Заблудшие

Глава 17

Светило июльское солнышко, от света которого приходилось щуриться. Гришка с Федором лежали на душистом сене в телеге, которая катила по пыльным дорогам Волыни. Иногда повозку подбрасывало на колдобинах, но это не мешало мужчинам вести разговор о политике. С момента их первой операции в этом году в поселении Паросли, утекло не мало времени и произошли разительные изменения, как на фронте, так и внутри страны. Сбежал в лес Бородай и много его товарищей. Батальон сократился в численности и личный состав шуцманшафта разбавили выходцами из Прибалтики и казаками. Они пришли на замену не благонадежным украинцам. Комбата Ходаковского сместили с должности и вместо него назначили бывшего капитана Красной армии Сташкевича. Фронт неумолимо стал катиться на Запад, и это привело к активизации партизанской деятельности в тылу вермахта. Партизанское движение было не однородным по своему составу и преследуемым целям. Националисты ОУН-УПА громили польские села, в отместку отряды армии Краевой организовывали отряды самообороны и совместно с советскими партизанами нападали на националистов. Диверсионные группы действующей Красной армии, советские соединения партизан, ячейки армии Краевой и армии Людовой, ОУН-УПА, «бульбовцы» и просто бандиты, все перемешались в Полесских лесах. Наиболее жестоко вели себя бандеровцы. Они оставили свой кровавый след в польских селах Гранях, Сохах, Процуках и многих других населенных пунктах. Убивали польское население, невзирая на пол и возраст, причем делали это с особой жестокостью, применяя ножи и топоры. Где-то в их районе собирал свою кровавую жатву и «Мясник», которому удалось выскользнуть из рук правосудия благодаря предательству Бородая. В связи с такой обстановкой каждое село старалось создать свой отряд самообороны, чтобы защититься от непрошенных гостей. Оккупационная власть пребывала в растерянности, не зная, каким способом прекратить эту резню. На Волынь перебросили 202 батальон «шуцманшафта», так называемых «синих» полицейских, получивших такое название из-за цвета формы. Этот батальон был сформирован в основном из поляков и немцев, с небольшой долей украинцев из восточной Галиции. Кроме этого формировались дополнительные соединения из польского населения. Если нацисты не могли справиться сами с украинскими националистами, то они собирались сделать это руками поляков, которые ради мести, шли в польские батальоны «шуцманшафта». Сарны из еврейского городка превратились в польский, так как многие жители района стремились перебраться из сел под защиту «синих мундиров». Чтобы избежать смерти польское население активно уезжало на работы в Германию. Районным комиссарам даже была выгодно такое напряжение в уезде. Они выполняли план по отправке рабочей силы в Фатерлянд. Вот и сейчас поступила заявка из парочки сел о готовности нескольких десятков жителей поискать свое счастье на заводах и фабриках Третьего Рейха. Задача отправившегося в дорогу подразделения «шума» была до боли проста, собрать и доставить добровольцев в Сарны на железнодорожную станцию. Выделили на это дело с десяток подвод и сорок человек шуцманов. Почему так много? Совсем недавно боевики ОУН-УПА совершили нападение сразу на 150 польских сел. Погибло большое количество мирного населения, поэтому и приходилось усиливать охрану. Вот и катили эти подводы в первый пункт загрузки, а именно в Гуту Степанскую. Чижов уже мысленно обнимал жену, рассчитывая на ласки, истосковавшейся по мужу Стефании. Солнышко перевалило зенит, и Гришка очень надеялся, что их обоз остановится на ночлег в Гуте и лишь на следующий день заберет остальную часть добровольцев из Вырок. Когда их обоз въехал на пригорок, и перед ним показалось село, головная телега застопорила ход.

