрался спать, Гриша отправился к себе. Стеша проводила его до дверей и даже не стала ему напоминать, чтобы он хранил молчание о появлении в доме Марека. Это было само собой разумеющимся. Ее слова вселяли мужчине надежду, что он не просто какой-то холоп в наймах, а человек с правом голоса, с которым считалась хозяйка.

Как только дверь за работником захлопнулась, ночной гость позволил себе сделать замечание сестре: «Я вижу, что ты прикипела душой к этому москалю. Он человек не нашего круга. Я понимаю, что тебе без мужской руки очень сложно, но нельзя было найти какого-нибудь поляка? Яна не вернуть и жизнь на этом не заканчивается. Посмотри сколько вокруг тебя достойных парней. Ты и сама у меня очень видная. Пусть хоть даже был украинец, лишь бы не москаль».

Когда Марек сказал за украинца, то в памяти женщины всплыл образ Степана. Вот кого бы она ни хотела видеть рядом, так это его.

— Сама разберусь, — коротко произнесла Стеша, при этом, не отвергая вариант с Григорием.

Появление Марека даже сгладило острые углы в отношениях Стефании и Гриши. Полька больше не сердилась на Чижова за непроизвольный всплеск эмоций. Что было, то было. Гришка помогал Митяю чинить телегу во дворе пана Казимира, когда увидел, как по дороге в село катит две телеги с вооруженными людьми. Двор семейства Новак размещался на пригорке и с него были хорошо видны подъездные пути к населенному пункту. Бывший красноармеец прервал работу, сопровождая взглядом повозки. По наличию желто-голубых повязок на рукавах можно было без труда идентифицировать людей, так спешащих в село. Это были милиционеры.

— Митяй, ты давай тут сам, а мне надо отлучиться, — экстренно засобирался работник. Быстрым шагом он вернулся в свой двор и сразу же постучал в двери к Стефании.

— Чего тебе? — вышла на порог хозяйка, вытирая о фартук запачканные в муку руки.

— Две повозки с вооруженными парнями в село заскочили. Не к добру это. Лучше твоему братцу в лесу переждать, — сообщил новость Григорий. Стеша поменялась в лице. Теперь у нее был встревоженный вид. Она метнулась обратно и единственное, что услышал мужчина, так это ее обращение к брату: «Марек, собирайся, в селе милиция!»

Чижов переместился к забору, чтобы держать под контролем улицу. Телега с представителями власти появилась одновременно с Мареком, который выскочил на порог с вещевым мешком за спиной.

— Едут, — поспешил Чижов сообщить поляку.

— Может все-таки со мной? — успел предложить бывший партийный функционер, направляясь к сараям, через которые по огороду, он собирался убежать на опушку леса.

— Нет. Я останусь с пани Стефанией, — отказался от предложения Гришка. Уговаривать его никто не стал.

— Береги ее, — на прощание попросил мужчина, и скрылся за хозяйственными постройками. Работнику пришлось вернуться во флигель, чтобы не вызывать у представителей власти лишних вопросов. Телега остановилась напротив их дома, и вооруженные мужики вломились к ним через ворота.

— Василь, Мишка, проверьте сараи. Евген, за мной, — командовал их знакомый по рынку в Сарнах. Милиционеры рассыпались по двору. Чижов вышел из своего флигеля и сразу же был прижат к стене.

— Ты кто такой? — спросил вооруженный мужик, шаря у него по карманам. Его напарник держал Чижова под прицелом.

— Я работник пани Стефани и здесь живу, — сообщил мужчина, подняв вверх руки. Ничего подозрительного не обнаружив, украинец заскочил во флигель. В доме послышались недовольные возгласы, и из него вышел Степан с подручным и сама хозяйка.

— Ну, что? — потребовал отчета Степа.

— Мы тут задержали одного подозрительного типа, — доложил боец, который держал на прицеле Чижова. По кислой мине на лице Степана, можно было догадаться, что он ожидал не этого результата.

— В сараях никого, — сообщила и вторая группа.

— Где он? — повернулся Степа к хозяйке.

— А кого хоть ищете? — сделала невинное личико Стефания.

— Братца твоего. Где ты его прячешь?

— Сгинул он еще в 1939 году. С тех пор и не видела, — играла роль Новак.

— А мне сообщили, что объявился здесь твой братец. Советую не врать.

— Так и не вру, я Степа, — не сдавалась Стеша.

— Не врешь? — прищурил глазки бывший ухажер.

— А мы сейчас твоего работничка спросим.

Знакомый Стефании подошел поближе к Чижову.

— Что скажешь москалик? Был здесь братец твоей хозяйки?

— Не было здесь никого. Один я во флигеле живу, — отрицал все Григорий. Главный среди милиционеров заехал ему кулаком в лицо.

— Хватит врать! Ты видел Марека? Он у сестренки прятался?

Гришка вытер кровавую юшку с лица.

— Не было здесь ни какого Марека.

— В игры решил поиграть? — зло выпалил Степа и тут на бывшего красноармейца посыпался град ударов. К старшему группы подключились еще двое. Чижова повалили на землю и принялись обрабатывать ногами.

— Говори гад, все, что знаешь!

— Что вы делаете? — возмущенно закричала женщина.

