Музыка притихла.
Это первое, на что обратил внимание Ворон, когда попал на ту часть базы, которая была закрыта для «простых смертных» и отделена от остальной территории внутренней перегородкой. Ворон нигде не увидел ни одного динамика. Музыка была слышна даже отсюда, но гораздо тише, и не так сильно действовала на нервы.
Ворон и Мурена оказались перед парадным входом в здание с надписью «СЛАВА КПСС». Вход охраняли двое мордоворотов в тяжёлой броне. Оба вооружены пистолетами-пулемётами — вполне предсказуемый выбор для ближнего боя. Стволы были начищены до блеска — не то что какие-нибудь ржавые железяки, которые обычно выдавали рядовым членам «Братства». Позади этой парочки, возле стены стоял пулемёт. Третий охранник закрыл калитку за посетителями.
— Знакомься, Ворон, это Костоправ, а это Добрыня, — сказал Мурена. — А это Бритва. А это, парни, наш новый капитан. Если в следующий раз будешь проходить без меня, запомни пароль: «Лошадь Пржевальского». Вообще пароль у нас — так, для галочки, мы всех своих знаем в лицо, но если вдруг спросят, скажешь. Имей в виду, раз в два-три месяца пароль меняется…
Краткое знакомство, обмен рукопожатиями. Мурена провёл Ворона в холл здания. Музыка тут и вовсе почти заглохла, снаружи доносились лишь слабые отголоски. При входе сразу бросался в глаза нелепый анахронизм — бюст Ленина на красном постаменте, уцелевший, как и памятник на улице, очевидно, ещё с древних советских времён. Но, что самое любопытное, на фоне всего остального безумия, творящегося на базе «серафимов», Ленин, который в любой другой обстановке выглядел бы чужеродным элементом, здесь не казался Ворону неуместным, скорее наоборот, органично дополнял общую картину, служил эдаким завершающим штрихом, благодаря которому абсурд достигал своего апогея. Итак, дедушка Ленин, словно неподкупный страж порога, одаривал всех входивших в помещение суровым, напряжённым взглядом.
За бюстом, у дальней стены располагалась лестница, ведущая на второй этаж. Кроме того, в холле было два дверных проёма, слева и справа. С правой стороны, как позже узнает Ворон, находился склад оружия. А пока что Мурена повёл будущего капитана не к лестнице, как можно было ожидать, а налево.
Ворон оказался в комнате, где из мебели стояли старый, каким-то чудом не развалившийся стол, и такой же древний советский шифоньер. За столом сидела ещё парочка бойцов. Проход справа вёл в другую комнату, поменьше, в которой не было ни мебели, ни людей. Мурена и Ворон миновали её и опять повернули налево, в неприметный коридорчик.
Далее, по правую сторону, было ещё одно ответвление, но они прошли прямо, не поворачивая, только для того, чтобы снова оказаться перед выбором между правым и левым коридором. Здесь, на развилке, стоял, переминаясь с ноги на ногу, очередной громила. Ворон старательно фиксировал в памяти позиции охранников, вооружение, а также каждый поворот их с Муреной прихотливого маршрута. Неподготовленному человеку потеряться в этих запутанных коридорах было проще простого. Мурена и Ворон повернули направо. В ноздри им ударил неприятный запах — слева оказался вход в сортир. Какое-то время они шли прямо и в конце концов оказались в помещении, где была лестница наверх, а также дверь на улицу, которую стерегли трое бойцов.
Наличие второго выхода из здания было немаловажным обстоятельством. Это означало, что в случае нападения на базу Азазель может ускользнуть через него. Поэтому здание придётся захватывать одновременно с двух сторон. Первый отряд идёт к одному выходу, второй — к другому, отметил про себя Ворон.
Они с Муреной поднялись по лестнице. Наверху, на лестничной клетке, их встретил охранник с дробовиком. Перед тем, как войти в кабинет Азазеля, Ворон почему-то испытал необъяснимое волнение. Они миновали ещё одну маленькую комнатку и наконец ступили в «святая святых».
Окна вдоль правой стены были наглухо заколочены, так, что даже днём солнечный свет не проникал в помещение. Под потолком горела лампочка без плафона. Это подтвердило предположение Ворона о том, что на базе вполне реально было устроить освещение, и в здание для рядовых членов секты, так называемую «казарму», его не проводили специально.
За столом у дальней стены, напротив входа, восседал собственной персоной Азазель. В комнате также присутствовали Аспид, Пиранья и остальные пятеро капитанов. За правым плечом Главного стоял незнакомый доселе Ворону, невысокий неприметный человек, поведение которого, тем не менее, излучало внутреннюю уверенность. Ворон догадался, что это, должно быть, «великий и ужасный» Лучник, начальник «секретного» отряда.
Когда Мурена и Ворон вошли, Азазель поднялся со своего стула.
— Добро пожаловать в высшую касту, — сказал он, протягивая руку Ворону. — Мы тебя ждали.