— Что там еще? — спрыгнул следом за Чижовым с телеги и его дружок. Они направились к первой телеге в надежде узнать причину остановки. Старший их подразделения фельдфебель Антанас Жукаускас, чистокровный литовец, переведенный к ним в батальон из литовского шуцманшафта, рассматривал населенный пункт в бинокль. Сюда уже подтянулся и обер ефрейтор Вася Зленко. Василий ближайший дружок Степана Бородая. В «шуме» недоумевали, почему обер ефрейтор не сбежал к бандеровцам вместе с другом. На то было две версии. Первая идеологическая, в которую почти никто не верил, а вторая бытовая. Мол, когда Бородай «делал ноги», Васька напился до беспамятства и просто не смог физически уйти в лес с «шароварниками».

— Почему стоим? — поинтересовался Василий.

— Не нравятся мне эти укрепления, — передал Антанас свой бинокль Зленко.

— Окопы, блиндажи. Неплохо поляки закопались, — прокомментировал увиденное обер ефрейтор.

— Они, что нас ждут? — не понимал Жукаускас.

— Вряд ли. Зачем было тогда сообщать о рабочих? Скорее всего, просто отряд самообороны. Такие сейчас в каждом селе, — не выражал беспокойства Зленко.

— А если нарвемся на засаду? Может они с партизанами заодно? — сомневался фельдфебель.

— Хотите выслать разведку? — догадался о намерениях Жукаускаса обер ефрейтор. Литовец в знак согласия кивнул головой.

— Предлагаю кандидатуру Чижова, — сразу же нашел подходящего разведчика Василий. Гришка хотел было возразить, но не успел.

— Он парень опытный. Пулеметчик, командир отделения, имеет награду за борьбу с партизанами и к тому же у него жена из этого села, — привел свои аргументы Зленко в пользу предложенного кандидата.

— Жена отсюда? — не знал таких подробностей Антанас. Пожалуй, этот пункт из биографии ефрейтора и сыграл главную роль.

— Кого с собой возьмешь? — поинтересовался фельдфебель, даже не спрашивая Чижова о согласии идти в разведку, будто бы этот вопрос был решен сам собой. Григорий хотел было возмутиться, но поняв, что его возмущения ни к чему не приведут, ткнул пальцем в грудь Игнатова.

— Я? — изумился Федор.

— Ну, спасибо тебе Гриша, — недовольно буркнул товарищ.

«Шума» остались на пригорке, наблюдая за транспортным средством ефрейтора, которое под управлением Игнатова катилось в сторону Гуты. Жители Степанской тоже заметили отряд и напряженно ждали приближения повозки. Федька, который всю дорогу до околицы села костерил Григория за его выбор напарника, притих. Чижов, свесив ноги с телеги, сидел рядом с возничим, положив себе на колени ручной пулемет. Пусть видят, кто он такой и чем вооружен. Руки положил на патронный диск, как бы показывая свои миролюбивые намерения. Да и сделать он вряд-ли бы что-нибудь успел, так как на них из ближайшего окопа было направлено несколько стволов винтовок. В образовавшейся тишине было слышно лишь поскрипывание колес и удары хвостом кобылки по своему крупу, отгоняющие назойливого овода. Когда щелкнул затвор карабина Федька и вовсе закрыл глаза и затаил дыхание. Вот сейчас бабахнет выстрел и прощай Федина душа, — пожалел сам себя Игнатов. Вместо этого послышался бодрый голосок Гриши.

— Доброго дня, панове!

В ответ тишина. Но и это хорошо. Главное, чтобы не стреляли. Федор приоткрыл глаза.

— Так это же Гришка! Муж Стешки Новак, — высунулась из укрытия Митяй, с взлохмаченной шевелюрой на голове.

— Привет, Гришка! — радостно произнес рабочий семейства Новак.

— И тебе не хворать, — ответил Чижов и приказал Федору остановить лошадей.

— Ты на побывку или по делам? — поинтересовался батрак. Односельчане не спешили опускать оружие.

— Я не сам. Со мной отряд шуцманов, — кивнул пулеметчик на пригорок, где стояли телеги «шума».

— Мы по приглашению вашего старосты Якуба Крычильского, — назвал он причину своего появления в Гуте Степанской. Тут из ближайшей землянки появилось несколько человек.

— Крычильский у нас больше не староста, — заявил один из вооруженных селян.

