Закаты

Глава тринадцатая БЕГСТВО

— Здравствуйте, я — Белокуров, — сказал главный редактор газеты «Бестия», осторожно взял спящего сына, сел на переднее сиденье «Оки» Тетерина и уютно уложил малыша у себя на коленях. — Мы можем теперь отправиться в сторону Серебряного бора, в Хорошёво-Мнёвники?

— Да, конечно, — ответил Тетерин со вздохом. — Только у меня к вам огромная просьба — внимательно следите, чтобы я не уснул. Я давно на ногах, почти двое суток не спал.

Белокуров сам чувствовал себя так, будто ему всё снится. Внешний вид человека, привёзшего ему сына, внушал доверие, хотя Белокуров терпеть не мог нынешнюю моду на длинную щетину.

— Простите, вас, кажется, Сергеем зовут? — спросил он.

— Да, а вас — Борис... Отчество я забыл.

— Просто Боря.

— Ну, а я тогда просто Серёжа. Показывайте мне дорогу, я эти места Москвы плоховато знаю.

— Где вам удалось выкрасть мальчика? Что вас надоумило сделать это?

— Ваша супруга явилась с ним на одну многолюдную вечеринку. Я там тоже оказался. Мне пришло в голову, что мальчик должен быть при вас, а не при ней. Вот так, вкратце. Подробнее я расскажу вам завтра. Сейчас не могу. Устал смертельно.

— Хорошо, я больше не буду пытать вас. Спасибо вам за всё!

— Пожалуйста.

Они умолкли. Белокуров стал размышлять о том, куда могла подеваться Элла. Неужто она так крепко спит, что не слышала его звонков? Или уехала догонять своего Василия?

Прокофьич долго ещё мучил своего пасынка, ворча и не рассказывая о том, как Тамара забрала Серёжу. Потом всё поведал. И его сообщение привело главного бестиария в неописуемый гнев и ужас. Как?! Его Тамара и — такое?! Жена одного из яростных американоненавистников спуталась с америкосом и вознамерилась увезти сына в логово мирового зла! Что угодно, только не это! Воображая, как из его ненаглядного Серёженьки станут делать америкашку, Белокуров готов был сам себе глотку перерезать. Что с ней могло произойти? С ней, которая сама не любила треклятых янки? Её зомбировали! Не могла она так долго и так тщательно скрывать своих намерений уехать в Штаты. Он мог поверить в то, что Тамара полюбила другого, что больше не любит его, Белокурова, но что она спуталась с дядей Сэмом — в это невозможно было верить.

И тем не менее Прокофьич не мог врать. Он рассказывал, что Тамара явилась в два часа дня в сопровождении американца лет пятидесяти и объявила: «Николай Прокофьич, я вас очень люблю и уважаю, но вынуждена огорчить. Это — мистер Джереми Браун из Соединённых Штатов Америки. Я выхожу за него замуж. Точнее, уже вышла. Мы прямо сейчас уезжаем в Америку, и я забираю с собой Серёжу. Все документы у меня уже готовы».

«То есть как! — возмутился Прокофьич, падая в кресло с сердечным недомоганием. — Как ты могла выйти замуж за американца, оставаясь законной супругой гражданина России?»

«Никакой России давно уже нет, — отвечала на это Тамара. — Неужели вы до сих пор не поняли, что живёте не в государстве, а на ничьей территории, лишь временно не захваченной?»

После недолгого разговора она собрала кое-какие вещи, одела Серёжу и исчезла вместе с ним и со своим мистером Брауном. Прокофьич и рад был бы оказать им физическое сопротивление, но он был на грани паралича, не в силах встать с кресла. Если б он умер, на совести у Америки оказалась бы ещё одна жертва, столь же невинная, как дети Вьетнама, Ирака и Сербии.

Белокуров уже собирался ехать в Шереметьево и дежурить там в ожидании, когда появятся Тамара с Серёжей и этот пошлый мистер. Но они ведь могли уехать на поезде или на машине в другой город, даже в другую страну, и оттуда лететь в Америку. Звонок Тетерина прозвучал в те самые минуты, когда главный бестиарий был уже в состоянии полнейшего отчаяния. Он поверил Тетерину и сразу решил, что надо встретиться у Эллы. Назвал Тетерину её адрес. Тотчас обсказал всё Прокофьичу и отправился туда. Быстро поймал такси, быстро доехал, поднялся на нужный этаж, стал трезвонить в дверь. Ему никто не открывал. За дверью царила мёртвая тишина. Он вышел на улицу, позвонил из телефонной будки. По телефону тоже никто не отвечал. Снова поднялся, снова трезвонил. Наконец осознал, что никто ему так и не откроет.

Лишь недолгое время он с ужасом думал о том, что Элла покончила с собой. Нет, по всему её складу характера и психики можно было уверить себя, что она не склонна к самоубийству. Стало быть, она просто уехала куда-то. Но куда она могла уехать, если он обещал поутру явиться к ней? Неужто она раскаялась и рванула к тому священнику, к которому уехал её муж?

В это тоже верилось с трудом. Может, она смертельно обиделась на его решительный уход и показывает характер?.. Теряясь в догадках, Белокуров дождался приезда Тетерина и спящего Серёжи. Только теперь он почувствовал, что немного оттаивает. Серёжа был жив, Серёжа лежал и спал у него на коленях. Они ехали домой, чтобы забрать Прокофьича и потом как можно быстрее рвать из Москвы когти. Прокофьича нельзя оставлять на съедение американским хищникам и их подлипалам. К Элле, естественно, Белокуров не мог привезти своего отчима, а туда, куда он наметил ехать теперь, — можно. Только бы дома всё было тихо, только бы гады не успели нагрянуть!

