Заблудшие

Глава 11

Апрель радовал глаз буйным цветением плодовых деревьев и зеленой листвой на деревьях. Смотря на вишни, одетые в белый цвет, словно невесты в свадебное платье, хотелось просто жить и строить планы на будущее. Наверное, такое желание было у всех людей, а не только у Григория. Но только, к сожалению не всем так повезло, как Грише. Он сидел на подводе груженой чемоданами, баулами и другой ручной кладью евреев, которые под конвоем плелись следом за лошадью. Руководством Рейхскомиссариата Украина было принято решение о создании в городе Сарны еврейского гетто. До войны здесь и так проживало около пяти тысяч евреев, а теперь их свозили сюда со всех окрестных сел и городков. Батальону «шутцманншафта» привалило работенки. С представителями этой нации особо не церемонились. Минимум времени на сборы и пешим маршем в районный центр. Кто-то из местных провожал колонну сочувственным взглядом, а многие только радовались, что в их распоряжение остаются пожитки угнанных семей. Телега скрепя колесами катилась по лесной дороге. Неожиданно возничий натянул поводья и лошадь остановилась.

— Чего ты там? — оторвали Чижова от размышлений, которым он придался, убаюканный мерным ходом повозки. Полицейский повернул голову и увидел впереди несколько подвод в окружении мужиков. Григорий спрыгнул с транспортного средства и подхватил на руки пулемет.

— Чижов, Игнатов, Селютин, посмотрите, кто там, — приказал Василий Зленко, который был у них за старшего. Недовольно буркнув, Селютин поплелся следом заЧижовым. Мужики тоже остановились и внимательно наблюдали за приближающимися к ним полицаями.

— Кто такие? — строго спросил ефрейтор, держа оружие наизготовку. Гриша сместился в сторону, взяв на прицел своего пулемета всю группу мужчин.

— Мы крестьяне из Гуты Степанской, на мельницу зерно везем, — заявил один из них.

— Аусвайс имеется? — попытался и Федька состроить из себя начальника.

— Конечно, — уверенно заявили чужаки. Селютин кивнул подопечному, чтобы тот начал проверку. Чижов стоял в сторонке, прикрывая товарищей от внезапного нападения.

— Чиж, ты такого Станислава Дроздовского знаешь? Он из твоего села, — обратился к нему Игнатов. Григорий подошел поближе и сверил изображение человека на фотокарточки с живым представителем.

— Знаю я его. Он агроном в общине, — опознал поляка шутцман. Федя переключился на второго. И тут среди крестьян Чижов опознал Марека, брата Стефании. Понятное дело, что Марек ни какого отношения к крестьянам не имел и если у него и были документы, то фальшивые.

— Эй, ты! Иди сюда, — поманил Гриша к себе пальцем поляка. Тот опасливо покосившись на полицейских, сделал несколько шагов в сторону Чижова.

— Показывай документы, — потребовал шутцман, претворившись, что он не знает мужчину. Состроив умное выражение лица, Григорий проверил удостоверение личности. Понятное дело, что в нем значилась чужая фамилия и имя.

— У этого все нормально, — оттолкнул он в сторону Марека.

— Что везете? — поинтересовался у поляков муж Стефании.

— Зерно на мельницу, — залебезил перед ним Дроздовский. Федя хотел посмотреть мешки, но они были слишком тяжелые и он, оставив эту затею, ограничился тем, что просто пнул сапогом телегу. Неожиданно из сена, уложенного на дно повозки, упал на землю винтовочный патрон.

— Чего там у вас? — приближался в их сторону Селютин. Все как завороженные смотрели на боеприпас. Марек поднял голову и в его взгляде сверкнули недобрые огоньки. Пальцы Феди потянулись к спусковому крючку, а рядом стоящий с ним Дроздовский сделал полуоборот в сторону Игнатова. Еще чуть — чуть и должна была случиться потасовка, потому-что поляки были настроены воинственно. Чижов наступил сапогом на патрон.

— Все в порядке пан ефрейтор, — ответил он Селютину и демонстративно забросил пулемет за спину, давая всем понять, что никто не собирается поднимать тему патрона. Федя непонимающе посмотрел в его сторону, но пальцы от спускового крючка убрал. Крестьяне напряглись, но ни каких действий не предпринимали.