— Вот тебе на! — изумился Чижов.

— Что-то я не слышал, чтобы его волостное начальство снимало.

— Оно и не снимало. Мы сами сняли, — признался сельский житель.

— А зачем вам староста? — подошли поближе люди из землянки.

— Добрый день, пан Дроздовский, — узнал сельского агронома шуцман. Второго мужчину Гриша тоже опознал. Это был Марек Ковач, брат его жены. Под каким псевдонимом он здесь присутствовал, для него было непонятно, поэтому «шума» просто приподнял свой головной убор.

— Что понадобилось уездным полицейским от нашего старосты? — интересовался агроном.

— Тайны особой нет, но хотелось бы увидеть старосту, — не спешил все рассказывать Чижов.

— А я и есть староста. Меня люди выбрали на сельском сходе, — признался Станислав Дроздовский.

— Стало быть, обошлось без волостного начальства? — уточнил «шума».

— Но раз народ так решил, то зачем волостной старшина? Коль вы теперь тут за главного, то поясню цель нашего визита. Якуб Крычильский, до вашего избрания, отправил уездному комиссару докладную записку о том, что в Гуте Степанской имеются желающие отправиться на работы в Германию. По этому поводу нас и прислали из Сарн, чтобы мы препроводили добровольцев в город. Для этих целей был выделен отряд шуцманов и транспортные средства. Сейчас они ожидают на пригорке моей отмашки, — четко доложил Чижов.

— Можете возвращаться обратно. Никто в Германию не поедет, — вмешался в беседу Марек. Григорий состроил на лице удивленную гримасу, не совсем понимая роль Ковача в их беседе. Дроздовский подхватил Марека под руку и отвел его в сторонку для разговора. О чем мужчины говорили не услышать, но беседа, судя по жестикуляциям руками, была жаркой.

— А у вас, что тут, отряд самообороны? — кивнул пулеметчик на вооруженных парней, обращаясь к Митяю.

— Конечно. Как теперь без этого?

— Ты, что не слышал, что сотворили бандеровцы с жителями польских сел? — вступили в беседу и парни с винтовками.

— Слышал, — тяжело вздохнул «шума».

— Если бы вы справлялись со своими обязанностями, то не надо было бы и отрядов самообороны, — с укором заметил селянин. С этим Гришка был согласен. Только ведь никто, как в районе, так и Рейхскомиссариате не ожидал, что украинские националистические выступления приобретут такой размах. Теперь, когда антипольские выступления захлестнули всю Западную Украину, немецкие гарнизоны и приданные им части шуцманшафта работали в режиме «пожарных команд», порой и сами, подливая масла в огонь своими карательными походами. Гришка перекинулся с мужиками еще парочкой фраз, когда к ним вернулся Дроздовский.

— Мы готовы принять ваш обоз и собрать всех подавших заявку на отправку, — спокойно произнес пан Станислав.

— Разместитесь в усадьбе пана Мицкевича. За ночь мы соберем всех желающих, и утром вы отправитесь в путь, — озвучил план действий новый староста.

Ночевка в селе как раз входила в планы Чижова. Но уж все было так гладко, что вызывало подозрения. Марек был связан с польским подпольем и находится здесь не зря. Не иначе он представляет собой силы партизан. Партизаны и шуцманшафт откровенные враги. Что эти двое придумали? Заманить их в ловушку и перебить? А надо ли жителям Гуты Степанской такое противостояние с властью? Они сюда прибыли не продналог изымать, а по просьбе старосты, пусть уже и бывшего. Перебьют их отряд, а завтра немцы сожгут село. Они подобное могли сделать и за меньшие грехи. Дроздовский на самоубийцу не похож. Вряд-ли он захочет так рисковать, — размышлял про себя Григорий. Это предложение нового старосты он и донес до сведения Жукаускаса. Только о присутствии среди самообороны Марека Ковача, ничего не сказал. Зачем фельдфебелю лишнюю информацию знать?

