Загадочная пленница Карибов

ТРАКТИРЩИЦА ПОЛИГИМНИЯ

Надо иметь каменное сердце, чтобы не почувствовать, что эта женщина — та, которую ты ищешь.

В отличие от большинства постоялых дворов портового города Плимута «Пристанью Полли» заправляла женщина. Полли, бывшей уличной девке, одной из немногих когда-то давно удалось вырваться из порочного круга проституции, пьянства и воровства. Сейчас ей было около сорока — энергичная, уверенная в себе и, несмотря на разрушительную профессию в прошлом и изнуряющую в настоящем, все еще пышущая здоровьем, она одевалась как мужчина, говорила как мужчина и имела одно пристрастие, свойственное обыкновенно только мужчинам: курила трубку.

Ее подчас грубоватые манеры нравились далеко не всем гостям, но, по сути, эти манеры и создавали условия для мирного ведения ее хозяйства. Кто пытался затеять ссору или драку в ее «Пристани», имел дело с ней. Смотреть, как внушительной комплекции Полли с ее острым язычком выкидывает за дверь пьяного крикуна, было одно удовольствие. Немалое число ее постоянных гостей поэтому и появлялось к тому времени, когда было наиболее вероятно, что какой-нибудь незваный буян забредет в ее трактир и хозяйка приступит к боевым действиям.

В тот вечер Полли как раз затаскивала на стойку новый бочонок, когда в зал вошли пятеро незнакомых парней. Беглым взглядом она окинула посетителей и мгновенно определила, что они безобидны, хотя ни один из них не выглядел так, словно зарабатывал свой хлеб мирным трудом, вроде крестьянина, ремесленника или торговца. Весьма привлекательный светловолосый молодой человек был в компании за предводителя, потому что именно он определил, где им сесть. Он был облачен в дорожную одежду отличного пошива, которая резко контрастировала с его латаным-перелатанным заплечным коробом и посохом в человеческий рост. С ним еще были малорослый человек со смешной штукой на носу, рыжеволосый карлик и два молодца с ногами колесом, которые тащили багаж..

Полли сунула трубку в рот, выпустила парочку клубов дыма и решила попробовать пришельцев на зуб. Она не спеша подгребла к компании и встала, уперев руки в бока:

— Хе, Габриэль, что тебя прибило на ночь глядя в мой кабачок? — прикрикнула она на белокурого.

Тот озадаченно обвел ее взглядом. У него были умные серые глаза и ямочка на подбородке.

— Габриэль? Почему ты назвала меня Габриэлем?

— У тебя белокурые локоны, как у архангела Гавриила. Поэтому!

Блондин рассмеялся:

— Вообще-то меня зовут Витус, но, если тебе нравится, зови меня Габриэль.

— Я и зову. А мое имя Полигимния. Для друзей просто Полли.

Матери Полли, как и всем девчонкам с улицы, было абсолютно все равно, какое имя получит ее ублюдочное дитя. С такой безответственностью, однако, был совершенно не согласен отец ребенка, уличный разносчик книг, который когда-то посещал латинскую школу. Он настоял на том, чтобы новорожденная была названа по имени греческой музы поэзии и музыки. Как в дальнейшем показала жизнь, более неподходящего имени для Полли невозможно было и придумать.

Слово взял тот, с блестящей штукой на носу:

— А меня зовут Барнабас.

— Барнабас? — Полли медленно вынула трубку изо рта. — Смешное имя. А тебя правда так зовут?

— Нет, но у меня такие же каштановые волосы, как у библейского Варнавы.

Полли хватило пары секунд, чтобы сообразить, что над ней подтрунивают. Но она не рассердилась, а смачно расхохоталась.

— Очко в твою пользу! Ты мне нравишься! — Она хлопнула малорослого по плечу так, что оно хрустнуло. — Ладно, так как тебя зовут на самом деле? И что ты пьешь?

— Магистр и бренди.

— А? Послушай-ка, дружок, если ты снова надо мной насмехаешься…

— Что вы, госпожа хозяйка! Как можно! — Маленький ученый сощурился и поправил на носу свои бериллы. — Все на свете зовут меня Магистр, а бренди — мой любимый напиток.

— Стало быть, бренди для всех! — решила Полли. — Первый стаканчик за счет заведения. — Она развернулась, как корабль в море, и взяла курс на бочонок.

Магистр наклонился к Витусу и прошептал:

— Веселенькое дельце! Вот уж не рассчитывал! Мне сейчас совсем не до бренди. Лучше бы как следует поесть. Но эта бой-баба как раз возилась с бочонком, вот я и подумал…

— А вот и бренди! — Хозяйка уже снова стояла возле них. Быстрота и спорость были одним из секретов успеха ее заведения. Она с шумом грохнула на стол поднос, не расплескав ни капли из пяти до краев наполненных кружек.

— Эй, Полли, — раздались голоса ее завсегдатаев, — с каких это пор ты ставишь бесплатную выпивку?

— Давай-ка, налей и нам, а то твои дорогие гости помрут от жажды!