— Если все нормально, то чего стоите? Нам еще неизвестно, сколько времени до райцентра тащится, — недовольно заметил подошедший полицай.

— Свободны, — выдавил из себя Григорий и моментально почувствовал, как стало легче дышать. Крестьяне не стали ожидать повторной команды и запрыгнув на телегу, хлестнули вожжами по крупу рыженькой лошадки. Повозки тронулись с места.

— Чего встали, как вкопанные? Идите к колонне, — подгонял их ефрейтор. Гриша дождался, пока товарищи повернутся к нему спиной, и поднял с земли боеприпас и положил его в свой карман.

Уже в колонне к нему подошел Игнатов, чтобы поинтересоваться причиной такого поступка.

— Ты почему не сказал о патроне нашим? Эти крестьяне наверняка везли не только патроны, но и оружие.

— Может, везли, а может, и нет. Ты же сам проверял телегу, — напомнил ему Григорий.

— Издеваешься? Кто ее смотрел? Там мешки лежали трехпудовые. У меня бы и пуп развязался, если бы я их начал воротить. А ведь под ними наверняка стволы лежали. И морды мне их не понравились. Что ты знаешь об этом Дроздовском? Он часом не в Армии Краевой служит? — допытывался Федор.

— Служит он агрономом в сельской общине. За армию Краеву ничего не слышал. Сейчас, по-моему, все вооружаются. Украинцы, поляки создают отряды самообороны. Скоро и в село просто так не попадешь, — спокойно отвечал Чижов.

— А все почему? Потому-что власть слабая. Порядок не может навести. Партизаны, националисты, армия Краевая, бандиты, кого тут только нет, — рассуждал Гриша, вышагивая сбоку от бредущих пешим строем евреев.

— Выходит, что ты поляков покрываешь? — сделал вывод Игнатов.

— Никого я не покрываю. Я наши шкуры берег.

— Как это? — не понял Федор.

— А так. Ты финку за голенищем у этого Дроздовского видел? Если бы мы подняли шум, то ты бы с ней поближе познакомился. Мы слишком рядом к ним оказались. Я бы тоже выстрелить не успел. Зачем тогда жизнями рисковать? Ради кого? — прояснил ситуацию Гриша.

— Выходит, ты за меня переживал? — удивился полицай.

— Ты же меня спас от расстрела? — вопросом на вопрос ответил Чижов. Федька уважительно посмотрел на своего спутника.

— Я об этом нисколько не жалею. Ты верный товарищ. Мне с тобой спокойно, — признался Игнатов.

— Верный товарищ? Тогда зачем ты на меня политруку настучал? — хотел спросить Чижов. Правда, не спросил, чтобы не поссориться.

Количество евреев в гетто стремительно возрастало. Для поддержания порядка приходилось коменданту гарнизона снаряжать дополнительные патрули. Гришка предпочитал нести караульную службу где-нибудь на железнодорожной станции или на худой конец на мосту, так, чтобы подальше от людей. Однако ротный смотрел на такие графики службы по-своему. И вот уже Чижов в паре со своим дружком поднимает пыль на улочках Сарн, где живут евреи. В отличие от Григория, Федя даже очень доволен, что Онищенко поставил его в патруль. В этих узеньких проулках он лавировал, словно рыба в воде.

— Гриша, постой здесь, — попросил он напарника, а сам нырнул в одну из хат. Побыл там недолго и вернулся с каким-то свертком. Лицо довольное.

— Вот купил по случаю отрез на костюм. Сейчас зайдем к портному, я с ним уже обо всем договорился. Борис Моисеевич, лучший портной в Сарнах. Он мне сошьет шикарный костюм, — хвастался Федя.

— И куда ты в нем пойдешь? — не совсем понимал пулеметчик, такое навязчивое желание товарища иметь парадное одеяние.

— Ты думаешь, война долго продолжится? Вот сломают немцы шею большевистской гидре и тогда я вернусь в свой родной город и пройду по улице в модном клифте, чтобы все девчонки оглядывались. Я иду, такой важный, с гордо поднятой головой, а они за спиной шушукаются, мол, кто это такой? На танцах выберу самую красивую и пусть только попробует отказать, — размечтался Игнатов. Гришка криво улыбнулся. Совсем недавно Советская власть его полностью устраивала, а сейчас уже стала гидрой. И что станет с его городом после того, как вермахт займет его? Да и когда это случится? Пока, что приемники трубят о скором крахе Красной Армии, но судя по всему, он еще не наступил.