Заехали в село без всяких проблем, если не считать проблемой группу вооруженных крестьян, которые сопровождали их до самого поместья Мицкевича. Когда «шума» вошли в каменный дом помещика Жукаускас схватил Чижова за грудки и прижал к стенке.

— Ты куда нас завел? Не видишь что ли их повязки на рукавах? Это же цвета польского флага. Ни какая это не самооборона, а польские партизаны, — кричал в лицо шуцману Антанас.

— Этих людей на околице села не было. Они появились потом, — пытался оправдаться Григорий.

— А зачем, я тебя в разведку посылал? — орал литовец на подчиненного.

— Занять круговую оборону! — приказал фельдфебель.

— Надо ожидать нападения, — размышлял вслух старший группы.

— Если бы хотели напасть, то давно напали, — бурчал Григорий.

— Давайте я все разузнаю и вам доложу, — предложил Чижов, рассчитывая навестить Стефанию.

— Хватит. Ты уже провел разведку. Займи позицию у окна. Сейчас пулеметчик лишним не будет.

Томительное ожидание атаки тянулось больше часа. От напряжения шуцманы устали и постепенно ослабили бдительность. Жукаускас решился отправить нескольких парней во двор, чтобы они приглядели за лошадьми. Вернувшиеся обратно бойцы доложили, что вокруг поместья выставлены часовые, которые наблюдают за перемещением гостей из уезда.

— Может ночи ждут? — не понимал Антанас затянувшейся паузы.

— Никто нас штурмовать не станет, — снова заявил Чижов.

— А охрану для чего выставили? — задал вопрос литовец.

— Для порядка. Чтобы мы по селу не расползлись. Утром, вот увидите, приведут кандидатов на отправку, и мы с миром двинемся дальше, — пытался успокоить фельдфебеля Григорий.

— Мне бы с женушкой повидаться. Заодно, я разнюхаю обстановку в Гуте. Может, отпустишь, пан фельдфебель? — жалобно попросил Жукаускаса Чижов.

— Не могу. Если схватят тебя, что я делать без пулеметчика стану? Как отобьюсь?

— Да никто на нас не нападет. Я проскочу по темноте туда и обратно. Никто меня не заметит, — продолжал клянчить Григорий.

— Нет, — твердо заявил Антанас, поставив тем самым точку в их разговоре. Гришка насупился и демонстративно уселся под окном, игнорируя наблюдение за своим сектором обороны. Начинало смеркаться. Гришка настолько был зол на своего командира, что даже со своим дружком Федькой не хотел говорить. Отсутствие каких-либо враждебных действий со стороны сельчан успокаивающе подействовало на фельдфебеля и он, оставив часовых, разрешил остальному личному составу отдыхать. В помещении слышалась тихая беседа шуцманов и храп Васи Зленко. Игнатов заворочался на соломе, постеленной на полу.

— Ну и храпит же этот Васька, — недовольно заметил Федор, выставляя руку под лунный свет, чтобы посмотреть который был час. Стрелки на циферблате бородаевских часиков показывали половину двенадцатого. За стенами усадьбы послышался какой-то непонятный шум. Те, кто не спал стали прислушиваться. По двору пробежал человек, и затем пронзительно заржали лошади.

— Подъем! — начал тормошить Жукаускас отдыхающих полицейских.

— Занять свои места. Сейчас начнется, — расталкивал он подчиненных. Чижов установил пулемет на сошки и выглянул из окна.

— Что видишь? — поинтересовался Игнатов, загоняя патроны в пустую обойму.

— Мечутся какие-то люди. Видел две повозки. На атаку не похоже. Они бегут даже не в нашу сторону, — комментировал увиденное Григорий.

— А, что за звуки? — встал рядом с ним Федор, и внимательно прислушался.

— Это колокол, — идентифицировал непонятный звук Игнатов.

— Колокол ночью? — недоверчиво произнес Антанас.

— Зачем им ночью звонить?

— Это сигнал, — словно знаток прокомментировал происходящее Гриша.

— О хороших событиях среди ночи не предупреждают. Значит, пришла беда. Гул исходит издалека. В том направлении, если мне не изменяет память, находится село Ляды, — словно местный житель рассказывал Чижов.