— Правды добиваемся, — зло ответил ее знакомый. Он схватил ее за голову и жестко поцеловал в губы.

— Ты подумала о моем предложении? Времени было предостаточно.

Стефания сплюнула ему под ноги.

— Отстань от меня!

— Вот ты, как запела? — разъярился знакомый.

— Твоего москаля пустим в расход, а тебя заберу в уезд на допрос. Ох и повеселимся же мы там. Мои парни любят допрашивать, особенно непокорных панночек, — угрожал старший группы.

— Не захотела по-хорошему, будет по-плохому.

— Степа, я следы на огороде нашел, — появился от хозяйственного двора мужик, которого называли Василем.

— Что за следы? — не понял Бородай.

— Сапоги. Отпечатки свежие. Прямехонько в лес ведут.

— Я же говорил! — приобрело его лицо довольный вид.

— Давайте все в лес и достаньте мне этого поляка, а я тут лично проведу допрос пани, — распорядился Степан.

— А с этим, что делать? — кивнул Михаил на распластанное тело Чижова.

— Потом заберем, куда он денется? — пренебрежительно махнул рукой главарь. Подчиненные побежали в сторону огорода. Степан схватил за руку Стефанию и потащил ее к дому.

— Отпусти! — верещала Стеша, упираясь как могла. Но силы были не равные, и ей деваться было не куда, кроме, как подчиниться. Как только во дворе опустело, над забором появилась голова соседки. Ворота открыты, запряженная в телегу лошадка привязана к забору и никого. Она осторожно проскользнула внутрь. Неожиданно в доме закричала польская хозяйка. Наташка испуганно остановилась. От крика Стефании очнулся Чижов.

— Стеша! — промычал Гришка, пытаясь подняться на ноги. Наталья, озираясь по сторонам, подбежала к Чижову.

— Григорий Васильевич, что с вами? — подхватила его женщина за бок.

— Стеша! — хотел он прийти на помощь хозяйке, но Наталья слушать его не стала и потащила со двора. Пока перепуганные односельчане сидели по домам, Наталья тащила побитого мужика к себе на подворье.

— Ты, что это надумала? — испугалась ее мать.

— А если хлопцы его хватятся? Ты о ребенке подумала? — возмущалась старая женщина, помогая дочери тащить бывшего красноармейца.

— В дом и не вздумай. Найдут. Давай в стог сена, — предложила Наташкина мать. Они положили Чижова и замаскировали тело сухим сеном.

— Чего это они на Стешку налетели? — недоумевала Наталка.

— Брата ее ищут, — проявила осведомленность мамаша.

— Марека, что ли? Так его, сколько лет уже нет, — удивилась дочка.

— Здесь он. У Стефании прятался, — уверенно заявила мать. Дочь остановилась и внимательно посмотрела женщине в глаза.

— Уж не ты ли о нем донесла? — осенило Наталью.

— А чего их жалеть? Они в свое время нас не жалели, — огрызнулась мамаша.

— Стешка нам ничего плохого не сделала. Зачем ты так? Вон и Григорий Васильевич ни за что, пострадал.

— Что ты за него вцепилась? Нужен он тебе? — нервничала старая женщина.

— Лучше о Ваньке подумай.

— Вот о нем я как раз и думаю, а вы о ком думаете? — возмутилась молодуха.

— Старые счеты решили свести? А если в селе узнают, каково нам будет? — предостерегла Наталья мать, от возможных последствий.

— Не узнают. Да и защита у меня имеется. Думаешь, на старосту управы не найдется?

— Маменька, о чем вы? Какая защита? Вы, что жаловаться на него собрались? Кто вас в волости слушать станет?

— А мне волость и не нужна. Есть люди, что и без волости услышат и помогут наказать обидчиков, — уверенно заявила женщина.

— Мамо, что вы задумали? С огнем играете!

— Не переживай, я знаю, что делаю, — заверила ее украинка.

Степка довольный вышел на крыльцо, застегивая ширинку. В глубине хаты всхлипывала его некогда первая любовь. Он получил то, чего так хотел. Дело было даже не в сексуальном удовлетворении, а скорее в моральном. Стефания отвергла его, предпочитая Степану польского парня из зажиточной семьи, тем самым указывая Степану на его место в сложившемся годами обществе, в котором первую скрипку играли поляки, а остальные лишь прислуживали им. Он любил Стефанию, а она унизила его своим отказом. Теперь он, Степан Бородай имеет власть и может сам распоряжаться судьбами людей. Нужна ли ему теперь эта Новак, которая продолжает воротить нос от парня? Наверное, нет. У него хватает девок, которые с радостью пойдут с ним под венец. Это была его своеобразная месть за обиду. В голове мужчины прокручивались еще более жесткие методы отмщения, но ход его мыслей был нарушен отсутствием возле флигеля, бывшего красноармейца. Расправу над ним он приготовил, так сказать на десерт, а вот теперь планы могли не состояться.

— Где же ты? Куда подевался? — забегал милиционер по хозяйственным постройкам, с целью обнаружить там работника. Однако, в сараях того нигде не было.

— Что за черт? Куда он мог деться?

Пришлось поиски перенести на улицу. К месту жительства Новак, начинали подтягиваться наиболее смелые односельчане, и их появление злило старшего группы. А тут из леса вернулись и товарищи с плохой новостью. Марека найти они не смогли. Ушел в лес. Бородай выплеснул свою злость на подчиненных за исчезновение москаля, хотя, по сути, в этом он был виноват только сам.