— Чего лыбишься? — заметил Игнатов скептическую улыбочку товарища.

— К будущей жизни нужно готовиться сейчас. Евреи народ зажиточный. Пользуясь, случаем, я тут наменял на продукты всяких «цяцек». А что? В жизни все пригодиться. Не век же мне с винтовкой бродить? Вот ты, например, как собираешься жить со своей Стефанией?

— Не знаю. Мы ничего серьезного не планировали. Как тут что-нибудь запланируешь, если в любой момент могут убить? — не понимал его философии Чижов.

— Не думай о смерти, думай о жизни, — посоветовал Федя. Хороший совет, — согласился Гриша. Они остановились у неприметного дома с облезлой штукатуркой по углам.

— Пошли, — уверенно сказал Федя и толкнул дверную ручку от себя. Их прибытие не осталось без внимания. Из смежных комнат высунулись головы домочадцев, чтобы увидеть вошедших. Форма полицейских напугала жильцов и их любопытные лица скрылись в дверных проемах.

— Это ко мне, — возвестил старый еврей, который выдвинулся навстречу гостям.

— Прошу в мою мастерскую, — предложил Борис Моисеевич. Комнатушка портного была переоборудована под мастерскую. Ножницы, нитки, лекала, швейная машинка и видавший виды манекен, говорили о профессии хозяина.

— Я приобрел то, о чем вы говорили, — сообщил Федя и протянул хозяину сверток. Моисеевич развернул бумагу и довольно зацокал языком.

— Весьма недурственный материал. Костюм получится просто шикарный. Теперь необходимо снять с вас нужные мерки.

Игнатов стащил с плеча винтовку и снял курточку.

— Присаживайтесь молодой человек. Это займет некоторое время, — обратился Борис Моисеевич к Чижову.

— Желаете чаю?

Гришка пожал плечами, не зная, что ответить.

— Сара! — позвал кого-то старик. В комнату вошла темноволосая девушка. По коже Григория пробежали мурашки. Она была очень похожа на ту девчонку в демисезонном пальтишке, которую он собственноручно расстрелял в лесу. Такая же хрупкая фигурка и те же проницательные глаза. Неужели все евреи на одно лицо?

— Что дедушка? — спросила она своим звонким голоском.

— Сделай чаю нашему гостю, — попросил он, указывая на Чижова.

— Я тут по случаю достал великолепный морковный чай. Непременно отведайте моего угощения. Сара, просто профессионально его готовит, — похвастался Борис Моисеевич. Но не в чае было дело. Гришка словно завороженный смотрел на Сару. Ну, копия той девушки. Может, это высшие силы проверяют его? Пока возлеФедьки крутился с мерной лентой портной, Григорий наблюдал за Сарой. Эта еврейка вызывала у него некий душевный трепет. Это чувство было похоже на то, когда ты в темном помещении вдруг увидишь призрака. Но, кроме страха и любопытства, в его душе было и чувство сожаления. Сожаления о том, что все пошло не так, как он того ожидал. Не такой участи хотел для себя Григорий. Когда они вышли на улицу довольный примеркой Федор, хлопнул его по спине.

— Вижу, что приглянулась тебе эта евреечка. Хочешь, я тебе встречу организую? Тут некоторые готовы за буханку хлеба и банку тушенки отдаться, — ухмылялся Игнатов.

— Федя, я женатый, ты забыл? Да и девочка она совсем. Просто она мне напомнила одного человека. А ты бы поаккуратней был с врагами Рейха. Ходаковский узнает, по головке не погладит, — посоветовал ему товарищ.

— А, что я? Мне бы костюмчик пошить, — прикинулся простачком Игнатов.

— Эх, сейчас бы пивка свежего выпить, — перешел Федор на другую тему разговора.

— Может, заглянем куда-нибудь? — предложил Федя.

— По бокальчику махнем и снова на маршрут, — искушал товарища Игнатов. Гришка сопротивлялся недолго.