— Не иначе на село напали, — сделал он вывод.

— Еще один, — отметил Игнатов изменение звуков.

— Теперь в другой стороне.

— Не к добру это все, — заволновался Чижов. Парни из шуцманшафта вспомнили недавнее нападение Украинской Повстанческой армии на польские села. Похоже ситуация повторялась. За стенами усадьбы засуетились вооруженные люди. Так продолжалось около получаса, затем к имению Мицкевича направилась группа людей во главе с новым старостой. Ему навстречу вышел Жукаускас. Их разговор состоялся под окнами здания и полицейские все прекрасно слышали.

— Что-то случилось? — не стал притворяться неосведомленным о ночных движениях в селе фельдфебель.

— На Ляды и Ужаны напали ОУНовцы, — сообщил нехорошую весть Дроздовский. Гришка вспомнил, что в Ужанах живет мать Стефании, с которой он так и не познакомился.

— Я думаю, это коснется и нас, — продолжал поляк.

— Значит, добровольцев в Германию не будет? — не совсем понимал степень опасности Антанас.

— Какие добровольцы? Националисты вырезают всех жителей сел, до последнего младенца, — возмущенно произнес Станислав Дроздовский. Теперь до фельдфебеля начало доходить.

— Вы власть и должны остановить эти преступления, — потребовал староста.

— Каким образом? — не понимал литовец. Вступать в открытый бой с националистами в его планы не входило. Где они? Сколько их? Как вооружены? Да и что, по сути, он мог сделать с этой горсткой шуцманов?

— У нас есть отряд самообороны, но оружия маловато. Ваши сорок стволов помехой не станут. Помогите нам отстоять Гуту, — попросил староста.

— Вступить в бой с превосходящими силами противника? Положить своих бойцов? Такого приказа у меня не было, — не был настроен на активные боевые действия фельдфебель.

— Но вы же власть или не власть? — начинал сердиться поляк.

— Власть, но вступать в бой, у меня приказа нет, — стоял на своем Жукаускас.

— Тогда я буду вынужден разоружить ваш отряд и так отправить из села. У вас два варианта, помочь нам или оставив оружие уйти — пригрозил Дроздовский.

— Это чревато последствиями, — возмутился литовец.

— У меня другого выбора нет. Даю вам полчаса на раздумья, — объявил ультиматум полицейским староста. Фельдфебель вернулся к подчиненным.

— Слышали? Что будем делать? — хотел он услышать мнение шуцманов.

— Я за поляков здесь подыхать не собираюсь, — сразу же заявил Зленко.

— Ну да. Со своими ты воевать не станешь, — едко заметил Григорий.

— Антанас, ты сам видел, что в селе польская армия Краева. Выходит, что мы станем защищать этих парней? Они вне закона, — вел диалог обер ефрейтор.

— Бандеровцы тоже вне закона, — не умолкал Чижов.

— Что ты ко мне пристал с этими бандеровцами? — возмутился Зленко.

— Пусть они между собой и воюют. Нам-то, зачем вмешиваться? — выразил свое мнение Василий.

— Ты хочешь, чтобы мы сложили оружие? — задал уточняющий вопрос Жукаускас.

— Вернулись в Сарны и сказали комбату, что оставили оружие партизанам и не выполнили поставленную нам задачу? Это пахнет трибуналом! — возмущался фельдфебель.

— Тогда, что ты предлагаешь? Вступить в бой с отрядом самообороны и погибнуть? Это конечно не трибунал, но итог такой же — не умолкал Зленко.

— А может, все — таки поможем старосте? — робко заметил Чижов.

— Чиж, ты за кого воевать собрался? За поляков или за немцев? Мечтаешь, чтобы тебя поляки Рыцарским крестом наградили? От немцев получил, получишь и от них, — издевался Василий.

— Дроздовский правильно спросил, власть мы или нет? Если власть, то надо взять под свою защиту село, — пропустил мимо ушей Григорий издевательства обер ефрейтора.

