С приходом весны возросла и активность партизан, особенно в Белорусском Полесье. Немецкое командование спланировало карательную акцию, к которой был привлечен и батальон шутцманншафта из Сарн. Сугробы превратились в звенящие ручейки талой воды, которая заполняла все низины и овражки в лесу. Постепенно и она под воздействием солнца и ветра улетучилась, дав толчок бурному росту молодой травы. Весенний воздух по-особенному будоражил человеческий организм. Люди словно оживали, после долгой зимней спячки. Хотелось новых ощущений, какого-то творческого порыва. Те, кто пришел в «шума», как говорится «от сохи», с тоской посматривали на темные борозды крестьянской пашни. Руки сами тянулись к земле, а вместо плуга сейчас, пальцы сжимали цевье винтовок. Их колонна остановилась перед деревенькой, которая попала в списки неблагонадежных и ее жители тяготели к помощи партизанам. Было раннее утро. Крестьяне еще спали. Кое-где из труб тянулся вверх сизый дымок. Чижов вздрогнул от утренней прохлады, представляя, как хорошо сейчас было-бы на лежанке русской печи. Полицейские спрыгнули на землю с бортов грузовиков, которые доставили их в эту глушь. Командиры построили подразделение и еще раз довели задачи, которые должны были выполнить шуцманы. План был достаточно простой. Населенный пункт берется в кольцо, чтобы из него никто не смог покинуть, а затем проводилась зачистка, для выявления партизан их пособников. Отделению Чижова предстояло участвовать в оцеплении. Бойцы вспомогательной полиции, разгоняя реденький туман, который нависал над влажной землей, цепью двинулись к населенному пункту. Ефрейтор Селютин приказал рассосредоточиться по опушке леса. Гришка разместился возле белесого ствола березы. Держа в зубах кусочек тонкой веточки дерева, Гриша прислушивался к шуму леса, как ветер ласкает кроны берез и елок, как щебечут пичужки, порхая с ветки на ветку. Лес, как огромный живой организм, словно разговаривал с ним. От созерцания природной красоты его отвлек шум выстрела. «Шума» вошли в деревню и теперь воздыхания «зеленого океана» отошли на второй план. От опушки до окраины поселения было и не так далеко, поэтому к ним долетали команды полицейских и испуганные крики жителей. Гриша продолжал жевать веточку, уставившись на деревню. Вот от крайней хаты мелькнула фигурка женщины, которая явно собиралась покинуть населенный пункт. Она, пригибаясь, быстро приближалась в сторону оцепления. Ее заметил не только Чижов.
— Стой! Руки вверх! — скомандовал Григорий, как только та достигла опушки. От неожиданности крестьянка даже присела.
— Кто такая? — строго спросил мужчина, направив в сторону селянки ствол пулемета.
— Дуня я, Подгорная, — заикаясь от страха, ответила беглянка.
— Партизанка? — не знал, что и спросить Чижов.
— Какая партизанка? Я с Михайловки, — кивнула она рукой себе за спину.
— К тетке Параске, в соседнюю деревню иду, — стала привирать Дуняша.
— В такую-то рань? — ухмыльнулся Гришка, понимая, что ему нагло врут. Тут ему на помощь подоспели и товарищи. Ефрейтор Селютин, как командир отделения, решил сыграть роль дознавателя. Он забрал с собой женщину и повел ее вглубь леса. Гриша остался у березы, периодически оглядываясь назад, чтобы посмотреть процесс допроса крестьянки. Ничего толком видно не было. Что он там у нее спрашивал? Чего хотел узнать?
Винтовочный выстрел ахнул, словно гром с ясного неба. Веточка выпала у Чижова изо рта. Он не стал покидать свой пост, чтобы посмотреть, что произошло в лесу. Григорий и без этого знал, что случилось. Из кустов появился хмурый ефрейтор и посмотрел на ожидающего пояснений полицейского.
— Партизанская связная эта сука, — зло произнес Селютин, специально для Григория.
— К своим бежала, чтобы их предупредить, — словно оправдывался перед мужчиной командир отделения.
— У меня приказ никого не пропускать.
Гришка поджал губы и отвернулся в сторону. Нет больше Дуни, — возвестил его голос совести.
