Загадочная пленница Карибов

КОНЮШИЙ КИТ

Вот тебе морковка за то, что ты такой бравый парень!

— У Одиссея опухла передняя правая, посмотри-ка, Кит! — Кэтфилд спешился перед конюшнями Гринвейлского замка и передал поводья вороного жеребца. — Потом заглянешь ко мне в контору и доложишь.

— Есть, сэр! — Кит, веснушчатый девятнадцатилетний конюх, чьим выдающимся достоинством были оттопыренные уши, ревностно закивал. Он встал навытяжку и придал своему голосу бодрый тон, потому что хорошо знал, что Кэтфилду лучше не попадаться на зуб, если ответ на приказ покажется ему слишком вялым. Может быть, дело в том, что прежде бравый молодец служил во флоте. — Будет сделано, сэр!

Кит похлопал Одиссея по холке и не спускал с Кэтфилда взгляда, пока тот не удалился. Кэтфилд был управляющим поместья всего несколько месяцев. Но отнюдь не плохим, это следовало признать. С раннего утра и до позднего вечера он был на ногах. Когда не осматривал поля, леса и пастбища, появлялся в разных хозяйственных постройках, прослеживая, все ли идет правильно. Если его не видели там, то всегда могли найти в конторе. Казалось, он круглые сутки был на службе. Лени и небрежности в работе, которые частенько наблюдались при старом управляющем, он не терпел.

Тем из челяди, кто давно служил в поместье, особенно миссис Мелроуз, своенравной поварихе, поначалу пришлось не по вкусу, что за ними беспрестанно присматривают. Но Кит думал иначе. Он работал проворно и с удовольствием, и весь свет для него был в порядке, пока на конюшне порядок. Лишь бы ему быть при лошадях!

— Давай, Одиссей, посмотрим, что там у тебя! — Он взял переднюю ногу жеребца и легонько прошелся по ней пальцами. Кровеносные сосуды хорошо снабжались кровью и в нормальном ритме толкали ее, закупорок нигде не было видно. — Хм… Да, дело не в этом. — Он прощупал бабку, следя за реакцией жеребца. Одиссей фыркнул. Кит осторожно подвигал копытом вперед-назад. Одиссей снова фыркнул. — Ставлю на кон, что у тебя растяжение сухожилия, старина!

Он отвел коня в стойло, расседлал, обтер досуха, а потом принялся за лечение. Принес из колодца ледяной ключевой воды и остудил воспаленное место, снова и снова смачивая тряпку. Это заняло довольно много времени. Когда посчитал, что нога уже достаточно остудилась, наложил давящую повязку. Тем, что он мог производить такие манипуляции, Кит был обязан господину Витусу, который научил его.

— Придется тебе постоять несколько дней в стойле и как следует отдохнуть, старина! — Одиссей постриг ушами. — Вот тебе морковка за то, что ты такой бравый парень!

Кит погладил коня по морде и направился к главному строению, где была контора Кэтфилда. Когда он, коротко стукнув, вошел, управляющий сидел за бухгалтерскими книгами. Кит снял шапку и, немой как рыба, встал у двери. Кэтфилд выдержал время, поставил еще пару подписей и только потом поднял глаза:

— Ну, Кит, как там дела с Одиссеем?

— Если уж вы меня спрашиваете, сэр, так по мне у него воспаление сухожилия. В ноге слишком много жару. Поэтому я остудил это место и наложил повязку. Если ничего не случится, сэр, то через недельку на Одиссее снова можно будет выезжать.

— Рад это слышать. Ты же знаешь, Одиссей любимый жеребец старого лорда.

— Да, сэр.

Естественно, Кит это знал. В конце концов, он всю жизнь провел в поместье. Он вырос вместе с Одиссеем и хорошо помнил, как любил его светлость верховые прогулки. В последний раз старый лорд выезжал, если не изменяет память, с год назад. Тогда он еще был в добром здравии и не страдал дрожанием конечностей, которое в последние недели приковало его к постели. Кит всей душой переживал за старого господина, потому что любил его. Он, как и вся челядь, постоянно наблюдал за развитием жестокой болезни и каждое воскресенье ставил в церкви свечку за здравие. Только вот Господь не внимал их молитвам. Здоровье его светлости все слабело. Сначала это были только руки, которые старый лорд не мог удержать в покое. Потом добавилось дрожание головы. А когда спустя продолжительное время все уже стали надеяться, что его состояние больше не будет ухудшаться, болезнь нанесла новый удар: шажки старого господина становились все короче и короче, и вскоре он уже был не в состоянии переставлять ноги. Кресло и постель стали его обиталищем. И под конец, видимо, чтобы до краев наполнить чашу страданий, болезнь отняла у старика голос. Он стал похож на свистящий, едва внятный шепот. Витус, молодой господин Гринвейлского замка, пустил в ход все свое врачебное искусство, чтобы справиться со страшной напастью, но, что бы он ни пробовал, ничего не приносило облегчения.