— Ладно, пошли. Я тут знаю один подвальчик, там всегда пиво свежее, — взял Гриша инициативу в свои руки. С еврейского квартала они вышли в город и спустились в знакомый Григорию подвал. Здесь было, как всегда людно и накурено. Чижов вышвырнул из-за стола пьяного завсегдатая, и они разместились с Федькой за отдельным столиком. Завидев новых посетителей в их сторону двинулась грудастая официантка в белом передничке и кокошнике. Она по-деловому смахнула со стола тряпкой остатки трапезы предшествующих посетителей и взяла в руку пустые бокалы.

— Григорий Васильевич, что будете заказывать? — очаровательно улыбнулась женщина.

— По бокальчику пива и сушеной рыбки, — сделал заказ полицейский.

— Сию минуту, — уплыла к барной стойке официантка.

— Ого! Сочная бабенка. Так ты тут постоянный клиент? — удивился Федор.

— Бывает, что захожу, — не стал врать Чижов.

— И как зовут красотку? Где ты с ней познакомился? — посыпались вопросы.

— Валентина, — назвал имя женщины Чижов, а вот, где познакомились, говорить не стал. Пусть думает, что в баре. Слабенькая у Федьки оказалась память. Сейчас бы с его легкой руки уехала Валюха в Германию, бросив на произвол своих малолетних девочек, а так, благодаря ему, работает в этой пивнушке.

— А ты с ней часом не того? Вон, она на тебя как зыркнула, — расспрашивал товарища шутцман.

— Того, не того, какое тебе дело? — возмутился мужчина.

— Так ты женатый теперь, — напомнил ему Федор.

— Познакомь меня с этой Валентиной, — попросил товарищ.

— Зачем тебе?

— У нее, что муж? — зациклился на своем Игнатов.

— Мужа нет, но зато две дочки.

— Это хорошо. Живет в своем доме? — продолжал расспрашивать Федя.

— Тебе то зачем? Жениться решил? Любовь с первого взгляда? — заулыбался Чижов.

— Жениться? Для этих целей я себе помоложе и без детей найду, а чтобы отдохнуть и такая сойдет.

— Говорю же, что у нее двое детей, — напомнил ему Гриша.

— Детишек не обижу. Что я изверг какой-то? — продолжал разговор Игнатов, а сам наблюдал за Стружук.

— А как же твои еврейки? — уколол его Гришка.

— С ними дешевле выйдет.

— Сам сказал, что не чего с врагами Рейха путаться. Я тебя и послушал, — схитрил полицейский.

— Темнишь, ты что-то, — не поверил Чижов в искренность спутника.

— Уступи бабу. Вон у тебя какая Стеша красавица, — настаивал Игнатов.

— Я Валентине не хозяин. Кого она захочет, того и выбирает, — ответил пулеметчик.

— Вот и хорошо, — довольно сказал Федор.

Стружук принесла их заказ.

— Познакомьтесь, это мой товарищ Федор Игнатов, — представил спутника Чижов.

— Валентина, — кивнула головой женщина.

— Может, к нам за столик присядете? — начал ухаживать полицай.

— Не могу, я на работе.

— А после работы? Давайте сходим в ресторан?

Официантка с подозрением покосилась на товарища ее знакомого.

— Рестораны у нас не для таких, как я. Там, в основном немецкие офицеры гуляют. Да и детки меня дома ждут, — не соглашалась Валя.

— Тогда разрешите вас проводить домой. В городе неспокойно, плюс скоро комендантский час, — не отступал от своего Федор.

— Вы как провожать станете? С Григорием Васильевичем вместе? — посмотрела она на Гришу.

— Нет. Григорий Васильевич занят, но он не против того, если, я позабочусь о вас, — настаивал Игнатов. Официантка вопросительно посмотрела на Чижова.

— Можете поздравить Григория Васильевича, он теперь молодожен, — кивнул Федя на кольцо на пальце спутника. Только таким способом он мог отбить Валентину у товарища.

— Жена у него кровь с молоком, так, что Гриша пока не сможет к нам присоединиться.

— Поздравляю, — с какой-то обидой в голосе произнесла Валентина, вроде бы Григорий ей что-то обещал и не выполнил.