Полли сделала вид, что не слышит.

— Ваше здоровье, парни!

Белокурый поднял свою кружку:

— Твое здоровье, Полли! А сама ты не пьешь?

— Угадал, Габриэль. Никогда не пью с гостями. Железное правило.

Витус отхлебнул:

— Славное у тебя бренди, Полли. Сильное, как северный ветер, что задувает с Бристольского залива. Позволь представить тебе еще троих из нашей компании. Это Энано, или Коротышка, сведущий в изготовлении чудесных эликсиров и снадобий. Тот молодой парень — Кит, а рядом с ним Уот, его друг.

Полли кивнула мужчинам, чуть дольше задержав свой взгляд на карлике:

— А свое полевое казначейство ты таскаешь на горбу с рождения, приятель? — В ее тоне не было ни презрения, ни насмешки, только радушный интерес, с которым хорошая хозяйка встречает своих гостей.

— Уи-уи, госпожа несушка! Точно так же, как ты две пышные щечки пониже спины.

Полли усмехнулась:

— А ты за словом в карман не полезешь, Энано! — Она повернулась к Витусу: — И ты, Габриэль умеешь сказать словцо. Не часто ко мне заглядывают такие гости. Так что, ответишь-таки на вопрос, от которого ты так ловко увернулся? Что привело тебя и твоих людей ко мне в такой поздний час?

— Мы только что прибыли в Плимут, Полли. И нам нужен ночлег неподалеку от порта.

— Хм… — Полли пристально посмотрела Витусу в глаза. Потом решительно сказала: — Я верю тебе, юноша.

— Мы были в пути три долгих дня. Сами мы из Уортинга, восточнее Портсмута, и ищем оказии до Вест-Индии. Но вначале неплохо было бы поесть и отдохнуть.

— Комнату и еду вы получите. Но как это вы не попытались сесть на корабль в Портсмуте, коли ищете переезда в тамошние края? До Портсмута вам было ближе. — Дурой Полли никак не была.

— Нам сказали, что корсар Фрэнсис Дрейк стоит здесь в порту со своим флотом. И еще сказали, что в ближайшие дни он снимается с якоря и берет курс на Карибы. Мы с друзьями хотели бы воспользоваться этой возможностью и отплыть с ним.

— Так, давай по порядку и не так резво, — Полли подсела к новым гостям, что случалось с ней крайне редко. — То, что Дрейк пятнадцатого ноября выходит в море, — об этом судачат на каждом углу, не такая уж это и новость. Но о том, что он идет на Карибы, речи не было. Ходят слухи, что на Панаму.

— Это нам тоже подойдет. Главное, попасть в Новый Свет, а там уж как-нибудь…

Полли наморщила лоб.

— Не думаю, чтобы Дрейк взял на борт трех голодных босяков, даже если они за это заплатят. Со времен его сказочного похода семьдесят второго года этому каперу стоит только поманить пальцем, и все ловцы удачи сбегаются к нему, даже если он не предложит за службу ни пенни. Так что проблем с набором команды у сорвиголовы нет.

— Нас всего трое. Кит и Уот завтра отправятся обратно и заберут наших лошадей с собой.

Полли с сомнением поглядела на них:

— Мое дело предупредить, а там как знаете.

— Уи-уи, щё так, то так, госпожа наседка, а всё щ, щё тощно, так за весь день только и сцапали, щё баланду из воздуха, да клецку из ветра. В пузе урчит. Как нащёт щё-нето? — карлик умильно выпятил рыбьи губки и выразительно погладил себя по животу маленькими ручками.

— Твоя правда, — материнское сердце Полли дрогнуло. — Пойду, посмотрю на кухне, есть ли еще чего куснуть.

— Уи, уй, уйю… — почмокал губками Коротышка.

— «Пеликан» — самый крупный корабль в армаде Дрейка, — установил Магистр, окинув критическим оком флотилию из пяти парусников.

Было утро следующего дня после их ночевки в «Пристани Полли». Маленький ученый стоял подле Витуса и Коротышки на достроечной набережной и дрожал от влажного леденящего воздуха. Вокруг них даже в этот ранний час царила оживленная суета. Раздавались крики, приказы, свистки. Загружали бочонки, катя по булыжникам мостовой, перекидывая через голову, через крон-балку и поднимая лебедкой на борт. На корабли тащили сундуки, запасные рангоуты, в грузовые люки — провиант всякого рода. Повсюду вкалывали, не разгибая спины, и сквернословили. Не было места, где бы не красили, не тесали, не стучали молотками — в общем, не наводили последний лоск.

— Водоизмещение тонна-полторы, — продолжал Магистр. — Не особо впечатляюще по сравнению с испанскими боевыми галеонами, но все же. А как он умеет нападать со своими восемнадцатью пушками, посмотрим. Или не посмотрим.

Витус засмеялся. Из его рта вырвалось белое облачко пара.

— В тебе заговорил испанец, ты, неистребимый сорняк! Понимаю, что Дрейк не вызывает у тебя большой симпатии, после того как разделал испанскую армаду с награбленным, как рождественского гуся. Но где же твое чувство справедливости? Он только взял в качестве трофея то, что так и так не принадлежало твоим соотечественникам.