— Ищите эту краснопузую собаку. Он далеко уйти не мог! — кричал на товарищей Степан. Парни метнулись к соседним домам, справедливо полагая, что именно там и притаился беглец. Сразу же поднялся шум и гам, привлекший еще больше внимания. Бородай сам ходил от хаты к хате, давая указания своим людям. Так он подошел и к жилищу Оксаны Богдановны. Женщина с «каменным лицом» стояла у ворот, а за ней, нянча малолетнего сына на руках, ходила взад-вперед ее дочь Наталья.

— Кого ищешь? — без малейшего страха в голосе спросила пожилая женщина.

— Москаль тут у нас сбежал, — указал он рукой по направлению на дом Новак.

— Нет его у нас, — отрезала Оксана Богдановна. Бородай хотел приказать своим парням обыскать ее двор, но еще раз взглянув на лицо женщины, передумал.

— Нет, так нет, — повернул милиционер обратно. Его подчиненные докладывали о безрезультатности своих поисков. Толпа зевак стала увеличиваться. Подъехала и их вторая телега. Скорее всего, у второй группы вооруженных парней дела шли более успешно, так как на телеге сидели три человека из числа гражданского населения. Тут уже и староста подошел.

— Что здесь происходит? — задал вопрос представитель власти в населенном пункте. Такой требовательный тон не понравился Бородаю.

— Отрабатываем сигнал о том, что в селе прячутся польские партийные функционеры, — нехотя сообщил он цель своего визита.

— То есть? — состроил удивленное лицо худосочный очкарик.

— Например, Марек Ковач, член партии Лагерь Национального Объединения. Ничего не говорит?

— Марек? — переспросил староста.

— Кто вам такое сказал? Марек давно погиб. Если бы вы ко мне заехали, то я бы вам все рассказал, и не надо было бы пугать жителей.

Степан презрительно посмотрел на поляка. Наверняка, этот очкарик притворяется, что ничего не знает. Он видит, что они никого не поймали, и сейчас играет на этом.

— Значит, погиб говоришь? А у нас другие сведения. Видели его в селе у его сестры. А еще он к любовнице своей захаживал.

Бородай вопросительно кивнул в сторону своего помощника из второй группы, но тот только пожал плечами, мол, ни какой информации не имею.

— Видать ошибся ваш информатор, — нагло улыбнулся староста.

— Вижу, никого поймать не удалось.

— Если не удалось, то это не значит, что Марека здесь не было, — не соглашался с таким суждением Бородай.

— А Багерманы здесь при чем? — кивнул поляк на семейство, сидящее в повозке.

— Я что-то не пойму, какой ты власти служишь? — не сдержался Степан.

— Багерманы, это евреи, а они враги Третьего Рейха. Или ты поддерживаешь врагов Германии? — задал Бородай провокационный вопрос.

— Почему сам на них не донес? Хорошо ты тут устроился. Пригрел под своим крылышком польских националистов, евреев и москалей. Если так и дальше пойдет, то завтра мы за тобой приедем, — пригрозил старосте украинский милиционер. Поляку крыть было не чем. Мужчина в очках потупил взгляд. Довольный полученным моральным превосходством Бородай приказал подчиненным возвращаться в районный центр. Повозки двинулись по улице, сопровождаемые недобрыми взглядами местных жителей. Как только они скрылись из вида Наталья, оставив малого ребенка в доме, побежала к копне с сеном. Чижов за это время немного оклемался.

— Григорий Васильевич, выходите! — произнесла девушка, помогая мужчине выбраться из копны.

— Где они? — переживал Гришка насчет незваных гостей.

— Уехали уже, — порадовала она Гришу приятной новостью.

— Идемте в дом, кровь с лица оттереть надо.

Наташка потащила Гришку к себе домой. Оксана Богдановна, хоть и не рада была такому гостью, но сама принесла миску с водой и Наталья начала аккуратно смывать с лица мужчины кровавые подтеки. На предложение молодой хозяйки остаться, до момента наступления полной безопасности, он ответил отказом. Чижов рвался домой, чтобы узнать, что случилось со Стефанией. Пошатываясь и держась рукой за побитые ребра, он побрел к дому Новак. Не без усилий закрыл ворота и, толкнув входную дверь, перешагнул порог. Хозяйка сидела за столом, оперев голову на руки, опустив взгляд на скатерть. Услышав шум, подняла голову. В глазах боль и пустота. Какое — то мгновение она рассматривала мужчину, словно не узнала его с первого раза. Затем наступило прояснение, и Стефания сорвалась с места в его сторону.

— Гриша, живой!

Гришке было больно и в тоже время приятно прижимать к себе желанную женщину.

— Что они с тобой сделали? — всхлипнула она. Чижов погладил ее по волосам.

— Это чепуха, заживет. Как ты? — заботливо спросил мужчина. Стефани стала всхлипывать еще сильнее.

— Как я теперь с этим жить буду? — уткнувшись ему в плечо, прошептала хозяйка.

— Кому я такая нужна?