— Так разрешите вас проводить? — положил Федька свою ладонь на руку женщины. Она быстро ее одернула.

— Приходите, — холодно произнесла Валентина, и от такого тона Чижову стало не по себе. Да кто она ему, в конце концов? Простая знакомая и не больше. День сегодня явно не задался. То призрака убиенной еврейки увидел, то Валентина на него какие-то планы строила. Зато у Федьки все было хорошо.

Лето в 42-м выдалось жаркое и сухое. Лишь только в августе погодка порадовала проливными дождями, которые сбили жару и принесли некоторое облегчение. Зато обстановка в городе к концу месяца накалялась. Напряжение чувствовалось даже в воздухе. С Германии прибыл отряд организации "Тодта" и за городом принялся копать какие-то котлованы. На оборонительные рубежи не похоже, да и зачем они здесь, когда вермахт наступал по всему фронту? С таким предчувствием чего-то нехорошего Чижов решил посетить пивной подвальчик, куда он давненько не заходил. Кроме него здесь сидело несколько полицаев из его батальона.

— Чего желаете? — появилась у стола Валентина.

— Здравствуй Валя. Пивка, пожалуйста.

— Здравствуйте Григорий Васильевич. Давно вас не было, — приветливо улыбнулась женщина.

— Не получалось зайти. Как дочки поживают? Федя не обижает? — спросил Чижов, зная, что Игнатов навещает семейство Стружук.

— У дочек все хорошо. Могу предложить вареных раков.

— Неси раков, — согласился он. Официантка принесла поднос, на котором стоял бокал пива и тарелка с раками. Пользуясь тем, что посетителей было мало, Валентина подсела за столик Чижова.

— Что это вы наше заведение обминаете? Может, меня видеть не желаете? Иль я провинилась, в чем перед вами? — вкрадчиво поинтересовалась Стружук.

— Вы меня словно трофей передали дружку, а теперь и видеть не хотите, — укорила его Валентина.

— Я тебя не передавал. Меня попросили вас познакомить, я и познакомил. Выбор был за тобой, — не согласился Григорий с такой позицией женщины.

— Не велик выбор, — хмыкнула женщина.

— Может быть, заглянули на огонек? — предложила она.

— Не могу. Женатый я, — напомнил ей о своем статусе молодожена Чижов.

— Так мы о вашем визите объявление в районной газете писать не будем. Кто узнает? — не отступала официантка.

— Я сам так не хочу. Тебе бы было приятно, если бы твой мужик по чужим бабам шлялся? — строго спросил Григорий. Вдова только тяжело вздохнула.

— Где он тот мужик? Коль бы рядом был, я бы ему и измену простила.

— А Федор, что ж не подходит? — удивился Чижов.

— Федор не на мужика похож, а на почтальона. Я для него не баба, а почтовое отделение. Он больше о своем чемодане думает, чем обо мне. Принесет сверток, спрячет и бывай! Когда, никогда, на ночь останется. Нет стержня в нем, пустой он человек, — с сожалением заявила собеседница. В этом плане Гриша был с ней солидарен. Игнатов использовал Валентину, чтобы хранить свои вещички подальше от казармы, где их могли в любой момент прибрать к рукам, более ловкие товарищи. Планов на женщину у него не было, ни каких. Ему даже стало стыдно за то, что это он свел ее с Игнатовым.

— Ладно, Валь, заскочу как-нибудь к девчонкам, — смягчил он свою позицию. Такое решение вызвало улыбку на лице женщины.

Только в ближайшие дни такой возможности не представилось. 27 августа их батальон подняли по тревоге, погрузили на грузовики и направили в Сарненское гетто. Вспомогательные части вермахта вместе с шуцманшафтом организовали блокирование городского района, где проживали евреи и начали массово грузить людей в грузовики для дальнейшей отправки в неизвестном направлении. Парни из «шума» вваливались в дома и вытаскивали жильцов на улицу, где их гнали прикладами к транспортным средствам. Игнатов схватил за рукав дружка и потащил за собой.

— Федя, ты чего? — не понимал такого напора Чижов.

— Пошли к Борису Моисеевичу. Там есть чем поживиться.