— Пошли в деревню, — махнул рукой Селютин, которому надоело быть в оцеплении и хотелось поучаствовать в зачистке. Парни поплелись следом за ефрейтором. Вышли к ближайшей к лесу хате.
— Чиж, обыщи сарай, — распорядился Селютин.
— Нас интересует особенно оружие. Остальные за мной.
Обыскать, значит обыскать, — вздохнул Григорий. Он методично сверху вниз облазил все строение и естественно ничего не нашел. Пошел к дому, чтобы доложить результаты, а там, на пороге стоит Абдулла, татарин из Крыма и курит сигарету.
— Селютин в доме? Мне доложить надо, — шагнул Гришка на порог.
— Не ходи туда. Я ему скажу, — остановил его шуцман.
— Это еще почему? — возмутился пулеметчик.
— Занят ефрейтор.
— Чем он таким занят, что не может меня выслушать? — бурчал Чижов. В сенях затарахтело ведро, и послышался отборный мат. На крыльцо вышел их командир отделения, который пытался застегнуть ширинку.
— Твоя очередь, — кивнул Александр татарину, указывая головой на дверь. Тот сделал глубокую затяжку и, выбросив на землю окурок, шагнул внутрь помещения.
— Чего тебе? — наконец-то Селютин справился с ширинкой.
— Обыскал и ничего там не нашел, — доложил Чижов о результатах проведенной работы.
— Вот и хорошо. Иди в другой дом и делай там, все, что захочешь.
— Как это? — не понял Григорий.
— А так! Эту деревню приговорили к уничтожению, и теперь можешь почувствовать себя царем. Бери, что хочешь, люби кого хочешь, жителей все равно всех убьют, — открыл ефрейтор тайну карательной экспедиции. Эта новость просто взорвала мозг Чижова. Разве так можно? Селютин по выражению лица подчиненного понял, что с ним что-то не так.
— Чижов, ты о чем задумался? Это партизанская деревня. Тебе жалко партизан? Ты думаешь, они тебя станут жалеть? Это война. У кого крепче нервы тот и выигрывает, — высказался командир отделения.
— А как же дети, женщины, старики? Их — то за что? — расстроился полицай.
— Я смотрю, из тебя еще не полностью выветрилась большевистская пропаганда.
— У партизан есть жены и родители, которые и живут здесь. Из их детей вырастут такие же партизаны. Пожалей кого-то сейчас и все начнется заново. Это порочный круг, — философствовал Селютин. Гриша понял, что взывать к гуманности бесполезно, еще клеймо защитника советской власти поставят, а с таким здесь долго не проживешь. Он забросил за спину свой ДП-27 и пошел к соседним домам. Выбрал тот, где еще не орудовали его сослуживцы. Заметил, как от окна метнулось перепуганное девичье лицо. В сенях никого. Зато в горнице с иконой в руках стояла хозяйка, будто бы она собралась изгонять нечистую силу, а ее представителем выступал сам Чижов. Возможно, она была и права. Судя по методам работы «шума» ни как нельзя было назвать светлой силой.
— Где муж? — устало, спросил полицай.
— С сыном уехали на мельницу в соседнее село, — пролепетала она.
— Значит, партизаны, — сделал вывод Гришка.
— Какие же они партизаны? Мы живем по новым законам и ничего не нарушаем, — оправдывалась крестьянка.
— Угу, — не верил ей Чижов.
— Дочь где?
— Так нет у меня дочери, — врала женщина. Григорий осмотрел комнаты. Где-то же она ее прятала? Он не мог ошибиться. В окне было девичье лицо. Подошел к печи и заглянул на лежанку. Никого, только старый кожух, который подозрительно оттопырился. Потянул его на себя и нашел того, кого искал.
— Спускайся! А ты говорила, что нет дочери, — укорил он хозяйку.
— Не трогайте ее, она совсем молоденькая, — заныла маманя. Чижов посмотрел на дочурку. Худенькая, нескладная, почти подросток. Но даже это вряд-ли остановит его дружков. Да и дружки ли они ему?
— Побойся Бога, не трогай девочку! — молила мать. Гришка с силой вырвал у нее из рук икону.
