С такими тяжелыми мыслями и уснул. Тревогу сыграли еще до подъема. Оделся, получил оружие и теперь стоял с товарищами в строю на плацу, ожидая дальнейших приказов. Появился Ходаковский, как всегда выбритый и в наглаженной форме, и объявил, что из лагеря военнопленных совершила побег группа красноармейцев. Их «шуцманшафт» задействуют для прочесывания лесных массивов возле районного центра. Затем появились грузовики и «шума» начали погрузку. За ночь первый снежок растаял, и теперь дорога превратилась в две грязных колеи, из которых машинам было трудно выскочить. Не самое лучшее время выбрали парни для побега. Впрочем, и преследовать их тоже будет нелегко. Их роте определили участок леса и они, растянувшись в цепь, двинулись сквозь кусты и деревья. Парни, поеживаясь от утренней прохлады, старались держать между собой объявленную командирами дистанцию. Азарта, ни какого не было, было лишь желание выместить на беглецах злобу за то, что из-за них пришлось покидать теплую казарму, даже не позавтракав. Местами подрост так сильно вытянулся вверх, что приходилось буквально продираться сквозь пока еще не толстые его стволы. На правом фланге бухнули выстрелы, и по цепи прошла команда усилить бдительность. «Шуцманы» наткнулись на парочку беглецов, и теперь появилась уверенность, что они, настигнут и остальных. Ноги сами собой ускорили шаг. Чем быстрее выполнят задачу, тем быстрее вернуться в расположение батальона. Рядом идущий с Чижовым Зленко, подобрал с лесной подстилки солдатскую пилотку.
— Пан визе фельдфебель посмотрите, что я обнаружил! — поднял он вверх свою находку, привлекая внимание Бородая.
— Смотреть внимательно! Они где-то рядом, — предупредил подчиненных Степан. Впереди неожиданно появился овраг с крутыми склонами.
— Вот черт! — выругались шуцманы, соображая, как можно быстрее и легче, форсировать эту преграду. Кто-то нашел протоптанную зверями тропинку по более покатым склонам оврага. Полицаи сбились в кучу, чтобы перебраться на противоположную сторону.
— Чижов! — позвал к себе Григория их сержант.
— Проверь дно оврага, — приказал Степан.
Вот сука! — едва не выругался Гришка. Мало того, что глинистые склоны густо поросли кустарником, так еще и по самому дну оврага совсем недавно бежала вода, и теперь там стояла жижа, состоящая из воды, земли, листьев и веток. Кому была охота лезть в это болото? Не отправил же он туда своих дружков украинцев. Специально выбрал его.
— Там может спрятаться краснопузый. Посмотри все внимательно. Потом догонишь, — дал наставление Бородай. На лице своего начальника Гришка заметил легкую усмешку. Явно, этот гад, издевался над Чижовым.
— Слушаюсь, — буркнул рядовой и принялся совершать спуск, цепляясь руками за тонкие деревца. Сапоги заскользили по мокрой глине и Гришка, не удержавшись, плюхнулся на задницу и таким способом завершил свой маневр. На его ругань, сверху ответили смешком.
— Твою мать! — приговаривал шуцман, бредя по жиже под своды кустарника, обильно произраставшего по обе стороны оврага. Он на какое-то время умолк, обнаружив впереди себя следы чужой обуви. До него тут явно кто-то был. Гришка стащил с плеча трехлинейку. Из-под ствола поваленного дерева, торчал чей-то сапог. Гриша сделал по трясине несколько шагов, чтобы получше рассмотреть неизвестного. Сжавшись в комок, за стволом дерева лежал, закутавшись в солдатскую шинель человек. С густой мокрой шевелюрой, колючей щетиной на лице, с темными от грязи руками, это был один из тех, кого они разыскивали в этом лесу. Чижов хотел было открыть рот, чтобы объявить о своей находке, когда военнопленный тихим знакомым голосом произнес его имя.
— Гриша, это ты?
Чижов опустил винтовку. Он тоже узнал беглеца. Это был его старшина Саюн. Больше всего он боялся этой встречи и вот она произошла.
— Чижов, что там у тебя? Чего замолк? — продолжал контролировать его Бородай.
— Воды в сапоги набрал, — отозвался «шуцман».
— Никого не нашел? — интересовался Степан. Чижов посмотрел в глаза перепуганному Саюну.
— В овраге беглецов нет. Тут вообще никого нет, даже зайцев, — крикнул Гришка, проходя мимо старшины.
— Я тебя туда не за зайцами посылал, — возмутился сержант.