Возле жилища уже орудовали парни из их батальона. Игнатов спешил, чтобы первым ворваться в помещение. Старик был бледен и перепуган таким появлением полицаев.

— Что случилось? Может костюмчик не подошел? — пролепетал портной.

— Собирайтесь Борис Моисеевич, — гаркнул на него Федор.

— Куда, позвольте узнать?

— В Германию. Всех вас отправляют в Германию, — соврал Игнатов.

— Зачем в Германию? Что мы там будем делать? — растерялся пожилой мужчина.

— Костюмы шить, — засмеялся полицай. Евреи очень исполнительный народ. Что им скажешь, то они и делают. Борис Моисеевич накинул на себя пиджак и хотел собрать необходимое имущество, которое могло понадобиться в дороге.

— Оставьте вы все это! — вырвал узелок из его рук полицейский.

— Там вам все выдадут, — в стиле черного юмора пошутил Федька.

— Гриша проводи Бориса Моисеевича к автомобилю.

Чижов указал деду на выход и подтолкнул его в спину. По улице уже тянулся поток евреев к выходу из гетто.

— Послушайте, уважаемый, мне показалось, что господин полицейский сказал неправду, и нас не будут везти в Германию, — заговорил с Чижовым еврей. Что ему ответить? Не зря рабочие из организации Тодта копали глубокие котлованы. Эти ямы и станут им последним пристанищем. Только язык не поворачивался сказать портному об этом.

— Иди уже! — буркнул Гришка.

— У меня в доме осталась внучка. Вы приведете ее ко мне? — попросил старик.

— Приведу, приведу, — заверил его шуцман и отправил еврея в общую массу.

— Чижов, чего стоишь? Зачищай дома, чтобы ни один гад не спрятался, — заметил растерявшегося воина Бородай. Григорий поспешил вернуться в помещение, где оставил Игнатова. Федька копался в столе. Вещи из платяного шкафа были выброшены на пол, а некоторые уложены в баул.

— Ты чего тут ищешь? — не понял пулеметчик.

— Драгоценности, иглы, все, что можно продать. Борис Моисеевич зажиточный еврей и обязательно должен был, что-то припрятать, — не отвлекаясь от обыска, пояснил Федор. Но Грише были нужны не драгоценности, а внучка портного. Она ему очень напоминала первую жертву расстрела, в котором он принимал участие. Почему запоминается всегда первое? Первый класс школы, первая любовь, первая жертва…. Та еврейка в демисезонном пальто, словно голос его совести. Второй раз он не мог ее убить, а эта девочка так напоминала ту девушку. Пока Федька набивал барахлом баул он осмотрел несколько комнатушек и увидел внучку Бориса Моисеевича, которая пряталась за старым диваном. Федька завершил с обыском и направился к двери.

— Игнатов, что это у тебя? — раздался голос Степана Бородая.

— Все о наживе думаешь? Всех жильцов выгнал?

— Там Чижов этим занимается, — возложил Федор ответственность за специальную операцию на плечи товарища.

— Вася, проверь помещения, — послышался приказ Степана.

— И Зленко здесь, — отметил про себя Григорий. От этих пощады не ждать.

— Сара, — позвал он девчонку. Та выглянула из-за дивана.

— Иди сюда быстрее, — поманил он внучку рукой. Вид у Гришки был не такой грозный как у Федора, поэтому девушка послушно покинула свое убежище. Времени для принятия решения было мало. Чижов открыл створку окна выходящую на задний двор помещения и подхватив Сару, поставил ее на подоконник.

— Беги! Если сможешь, то беги из города. Здесь тебе оставаться нельзя.

— А как же дедушка? — пискнула еврейка. Ответа на этот вопрос у него не было. Вернее он был, но в этом случае лучше промолчать, чем что-нибудь говорить. Он сделал все возможное, чтобы спасти внучку портного и замолить свои грехи перед призраком девушки в демисезонном пальто, который преследовал его по ночам. Вместо слов он подтолкнул еврейку в спину. Она спрыгнула вниз и побежала. Гришка успел отойти в центр комнаты, когда здесь появился Бородай.

— Никого? — кивнул Степан головой.

— Всех вывел, — доложил Чижов. Украинец, заметив открытое окно, с подозрением подошел к подоконнику. Посмотрел во двор. Никого.