— Поможет она тебе?
— Христом богом прошу! — упала на колени женщина. Шуцман посмотрел в окно. Сюда направлялись парни из его отделения.
— У тебя подпол есть? Только не ври! — накричал он на белоруску.
— Есть, — призналась та.
— Открывай! — приказал полицай. Хозяйка отодвинула в сторону дорожку и на обозрение Грише появилась крышка с металлическим кольцом вместо ручки. Женщина потянула за кольцо, и открылся вход в подполье. Шуцман заглянул вовнутрь. Дневного света хватало, чтобы понять, что помещение пустое.
— Залазь! — кивнул он девчонке на темный провал. Мамаша непонимающе смотрела на парня из украинского «шума».
— Лезь, кому говорят!
Девушка нырнула по лестнице вниз.
— Сиди тихо и не вздумай подать голос, — проинструктировал девчушку Чижов. Люк вернулся в исходное положение, и Гришка прикрыл его сверху домотканой дорожкой. Он еще раз подошел к окну. Гости были совсем близко.
— Где муж спрашиваю? В партизаны ушел? — внезапно заорал Григорий, чем напугал женщину. Он перевернул стол, с таким расчетом, чтобы столешница скрыла под собой вход в подполье. Затем разбросал по комнате подушки и матрас с кровати, и побил посуду. Крестьянка присела в угол, не понимая, что случилось с полицаем. В дом вошли Селютин и Абдулла.
— Ты чего тут разбушевался? — усмехнулся ефрейтор.
— Муженек к партизанам сбежал, — ответил Чижов, изображая на лице лютое негодование. Хозяйка попыталась что-то сказать в оправдание, но ее никто слушать не стал.
— И больше никого нет? — задал контрольный вопрос командир отделения.
— Никого, — без всякого колебания произнес Чижов. Он понимал, что крестьянка обречена на смерть, но еще можно было спасти ее дочку, поэтому и решился на обман.
— Забирайте бабу, и пошли, — приказал Селютин. Абдулла вытащил во двор истерично кричащую женщину. Местных жителей сгоняли в центр села в колхозный амбар. Полицейские прикладами затолкали внутрь всех попавшихся карателям жителей деревни. Григорий стоял в оцеплении и наблюдал, как их ротный докладывает что-то немецкому офицеру, который руководил операцией. Что же дальше? Как поведет себя немец? Откуда Селютин взял, что все жители будут уничтожены? Но, когда в руках немецких солдат и самых рьяных шуцманов появились факела, стало все на свои места. Смотреть на горящий амбар, а тем более слушать крики селян смогли не все. Чижов удалился к грузовикам и там его стошнило. Он понимал, что война не обходилась без потерь мирных жителей, но это было совсем другое. Он ни как не мог осмыслить, откуда взялась такая жестокость? Вот хотя бы взять того же Селютина? Сам из столицы, образованный, современный, а радуется этому сожжению невинных людей, словно инквизитор уничтожению еретиков. И снова в его мозг закралась мысль, что он попал не туда и ему совсем не по пути с ребятами Ходаковского. Но, что можно предпринять в таком случае? Перейти на сторону партизан? Простят ли ему предательство Родины и участие в расстреле евреев? Наверное, нет. Их немецкие кураторы постоянно доводили до них информацию о зверствах партизан по отношению к солдатам Германии и их помощникам. Методы у лесных мстителей не многим отличались от карателей, по крайней мере, так говорили инструкторы. Проверять эти слухи на собственной шкуре не сильно хотелось. Да и победоносное шествие немецкой армии по территории Советского Союза говорило о том, что война скоро закончится и больше не останется силы способной противостоять вермахту.
Гриша изверг из себя очередную порцию блевотины и тут его сочувственно похлопали по спине.
— Слабак ты, Чижов. Зря тебя взял Ходаковский в наш батальон. Ненадежный ты воин. Чувствует мое сердце, что подведешь ты нас, — стоял рядом с ним Бородай.