— Его уже взяла армия Краевы и теперь и тебя заставляет свою голову под пули подставлять. Я за поляков жизнью рисковать не стану, — заявил Зленко.

— Что скажут остальные? — хотел Антанас знать мнение большинства. Выбор тут был невелик. Вступить в бой с украинскими националистами, сдаться полякам и явиться в Сарны под трибунал, или завязать бой с отрядом самообороны. Куда ни кинь, всюду клин. Обсуждение возможных вариантов затянулось. Срок ультиматума заканчивался, а решение принято не было. Помогла суматоха, возникшая в селе. На улицах появились телеги с людьми. В домах зажглись огни керосиновых ламп, и хозяева вышли встречать обоз с беженцами. Часовые, наблюдавшие за усадьбой, ушли. Такой возможностью грех было не воспользоваться.

— Слушайте сюда! — командирским голосом произнес Жукаускас.

— Сейчас выходим и садимся в пять телег. Остальные бросаем. Пока здесь это непонятное движение, постараемся вырваться из Гуты. Стрелять, в крайнем случае. Вырвемся из села и прямиком в Сарны. Пусть начальство дает подмогу. Самим нам здесь не управиться, — определил план дальнейших действий фельдфебель. Парни схватили оружие и амуницию, готовясь покинуть усадьбу.

— Я никуда не поеду, — неожиданно объявил Григорий.

— Как это не поедешь? Ты должен будешь прикрывать нас на всякий случай, — не понял такого демарша Антанас.

— Я остаюсь, — настаивал на своем Чижов.

— Это еще почему?

— У меня здесь жена. Я знаю, что с ней будет, если в село ворвутся ОУНовцы, поэтому и остаюсь, — пояснил свою позицию Григорий.

— Это приказ, — решил по — другому подойти к этой проблеме Жукаускас.

— Не в этот раз, — отказался от его выполнения Чижов.

— Чиж, это трибунал, — дернул его за рукав Игнатов.

— Будет, если вернемся, — не особо оптимистично ответил пулеметчик.

— Оставайся и ты, — предложил Федору дружок.

— Не могу. У тебя здесь жена и есть ради чего рисковать, а мне? За кого голову сложить? Лучше, я со своими парнями, — отказал Гришке Игнатов.

— Как знаешь, — не настаивал шуцман. Жукаускас окинул Чижова гневным взглядом, но ничего говорить не стал. Время поджимало. Гриша сел в уголку и прислушался, как вполголоса ругаются полицаи, устраиваясь в телегах. Скрипнули колеса, фыркнула лошадка и снова пришла тишина. Интересно, вырвутся или нет? — подумал Чижов, ожидая услышать перестрелку. Стрельбы не было. Зато во дворе кто-то выругался на польском языке. Ругательное слово курва, понимали даже немцы.

— Где они? Куда подевались? Я зачем вас тут оставил? — распекал часовых их начальник. За окном блеснула полоска света от керосиновой лампы. Свет приближался к дому. Вот уже в дверном проеме появилось несколько вооруженных людей. Тусклый свет выхватил из темноты фигуру Чижова сидящего на корточках с пулеметом в руках. Поляки опешили, найдя в доме шуцмана. Дроздовский узнал Гришу и не дал крестьянам с испугу пальнуть в полицая.

— Где твои? — последовал вопрос.

— Сбежали в Сарны, — кратко ответил пулеметчик.

— А ты почему остался?

— Из-за Стеши. Куда мне бежать, если она здесь одна?

— Ну, не совсем одна, — как-то непонятно добавил Станислав.

— Я помогу вам, только дайте повидаться с женой, — попросил Чижов. Агроном недолго колебался.

— Это хорошо, что ты остался, — ухмыльнулся поляк, посмотрев на ДП-27.