— Ты точно всех отправил? — недоверчиво прищурив глаза, переспросил полицай.

— Точно, — твердо ответил Гриша.

— Гляди у меня! Я за тобой присматриваю, — пригрозил ему пальцем Бородай. В коридоре ругнулся матом Вася Зленко и послышался женский плач. По-видимому, шуцман кого-то обнаружил. Это и отвлекло внимание Степы. Но о Чижове он не забыл. Когда заполненные людьми грузовики стали отъезжать с места стоянки, взводный приказал Григорию сопровождать в кузове арестованных. Так в качестве конвоира он и оказался на месте казни жителей гетто. Людей отделяли друг от друга, формируя определенные партии, а затем гнали к вырытым заранее котлованам, где находились расстрельные команды. Самое страшное было то, что жертвы видели, что происходит с их товарищами, но, тем не менее, безропотно выполняли все приказы палачей. Непосредственным уничтожением евреев занимались как сами немцы, так и вспомогательная полиция. От одной команды к другой важно расхаживал унтерштурмфюрер Ульрих Дитрих, знакомый Григория по Белорусскому рейду. Их ротный Онищенко, завидев на плече Чижова пулемет, вытолкнул его из стоя оцепления вперед.

— Чего мы тут мучаемся с винтовками, вот, кто нам поможет. Давай, действуй! Покажи, на что ты способен, — кивнул Тарас Семенович в сторону шеренги приговоренных к смерти горожан. Гриша нехотя снял с плеча оружие. Передернул рукой затвор и взял одной рукой пулемет за сошку. Оставалось лишь нажать на спусковой крючок. Евреи стояли на краю рва целыми семьями, от мала до велика. Детки жались к мамкам, а взрослые обнимали руками младшее поколение своих родственников. Детишки всхлипывали, а матери пытались их хоть как-нибудь утешить. Стрелять в детей, женщин и стариков Чижов не пожелал. Ствол ДП-27 опустился вниз.

— Не могу, — признался Григорий.

— Как это не могу? — возмутился Онищенко.

— Я тебе приказываю!

— Не могу! — снова повторил пулеметчик.

— Не можешь? Стрелять во врагов Рейха не можешь? Тогда зачем ты здесь? Дай сюда оружие. Я тебе сейчас покажу, как это делается.

«Дегтярь» в чужих руках ожил. Ствол, извергая пламя, двинулся слева направо и по ходу его движения в яму падали убитые пулеметной очередью люди.

— Что тут сложного? Ведите следующих. Теперь ты. Хватит строить из себя кисейную барышню. Ты солдат или нет? Евреи наши враги и к ним необходимо относиться как к врагам. Бери пулемет, — приказал ротный.

— Я не буду стрелять, — твердо заявил Чижов.

— Ах, ты! Да это прямое невыполнение приказа, — влепил пощечину подчиненному Тарас Семенович.

— Под трибунал захотел? — разорался полицай. На его крики отреагировал немецкий офицер. Он уверенной походкой направился в их сторону.

— Wasist los? — раздалось на немецком языке. Тут же к ним подтянулся и гражданский переводчик.

— Господин унтерштурмфюрер этот полицейский отказывается выполнять приказ. Он не хочет стрелять во врагов Рейха, — доложил ротный. Офицер задал вопрос и в дело вступил переводчик.

— Почему ты отказываешься стрелять?

— Я привык сражаться с врагами, а не стрелять в безоружных людей, — ответил Чижов. Ульрих улыбнулся.

— Я знаю, что ты храбрый воин. Евреи наши враги, но они не похожи на партизан. С ними у тебя получается лучше, — переводил гражданский высказывания Дитриха.

— Так, что с ним делать? — не понял ротный, куда клонит немецкий офицер.

— Переведите его в оцепление. Такие люди еще пригодятся Германии, — распорядился унтерштурмфюрер.

— Слушаюсь, — козырнул Онищенко.

— Считай, тебе повезло, — передал он пулемет Григорию.

— Пойдешь у меня в оцепление, — недовольно распорядился Тарас Семенович.