— Может быть, было бы неплохо, сэр, если бы я немного рассказал его светлости об Одиссее?

— Хорошая мысль, Кит, молодец! Давай! Только не слишком утомляй его светлость.

— Само собой, сэр!

— Тогда лети, а когда вернешься, доложишь. Работа на сегодня еще не закончена.

— Да, сэр!

Кит натянул шапку и ринулся выполнять распоряжение. Он вихрем пронесся по землям имения, наверх, ко дворцу, взбежал по широкой наружной лестнице через две ступени и вскоре оказался на первом этаже, где старому господину обустроили покои. У дверей он наскочил на Хартфорда, личного слугу его светлости. Хартфорд, потому как расценивал службу при своем хозяине как наиважнейшую в замке, был склонен к кичливости, но сейчас от нее не осталось и следа. Его глаза были широко раскрыты от ужаса.

— Мне кажется, конец близок! — пролепетал он.

— Что ты такое говоришь! — Кит ушам своим не верил. — Еще сегодня утром его светлость хорошо покушали, по крайней мере, так хвасталась толстая миссис Мелроуз.

— Не забывай, с кем говоришь! — даже в этой ситуации Хартфорд вспомнил, что надо держать дистанцию. — Тысячу раз тебе говорил, обращайся ко мне «сэр»!

— Да ради бога, сэр! Только расскажите, что с лордом!

Хартфорд уселся на стул, стоявший подле дверей, и уронил голову на руки. Чванливые манеры слетели с него, как старый хлам:

— Если бы я только знал! Он вообще не может говорить! А дыхание у него такое… неглубокое… Что мне делать? Что делать?!

Мысли Кита разбегались нестреноженными скакунами. Он подавил порыв броситься к ложу его светлости — это ничего не даст. В лечении лошадей он кое-что смыслил, но вот искусство врачевания человеческого тела было для него тайной за семью печатями. А врачебная помощь была необходима, уж это-то он соображал, причем как можно скорее.

— Я поеду за доктором Бернсом! — пришел он наконец к решению.

Бернс был, конечно, глубоким стариком, к тому же о нем поговаривали, что он обладает скорее алхимическими, чем врачебными способностями, но все-таки врач!

— А когда пошлю его сюда, поскачу дальше в Лондон, чтобы известить молодого господина и его друзей! — добавил он.

— Никак рехнулся?! Это же пятьдесят миль!

— Ну и что! Я преодолею их, даже если придется скакать день и ночь! Завтра утром я буду в Лондоне. А там уж разыщу всех троих! Ты вот что, дождись здесь доктора Бернса и пошли кого-нибудь сообщить мистеру Кэтфилду, что я уехал! — Не теряя больше ни секунды, Кит развернулся и вылетел стрелой.

— Хорошо, парень, — пробормотал в пустоту Хартфорд.

Отчаяние овладело им. Он даже не заметил, что с ним снова говорили неподобающе фамильярно.

Буквы подписи расплывались, и не только из-за колышущегося пламени трех свечей в серебряном подсвечнике. Время было к полуночи. Со слезами на глазах отложил Витус письмо, которое читал и перечитывал, на конторку возле смертного одра. Он был рад в эту минуту остаться наедине с покойным. Не потому, что стыдился своих слез, нет, а потому, что хотел вести молчаливую беседу с человеком, которого знал всего-то неполный год, но который стал ему близок как никто на свете. Он бережно взял руки усопшего и скрестил их на его груди.

— Все будет, как ты завещал, — прошептал он. — Наследство для меня не главное, ты это знаешь. Главное, чтобы все в Гринвейлском замке шло своим чередом, как и при тебе. И так оно и будет. Об этом я позабочусь с Божьей помощью. Обещаю тебе, что сделаю все мыслимое и немыслимое, чтобы отыскать Арлетту, по твоей и моей воле. Обещаю тебе пуститься в путь в самом ближайшем времени. Обещаю беречь себя. Ты знаешь, у меня верные друзья, которые мне помогут. Надежные друзья. Дорогие друзья. Потому что чем больше близких теряет человек, тем больше ценит тех, кто остается рядом.