— Мне, ты нужна, — так же тихо ответил он. Женщина отстранилась от бывшего красноармейца, чтобы посмотреть в его единственный не заплывший от опухоли глаз. Что она в нем увидела, было непонятно, только Стеша вновь уткнулась головой в его плечо и затихла.

С таким лицом появляться на люди Чижов воздерживался, но страх о возможном аресте остался. Появление украинских милиционеров ничего хорошего для него не сулило. Слышал он, как относились проукраинские власти к полякам активистам, евреям и русским. Попадать под каток репрессий Чижов не хотел, поэтому всегда прислушивался к лаю собаки, готовый в любую минуту сбежать в лес. А тут еще староста заходил к ним, и предупредил Стешу насчет ее русского работника. В уезде стали происходить не совсем хорошие вещи, и никто ни кому не мог гарантировать личной безопасности. В этот раз Шарик тявкнул пару раз, давая понять хозяевам, что во дворе появился кто-то чужой. Гриша с некоторой тревогой выглянул из хлева. У них действительно были гости. Девушка в украинском национальном убранстве шла от калитки вглубь домохозяйства, с опаской посматривая на Шарика. Пес скорее просто выполнял свою работу, чем хотел потрепать незваную гостью.

— Хозяйка, дома? — звонким голосом поинтересовалась девушка, завидев Чижова.

— Сейчас позову, — ответил Гриша и шагнул на ступеньки порога. А тут и Стеша выскочила, услышав голоса людей.

— Маричка, ты ли это? А почему в такой одежде? В город собралась что ли? — приветливо заговорила с ней Новак.

— В город, только не наш. Вот зашла попрощаться.

— Так проходи в дом, — пригласила ее в гости Стефания.

— И ты, Гриша, заходи.

Последние дни отношения хозяйки к своему наемному работнику резко поменялись. Куда-то исчезла надменность и неприступность. Полька стала обычной сельской женщиной, а не сварливой пани. Она перестала кормить Чижова в его флигеле, а приглашала на прием пищи в дом. Они стали ладить, словно семья, не считая конечно того, что она была хозяйкой, а он всего-навсего батраком. Стеша засуетилась, готовя угощения на стол.

— Да не надо, — махнула рукой украинка.

— Я ненадолго.

— Что случилось? Куда собралась? — затараторила Стефания, присаживаясь рядом со знакомой.

— Уезжаю я, Стеша, в Германию, — сообщила односельчанка.

— Как в Германию? — всплеснула руками полячка.

— На работу еду. Сейчас многие туда едут. Обещают хорошие перспективы.

— Ну, да, — не очень-то поверила ей Новак.

— Ко мне староста заходил и сам агитировал. Говорит, что лучше самой поехать, чем потом заставят это сделать. В район план пришел, вот он и старается. А еще сказал, что власть мне связь с Мареком не простит. Зачем лишний раз рисковать? Прошлый раз они меня грозились с собой забрать. Хорошо хоть, Марека у меня не застали.

Стефания глубоко вздохнула, вспомнив, как обошлись и с ней самой.

— Если вдруг объявится твой брат, то пусть простит меня. Я люблю его, но рисковать его жизнью и своей не хочу. Страшно у нас стало. Слышала новость о пане Мицкевиче? — поинтересовалась Маричка. Чижов с интересом прислушался. Мицкевич должен был вернуть себе свои земли и предприятие в их селе.

— И что произошло с паном Анджеем? — ждала продолжения полячка.

— Убили его в нашем лесу, — поделилась новостью гостья.

— Убили? Откуда знаешь?

— Староста сказал.

— И кто же? — недоумевала хозяйка.

— Украинская Повстанческая Армия «Полесская Сечь», а главный у них Тарас Бульба, — выдала информацию Маричка.

— Откуда такие точные данные? — не поверила Стефания.

— У старосты знакомый в волостной милиции есть, — пояснила девушка. Стеша перекрестилась.

— Совсем распоясались, — вздохнула полячка.

— Пойду я, Стеша. Дед Архип нас в Сарны подвезет.

— Вас? Так ты не одна в Германию собралась? — встала со стула следом за гостьей и хозяйка.

— Трое нас, — призналась Маричка. Она обняла подругу.

— Передай мои слова Мареку, — напомнила она.

— И берегите себя, — кивнула девушка в сторону до сих пор молчавшего Чижова. Они проводили ее до ворот.

— Это девушка Марека, — пояснила Стефания.

— Понял я уже. Что это она, так в мою сторону смотрела?

— Почувствовала, наверное, что-то, — уклончиво ответила полячка.

— Идем обедать, — пригласила женщина работника. Он хотело было взять ее за руку, но пальцы Стеши выскользнули из его ладони, но зато, она одарила мужчину чарующей улыбкой. Дрожь пробежала по спине Чижова. Как он хотел стать не батраком, а хозяином в этом доме. Чтобы каждое утро просыпаться на мягкой перине и чувствовать рядом дыхание Стеши. Гладить ее волосы, целовать губы и тут, он дал волю своим сексуальным фантазиям, наблюдая, как его хозяйка грациозно покачивая бедрами, словно лебедь плывет к дому. Он ел сваренный Стефанией борщ и старался украдкой наблюдать за женщиной. Это у него плохо получалось.

— Ты чего? — не выдержала Новак такой игры взглядов.

— Стеш, — позволил он так назвать свою хозяйку.