— То, что мои соплеменники неправедным путем добывают американское золото, — проворчал Магистр, — отнюдь не делает твоего Дрейка героем и не оправдывает его действий. Он ничуть не лучше. Грабеж есть грабеж. Но оставим это. Нам надо прежде всего установить, на котором же из кораблей торчит твой Дрейк. В расчет можно еще принять «Элизабет» и «Мэриголд», два вспомогательных судна.

— Командор должен быть на своем флагмане. А это, несомненно, «Пеликан». Посмотри на цветной флажок на мачте. Но сейчас точно узнаем.

Витус, который этим утром был одет в платье, подобающее его положению, направился к экипажу, из которого вывалился не слишком твердо стоящий на ногах мореплаватель.

— Простите за беспокойство, сэр. Не могли бы вы сказать, командор Фрэнсис Дрейк в настоящее время находится на «Пеликане»?

— Должен быть. Пфуи… — Моряк тяжело отдувался, выпуская изо рта тяжелый дух перегара. — Иначе я сейчас лежал бы со своей портовой ласточкой, а не гнал, как сумасшедший, на борт. Дрейк может кому хочешь приказать явиться к нему в любое время дня и ночи. И попробуй ослушаться! Кстати, я Томас Каттилл, капитан «Пеликана», если вам будет угодно.

— Очень приятно. Мое имя Витус из Камподиоса. Не могли бы мы присоединиться к вам, капитан? Мне нужно обсудить с командором нечто очень срочное.

— Почему бы и нет? Все сейчас чего-нибудь хотят от Дрейка. Пошли со мной! — слегка покачиваясь, Каттилл зашагал к своему кораблю.

В просторной каюте командора Фрэнсиса Дрейка царил полный беспорядок. Постель на встроенной во внутреннюю перегородку койке была разворошена, по трем стульям разбросана одежда, из огромного открытого сундука, в котором по металлической обшивке угадывался испанский казначейский ларь, торчали секиры, кинжалы, пики. По стене левого борта, возле герба ее величества, висел герб сэра Кристофера Хэттона с изображением оленихи по центру, на занимавшем большую часть помещения столе были навалены рулоны морских карт оборонительных сооружений и укреплений. Надо всем этим возвышался Дрейк в компании троих мужчин. Дракон — El Dragón, как испанцы называли Дрейка, — был мужчиной среднего роста, со стремительными движениями и острым, быстрым взглядом. У него были русые вьющиеся волосы, которые он носил коротко постриженными. По бокам они непринужденно переходили в короткую бородку клином. Над верхней губой щеткой топорщились густые усы.

— Кто пойдет со мной по Панамскому перешейку, — возвещал в этот момент Дрейк, стуча костяшкой пальца по карте, — вернет свои деньги преумноженными вшестеро, нет, всемеро.

— Прибыл, сэр! — доложил Каттилл, прервав пламенную речь.

В его фарватере в каюту вошел и Витус. Часовой у двери каюты из всей троицы пропустил только его, перед этим отобрав шпагу.

Дрейк, как и трое других за столом, вскинули на него взгляды.

— Со мной тут джентльмен, у которого до вас дело, — сообщил Каттилл, стараясь держать спину прямой.

— Да что вы говорите! — Дрейк вовсе не выглядел довольным оттого, что его прервали.

— Позвольте представиться, сэр. — Витус выступил вперед и поклонился. — Мое имя Витус из Камподиоса.

— Ну мое-то вы знаете, — буркнул Дрейк, окидывая Витуса взглядом с ног до головы. — Это, — он указал на изысканно одетого джентльмена, — Томас Даути, офицер ее величества и любитель приключений в одном лице. Далее — мой младший брат Томас и мой кузен Джон Дрейк. Томаса Каттилла вы уже знаете.

«Боже, — промелькнуло в голове у Витуса, — в этой стране каждого второго зовут Томасом». Но он постарался отогнать несвоевременную мысль.

— Да, сэр. И Томас Каттилл был столь любезен, что прихватил меня на борт. Я вас долго не задержу, сэр. Скажу прямо, у меня к вам единственная просьба: взять меня и двоих моих друзей в плавание. Нам нужно в Новый Свет.

Если Дрейк и был изумлен такой прямотой, внешне он этого не выразил. Правой рукой он полез в пах и, не разводя церемоний, почесался.

— Ага. Так вот в чем дело. Тогда послушайте меня, господин Витус из Камподиоса. У меня в общей сложности пять кораблей, заметьте, и каждый из них по фальшборт набит. У меня сто шестьдесят человек, и не только матросов и наемников, но еще и художников, ученых, джентльменов вроде моего друга Томаса Даути. Помимо прочего, я облечен высокой миссией, не буду уточнять, какого рода. У меня есть отвага, есть рассудок и благоволение Господа — все это и еще более того у меня есть, досточтимый господин. Единственное, чего у меня нет, — это места на корабле.