— Вон, как расчувствовался за партизанскими семьями. Ты разве не слышал, как эти звери кастрировали наших парней попавших в засаду? — потребовал ответа Степан. Об этой истории знали все в батальоне. Если судить по действиям вспомогательной полиции к мирному населению, то это была заслуженная кара. Эта улыбающаяся тварь, изнасиловала и его Стешу, и будь он на месте лесных мстителей, то поступил бы наверное так-же. Об этом вслух естественно не сказал, но подумал.
— Это у меня не от сочувствия, а просто пищевое отравление, — соврал Гриша, но в его ложь никто не поверил. Деревню оставили целой. Толи времени на уничтожение не было, а может просто спешили и не стали тратить время зря. Вот теперь Гриня задумался, как к ним отнесутся партизаны, когда девчужка выберется из подполья и расскажет в лесу, что батальон сотворил с мирными жителями? Судя по лицам сослуживцев сидящих с ним на одной лавке в грузовике, они особых угрызений совести не чувствовали, а может, просто старательно скрывали свои эмоции. Затем была еще одна деревня, но здесь обошлось без массовых казней. Часть батальона двинулась дальше, а их взвод и подразделение немцев остались в населенном пункте. Судя по всему, им придется здесь ночевать. Полицаи и солдаты Ваффен СС разбрелись по домам. Игнатов раздобыл бутылку самогонки, хороший кусок сала и когда хозяйка дома наварила им картошки, они устроили небольшое застолье. Выпить Чижову не мешало, чтобы утопить в спиртном все свои переживания и тревоги. Нормально посидеть не дал Селютин, принесла же его нелегкая. Ефрейтор назначил парней из компании Чижова в караул, а самого Гришку трогать не стал, учитывая его нетрезвое состояние. Григорий беззаботно уснул на широкой лавке, прижавшись боком к теплой русской печке. Проснулся от позывов организма к малой нужде. Начинало сереть, и было достаточно прохладно. Григорий пробежался до уборной и, сбросив лишнюю жидкость из организма, зажмурился от удовольствия. Открыл глаза от знакомого свиста. Доли секунды и в стене туалета образовалось отверстие, как раз на уровне его головы. Звук выстрела донесся с некоторым опозданием.
— Черт! — воскликнул Чижов и быстро покинул отхожее место. Теперь выстрелы следовали один за вторым и с разных сторон. Из-за сарая выбежал Ширшов, на ходу передергивая затвор.
— Партизаны! — громко завопил рядовой. Гришка заскочил в дом и схватил свой ДП-27. Спящие в хате полицаи проснулись и, вооружившись винтовками, поспешили прочь из помещения. Интенсивность боя быстро нарастала. Чижов услышал, как завелся немецкий БТР и застрочил его МГ. Он тоже покинул дом и под прикрытием хозяйственных построек выдвинулся ближе к линии огня. Его соратники, используя стены сарая, вели огонь по противнику. Шуцман по самодельной лестнице поднялся на чердак подсобного помещения. Ногой выбил несколько досок из фронтона сарая, чтобы расширить себе сектор ведения огня. С высоты можно было судить о сложившейся обстановке. Парни из отряда народных мстителей атаковали деревню с трех сторон, оставляя вспомогательной полиции возможность отойти из населенного пункта через балку, которая располагалась сзади деревни. По полю в их сторону двигалось с десяток мужиков и это только с фронта. Что было на флангах, Чижов не видел. «Дегтярь» плюнул короткую очередь в сторону атакующих. Ручной пулемет не был рассчитан на длинные очереди. Дымящиеся гильзы улетели в прошлогоднее сено, которым был застелен чердак. Взял чуть правее. Тах! Тах! Тах! — улетели еще три пули. Его огневую точку приметили, и в доски вгрызся смертоносный свинец, прилетевший со стороны врага. Мужчина ответил еще двумя очередями. Партизаны залегли. Еще вчера он размышлял над тем, что место в батальоне «шуцманшафта» ему не подходит по духу, а сейчас он отстреливался без всякой тени сомнения в своем выборе. Принцип боя достаточно прост, если не ты, то тебя. Его потеребили за сапог. Рядом прилег Селютин.
— Чиж, ты должен прикрыть отход взвода, — приказал ефрейтор.
— Отход? Мы разве отступаем? — удивился рядовой.