— Выползай и давай в строй, — прикрикнул Бородай. И тут снова раздался выстрел. Один, второй, третий. О парне все забыли, бросившись вперед. Чижов, чертыхаясь, стал карабкаться по глиняному отлогу наверх. Теперь подальше отойти от этого места, чтобы не привлекать внимание полицаев. Что он сейчас делал? — задавал себе вопрос Чижов. Это прямое нарушение приказа, за которое его могут расстрелять. Почему он это делает? На чьей он стороне? Если с еврейской девушкой сработало чувство собственного самосохранения, то почему оно дало сбой сейчас? А как он мог поступить иначе? Сдать Саюна своим товарищам по батальону? Он прекрасно помнил, как старшина достал для него сапоги, как они ели с одного котелка и укрывались одной шинелью. Эта служба на немцев превращает людей в зверей, но он еще не совсем очерствел душой и помнит, что такое добро.
Мероприятия в лесу завершились к обеду. Практически всех военнопленных удалось поймать. В лагерь никого не возвращали. Их расстреляли на месте, прикрыв тела ветками и прошлогодней листвой. Над незадачливым Чижовым потешались парни из его отделения, он делал вид, что обижается на эти смешки, а сам был рад, что благодаря ему остался жив Саюн. Дойдет он до своих, или нет, неважно. Главное, что Гриша, не запятнал свою душу новым преступлением. Глину проще смыть с формы, чем грязь с души.
В связи с продолжением военных действий на Восточном и Западном фронтах Германии требовались рабочие руки, и Рейхскомиссариат Украина спустил соответствующие планы на места. Районные и волостные управы активно занимались пропагандой добровольной вербовки граждан на работу в Третий Рейх, но если добровольцев не хватало, приходилось применять и насильственные действия. Одной из задач очередной облавы была не только арест подозрительных лиц, но и формирование трудовых отрядов для отправки в Германию. Батальон «шуцманшафта» окружил центр города, и теперь осуществлял проверку документов, проводя соответствующую фильтрацию граждан. Чижова с Игнатовым и еще несколькими парнями поставили в узкий проулок, через который могли прошмыгнуть горожане из окруженной полицаями торговой площади. Когда началась полноценная облава, то здесь появились покупатели с рынка, которые не желали встречаться с «шуцманами». На Гришку выскочила молодая женщина в поношенном зимнем пальтишке, с теплым платком на голове. В руках она держала авоську с продуктами.
— Стоять! Документы, — потребовал Чижов. Женщина испуганно полезла во внутренний карман пальто. Григорий заглянул в документы.
— Валентина Стружук, — прочитал он.
Федор одобрительно кивнул.
— Эта подходит. Давай в сторону, — подтолкнул Игнатов прохожую к нескольким человекам, которых держали под прицелом полицаи.
— Господи, меня — то за что? — залепетала она.
— В Германию поедешь на работу, — не стал Игнатов скрывать целей задержания.
— В Германию? — всхлипнула она.
— Мне нельзя в Германию, у меня детки дома остались.
— У всех дети. Отходи, — не стал ее слушать Федя.
— Родненькие, не губите! Как же они без меня? Пропадут ведь — заплакала женщина.
— Отец позаботится, — не хотел ничего слышать полицай.
— Нет у меня мужа. Сама я живу.
— Отходи, кому говорят! — толкнул ее Игнатов. Она зарыдала еще громче. Чижов закрыл ее документы и протянул задержанной.
— Свободна.
Игнатов не понял такого поведения товарища.
— Ты чего Чиж? Она нам подходит.
— У нее дети, — ответил Гриша.
— Какие дети? Кому ты веришь? — возмущался Федор.
— И у меня дети есть, — ухватился за такую возможность освободиться один из задержанных.
— Заткнись! — прикрикнул на него Федя.
— Гриша, подумай! Лейтенант не поймет твоего жеста. Нам дали, какое задание? — пытался вразумить его Игнатов.
— Федор, почему ты такой бездушный? Если у нее малые дети, то кому они будут нужны без матери? — задал резонный вопрос Чижов.
— Вот именно, что если. Сегодня ты пожалеешь ее, а кто пожалеет нас? — возмущался дружок.
— Ты на меня донесешь Ходаковскому? — прямо спросил Чижов.
— Зачем? Я за тебя в ответе. Думай сам, что делаешь! — взывал товарищ к его голосу разума.
— Иди отсюда Валентина, — отдал Гришка документы женщине, запомнив ее имя.