— Я давно хотел тебе сказать…, - пытался собраться с мыслями мужчина, чтобы правильно выразить свои чувства.

— Машины! — не дала договорить ему Стефания, сорвавшись с места и бросаясь к окну.

— Немцы!

Эта короткая реплика моментально отогнала все сентиментальные мысли прочь. О чувствах уже никто не думал.

— Уходи! — приказала она. Чижов долго не раздумывал. Юркнул между сараями, а там, через огород по лугу, и в лес. Новак убрала со стола и сама вышла к калитке. В селе было шумно. По их улице двигалось несколько грузовиков в сопровождении солдат. Военные забегали в крестьянские дворы и тащили оттуда живность и другие съестные припасы. Заметила женщина и их худого старосту, который старательно документировал в своей тетради, сколько и чего выносили из дворов. Когда машина поравнялась и с хатой Деревянко, туда устремились солдаты интендантского подразделения.

— Годовой сбор налогов, — беспристрастно сообщил хозяйке староста. Солдаты потащили все, что смогли. На улицу выбежала Наташка с маленьким Ванькой на руках.

— Богдановна, ты имеешь задолженности по прошлому налогу. За землю не платила, подушный тоже, — перечислил очкатый поляк долги Деревянко перед районной управой.

— Так кто ее обрабатывать станет, когда Сашку забрали. С чего платить? — заволновалась женщина.

— А ты попроси у тех, кому доносы строчишь, — о чем-то догадывался поляк.

— Раз платить не чем, то забирайте у нее корову, — приказал он вооруженным парням в гражданской одежде, которые появились в селе вместе с немцами.

— Януш, ты что творишь? Как корову? Она наша кормилица. Побойся бога! — закричала женщина. У Натальи на руках заплакал ребенок, и она тоже заголосила, понимая, чем это для них закончится. На этот рев вышел из грузовика немецкий офицер. На ломанном русском поинтересовался: «Что здесь происходит?»

— Налоги Великой Германии отказывается платить. Дочка, вдова красноармейца. Приходится забрать корову, — доложил староста. Пожилая женщина упала в ноги к офицеру.

— Не забирайте коровку. Дитя у нас малое, а помочь не кому. С голоду мы помрем.

— Конечно, не кому. Сынок то в Красной Армии служит, — подсказывал староста военному вермахта причину такого решения. Тот, скривив недовольную мину на лице, оттолкнул женщину ногой. Хлопцы с желто-голубыми повязками на руках вывели коровку из хлева.

— Будь ты проклят Януш! Захлебнешься ты еще нашей кровушкой. Поплатишься за все свои грехи! — орала от горя Оксана Богдановна.

— А у Новаков тоже коровку заберете? У Стешки муж польский офицер и брат начальничек, — от простых причитаний перешла к нападкам на соседей Деревянко.

— Кто это? — спросил немец.

— Не слушайте ее господин офицер. Скверная баба. Только всем зла желает, — взял под ручку военного очкарик и повел дальше по улице. Стефани издалека поняла, во что выльется это появление интендантов в селе. Надо было как-то минимизировать возможные потери. Когда сборщики налогов достигли ее домостроения, она ждала их с подносом в руках, на котором стояла рюмка самогона, лежали соленые огурчики, и находилась тарелочка с тонко порезанными ломтиками сала.

— Добро пожаловать господин офицер! — приветствовала она немца. Пышногрудая, симпатичная, да еще и с угощением в руках, она сразу же приглянулась офицеру. Он отведал крепкого напитка и закусил огурцом.

— Гуд! — оценил мужчина старания хозяйки.

— Проходите в дом отведать моего угощения.

Староста постарался спрятать свою ухмылочку. Иностранец с интересом посмотрел на инициативную вдову. Солдаты, было, сунулись во двор, чтобы и здесь провести экспроприацию живности и продуктов, но начальник остановил их, и кивнул на другой дом, собираясь заглянуть к польке в гости. В отличие от Степана военный не домогался женщины, а лишь мило улыбался, позволяя ей ухаживать за собственной персоной. Такое внимание со стороны красивой женщины, ему было достаточно приятным. Стеша старалась, как могла, кокетничая с иностранцем. Немец остался доволен, как ухаживаниями красивой польки, так и ее угощением. Благодаря своей сообразительности она миновала банального грабежа. Проводив немца за калитку, Новак столкнулась со старостой.

— Не думал Стефания, что ты такая сообразительная. Своего москаля, где спрятала? Смотри, доиграешься! Я не буду так долго закрывать на это глаза. Степан Бородай взъелся на него, а он человек мстительный. И не думай, что сумела уйти от налогов. Все, что задолжала, свезешь на склад, в имение пана Мицкевича, — предупредил он.

— Конечно, пан Януш, — не отпиралась Новак. Лучше пусть будет так, чем заберут все, что захотят.

Этот налет на Гуту Степановскую семейство Новак пережило практически без потерь. Несколько дней сельчане обсуждали визит немцев. Чижов старался не высовываться за пределы дома, чтобы не мозолить глаза старосте. Когда, мимо забора проходила Наталья с ведрами воды, он не удержался, чтобы не помочь молодой женщине. Выглядела Деревянко значительно хуже, чем обычно. Лицо бледное, осунувшееся, волосы не аккуратно причесаны.