— Нас слишком мало. Они зашли к нам во фланги. Видать местные сдали, что основные силы ушли и теперь они хотят расправиться с нами. Я с парнями придержу их с правого фланга, а ты с Игнатовым и Ширшовым задержишь их с фронта.
— А где же Бородай, Зленко и «шароварники»? — возмущенно поинтересовался шуцман.
— Они с основными силами отойдут по балке за деревней, — озвучил ефрейтор план операции.
— А немцы на БТРе? — не радовался такому раскладу Чижов. Все значит, смоются, а он прикрывай их зад?
— На кой черт тебе сдались эти немцы? Они держат центр деревни и уйдут следом, — не совсем уверенно ответил Селютин.
— Давай, поддержи нас огнем! — хлопнул его по спине командир отделения и уполз к люку ведущему вниз. Партизаны начали перебежками приближаться к крайним хатам. Григорий расстрелял один диск, второй, и по звуку выстрелов понял, что с их стороны по правому флангу никто не ведет огонь. Ушли или погибли? Какова бы ни была причина, но это создает для него реальную угрозу. Он спустился с чердака и внизу встретил перепуганного Федора.
— Гриша, нас бросили! — панически заявил Игнатов.
— Где Ширшов? — не терял самообладания Григорий.
— Убили. Мы остались вдвоем, — едва не плакал Федя.
— Тогда бежим к балке, — предложил он товарищу. Они выскочили на улицу и сразу же по ним ударили из автоматов с околицы села.
— Назад! — потащил за собой дружка Чижов.
— Не успели, — пустил сопли Федор. Если улица простреливается, то к балке пробежать будет сложно. Впереди и справа партизаны, зато слева еще строчил станковый МГ.
— Туда! — изменил Гришка направление движения. Перебегая от дома к дому, они продвинулись к центру населенного пункта. Здесь заняли круговую оборону немцы. Перебежками между хатами, они достигли позиций подразделения Ваффен. Возле дома стоял полугусеничный Sd.Kfz 251, в моторном отделении которого, копался механик-водитель. Гришка с дружком забежали в дом. Несколько человек стояли возле окон и вели огонь из карабинов по врагу. Их командира перевязывал санитар. Офицеру пуля попала в плечо. Унтерштурмфюрер поднял свою голову и оценивающе посмотрел на вошедших людей.
— По-моему мы попали, — обреченно сообщил Чижов.
— Лейтенант ранен, БТР поломан и партизаны с трех сторон, — констатировал факт полицейский.
— Что они говорят? — поинтересовался офицер у своего подчиненного, который мало-мальски понимал по-русски. За окном заревел движок бронетехники. Гриша выглянул в окно. Механик закрыл люк на капоте и с довольной физиономией полез внутрь БТРа.
— Ни как починил, — мелькнула у парня в голове надежда на спасение.
— Офицер интересуется, чего вы хотите? — на ломанном русском спросил солдат.
— Уходить надо. С правого фланга прорвались партизаны. Там больше никого нет. Садимся в бронетранспортер и идем на прорыв, — предложил свой план Чижов. Пока офицеру переводили его предложение, насколько пуль разбив оставшиеся стекла, впились в бревенчатые стены дома. Лейтенант и сам прекрасно понимал, что они оказались в западне. Последовала короткая команда и санитар начал помогать подниматься раненному. Чижов понял, что немецкий командир одобрил его план. Он бросился на помощь санитару, и они вдвоем вывели лейтенанта на улицу. Парни из дома прикрывали их отход. Чижов затащил унтерштурмфюрера на борт бронетранспортера и усадил в кресло. Он похлопал водителя по плечу, обращая тем самым на себя внимание.
— Давай вперед по улице. Нам надо выскочить по дороге из села. Жми, что есть сил, — взял на себя роль командира Чижов.