Витус сглотнул:

— Понимаю, сэр. Но я и мои друзья, естественно, готовы совершить путешествие не бесплатно.

— Сумму, в которую обошелся бы вам этот переезд, вы не соберете, даже если…

— Я мог бы оплатить не деньгами. На время путешествия я могу предоставить вам свое врачебное искусство. Я дипломированный корабельный хирург.

Дрейк с шумом выпустил ветры, чем подтвердил славу человека, не отличающегося хорошими манерами.

Витус подавил нарастающее раздражение.

— Я выдержал экзамен у профессора Джона Банестера в Лондоне, сэр, — отрезал он. — Как вам, должно быть, известно, репутация профессора столь высока, что сама ее величество королева пользуется его врачебным искусством.

— Экзамен у Банестера? Так-так… Этот парень знает толк в своем ремесле… — в лице Дрейка что-то изменилось. Неожиданно он рванулся в сторону, сбросил одежду с одного из стульев, спустил штаны и уселся. — Тогда посмотрите на это.

Витус непонимающе воззрился на него. Дрейк вытянул вперед ногу и шлепнул себя ляжке:

— Пять лет назад случилось это, во время атаки при Номбре-де-Диос, когда проклятые доны всадили мне пулю в ногу. Эта дрянь до сих пор торчит там. Можете ее вынуть?

Витус опустился перед Дрейком на колени и осмотрел волосатую мужскую ногу. Рану, без сомнения, в свое время неправильно обработали, а может, вообще не обрабатывали, но зажила она неплохо. Под натянутой кожей рубца проглядывало нечто иссиня-черное, перекрываемое темными вкраплениями, что могло быть следами пороха.

Витус уверенными движениями ощупал рубец. На одном месте Дрейк едва заметно вздрогнул.

— Больно, когда нажимаю?

— Нет. — Ответ был настолько же быстрым, насколько неискренним. Скорее всего, El Dragón не хотел в присутствии своих людей выказать слабость.

— Хорошо. — Пальцы Витуса заскользили дальше. Пуля, по его определению, сидела в теле на глубине по меньшей мере дюйма. Вытащить ее, в общем-то, не составляло труда. Витус поднялся.

— Это возможно, господин командор, хоть и не слишком просто.

— А как бы вы это сделали?

— Придется сделать довольно значительный разрез — пуля сидит довольно глубоко. Разрез будем делать так, чтобы было повреждено как можно меньше мышечной ткани. Особое внимание следует обратить на артерию, которая проходит рядом. По сути дела, в этом и есть вся сложность. Извлечь саму пулю — чистая формальность. Для этого мне просто потребуется с полдюжины хорошего хирургического инструмента: крючок для разведения концов раны, расширитель, пинцет и так далее. Все это, конечно, у меня имеется.

— Прекрасно. Все, что вы сказали, совпадает с мнением моего врача.

— Простите, сэр, но, если у вас есть врач, почему он до сих пор не провел эту операцию?

Вместо ответа Дрейк сказал:

— Положим, я соглашусь, чтобы вы меня прооперировали. Как скоро после этого я смогу снова стоять на мостике и вести эскадру?

Витус уже подозревал, к чему он ведет.

— Если вы устали от жизни, сэр, то можете встать в тот же день. А если хотите еще пожить, то должны обождать хотя бы неделю, пока не станет ясно, что опасность гангрены миновала.

— Прекрасно, — повторил Дрейк. — И это совпадает с мнением моего врача. А теперь, когда у меня есть два как одно звучащих суждения и я уверен, что мой доктор был прав, то… оставлю все как есть. — Он встал и натянул штаны. — Или вы всерьез думаете, что у меня есть время целую неделю торчать в порту?

— Сэр! — Витус стал пунцовым от возмущения. — Вы меня использовали! Только для того, чтобы получить мое заключение! И ни минуты всерьез не думали взять меня с друзьями на борт! Сэр, вы… вы…

— Лучше не говорите, кто я такой, — холодно предостерег Дрейк. — Многие пытались, и хорошо для них это не кончалось. Однако никто не посмеет сказать, что корсар Фрэнсис Дрейк неблагодарная скотина. — Он подошел к столу, сдвинул несколько карт в сторону. Глазам предстала небольшая шкатулка. Он запустил в нее руку, достал золотую цепочку и повесил ее сопротивляющемуся Витусу на шею. — Это вам. Вещицу я взял как добычу добычей в один из дней августа семьдесят второго, когда меня нашла эта пуля.

— Сэр, я не могу от вас принять…

— Берите, пока я не передумал. А сейчас извините, у меня много дел.

Витус поклонился и без лишних слов покинул каюту. Снаружи он получил обратно свою шпагу, отсалютовал часовому и, только отойдя на несколько шагов, внимательно рассмотрел цепочку. На ней он обнаружил искусно выполненную миниатюру, такую маленькую, что ее пришлось поднести близко к глазам, чтобы разобрать отдельные детали. Она изображала Матерь Божью, а по краю шла надпись крошечными буквами: Madre dolorosa[13].