— Ты заболела? — спросил Григорий.

— Давай ведра донесу.

— Не утруждайте себя Григорий Васильевич, зачем вам это нужно?

— Что с тобой Наталья? Я тебя не узнаю, — удивлялся мужчина. Она только промолчала в ответ.

— Я хотел поблагодарить тебя. Ты мне жизнь спасла. Если бы не ты, забрали бы меня милиционеры и точно расстреляли.

— Ладно Вам Григорий Васильевич, — вяло ответила украинка.

Гриша продолжил: «Ты ведь жизнью рисковала. Они могли и тебя за пособничество расстрелять. Спасибо тебе. Теперь я твой должник».

У калитки как обычно, словно часовой на посту, стояла Оксана Богдановна. Мужчина передал ведра и собирался уходить, но неожиданно решился задать вопрос матери Натальи.

— Дочка ваша заболела? Вид у нее не здоровый.

— Какой же тут вид будет, когда немцы корову забрали? У Наташки от переживаний молоко пропало, а Ваньку чем-то кормить надо. Вон, он орет целыми днями. Всю душу вытрепал. Зато вам, я вижу, повезло. Фашистов приветили, и хозяйство целехонькое осталось. Староста моего зятя Сашку в красноармейцы записал, а кто он на самом деле? Мобилизованный. У него, что выбор был? И где он теперь? Может он вовсе и в армию не попал, — жаловалась Оксана Богдановна.

— Зато у твоей панночки и муженек офицер и братец при власти был. Повезло вам, что староста из бывших. Прикрывает своих, — выплеснула очередную порцию яда Деревянко. Теперь Чижову стали понятны причины такого поведения соседки. Что либо отвечать женщине о том, что муж Стеши погиб, он не стал, да и бесполезно это все. Она не перестанет ее меньше ненавидеть. Чижову очень хотелось помочь Наталье, ведь, по сути, он был обязан ей жизнью, но сделать, это открыто боялся, зная отношение Стефании к соседке. Пришлось действовать тайно. После вечерней дойки, он стащил крынку молока и, стараясь быть незамеченным, прошмыгнул мимо окон дома и вышел на улицу. Ему только казалось, что Стефани не заметила его маневра. На самом деле она наблюдала за мужчиной из глубины дома, не подходя близко к окну. Чижов, оглядываясь по сторонам, чтобы его меньше видели остальные соседи, пересек улицу и оказался у двери хаты Деревянко. Постучал. Скрипнули петли, и дверное полотно ушло в сторону, открывая вход в жилище.

— Чего тебе? — спросила Оксана Богдановна, оказавшись напротив парня.

— Мама, кто там? — спросила ее дочка, убаюкивая на руках маленького Ивана. Чижов от пристального взгляда Оксаны Богдановны стушевался.

— Я вам тут молока принес, — протянул он емкость пожилой женщине.

— От панов подачек не принимаем, — резко отрезала Богдановна. Гришка замер с протянутой рукой, не зная, что сказать. Благо вмешалась в разговор сама Наталья. Она взяла крынку свободной рукой.

— Зачем вы так, мама? Спасибо Григорий Васильевич, — поблагодарила молодая женщина.

— Это тебе спасибо, — произнес гость и, развернувшись, поспешил удалиться.

— Не унижайся перед ними, — посоветовала мать.

— Перед кем? — хотела уточнить Наташка.

— Перед Новаками. Они относятся к нам, как к холопам.

— Причем тут Новаки? — не поняла дочь.

— А ты думаешь, он сам пришел? Кто бы ему разрешил хозяйское добро по соседям разносить? Стефания прислала, чтобы лишний раз нас унизить, Он кто у нее? Такой же холоп, — не верила Богдановна в искренность намерений незваного гостя.

— Я думаю, что это сделал сам Григорий Васильевич. И почему вы о людях, так плохо думаете? — не понимала Наталья такого отношения матери к односельчанам.

— Поживешь с мое и поймешь. И Гришку ты зря приваживаешь. Может еще и Сашка вернется. Вон, Марек объявился, а его почитай, с 1939 года не было. Что ты тогда мужу скажешь? Что молочко от мужика принимала, да глазки ему строила?

— Может, мне отказаться от него? Лучше Ваньку загубить, чем помощь принять? Глазки я ему строю! Да, строю! Только Стешку он любит и я ему не нужна. Мне сын дороже, чем репутация. Пусть люди, что хотят, говорят, — жестко выступила Наташа. Мать продолжила ворчать, но в полемику вступать не стала.

Два дня Чижов совершал подобные рейсы, думая, что о его визитах хозяйка ничего не знает. Как-то утром Стефания, придерживая рукой живот, остановилась в дверях хлева, где работал Чижов.

— Гриша, запряги мне телегу. Я к матери хочу съездить в Ужаны, — попросила она. Вид у Стеши был какой-то загадочный. Она частенько стала жаловаться на усталость и вела себя как-то подозрительно. Чижов отставил в сторону вилы и подошел поближе.

— Может мне тебя отвезти? Вид у тебя не очень здоровый.

— Куда ты поедешь? Остановят еще чего доброго. Сама съезжу. Мать навещу, и дела свои решу.

Какие дела мужчина спрашивать не стал. Он хотел было пройти мимо Стефании, когда ему вслед прозвучал и второй вопрос.