— Юзек, проведешь пана полицейского к дому Стефании. И смотри, чтобы никто не вздумал на него напасть. Головой отвечаешь! — приказал Дроздовский сопроводить шуцмана одному из своих подопечных. В сопровождении совсем еще мальчишки, вооруженного старым дедовским ружьем, они и дошли до дома Стефании Новак. В хате горел свет, и сквозь занавески было видно несколько силуэтов людей. Гости, наверное, — размышлял мужчина. Пес залаял, не сразу признав хозяина. Затем, недовольное гавканье превратилось в поскуливание. Юзек дойдя до ворот подворья, развернулся и побрел обратно с чувством выполненного долга. Шуцман толкнул от себя входную дверь, и та с легкостью поддалась, так как не была закрытой. Сени встретили его полумраком. Оставалось преодолеть еще одну преграду, и он бы оказался в светлице. В этот самый момент ему в спину уперся ствол пистолета.

— Не дури, — предупредил незнакомый голос и шуцмана подтолкнули к входу в жилое помещение. Знакомо скрипнули дверные петли, и в глаза ударил свет керосинки. В комнате были двое. Его жена и Марек. Если лицо Марека выражало удивление, то в глазах Стефании был виден испуг. Незнакомец, что оказался за спиной Чижова, снял с его плеча пулемет и толкнул парня в центр комнаты.

— Кто такой? — поинтересовался тип за спиной.

— Григорий, муж Стеши, — представился Чижов.

— Муж Стеши, говоришь? — хмыкнул незнакомец.

— Что ж, будем знакомы. Я, Ян Новак, законный муж Стефании, — объявил незнакомец, не выпуская из рук пистолета. Теперь было понятно, отчего так переживала хозяйка дома. После стольких лет забвения, откуда ни возьмись, воскрес из мертвых ее муженек.

— Неплохо ты устроилась Стефания. Двоих мужей завела. При каждой новой власти по мужу. Может, познакомишь? — с нескрываемым сарказмом произнес Ян.

— Ты пистолет-то убери. Гришка нормальный мужик, — попросил Новака Марек.

— Я вижу вы тут без меня родственниками уже стали? Недолго ты по мне слезы лила, — это высказывание относилось в сторону женщины.

— Долго Ян, долго. От тебя почти пять лет весточки не было, кроме похоронки. Сколько мне надо было еще слезы проливать? — нашла, что ответить Стефания.

— А ты их проливала? — иронично поинтересовался мужчина.

— Коль мне не веришь, то у родителей своих спроси.

— Спрошу. Обязательно спрошу. Ну, проходи, коль пришел, — отступил в сторону поляк.

— Присаживайся, — кивнул на стул брат Стеши.

— Навестить сестренку вырвался? Погостишь и опять в Сарны? Я тебя сразу признал, как только увидел, — спокойно беседовал Ковач.

— И я тебя признал, — присел на указанное место гость.

— Ты бы на стол накрыла. Когда еще будешь потчевать сразу двух супругов? — продолжал язвить Новак, обращаясь к женщине.

— И что она в тебе нашла? — не мог понять поляк.

— Разве что это? — презрительно дернул он Чижова за лацкан куртки. Гришка недовольно посмотрел на собеседника.

— Обратно дороги в Сарны нет. Шуцманы сбежали из села, — признался полицейский.

— Как сбежали? Староста так на них рассчитывал, — заволновался Марек.

— Они не захотели погибать за поляков, вот и сбежали, — прояснил ситуацию гость.

— За поляков? — возбудился Новак.

— А ты почему остался?

— У меня жена полячка, как я мог ее бросить? — озвучил свою позицию Григорий.

— Ты на чужих жен рот не разевай! Какая она тебе жена при законном муже?

— Законная. Мы в костеле венчаны, — так же грубо ответил полицай.

— Силой чужую бабу под венец затащил? — наезжал на шуцмана Новак.

— Никого я не тащил. Если бы не женитьба, то угнали Стешу в Германию.

— Спаситель значит? Ловко ты чужих жен спасаешь.

— А где ты был? Может, мне ее тогда и спасать не пришлось. Хотя бы письмецо чиркнул. Дал женщине надежду, — перешел в атаку Чижов.