Она вытерла рукавом заплаканные глаза, не веря в свою удачу. Валентина бегом пустилась по проулку, стараясь поскорее скрыться от глаз полицаев. Игнатов недовольно покачал головой.
— Теперь Гриша, я буду проверять документы, а ты постой в сторонке, — принял решение Федор.
Григорий не совсем доверял Игнатову и подсознательно ожидал, что Федор расскажет о его поступке Ходаковскому. Когда его вызвали к командиру роты, сердечко неприятно защемило. Он постучал в дверь канцелярии и, получив разрешение, шагнул в помещение.
— А, Чижов, проходи, — встретил его ротный, тоже из бывших командиров Красной Армии. Спиной к Гришке наклонившись к столу, стоял командир батальона.
— Точно, сдал, — мелькнула в его голове не хорошая догадка. Ходаковский повернулся в его сторону и загадочно улыбнулся. Теперь точно ничего хорошего не жди, — помялся с ноги на ногу рядовой.
— Если мне не изменяет память, то ты говорил, что пулеметчик? — задал вопрос Ходаковский. Только теперь Чижов заметил на столе у ротного ДП-27.
— Фу! — отлегло у Григория от сердца.
— Так точно! — соврал мужчина. Пулеметчиком он стал по воле Близнюка, а не по воинской специальности.
— С таким работал? — кивнул лейтенант в сторону «дегтярева».
— Нет, но я разберусь, — обещал шуцман.
— Это хорошо, — довольно произнес лейтенант.
— Забирай его, — кивнул Ходаковский на пулемет, три запасных диска и инструменты, которые лежали на столе.
— Смотри аккуратней. Я еле выбил его у коменданта. Когда Чижов освоит оружие, выпишешь ему увольнительную, — обратился лейтенант к ротному, тем самым стимулируя Гришу на скорейшее изучение пулемета. Парня даже освободили от некоторых занятий, чтобы он основательно разобрался с ДП-27. Документации на пулемет не было, но если Гриня без всяких бумажек освоил МГ-34, то почему не сможет этого сделать с советским пулеметом? Главное, что к оружию прилагались все необходимые инструменты. Смекалки парню хватило, чтобы понять по какому принципу работает это оружие. Он несколько раз подряд собирал-разбирал свой «дегтярев», учился снаряжать диски, а потом попросил ротного опробовать пулемет в действии. Оказалось, что ничего сложного в этом не было. Ротный остался доволен успехами Чижова и без всякого сожаления выписал ему увольнительную на сутки. Гриша думал, что махнет в Гуту Степанскую, но путь туда и обратно мог занять больше времени и шуцман не решился на такую дорогу. Федя порадовался за дружка, что тот сможет оторваться в городе, не боясь дисциплинарного наказания. Степан не преминул напомнить Чижову, чтобы тот не злоупотреблял спиртными напитками, а не то вместо увольнения он окажется на гауптвахте.
Сарны не настолько большой городок, чтобы в нем заблудиться. По долгу службы Чижов его исколесил вдоль и поперек и теперь у него возник вопрос, а куда собственно пойти? В ресторан не сунешься, там гуляют немецкие офицеры. В кинотеатре крутят немецкие фильмы. Остается пивнушка. Это тот вариант, о пагубности которого предупреждал Бородай. Прежде, чем остановиться в одном из подобных заведений он посетил рынок, в надежде встретить там односельчан из Гуты, чтобы через них передать весточку Стефании. Но никого знакомого не встретив, зашел в пивную. Давненько он себе не позволял употреблять подобных напитков. Последний раз пить пиво доводилось еще до войны. Он занял отдельный столик в питейном заведении, размещенном в подвале жилого дома. Столик его стоял, как раз под окошком на улицу, сквозь стекло которого, можно было видеть ноги прохожих, идущих по улице. Бокальчик янтарного пива, вприкуску с сушеной рыбкой, не утолил его жажду. Он заказал себе еще бокал и для верности бутылочку водки. В процессе употребления напитка, к нему пытались подсесть какие-то незнакомцы и завязать беседу. Отрешенный взгляд шуцмана и его форма не способствовали общению, и завсегдатаи пивной оставили его в покое. Гришке хотелось побыть наедине с собой, чтобы осмыслить все произошедшие с ним события. Кем он был и кем стал? Из головы не уходила еврейская девочка в демисезонном пальто и испуганные глаза Саюна. Гриша, это ты? — эхом звучали его слова. Конечно, я. Вот только кто теперь я на самом деле? Предатель Родины, убийца, приспособленец, как Игнатов? Что мог сказать ему старшина? Самобичевание нарастало с каждым новым бокалом пива. Посетителей становилось меньше. В окошке давно исчез дневной свет, а в пивнушке зажгли керосиновую лампу.