— Как там Наташа поживает? Ты, я смотрю, зачастил к ней в гости.

Чижов остановился, как вкопанный. Если Стеша знала о его визитах, значит, играть в конспирацию не имело смысла.

— Ты думаешь, я на свидания к ней бегаю? — решил он поговорить начистоту.

— И даже не с пустыми руками, — знала хозяйка и о его подарках.

— Ты все неправильно поняла. Ты прости, что я без твоего разрешения беру молоко. Оно ей очень необходимо. После того, как у них забрали корову, у Наташки пропало молоко. Маленького Ваньку кормить не чем, вот я и помогаю. Она меня от Степана спасла и, рискуя жизнью в своем дворе прятала. Я ей жизнью обязан, — признался Чижов.

— Наташка, хоть и видная девка, но ни каких чувств к ней я не питаю. У меня только одна любимая женщина и это ты, — неожиданно признался мужчина в своих чувствах. Стефания растерялась от такого признания, не зная, что ответить. Впрочем, Чижов ничего от нее и не требовал. Телегу работник запряг и помог хозяйке забраться на нее.

— Похозяйничай пару деньков, — уже не таким строгим голосом произнесла полячка.

— Будь осторожна, — напутствовал женщину работник.

Стефания хлопнула вожжами по крупу лошади. Колеса повозки сдвинулись с места.

— Стеша, — окликнул ее мужчина. Новак давно уже не поправляла его, напоминая, что она пани Стефания.

— Возвращайся скорее, я буду ждать, — произнес ей вслед Григорий.

К вечеру Стефания не вернулась и у Чижова возникла проблема с коровой. Дойку животного всегда на себя брала хозяйка, поэтому он в этот процесс не вмешивался. Теоретически в технике дойки, не было ни каких сложностей. Но теория, это далеко не практика. «Зорька» охотно брала из рук мужчины сено, позволяла за собой ухаживать, а вот как дояра, его не восприняла. Толи руки не такие, толи подход другой. В общем, ни себя, ни животину, он мучить не стал. Набравшись наглости, отправился к Деревянко. На переговоры выскочила дочка. Она не успела прикрыть за собой дверь, и поэтому Чижов услышал недовольную реплику Оксаны Богдановны: «Что-то зачастил он сюда».

Наташка накинула платок на плечи. Растерянный вид мужчины вызвал у нее естественный вопрос: «Что случилось?»

— Стефания к матери уехала и когда вернется, не знаю.

Наташка от удивления округлила глаза, ожидая многообещающего продолжения.

— И я с хозяйством остался один.

— Так вы хотите, чтобы я к вам…? — от шальных мыслей у нее даже дух перехватило.

— На ночь? — продолжила женщина.

— Да, нет. Я думаю, все быстрее получится, — не понял намека Чижов, думая о своем.

— Ну, да, — резонно согласилась собеседница, вспомнив о Ваньке и ревнивой матери.

— Так ты поможешь корову подоить? — последовал конкретный вопрос, но совсем не тот, которого ожидала украинка.

— Корову? — разочарованно переспросила она.

— Угу. Не могу сам с «Зорькой» справиться. Не слушается она. Привыкла к женским рукам и меня не подпускает, — раскрыл детали сосед. Пыла у молодухи естественно поубавилось, но отказать в помощи она не могла.

— Хорошо. Сейчас приду. Вы идите. Не хочу, чтобы нас вместе видели. Зачем лишние пересуды?

И то, правда. Ждать долго не пришлось. Деревянко, по-хозяйски принялась за дело, заняв позицию на стульчике у коровы. Для удобства она одернула юбку, оголив ноги. Чижов стоял у нее за спиной, наблюдая, как бьют в ведро струи молока. Но не только белая жидкость интересовала мужчину. Наташка словно почувствовала этот интерес и как бы случайно, еще больше оголила ножки. Гришка засопел и отошел в сторону, чтобы чем-нибудь занять свои руки, прогоняя из головы дурные мысли. Наташка процедила молоко и разлила его в емкости, которые работник семьи Новак, опустил в подвал. Чижов наполнил большой кувшин жидкостью и протянул его помощнице.

— Это вам.

— Спасибо, Григорий Васильевич. Я, кажется, забыла стул убрать, — что-то вспомнила молодая женщина и, оставив кувшин во дворе, вернулась к сараю. Гришка, что телок на привязи, последовал следом. Наташка наклонилась за стулом, демонстрируя мужчине свой округлый зад. Не спеша разогнулась и двинулась мимо Гришки со стулом в руках. Причем платье каким-то чудесным образом оказалось расстегнутым на несколько пуговиц, что позволяло мужчине лицезреть впадинку между ее шикарных грудей, которую прикрывал лишь католический крестик на шелковом шнурке. Она вручила ему свою ношу.

— Может, в чем-нибудь еще помочь? — озорно спросила Деревянко.

— Не надо, — проглотив слюну, выдавил из себя Гриша, убирая в сторону стул. Соседка не успела переступить порог, когда мужчина окликнул ее.

— Наташа.

Женщина сделала к нему шаг и оказалась вплотную к Грише. Ее грудь так и пышала жаром, упираясь в тело мужчины. Он как завороженный смотрел на эту впадинку.