Вечером семнадцатого ноября Витус, Магистр и Энано вошли в трактир Полли, голодные и измученные. Как и в предыдущие дни, они бегали с корабля на корабль, чтобы найти оказию в Новый Свет. И, как и в предыдущие дни, безрезультатно. Рекомендации Collegium medicum в контору торгового флота, в адмиралтейство ее величества и в лондонскую гильдию купцов были в Плимуте так же полезны, как лемех, чтобы резать воду.

Несмотря на поздний час, у Полли было полно народу. Все места оказались заняты, воздух стоял тяжелый и спертый — хоть топор вешай. В камине в углу горел огонь, и от его жара на лбах гуляк выступали крупные капли пота. Однако Полли это нимало не огорчало, скорее радовало. Потеющему человеку можно оказать услугу и подать холодные напитки — как раз то, что надо хозяйке. В дальнем конце зала, как раз возле кухни, откуда то и дело сновали Полли и ее служанки, гуляла компания матросов, которые не только были заняты своим пивом, а и немалое внимание уделяли двум женщинам, сидящим в непосредственной близости от них. Девушки были одеты в обтягивающие яркие платья, правда несколько потрепанные, но в сумеречном свете это не бросалось в глаза.

— Эй, малышка, — гоготал один, похожий на медведя. — Не скажешь, где здесь висят самые большие колокола? — Охальник потряс перед собой лапищами, будто играл женской грудью.

— Не-а, не знаю, милок! — ответила более высокая из двоих, брюнетка с кукольным лицом и пышной грудью. — Но зато знаю, где висит настоящее било.

— Ха, и где же?

— Не в твоих штанах, точно.

Кое-кто из окружающих, и громче всех женщины, визгливо захохотали.

— Вот так врезала она тебе, Брюс! — веселился другой матрос. — Как тебя зовут, голубка моя?

— Может, и скажу, морская крыса, да только ежели поставишь мне и… — Она ткнула пальцем в подругу, бледное малокровное существо. — …этой даме.

— Договорились!

— Ладно. Я, значит, Феба, а она Филлис. А пьем мы, милок, бренди, но по большой.

— Да, по большой, — подтвердила Филлис.

Как и было обещано, матрос заказал выпивку, а когда Полли чуть погодя подошла к ним с подносом, то внезапно обнаружила Витуса с друзьями, которые все еще топтались у дверей, выглядывая себе местечко.

— Эй, парни, чего не садитесь? — крикнула она сочным голосом. — Больно робкие? А ну-ка, люди, подвиньтесь!

Народ тут же затолкался, спешно выполняя ее приказ. Иного у Полли было и не помыслить.

— Я тут приготовила для вас кое-что особенное, парни, — сообщила она, поставив девушкам заказанные кружки. Друзья между тем сели. — Сейчас принесу.

Она, не мешкая, отправилась на кухню и гордо вынесла свое творение размером с колесо телеги, с румяной золотистой корочкой. Как бы странно оно ни выглядело, пахло умопомрачительно.

— Мясной пирог из дичи. Мой особый рецепт. Испекла его сегодня специально по случаю праздника. Уж вы-то знаете, какой сегодня особый день?!

Друзья переглянулись и пожали плечами.

— Честно сказать, нет, — наконец ответил за всех Витус.

— Ах вы, невежды! И ничем не отличаетесь от этих пьяниц здесь! Сегодня же девятнадцатая годовщина восхождения на трон ее величества нашей девственной королевы! — Полли махнула рукой одной из своих девушек, чтобы та подошла, и принялась резать пирог. — Давай-ка, Сью, принеси господам три кружки красного вина. — И уже тише: — Хорошего, бархатистого бордо.

— А в порту что-то не было видно никаких празднеств по поводу восхождения на трон, — прошамкал Магистр, который уже с наслаждением откусывал от знатного куска, зажатого в кулаке. — Но мне это нипочем, пока по такому поводу пекут такой лакомый изыск!

— Хам, хум, хам! — рыбьи губки уписывали не менее объемистый кусочек.

— Да, Плимут не Лондон, — вздохнула Полли. — Как думаете, что там сегодня было? Верно, ее величество снова появилась перед народом, как и тогда, девятнадцать лет назад. Я сама была в то время зеленой и неопытной, чуть за двадцать, работала… да ладно, это к делу не относится… Во всяком случае, по всей стране судачили, как королеву переносили из Тауэра на Уайтхолл! Четыре рыцаря несли ее в паланкине, обитом парчой. Сотни собрались на специально сколоченных подмостках — народ чуть шеи не вывернул. Женщины протягивали к паланкину пироги и марципан, и она благодарила и даже коснулась многих шелудивых рук — ведь известно, возложение королевской руки лечит…

Полли ненароком пустилась в восторженные воспоминания и, наверное, поэтому сама не заметила, как во второй раз нарушила свой железный закон и подсела к друзьям.

— Почему ты не ешь, Габриэль? Разве ты не голоден?

— Голоден, Полли, только вот голова забита мыслями. Никак не могу найти корабль.