Витус поцеловал покойного в обе щеки, молитвенно сложил руки и обратился к Господу. Когда молитва была закончена, он почувствовал себя укрепившимся духом. Положил последний крест, потом взял подсвечник, покинул опочивальню и поднялся по мраморной лестнице в большой трапезный зал, где его ожидали. Войдя, он поставил свечи на невысокий резной буфет с двустворчатыми дверцами, в котором хранилось столовое серебро. В тусклом свете немногих свечей огромный зал выглядел призрачным и зловещим. Впечатление усиливали тяжелые доспехи, расставленные по углам, на которых плясали огоньки колеблющегося пламени.

Витус молча занял отведенное ему место — место во главе большого стола. Не торопясь, он обвел взглядом присутствующих. Здесь собрались все. Доктор Бернс, который засвидетельствовал смерть старого лорда. Адвокатус Хорнстейпл из Уэртинга, ученый муж по части юриспруденции, исполненный важности и одновременно жеманного высокомерия. Кэтфилд, управляющий поместья, который был Витусу особенно предан. Хартфорд, с удрученным и озабоченным видом, равно как и толстая миссис Мелроуз, кухарка, прожившая в Гринвейлском замке десятилетия и столько же лет вызывавшая антипатию каждого его обитателя. Затем его друзья: Магистр, смущенно щурящийся через свои бериллы, и неунывающий карлик Энано, на время потерявший дар красноречия.

— Я благодарю всех, кто собрался здесь в эту минуту. — Витус снова обвел взором присутствующих. Никто не шелохнулся. Было так тихо, что он слышал шум собственной крови в ушах. — Это сердце, — помедлив, сказал он. — У него просто больше не было сил противостоять болезни. — По кругу прошелся скорбный вздох. — Полагаю, доктор Бернс, вы пришли к такому же заключению?

Бернс неуверенно кивнул. Он был старый человек, и минувший день с его суетой страшно его измотал. Уже через четверть часа, после того как Кит позвал его на помощь, он появился во дворце, но было слишком поздно. Лорд лежал бездыханный, с открытым ртом и обескровленными губами. Все симптомы говорили за то, что смерть наступила по причине остановки дыхания, но вследствие каких процессов, Бернс не мог взять в толк, тем более что испытывал непреодолимый страх перед необходимостью обследовать нагое тело, принадлежавшее представителю родовитой знати. Таким образом, он ограничился только тем, что констатировал смерть и закрыл покойному глаза. Двумя часами позже — Бернс все еще находился возле тела — в покои усопшего ворвался молодой хозяин, запыхавшийся и возбужденный донельзя, потому что Кит точно описал ему критическое состояние лорда. Он наткнулся на него с друзьями, едва проскакав двадцать миль от Гринвейлского замка. Бернс смог только высказать вновь прибывшим свои соболезнования. Ему было от души жаль, что больше ничего сделать он не мог…

— Верно, молодой господин, верно, это было сердце.

Витус продолжил:

— Я не буду говорить далее о результатах осмотра — это было бы не в духе моего деда. Кто его знал, знает и то, что он не любил распространяться о своей болезни. И никогда не жаловался. Более всего его сердце заботило благо Гринвейлского замка и всех его обитателей. Поэтому я желаю, чтобы и во дворце, и во всем поместье все шло и дальше так, как до этого часа.

Он повернулся к Хорнстейплу:

— Я пригласил вас сюда, господин адвокатус, поскольку мне следует испросить у вас некоторую информацию, и, кроме того, я хочу выразить вам благодарность за то, что вы любезно предоставили моему деду свою руку. Вы записали его прощальное письмо ко мне. Не в последнюю очередь поэтому вам, разумеется, известно, что я должен унаследовать его владения. Скажите, в завещании не содержится ничего иного, за исключением деталей?