— Нам пора закрываться, — подошла к нему женщина, которая убирала остатки пищи со столов. Гришка попытался встать, но ноги плохо его слушались.
— Давайте помогу, — предложила официантка.
— Валентина? — узнал он в работнике питейного заведения женщину, которую едва не отправил на работу в Германию.
— Я вас тоже узнала, — призналась она.
— Пойдемте, я вас выведу на свежий воздух.
— Я сам, — не уверенно ответил мужчина и снова плюхнулся на стул.
— Галя, без меня справишься? Я помогу клиенту, — спросила Стружук свою напарницу. Та утвердительно ответила, после чего Валентина вернулась к Чижову уже не в форме официантки, а в своем стареньком пальто.
— И все-таки я вам помогу, — предложила женщина свои услуги. Подхватив Гришу за бок, она вывела его по ступеням из подвала. Окна домов горожан осветились светом керосинок, а в небе зажглись первые звезды. В октябре темнело рано.
— Может вызвать пролетку? — беспокоилась Валя, как ее спаситель доберется до места дислокации в таком состоянии.
— Мне нельзя в часть, — еле двигая языком, произнес Чижов, помня об угрозе Бородая.
— И куда же вас? — растерялась женщина.
— Не знаю, — брякнул Гришка. Такой ответ заставил ее задуматься. Она вздохнула и считай, потащила на себе «шуцмана» вдоль домов. Свежий воздух приободрил мужчину, и он попытался двигаться самостоятельно.
— А куда ты меня тащишь? — захотелось знать Григорию. Двигались-то они явно не в сторону размещения их батальона.
— К себе, — призналась Валентина. Такой ответ заставил мужчину задуматься. Мозг пьяного человека с некоторым трудом переваривал полученную информацию.
— К себе? А зачем? — последовал очередной вопрос. Ответа на него не знала и сама Валентина. Не бросать же на улице человека, который помог ей избежать отправки в Германию? Наверное, поэтому и тащила его в свою квартиру. Улицу освещали редкие фонари, но и их света хватило, чтобы Гришка заметил патруль. Причем это был немецкий патруль. Эти церемониться не станут. Фашисты любили дисциплину во всем, а нетрезвый вид «шума» никак нельзя было отнести к этому критерию.
— Патруль! — забеспокоился Чижов, вертя головой по сторонам, в надежде изменить маршрут своего следования или просто спрятаться от военных. Эта обеспокоенность передалась и Валентине. Она потащила своего спутника в ближайшую арку между домами. Патрульные наверняка уже приметили подозрительную парочку и если бы те начали бегство от них, то солдаты непременно пустились в погоню. Не привлечь внимание патруля можно было только каким-то неординарным способом.
— Обнимите меня, — попросила официантка.
— Зачем это? — не совсем догадывался Чижов.
— Давайте! — тряхнула его женщина, слыша приближающиеся шаги военных. Этот требовательный голосок принудил Гришу, прижать к себе спутницу за талию. В этот момент Валентина приникла к его губам сладостным поцелуем. Она не давала партнеру оторвать голову от себя до тех пор, пока шаги не удалились. Немцы о чем-то погалдели на своем языке, но парочку не тронули. Вот теперь она отпрянула от мужчины.
— Пронесло, — довольно сообщила она. Гришка даже не повернулся в сторону улицы, а вожделенно смотрел на губы официантки. Она хотела убрать его руки со своих бедер, но неожиданно он еще сильнее прижал к себе Валентину и уже сам полез целоваться. Женщина попыталась оттолкнуть от себя незадачливого ухажера, но у нее не хватило сил и Вале пришлось покориться. Утолив свою вспышку страсти, Чижов сам отпустил спутницу.
— Вы чего? С ума сошли? — негодовала женщина.
— Ты первая начала, — не знал, что ответить «шуцман».
— Ну, знаете ли! — совсем беззлобно ответила официантка.
— Идемте уже, — продолжила движение Стружук.
— Меня, кстати, Григорием зовут, — представился полицай.
Морозный воздух слегка протрезвил Чижова и теперь он, хоть и, покачиваясь, но все же сам, смог продолжить движение. Под лай собак парочка по известным женщине тропинкам пробрались между домами частного сектора к месту жительства Валентины. Она жила в постройке на двух хозяев. Ее половина состояла из нескольких комнат. Парочку встретили две миловидные девчушки, с заплетенными в косички волосами. Они испуганно уставились на чужого человека в военной форме.