— От твоего голодания корабль не появится. Давай-ка, бери кусок! Пирог с дичью — это так здорово, что пришлось бы по душе и самой нашей королеве.

Витус послушно откусил пирога со щедрой пряной начинкой.

— Чи-из! Салют! И ваше здоровье! — возвестил Магистр, подняв кружку подоспевшего красного.

Неисправимый оптимист, он уже и думать забыл отягчать свою душу сокрушением о бесплодных поисках. То же и Коротышка.

Пока они ели и пили, Полли, как и все женщины ее сословия, питавшая слабость к королевскому дому, без остановки болтала дальше:

— Наша повелительница вообще любит все простое. По утрам она с большим удовольствием пьет приправленное пряностями пиво под селедочку, чем чашку шоколада — это такой модный напиток в Лондоне. Сама не пробовала, не знаю, но говорят, его готовят из какой-то штуки под названием какао и он безбожно дорогой. Некоторые злые языки треплются, что королева, мол, слишком скупа, чтобы тратиться на шоколад, но я не верю. Только последний дурак может назвать ту, которая шьет себе зараз дюжину, а то и две самых роскошных платьев, скупой!

Полли огляделась по сторонам в ожидании одобрения и начала набивать свою трубку. Закончив это занятие, она прошествовала к камину и зажгла ее сосновой лучиной. Толпа посетителей постепенно редела — дело шло к полуночи. Полли обошла свое заведение, снова вернулась к друзьям и продолжила:

— Сейчас, когда приближается Рождество, у нашей девственной ее величества снова будет повод обновить свой гардероб. Как рассказывают, при дворе каждый день устраиваются игры: то маскарады, то турниры. Благородные танцуют павану, смотрят забавные представления певцов и акробатов. Ах!.. — Полли так затянулась, что в трубке зашипело. — Как бы я хотела разочек, один только разочек побывать на таком приеме… Ну, само собой, не где только придворные! — Последние гости покинули трактир. — Если бы королева позвала меня на Уайтхолл, я бы бросилась туда в любое время. Я специально училась делать книксены, и даже подходящее платье у меня имеется. Не платье — мечта. Из желтого атласа с испанским воротником-жабо, на низко спущенном корсаже и каркасе из настоящего китового уса. Марбл Питс с Кинг-стрит специально для меня его сшила. И туфли у меня есть, и чулки, вот только шарика духов пока не хватает. У всех придворных дам есть такие шарики, чтобы убирать вонь от пота и запах изо рта… Эй, ребята! Хотите еще поесть?

— Нет, — улыбнулся в ответ Витус.

Он как раз представил себе картинку, как будет выглядеть большая ширококостная Полли в желтом атласном платье с жабо. Может быть, чуточку элегантнее, чем дрессированный медведь на гумне… Чего только люди не вбивают себе в голову! И всяк со своими причудами…

— Ни есть больше, ни пить, Полли, — зевнул Магистр. — Только упасть в объятия Морфея.

— Уй, уи, госпожа пеструшка.

— Тогда спокойной вам ночи, — пыхнув трубкой, Полли ласково кивнула обоим сквозь обволакивающее ее густое облако дыма.

— И тебе мягкой ваксы!

— Приятных сновидений, Полли!

— Спокойной ночи! — пожелал им и Витус, не тронувшись с места.

Маленький ученый и Энано двинулись прямым курсом к лестнице, ведущей к комнатам на верхнем этаже. Когда в последний раз мелькнула корма Коротышки, Полли спросила:

— Ты нарочно не пошел с ними, Габриэль, или как?

Витус пожал плечами и посмотрел на дно своей кружки:

— Не знаю, Полли. Я в тревоге, в большой тревоге. Нам срочно нужен корабль, и с каждым днем, который уносит этот год, шансы его найти все убывают. Никакой капитан не выйдет в открытое море с началом зимних штормов, если только крайняя нужда не заставит.

Краем глаза Витус заметил, что Полли поднялась, достала кувшин вина и еще одну кружку. Она налила себе и ему.

— Выпей-ка для начала.

— Спасибо, Полли. А с каких это пор ты пьешь с гостями?

— Ты не гость. Во всяком случае, не обычный гость. Это я поняла сразу, как только ты появился на пороге. Ты… ты нечто лучшее. Ты благородный господин.

— А ты благородный друг, Полли.

— Норовишь вогнать меня в краску? — Полли основательно прокашлялась. — Но черт меня побери, если тебе это удастся!

Витус уставился в свою кружку.

— Скажи-ка, Габриэль, хоть, конечно, меня это не касается, а зачем тебе непременно в этом году в Новый Свет?

Витус не отрывал глаз от кружки, а потом неохотно сказал:

— Я должен кое-кого найти.

Полли помолчала. Только клубы дыма вылетали у нее изо рта.

— Надо иметь каменное сердце, чтобы не почувствовать, что это женщина — та, которую ты ищешь.

— Да, Полли.

— Если хочешь, расскажи мне о ней. У меня есть время.

— Это очень длинная история.

— А у меня очень много времени. — Полли снова поднялась и на этот раз подкинула поленьев в огонь. — Ну давай!