— Молоко не забудь, — пересохшими губами произнес Григорий.

— Не забуду, — сомкнулись ее руки у него на шее. Надо было бы оттолкнуть соседку, но почему-то губы раскрылись для поцелуя, а руки сомкнулись у Натальи на талии и затем спустились ниже. Он потянул ее в копну сена, которую приготовил для «Зорьки». В том, что произошло дальше, он не отдавал себе отчета. Долгое воздержание вылилось в фонтан чувств и эмоций. Корова косилась, на сплетенные человеческие тела своим лиловы глазом, прислушиваясь к вздохам и стонам, доносившимся из соседней загородки. Наконец возня утихла и «Зорька» спокойно продолжила жевать траву.

— Прости, не удержался, — смущенно заявил Гришка, натягивая штаны.

— Так не должно было быть. У тебя муж, у меня хозяйка.

— Ну, конечно Гриша, — и не собиралась спорить Деревянко. Она получила то, чего хотела, и требовать большего пока не входило в ее планы. Чижов проводил ее до калитки и с чувством вины в душе, отправился во флигель.

Стефания не вернулась и на следующий день. Деваться было не куда и снова пришлось идти к Наташке. Больше таких неконтролируемых всплесков чувств, Григорий позволить себе не мог. Это было не правильно. Он ведь любил Стефанию. Об этом он и сказал Наталье, но уже после того, как они в очередной раз приминали сено в коровнике. По довольной физиономии дочери, Оксана Богдановна тоже понимала, что помощь соседу заключалась не только в дойке коровы.

— Что ты творишь? Побойся Бога! — взывала она к голосу разума нерадивой дочки.

— Сашка вернется, выгонит тебя.

— Когда он вернется? И вернется ли вообще? Я молодая девка и не хочу быть монашкой, — огрызалась Наташка.

— Но он не женится на тебе. Ты ему и нужна-то совсем для другого. На что ты рассчитываешь?

— Я знаю, что не женится, и не на что, я не рассчитываю. Мне с ним просто хорошо, пусть и не долго. Вернется Стефания и все прекратится. Любит он ее, — приводила она свои доводы.

— Ее любит, а с тобой спит. Что за мужики такие? — негодовала Оксана Богдановна.

— Война, мама. Что с нами будет завтра, никто не знает. Надо жить сейчас, была у дочери своя философия.

Стефания вернулась поздно вечером на третий день. Чижов ее уже сегодня и не ждал. Приехала она какая-то бледная и расстроенная. Может встреча с родителями на нее так повлияла? Расспрашивать на ночь глядя ни о чем не стал. Утро вечера мудренее. С утречка толком и поговорить не успели. Стеша побежала в коровник, а Чижов занялся с поросятами. Хозяйка вышла из сарая во двор, а тут Наташка собственной персоной с крынкой в руках. Удивление было не только у хозяйки, но и у гостьи.

— Чего тебе? — задала резонный вопрос Новак.

— Доброе утро. А я пришла помочь Григорию Васильевичу с коровой, — зарделась соседка. Тут и Гришка из сарая показался. Пришлось ему давать пояснения хозяйке.

— Я с «Зорькой» общего языка не нашел, вот и обратился за помощью. Наташа мне корову подоит, а дальше я уже сам, — смущенно доложил работник.

— Это хорошо, что у нас соседи такие отзывчивые. И коровку подоят и за мужиком присмотрят, — с явным намеком на возможные их взаимоотношения, сказала Стефания.

— Спасибо тебе Наташа, — с нескрываемым подтекстом произнесла хозяйка.

— Я уже вернулась и теперь сама со всеми управлюсь, а за заботу о Григории Васильевиче, я тебе благодарна.

— Тогда, я пошла, — развернулась Деревянко.

— Постой. Возьми молока для малыша. Мы соседи и надо помогать друг другу. Ты мне помогла, а я тебе, — наполнила Стефания белой жидкостью крынку соседки. От такой заботы украинка засмущалась еще больше.

— Гриша, проводи нашу гостью. Если тебе что-нибудь понадобится, то обращайся ко мне, — попросила Стефания. Мужчина сопроводил женщину до ворот.

— Когда она вернулась? — тихо прошептала украинка.

— Вчера вечером.

— Мог бы, и предупредить, — недовольно заметила Наталья. Григорий пропустил это мимо ушей.

— Послушай, Наташ, то, что между нами было, все неправильно. Я сильно перед тобой виноват. Ты прости меня, пожалуйста, что подал тебе надежду. Я люблю Стешу и хочу быть рядом с ней, — виновато опустив голову произнес Чижов.

— Не надо извиняться Григорий Васильевич. Что было, то прошло. Я все прекрасно понимаю. Ничего болтать я не собираюсь. Если пожелаете, что-то рассказать пани Стефани, то это ваше право. Я этого делать не собираюсь. Спасибо, что не оттолкнули меня и дали почувствовать себя женщиной. Больше за молоком к вам я не приду, и вы не приходите. Это ни к чему, — повела себя очень порядочно молодая женщина.

— Будьте счастливы с пани Стефанией. Вы на это заслужили.

Он проводил прощальным взглядом ее удаляющуюся по улице фигурку, а затем, опустив голову, словно провинившийся перед хозяином пес, поплелся обратно во двор.