Чтобы Чижов не мозолил глаза начальству, его отправили на блокпост на самую окраину города. За это он был даже благодарен своему командиру. Уничтожение еврейского населения гетто продолжилось и 28 августа. Желая спастись из рук палачей, обезумевшие от страха люди пытались любыми способами вырваться из районного центра. Они проскальзывали сквозь первое кольцо оцепления и выходили на блокпост, где нес службу Чижов. Здесь их арестовывали, тем, кто пытался бежать, стреляли в спину. Город словно притих испуганный таким размахом убийств. Ближе к полудню в районе гетто поднялось в небо черное облако дыма. На посту гадали, чтобы это могло значить? Вскоре от военных узнали, что евреи подожгли гетто и под прикрытием огня и дыма хлынули в другие районы города. В Сарнах началась беспорядочная стрельба.

— Сержант, машина, — предупредил Гриша своего начальника, завидев «опель блитц» движущийся в их направлении. Старший на блокпосту поднял руку вверх, предупреждая водителя о немедленной остановке. Дверца грузовика открылись, и полицейским навстречу шагнул словацкий офицер. Гришка без труда узнал в нем Йозефа Ковальского. Чижов подошел поближе к автомобилю.

За рулем сидел его знакомый «хиви» по имени Серега.

— Здорово, — приветствовал полицай водителя.

— Куда опять собрались?

— За горючим, — ответил Сергей. Внешний вид шофера не очень понравился шутцману. Уж больно напряженный он какой-то.

— Больше по селам не ездите? — хотел Гришка продолжить общение.

— Бывает. Лейтенанту это даже нравится. А ты, что в акции не участвуешь? — кивнул Сергей на клубы дыма, тянувшиеся от города.

— Не мое это, — вздохнул Гришка.

— Понимаю, — сочувственно произнес водитель.

— Мне тоже не все нравится, — разоткровенничался шофер.

— Чижов, проверь кузов машины, — приказал полицейскому сержант проверяющий документы у словацкого офицера. Серега заелозил на водительском месте.

— А помнишь, как мы отбивались от бандитов в лесу?

— Конечно, помню, — подтвердил шуцман.

— Жена у тебя красивая. Как она поживает? — неожиданно напал на Сергея словесный понос. То молчал, понимаешь, а это поговорить захотел? Чего это он так разволновался? — гадал мужчина, подходя к заднему борту машины. Откинул полог брезента в сторону и заглянул вовнутрь. Ближе к заднему борту стояли бочки из-под горючего, а вот из-за бочек торчали головы людей разного возраста с перепуганными лицами. Евреи! — догадался полицай. Вот почему водителя потянуло на разговоры, видать не хотел, чтобы он досматривал автомобиль. Люди со страхом и мольбой в глазах смотрели на Гришу. Теперь перед ним встала дилемма поступить, как велит присяга или по-человечески? Не сдаст беглецов, то и сам пойдет под трибунал как пособник. Сдаст, то все они окажутся во рву под лесом. Он размышлял несколько секунд, пока не увидел среди людей внучку Бориса Моисеевича.

— Ну, что там с машиной? — нетерпеливо поинтересовался сержант.

— Все в порядке, — опустил Чижов брезент.

— Что-то ты долго, — заподозрил неладное старший их группы. Он двинулся к «опель блитцу» намереваясь лично провести досмотр. Ковальский занервничал. Сержант взялся за брезентовый полог. Это конец! — подумали одновременно словацкий лейтенант и Гришка. Полицай не успел одернуть брезентовую ткань, когда Чижов дал короткую очередь из пулемета.

— Мать твою! — дернулся сержант.

— Ты чего строчишь?

— Показалось, что в балочку побежала подозрительная группа людей. Думал беглые евреи, вот и пальнул, — сделав невинное выражение лица, сказал Григорий.

— Идиот! — не нашлось больше слов у старшего на посту. Досматривать машину он передумал.

— Езжайте! — махнул рукой полицейский. Лейтенант Ковальский быстро вскочил в кабину и Серега без промедлений направил свой грузовик подальше от блокпоста.

— А ты иди и проверь, в кого ты там стрелял, — злился сержант на Чижова. Гришка с удовольствием поплелся в сторону балки, прекрасно понимая, что там никого нет. Сегодня он реально спас с десяток жизней, но об этом никому нельзя говорить, даже Федьке.