Витус колебался.

— Ладно.

Он отхлебнул приличный глоток и опять уставился в кружку, словно там всплывали картины его воспоминаний. Поначалу он говорил запинаясь, потом все оживленнее, и наконец слова хлынули из него потоком. Он рассказал о своем детстве и юности в испанском монастыре Камподиос, о благочестивых монахах ордена цистерцианцев, о тяжких трудах монашеской жизни, о своем образовании хирурга, о загадке своего рождения.

Исповедь явно приносила ему облегчение. Он глотнул еще.

— Было только одно-единственное указание на мое происхождение — герб на красном камчатом платке.

— Герб на красном камчатом платке? — Глаза Полли горели. — Как захватывающе!

— И это был не просто платок, он служил пеленкой. В нем меня нашел старый аббат Гардинус перед воротами монастыря. В обители я и вырос, и постиг все премудрости, которым обучают в монастырской школе. Но на двадцать первом году жизни я почувствовал, что не хочу принимать обета монашества. Меня тянуло в мир, за стены монастыря. Я мечтал найти свою семью. Герб указывал дорогу из Испании в Англию. И на этом пути я встретил Магистра и Коротышку, с которыми…

— Погоди, погоди, не так быстро! — остановила его Полли. — А как выглядел этот герб?

Витус протянул ей руку.

— Так, как на этом перстне.

Полли низко склонилась и тщательно рассмотрела перстень.

— Черт побери, какой красавец! Он, должно быть, немыслимо ценный!

— А? Да… С Магистром нас связывает крепкая дружба. Мы всегда вместе, еще с тех времен, когда вместе претерпевали пытки инквизиции. Магистр с его мрачным юмором говорил перед очередными мучениями: «Сорняк неистребим!» С тех пор я иногда зову его сорняком. А он меня.

— Тебя пытала инквизиция?! Бог мой! На-ка, выпей еще! — Полли плеснула ему от души. — Видно, слава Богу, ты худо-бедно выстоял, а то не сидел бы здесь со мной! А где ты познакомился с малышкой, за которой рвешься в Новый Свет?

— В море. Мы плыли под флагом корсара сэра Ипполита Таггарта…

— Таггарта?! — казалось, не поверила своим ушам Полли. — Бог мой, Таггарт! Здесь, в Плимуте, этого волкодава каждая собака знает. А я горжусь, что он уже не раз приводил в мой трактир кое-кого из придворного цвета. Как у него дела?

— Пять месяцев назад, когда я получил от него последнее письмо, все было в порядке, хоть он и жаловался, что трюмы его «Фалькона» не ломятся от испанского золота и поэтому до следующей весны ему придется дрейфовать в водах Вест-Индии.

— Хм… Ладно, Бог с ним! А что там было дальше?

— После морского боя, в котором «Фалькон» пришел на помощь двум английским судам, я ее и увидел в первый раз. Мне оборудовали лазарет в каюте капитана «Аргонавта», и вдруг появилась Арлетта…

— Арлетта? Так ее зовут Арлетта?

— Да, это ее имя. Она велела переправить ее с борта «Феникса», торгового судна, который шел в Новый Свет, чтобы помочь при обработке раненых. Тогда я еще не знал, из какого куска дерева она выточена — тверже железа, и сказал что-то вроде: «Здесь картинка не для слабонервных, леди! Здесь кучи переломанных костей и море крови!» И знаешь, что она мне на это ответила? «Мы, женщины, каждый месяц видим кровь».

— Что-о-о? Вот это да! Хо-хо! — Полли зашлась в смехе. — Эта дама по мне! Знает, чего хочет. Ну давай, рассказывай дальше! Я с ума схожу от любовных историй.

Витус заглянул в свою кружку.

— Любовной историей это не назовешь, — грустно сказал он. — По крайней мере, это не история со счастливым концом. Ближе я познакомился с Арлеттой в тот же вечер за ужином, который давал капитан «Феникса» на борту своего корабля. В поздний час она оказалась в затруднительном положении на палубе по вине первого помощника капитана «Аргонавта». Я помог ей выпутаться из этой ситуации. Тот человек потом тысячу раз извинялся и привел потрепанного «Аргонавта» самым образцовым образом в Англию. Сейчас он управляющий в Гринвейлском замке, и, надо сказать, очень хороший, но это другая история… Так вот, я остался на ночь…

— Да? Остался на ночь? Где? С ней? Ну давай, Габриэль, не томи душу!

— Ладно. Почему бы тебе и не рассказать… Я остался на ночь у Арлетты, и это была самая прекрасная ночь в моей жизни. На другое утро, когда я проснулся, ее в каюте не было. Я огляделся. И в углу обнаружил сундук, обычный дорожный сундук, но у меня помутилось в глазах, потому что на его крышке был изображен мой герб. Мой герб! Мне захотелось… Нет, я должен был узнать подробности, и я поднял крышку. В этот момент вошла Арлетта. До этого ее уже раз обокрали на корабле, и она подумала, что я тоже вор. Слово за слово… А когда я ей под конец сказал, что, возможно, мы родственники, она окончательно пришла к выводу, что я обманщик и мошенник. И вышвырнула меня… У меня не оставалось выбора, мне пришлось переправиться на «Аргонавт»: там ждали раненые. А позже, когда я хотел вернуться, чтобы с помощью Магистра и Энано рассеять недоразумение, «Феникс» уже ушел. С Арлеттой на борту.