Авантюрист подошёл и пожал сухую мозолистую ладонь Азазеля. Холодные, внимательные глаза Лучника, казалось, просвечивали Ворона насквозь, словно интроскопы. «И это всё? — подумал новоявленный капитан. — Так просто?» Действительно, на краткий миг Ворону показалось, что его «карьерный взлёт» произошёл слишком быстро. Возможно, он просто до самого конца ждал какого-то подвоха.
Конечно, ему казалось так только сейчас, после множества тяжелейших испытаний, оставшихся позади. А когда Ворон часами, до полного изнеможения маршировал вокруг памятника вместе со всеми, когда ползал по лесу и искал реликвии, когда валился с ног от нехватки сна — то зачастую просто дотянуть до вечера едва ли представлялось ему посильной задачей. Но сейчас он был здесь.
После недолгого «посвящения», Мурена с новообращённым Вороном проделали тот же самый маршрут в обратной последовательности: спустились вниз, прошли по коридорам в холл. По пути Мурена деловито наставлял своего нового «коллегу»:
— Первое время семьдесят процентов месячной выручки сдаёшь в «кассу», а тридцать процентов берёшь на личные нужды. Но уже через полгода сможешь оставлять себе половину всей суммы…
Затем они снова поднялись на второй этаж, но уже по другой лестнице. С лестничной площадки также было два пути: налево и направо. С одной стороны находилась «элитная» столовая — просторное помещение, на одной из стен которого висел герб Советского Союза. С другой стороны был коридор, имевший по две боковых комнаты слева и справа, две побольше и две поменьше. В этих комнатах спали капитаны. В здании, где жили рядовые «серафимы», шагу толком негде было ступить, и на ночь в одном помещении обычно набивалось по десять-двадцать человек. У капитанов условия явно были получше. И главное, над ухом постоянно не орала долбаная музыка.
Коридор заканчивался тупиком — за дальней стеной располагалась та самая «святая святых», резиденция Азазеля, в которой Ворону недавно довелось побывать. Похоже, напрямую кабинет главного с другими помещениями второго этажа никак не сообщался.
— Ну что, я тебе всё показал, а теперь пойду, мне работать пора, — вздохнул Мурена. — А то они там без меня совсем расслабятся. Пора их вздрючить. Ты пока располагайся, где хочешь, осмотрись. До завтра можешь отдыхать…
Следующие несколько дней Ворон был кем-то вроде ассистента Мурены. Капитан делал всё то же самое, что и обычно. Большую часть времени Ворон просто стоял рядом с ним и наблюдал, иногда выполняя мелкие поручения. Кроме того, авантюрист наконец отыскал свой «родной» «калаш» в общей куче. Автомат, хотя и оставался долгое время без должного ухода, всё же пока был в рабочем состоянии. Ворон тщательно его почистил и смазал.
Через какое-то время Ворон в сопровождении Мурены отправился на свою первую «рыбалку» в качестве капитана. С ними было шестеро вербовщиков: четверо из их отряда, и ещё двоих временно одолжил Аспид. Предполагалось, что теперь Ворон должен будет выступать перед новичками, убеждая тех обратиться в веру «Братства» и встать на путь духовного просветления.
Они остановились на ночной привал на небольшой поляне в лесу. Ворон лёг и тщательно притворился, что спит, но на самом деле даже не задремал. Когда прошло достаточно времени, он открыл глаза.
В лагере уснули все, кроме Ворона и одного часового, который сидел у костра спиной к нему. Ярый бесшумно поднялся, подкрался к спящему Мурене и перерезал ему горло. О капитан, мой капитан, рейс трудный завершён.
В этот момент часовой, совсем молодой парень, что-то почувствовал и обернулся. Глаза его расширились от ужаса и удивления, но он не шелохнулся и не издал ни звука. Ярый-Ворон красноречиво приложил палец к губам, после чего поманил к себе «серафима». Тот неохотно послушался.
Вдвоём они подняли капитана — «серафим» держал за ноги, а Ярый-Ворон за руки — и отнесли в лес. Там они утилизировали труп, бросив его в первую попавшуюся подлянку. После чего вернулись на поляну и по-быстрому избавились от следов преступления, по-прежнему в полном молчании.
Когда всё было кончено, Ворон знаком показал своему невольному подельнику: дескать, ложись спать. Тот подчинился и лёг, хотя наверняка не смыкал глаз до самого утра. Ворон сел возле костра и по очереди поглядывал то на распростёршихся на земле «серафимов», то вокруг. До рассвета обошлось без происшествий.
Ни свет ни заря он поднял всех по тревоге и сообщил, что второй капитан, Мурена, куда-то пропал. Недолгие поиски не принесли никаких результатов. Ярый постановил, что в таком случае он вынужден временно взять единоличное командование отрядом на себя. Авантюрист опасался, что свидетель может его выдать, но парень так и не проронил ни слова. Правда, на лице у него всё было весьма красноречиво написано.
Ещё через некоторое время Ворон-Ярый сообщил вербовщикам, что планы меняются, и они идут набирать новичков не в Лягушатник, как это предполагалось изначально, а в бар «У погибшего авантюриста»…