Губы Хорнстейпла, на которых поначалу заиграла самодовольная улыбка, сжались в узкую щелку:

— С вашего позволения, сэр, так просто это не делается. Относительно этого я не могу распространять никаких сведений. Строго говоря, здесь и сейчас я даже не имею права подтвердить или опровергнуть, вы ли назначены наследником. Для этого требуется оглашение завещания — процесс со строго предписанной процедурой: установление наличия заинтересованных лиц, проверка идентичности таковых, свидетельствование места, даты, et cetera, et cetera… Как адвокатус, я обязан нести ответственность за то, чтобы все формальности были соблюдены должным образом. По исполнении этого лица, имеющие право наследования, должны…

— Простите, что перебиваю. Если содержание посмертного письма совпадает с завещанием, в чем я убежден, имеются только два наследника: леди Арлетта и я. Леди Арлетта в данный момент не присутствует. Более того, неизвестно, жива ли она. Таким образом, я пока единственный, кого так или иначе касается это завещание. Или кроме нас есть другие наследники?

— Нет, сэр, это… нет, но… — Хорнстейпл споткнулся и покраснел от досады. Невольно он разгласил содержание завещания.

— Хорошо, раз это так и раз последняя воля моего дедушки не отличается от того, что он выразил в своем прощальном послании, мы можем отказаться от долгой процедуры и огласить завещание.

— Здесь? Что вы себе воображаете, молодой человек?! — Голос Хорнстейпла, сорвавшийся на дискант, не оставлял ни малейшего сомнения в том, насколько неслыханным считает он такое предложение. — Столь важный юридический акт должен, само собой разумеется, происходить не в этом зале, а в моей конторе!

— Он может вообще не состояться, сэр. По крайней мере, не сегодняшней ночью, потому что, откровенно говоря, детали меня не интересуют, как они никогда не волновали и его светлость. — Витус на минуту задумался. — Кроме того, из соображений экономии времени я сегодня же письменно уполномочу моего управляющего Ричарда Кэтфилда пользоваться моими правами и обязанностями, заявленными в завещании.

Кэтфилд неспешно встал. На его лице отразились радость и удивление одновременно.

— Сэр, о сэр! Для меня это большая честь! — Он склонился в почтительном поклоне. — И большая ответственность. Я сделаю все, чтобы быть достойным вашего доверия!

— Я знаю, что всегда могу положиться на вас.

— Юный господин! — Хорнстейпл тоже поднялся. Разговор принял неприемлемый для него оборот. Он привык к тому, чтобы к его речам непременно прислушивались, а советам следовали как приказам. — Так дело действительно не пойдет! Это в высшей степени неподобающе: здесь, среди всякого сброда, устанавливать, кто вместо вас будет осуществлять указанное в завещании. Я настаиваю на том, что все должно совершаться в моей конторе, в письменной форме, подобающим образом! Помимо того должен указать на тот факт, что я, само собой разумеется, не ношу с собой таких важных документов. Как один из опытнейших, авторитетных и уважаемых адвокатов Англии, смею вас заверить…

— Deforme est de se ipsum praedicare. — Магистр долго молчал, но в конце концов все это достало его до печенок. — Отвратительно самому восхвалять себя. Или, если такой перевод вам больше понятен, господин коллега, — самохвальство дурно пахнет! Я всего лишь правовед, едал только магистерский экзамен, но помимо того десять лет преподавал в частной школе в Ла Корунье и благодаря этому в испанском праве я как рыба в воде. Но я не настолько невежествен, чтобы не знать, что и в этой стране возможно в любом месте в присутствии свидетелей возводить в права наследования. Нет, я не настолько невежествен!

Хорнстейпл с минуту разевал и закрывал рот, а потом плюхнулся на свое место.

— И что значит «среди всякого сброда»? — Маленький ученый вошел в раж. — Вы отдаете себе отчет, что этим высказыванием оскорбляете всех здесь присутствующих? И Витуса в том числе.

— Ладно, Магистр, оставь. Я не хочу споров в доме, где еще не остыло тело моего деда. Господин адвокатус, в ближайшие дни я появлюсь в вашей конторе с моим управляющим. И будьте любезны к тому времени составить и официально удостоверить права на наследство. А далее прошу вас подготовить договор, дающий мистеру Кэтфилду полномочия на управление поместьем в будущем. Разумеется, все в надлежащей форме. Ему будет положено соответствующее этим полномочиям жалованье.

Кэтфилд едва мог поверить своему счастью.

Хорнстейпл пробормотал себе в бороду что-то вроде:

— Почему сразу не…

— Ну вот и решено. У вас есть еще что добавить, господин адвокатус?