— Там где я был почтальоны не ходят. Знаешь, что такое концентрационный лагерь? Откуда тебе знать? Ты ради собственной шкуры быстренько эту форму примерял, а я не сдался. Сбежал, чтобы продолжать борьбу за свободную Польшу, — пафосно заявил Ян.

— Гриша, тоже в лагере был. Это я его оттуда выкупила, — вставила словечко Стефания.

— Значит, сама в дом чужого мужика привела? — переключил поляк свое внимание на женщину.

— А каково мне самой с этим хозяйством справляться? Ты столько пережил, а почему не спрашиваешь, как я тут без тебя жила? Как при Советах спину в колхозе гнула, как плакала по ночам в подушку? Думаешь, мне легко было? И его вытащила, но не для того, чтобы в постель уложить, а для того, чтобы облегчить себе жизнь. Если бы знала, что ты живой, то может, все по-другому было. Не брал меня Григорий Васильевич силой. Могла и отказаться. В таком случае не куда было бы тебе возвращаться. Ты хотел бы, чтоб я в Германии сгинула? Всегда только о себе и думаешь. А он, — кивнула женщина на Григория: «Обо мне подумал».

Такое выступление супруги стало неожиданностью для Яна. Он привык видеть кроткую послушную Стешу, а тут настоящая бунтарка.

— О тебе? Он в первую очередь о себе подумал. Одним махом отхватить бабу с таким приданным. Удачное предложение, — не верил поляк в благие намерения Чижова. Пребывание в лагере озлобило мужчину. Он перестал доверять людям. Слишком много предательства вокруг.

— О чем ты больше переживаешь? О доме, хозяйстве или обо мне? — чуть не плакала Стефания, не узнавая в сидящем за столом Яне своего любящего, заботливого мужа, возвращения которого, так долго ждала.

— О тебе переживаю, — буркнул поляк.

— Накрывай на стол, — потребовал Ян, чтобы Стефания переключилась на другой род деятельности, и не лезла в мужские разговоры.

— Ты зря на Григория злишься. Мы ведь действительно не знали, что ты живой. Похоронка на тебя пришла. Стеша долго не верила, — заступился за сестру Марек.

— А потом поверила? И ты это тоже принял? Ладно, было бы если поляк, а то ведь пришлый, какой-то москаль, — не мог успокоиться Ян.

— Местного он захотел! Может, Бородай был бы получше, чем какой-то москаль? — подумал Гриша, но в слух такого не сказал.

— Григорий нормальный мужик. Он и меня несколько раз выручил, — заступился за Чижова Ковач.

— Значит, подходит тебе этот новый родственничек? — бесился от злобы Ян. Такой разговор хозяйке был не по душе. Она с грохотом поставила на стол тарелку с огурцами и бутыль самогона. Законный польский супруг плеснул в стаканы слегка мутноватую жидкость.

— Ну и как мы с тобой теперь будем делить бабу? — спросил он у Гриши.

— Зачем ее делить? Она ведь не вещь. С кем захочет, с тем и останется. Это ее выбор. Скажет мне, уходи и я уйду, готов был принять любой выбор Стеши шуцман.

— Вы бы не спешили делить жену. Тут еще до утра дожить надо, — резонно заметил Марек.

— Колокола звонили. Бандеровцы напали на соседние села. Вот — вот и у нас будут, — напомнил присутствующим реальное положение дел Ковач.

— И на Ужаны напали, — брякнул, не подумавши, Гриша, и увидев изменившееся выражение лица Стефании, горько пожалел о своем поступке.

— Мама! — всхлипнув, произнесла женщина и ушла к печке.

— Так ты теперь с нами? — еще раз хотел услышать позицию родственника Марек.

— С вами, — ответил Чижов, подразумевая не вступление в ряды армии Краевой, а совместное отражение нападения со стороны украинских националистов.

— Тогда, еще по одной и пошли к старосте. Твой пулемет лишним не будет. Споры оставим на потом. Главное сейчас выжить. Если они придут в село, пощады никому не будет. Стефания, ты собери на всякий случай все необходимое. Может, придется бежать из Гуты, если получится, — уже более тихо добавил Марек.