— Переведи ему, — попросил он переводчика. Тот посмотрел на своего офицера и, заметив его одобрительный кивок головой, что-то пояснил механику-водителю. Немцы, защищавшие дом, набились внутрь Sd.Kfz 251 и заняли места по боевому расписанию. Транспортер зарычал и, лязгнув гусеницами, пополз вперед. МГ в носу БТРа, начал вести курсовой огонь, по мечущимися между построек лесным мстителям. Из соседних хат и сараев стали появляться прятавшиеся там немецкие солдаты, которые прикрываясь броней транспортера, двигались следом. Пулемет басисто рокотал, посылая в сторону врага струи свинца. Партизаны отвечали разрозненными винтовочными выстрелами, пули от которых щелкали и уходили рикошетом от бронированных плит машины. Они почти вырвались из населенного пункта, когда какой-то белорусский молодец смог бросить из-за угла гранату. Взрывом подбросило передок БТРа, и он заглох. Вот тут в дело вступил и «максим», которого умудрились лесные парни установить на пригорке, для контроля над выездом из деревни. Пулеметчик противника умело выкосил всех солдат, которые двигались пешим строем, под прикрытием бронетехники. Механик ругаясь на своем языке, пытался завести машину. Пользуясь расположением на возвышенности, пулеметный расчет противника решил скосить и парней внутри бронетранспортера. Щелк, щелк, забарабанили пули. Под ноги Гришке упал солдат с простреленной головой. Не помогла и каска. Их пулеметчик, выстреляв всю ленту начал заряжать новую. Вот тут и вступил в дело Чижов. Его «дегтярь» заработал в сторону пригорка, давая возможность немцу перезарядить оружие. Та-та-та! — уходили вверх короткие очереди.
— Ну, когда же ты, его заведешь! — кричал в горячке боя шуцман на механика, который не оставлял попыток оживить машину. Партизаны, завидев, что БТР обездвижен, стали подбираться поближе, чтобы забросать его гранатами. Наконец-то МГ снова заработал.
— Гриша, справа, — заорал Федька, приметив бородача с РГД-33 в руке. Чижов развернулся и послал в его сторону последнюю очередь. Диск был пуст, и заряжать его было нечем. Высшие силы услышали мольбы и проклятия механика и Sd.Kfz 251 «чихнув» наконец-то завелся. Чижов подобрал оружие убитого рядового и стал отстреливаться вместе с остальными парнями от наседавших партизан. БТР резво помчал на пригорок, прямо на вражеский пулеметный расчет. Лесные мстители убегать не собирались, неизвестно на что рассчитывая. Шальная пуля досталась и их пулеметчику. Он осел на пол бронетранспортера, окрасив стальной лист алой кровью. Гришка схватился за приклад «станкача». Их дуэль с «максимом» была короткой, но кровавой. Sd.Kfz 251 вырвался на проселочную дорогу, оставив на обочине у «максима» два бездыханных тела отчаянных храбрецов. Они добрались в соседнюю деревню, где размещались главные силы батальона. Ротный сразу стал орать, не разобравшись в ситуации. Как они могли бросить своих товарищей, без огневого прикрытия? Вроде-бы Чижов со своим ДП-27 был царь и Бог. Это они бросили своих, а не те сбежали, оставив в заслоне его с Федором? Хорошо хоть Ходаковский разузнал у немцев, как все было. За спасение унтерштурмфюрера Гришка получил благодарность от своего комбата, чем вызвал недовольство Онищенко. Ротный считал Чижова выскочкой и не хотел, чтобы о нем говорили как о герое. Да и кто станет так говорить? Бородай, Зленко или хотя бы тот же Селютин? Если бы он погиб, прикрывая «героический» отход шума, то возможно на его могилке кто-нибудь и проронил скупую мужскую слезу, а так получалось, что они с Федей помогли выскочить из западни немцам, и этим заслужили у комбата уважение. А вот с отходом остальных шуцманов не все было, так гладко. Фактически они бросили немцев и сами смылись. Тут у комбата возникали вопросы, и хорошо, что не к Григорию. По большому счету, Гришке было наплевать, что о нем скажут «шароварники», главное, что он выжил и сможет лишний раз увидеть свою Стешу, так как Ходаковский обещал ему дать отпуск. Эта надежда на встречу сглаживала тот кошмар, с которым ему пришлось столкнуться во время их рейда в Полесье. Сожженные деревни, расстрелянные мирные жители, вот такое неприглядное лицо было у этой войны. Военная машина Рейха катилась катком по судьбам людей и он, к сожалению, был маленьким винтиком в этой машине.