Хорнстейпл церемонно вынул из кармана сюртука маленькую шкатулку:

— Раз уж вы, как мне кажется, предпочитаете совершать все действия coram publico[12], сим передаю вам перстень с печатью его светлости.

— Благодарю вас. Я заметил его отсутствие на руке моего деда.

— Настоятельным пожеланием его светлости было, чтобы вы не снимая носили этот перстень. Эта вещь — достояние четырех поколений вашего рода, что без труда может быть документально подтверждено.

— Сегодня ночью в этом нет необходимости. — Витус принял перстень и надел его на палец. — Вот это да! Сидит как влитой, словно на меня сделано.

Хорнстейпл чопорно кивнул:

— В каком-то смысле так оно и есть. Его светлость доверил мне эту ценность с тем, чтобы я отдал кольцо подогнать на вашу руку.

— Ах, вот как! Ага… — Витус зачарованно смотрел на герб, изображенный на перстне.

Он был в форме круга, в его верхней части был изображен свернувшийся в форме змеи разевающий пасть лев, внизу — стилизованный корабль, два треугольных паруса которого стояли в зеркальном отображении друг к другу. Это, несомненно, был тот самый герб, который указал ему дорогу из Испании в Англию… Тому уже два года…

Витус заставил себя вернуться к реальности.

— Хартфорд, теперь о тебе. До сих пор твоей обязанностью было обслуживание его светлости. Поскольку теперь эта работа исчерпана, а я не нуждаюсь в личном слуге, с завтрашнего дня ты поступаешь в распоряжение мистера Кэтфилда в качестве младшего помощника. Ты как можно скорее войдешь в курс своих новых обязанностей и будешь исполнять их так же ревностно, как служил деду.

— Но, сэр! Я… да… но… Да, сэр.

— Рад, что ты готов. Что касается остальных слуг, все остаются на своих местах. Кроме Кита, конюшего, который действовал смело и решительно. Я хочу, чтобы… А где он, кстати? — Витус огляделся.

— Ну сэр… Его никто не приглашал, поэтому думаю, что сейчас он блаженно спит, — усмехнулся Кэтфилд.

— Разумеется. Хартфорд, беги на конюшни и приведи парня, да быстро!

— Э… да, сэр, — Хартфорд скорчил мину, словно поперхнулся рыбьей костью, но покорился.

— Я здесь, сэр, — через некоторое время доложил Кит. Он стоял в широких створчатых дверях и переминался с ноги на ногу.

— Подойди сюда, Кит, садись подле мистера Кэтфилда. Я хочу тебе кое-что сообщить.

— Сэр? — От направленных на него взглядов уши Кита покраснели как маков цвет.

— Прежде всего должен поблагодарить тебя — ты действовал разумно и без промедления.

— Я сделал что должно, сэр.

— Твоя правда, именно. Ну а теперь о деле. С тех пор как умер старый шталмейстер Пеббл, графским конюшням нужен новый смотритель. — Витус сделал многозначительную паузу. — Не знаешь ли кого, кто подошел бы на это место, Кит?

— Я, сэр? Погодите-ка, дайте подумать… — Парень наморщил лоб, потом пожал плечами. — Честно сказать, сэр, что-то никто подходящий на ум не идет.

— А мне пришло на ум. И, посоветовавшись с мистером Кэтфилдом, я сделал выбор в пользу тебя.

— Что? Меня, сэр?! — Уши парня заалели еще ярче, на этот раз от радости. Он пару раз попытался заговорить, чтобы выразить свою благодарность, но словно лишился голоса.

— Хорошо. Значит, решено. А теперь перейдем к печальным, но необходимым вещам, которые влечет за собой смерть лорда Коллинкорта…

В последующие часы Витус обстоятельно обсуждал богослужебные и светские обряды, которые следовало исполнить при погребении в соответствии с высоким положением усопшего. А когда последние детали были прояснены и кое-кто за столом уже начал подремывать, он заключил:

— На сегодня хватит. У всех нас позади трудный день. Разве что последнее, что касается всех здесь присутствующих: как только дедушка упокоится в семейном склепе и последние подобающие обряды будут совершены, я приложу все усилия, чтобы исполнить последнее повеление его сердца — найти и вернуть леди Арлетту.

— Это и наше сердечное желание! — порывисто воскликнул Магистр. — Надеюсь только, что с Божьей помощью это тебе удастся!

— Уи-уй!

— С Божьей и с вашей помощью.