— Дядя Гриша, погостит у нас немного, — постаралась хозяйка успокоить детишек. Она помогла гостю снять верхнюю одежду и усадила его на стул. Сама же принялась хлопотать по хозяйству, затопила печь, принесла воды, и стала собирать на стол. Пока Валентина занималась приготовлением ужина, Гриша попытался наладить контакт с детьми. Девочки оказались общительными и уже по истечению небольшого времени перестали бояться ночного гостя, засыпая его своими простыми детскими вопросами, на которые порой трудно было дать ответ. Такая детская непосредственность вызывала у Гриши умиление и некоторую зависть. У него не было детей и не кому было сесть ему на колени и ласково потеребить за усы. Не отпусти он тогда Валентину и чтобы случилось с этими детьми? Страшно и подумать. Ужин был скромным. Картошка в мундирах, тарелка квашеной капусты, по нескольку тонких ломтиков сала и черный хлеб. Ему было даже стыдно притрагиваться к продуктам. Кормили их хорошо, а здесь полнейшая нищета. Тяжело приходилось Валентине воспитывать двоих детей, да еще без мужа. Накормив детей, мамаша отправила их в отдельную комнату, а сама принялась убирать со стола. Хмель сняло у Гришки, как рукой, после такого общения с семейством Стружук. Он встал и подошел к вешалке, на которой висела его одежда.
— Вы куда? — поинтересовалась женщина.
— Пойду я. Поздно уже. Спасибо за ужин, — потянулся Чижов за курточкой. Хозяйка оставила посуду и подошла поближе.
— Тебе же нельзя в часть, ты сам говорил, — перешла она на ты.
— Оставайся на ночь, Гриша, — потянула она его за руку в сторону большой широкой кровати. У мужчины отобрало дар речи. Он не знал, что и ответить этой многодетной матери. Валя подтолкнула его на кровать и присела перед ним, чтобы стащить сапоги. Обескураженный такими действиями женщины Гриша ждал, что последует дальше. Валюша принялась расстегивать пуговицы на его рубахе и затем помогла и вовсе ее стащить. Следующим объектом внимания стали его штаны. Гришка перехватил ее руки у себя на поясе.
— Не надо, я сам.
Последовало несколько манипуляций с одеждой, и Чижов уже лежал в кровати на мягкой подушке. Валентина уменьшила огонь керосиновой лампы и вышла в соседнюю комнату. Вернулась в ночной рубахе, с распущенными на плечи русыми волосами. Маленькое дуновение и свет окончательно погас, погрузив комнату во мглу. Мужчина услышал ее легкие шаги. Скрипнули пружины кровати, и к нему прижалось пышущее жаром тело женщины. Руки сами знали, где им следует очутиться, а губы покрывали поцелуями лицо и грудь Валентины. Она сама хотела его и не скрывала этого. В этот момент он не чувствовал себя виноватым перед Стефанией. Валентина как-бы, таким образом, благодарила его за свое спасение, а Гриша не мог отвергнуть ее трепетные чувства. Женщине было страшно за себя, за детей, одиноко без мужчины и нелегко в быту. Он сейчас выступал для нее как отдушина. Кругом одни проблемы и переживания, а хотелось понимания и ласки. Кто ей это мог дать?
В общем, Гришка нашел для себя оправдание и эту близость с официанткой, ни как не считал за измену. Наверное, все мужики устроены подобным образом. Сначала согрешат, а потом ищут себе оправдание. Раскаяние придет завтра, а сегодня эта близость на какой-то миг согреет их души и даст возможность, хотя бы до утра, забыть обо всем происходящим вокруг.
Чижов ушел в тот момент, когда Валентина занималась с дочерями. Ушел, не простившись, по-английски, оставив на столе несколько не потраченных за время увольнения червонцев. Это не была плата за секс. Валентину он не считал проституткой. Это была его помощь девочкам, которые так приглянулись Грише. Когда отсутствуют свои дети, начинаешь любить чужих. На этом его связь с семьей Стружук не закончилась. Григорий несколько раз навещал Валентину, принося для девочек продуктовые пайки, которые он получал за службу в батальоне. Федька даже подумал, что он завел себе в городе зазнобу. Но это было не так. Стружук была благодарна ему за такую поддержку, и если бы Гришка о чем-нибудь ее попросил, то она не отказала. Но Чижову нужны были другие отношения. Его душа рвалась в Гуту, к Стеше, но дела службы не давали возможности вырваться из Сарн. Так и закончился этот не простой первый год войны.