— И ты с тех пор ее больше не видел?

— Никогда. — Витус обхватил руками кружку, его глаза потемнели от печали. — Мы с друзьями поплыли в Англию и вскоре прибыли в Гринвейлский замок. Там жил старый лорд Коллинкорт, который оказался моим двоюродным дедушкой. Потому что, как выяснилось, мой герб — это герб Коллинкортов…

— Постой-постой! — Полли открыла рот. — Не хочешь ли ты этим сказать… что ты… что ты… э-э-э… что вы, сэр, из рода Коллинкортов?

Витус положил ладонь на руку Полли.

— Да успокойся ты! Ну, это так. Должно быть так, потому что существует одна маленькая возможность, которая может опровергнуть это. Возможность, что кто-нибудь положил другого ребенка в этот платок, прежде чем аббат Гардинус нашел подкидыша у монастырских ворот. В этом случае я не аристократ, а простой испанский мальчишка. Но не бери в голову. В любом случае мы с тобой и дальше будем на «ты», не против?

— Э… да… Ладно, «ты». А с чего кому-то пришло бы в голову подменить ребенка?

— Я тоже не могу взять в толк. Это чрезвычайно невероятно.

— Ага. Или так же вероятно, что полдень и полночь наступят одновременно.

— И все-таки. Это последнее сомнение в моем происхождении, и до тех пор, пока я его не устраню, я буду называться Витус из Камподиоса и не приму звание пэра.

— Уф, Витус, по такому случаю надо пропустить стаканчик! — Полли жадными глотками опорожнила свою кружку, вытерла тыльной стороной ладони рот и со стуком поставила на стол посудину. — А теперь рассказывай дальше!

— К большому несчастью, у моего деда несколько месяцев назад появилось дрожание конечностей. Недуг, который неизбежно ведет к смерти. И вот недавно он умер. И теперь мне надо уладить то, что должно быть улажено. Поэтому я здесь и поэтому ищу корабль в Новый Свет, чтобы разыскать Арлетту.

— Ах, мне так жаль тебя, Габриэль! — Полли явила свою слабую сторону, что с ней временами случалось, когда она слышала жалостные истории. — Скажи, а вы с Арлеттой действительно родственники?

— Да, она мне троюродная кузина, родная внучка Одо Коллинкорта, моего двоюродного дедушки.

— Троюродная кузина! Прямо сказка! — воскликнула Полли и намеренно бодро добавила: — Тогда вы можете без препятствий пожениться. Тебе надо ее только найти и заключить в объятия. А уж это ты сделаешь, насколько я тебя знаю, не будь я Полигимния!

— И я надеюсь, что мне удастся ее найти, — мрачно согласился Витус. — При условии, что она еще жива. От дедушки, у которого она жила до отъезда в Новый Свет, я узнал, что она собиралась на Роанок-Айленд, остров, лежащий близ одного из новых континентов. Там у нашего родственника Томаса Коллинкорта плантация. Она хотела навестить его, уж не знаю, из жажды приключений или чтобы найти там себе мужа. Я даже не знаю, любит ли она меня.

— Что? Кончай ты, конечно, она тебя любит!

— С чего бы это? Она же думает, что я вор.

— Что она думает и что чувствует, не тебе судить, Габриэль, — категорично отрезала Полли, — потому что ты мужчина. Арлетта, как ты ее описал, умная, решительная девушка, которая точно знает, чего ей надо. Разве ты остановил ее в дверях лазарета? Нет! Видишь? И ночью в каюте она знала, чего хочет, — тебя, дурачок!

— Но… Но она же и захотела, чтобы все было кончено, когда застала меня с рукой в ее сундуке.

— Чепуха! Одно дело, если я с кем-то сплю, потому что влюблена, и совсем другое — когда выгоняю, потому что думаю, что поймала его на краже. Большая разница. Одно — любовь, а другое — темперамент. Может, она за это время уже сто раз пожалела, что прогнала тебя.

— Ты думаешь… думаешь, она меня любит, несмотря ни на что?

— Ну, естественно! Клянусь тебе всем святым на свете!

— О, Полли! Спасибо тебе! Как я тебе благодарен!

У Витуса комок подступил к горлу, он закрыл руками глаза, и его плечи начали мелко вздрагивать. Напряжение последних дней перехлестнуло через край и хлынуло потоком слез, и он ничего не мог с этим поделать. Он не помнил, сколько сидел вот так и плакал, только чувствовал, что эти слезы приносят ему облегчение. И только когда поток иссяк, он поднял глаза и сказал:

— Не знаю, что на меня нашло, Полли, прости за дурацкую выходку!

Но Полли уже не было.