Теперь, немного расслабившись, можно было поразмышлять и о том, что всё взаимосвязано. Он совершил грех, и за это Бог сделал так, что Тамара спуталась с америкосом. Всё просто и объяснимо. Преступление — и тотчас получите наказание! Мгновенный расчёт по всем долгам. Прекрасно!

Было два часа ночи, когда они приехали в Хорошёво, медленно въехали во двор дома, осматриваясь и пока не замечая ничего подозрительного. Вокруг царило безмолвье и безлюдье.

— Это наш конечный пункт? — спросил Тетерин.

— Здесь мой дом, — ответил Белокуров.

— А там, на Нострадамской?

— Там я хотел найти убежище.

— Но здесь вам нельзя оставаться.

— Сейчас буду пробовать вызвонить кого-нибудь из друзей с машиной. А вам... Вас я даже не знаю, как благодарить... Оставьте мне, пожалуйста, ваш домашний телефон.

— Я готов везти вас дальше куда угодно.

— Но вы так долго не спали. Нет, я не могу злоупотреблять...

— Бросьте это! Кроме всего прочего, мне ведь тоже необходимо убежище. Я там одного негодяя по голове тяжёлой полкой шарахнул. Меня будут искать. Едем.

— Мне надо подняться домой.

— Тогда оставьте у меня Серёжу и идите.

Тут Белокуров застопорился. Он уже не мог оставить сына. Теперь, когда он столь чудесно вновь обрёл его, у него не хватит сил расстаться.

— Поднимемся лучше вместе.

— Как скажете.

Белокуров осторожно переместил Серёжу к себе на грудь, сын во сне крепко обнял его за шею, такой тёплый, мягкий. Поднимаясь домой, главный бестиарий подумал, что разумнее было бы и впрямь оставить малыша с Тетериным в машине. Дома их встречал бодрствующий Прокофьич. Белокуров познакомил его с Тетериным, отмечая с радостью, что старик, кажется, сменил гнев если не на милость, то во всяком случае, на деловитость, в которой не было места гневу.

— Ты понимаешь, что они вот-вот нагрянут? — спросил он.

— Да, а поэтому, старче, пожалуйста, побыстрее собирайся. И надо Серёжу одеть потеплее.

— Бедный, мучают тебя, сволочи, — ласково сказал Прокофьич, принимая внука. Тот спросонок сказал: «Муха, муха, атакуха...»

— А почему в газете обозначен только ваш домашний телефон? — спросил Тетерин, сонным взглядом осматривая квартиру.

— Потому что здесь и мой дом, и вся редакция «Бестии».

Собственно говоря, никаких особенных сборов не требовалось. Переодеть Серёжу, захватить кое-какую еду и питьё, собрать Прокофьича, который поначалу воспротивился своему отъезду, но потом, сообразив, что останется здесь совсем один, без малыша, согласился ехать. Они уже направлялись к двери, когда замок щёлкнул, дверь распахнулась и на пороге появилась Тамара и её америкос. Белокуров с ребёнком на руках, Тетерин и Прокофьич так и отпрянули, словно в дом вошла банда уголовников, а не женщина с пожилым дядей. Тамара была очень хороша собой. Глаза её сверкали ненавистью. Американец выглядел испуганно, хотя и пытался изо всех сил напустить на себя важную суровость.

— Добрый вечер, — сказала Тамара и улыбнулась. — Вы куда-то собрались? Там внизу много народу приехало вместе с нами. Вас не выпустят.

Повисло молчание. Тамара сделал шаг вперёд, протягивая руки:

— Борис, дай мне мальчика. Хватит уже его сегодня мучить.

Белокуров сделал шаг назад и, наконец, вымолвил:

— Тамара, ты ли это? Я не узнаю тебя.

— Вот и прекрасно. Можешь и дальше не узнавать. Только отдай мальчика. По-хорошему прошу пока что.

— Ия пока что по-хорошему отвечаю тебе: уходи с миром Уезжай в свою Америку и живи как знаешь.

Серёжа опять проснулся, посмотрел на маму, предательски потянулся к ней:

— Мама!

Но Белокуров крепко держал его.

— Иди ко мне, сыночек, — позвала Тамара.

— Оставь его в покое! — грозно произнёс бестиарий. — Неужто ты рассчитывала, что я отдам его в Америку?

— Я не рассчитывала, что кто-то сможет мне помешать.

— А я всё же нашёлся такой и помешал, — сказал Тетерин, стоя бок о бок с Белокуровым.

— Борис! — произнесла Тамара, и в голосе её впервые прорвалось отчаяние. — Неужели ты не понимаешь, что эта страна накрылась медным тазом, что в начале следующего столетия её ждёт участь Сербии и Ирака? Неужели ты хочешь, чтобы твой сын жил в этом аду? Преступность, наркота, чеченцы, болезни, которые некому будет лечить, потому что все нормальные люди уедут! Ты этого хочешь для своего сына?

— Мама! — жалобно вновь рванулся малыш.

— Подожди, Серёжа! — строго одёрнул его Белокуров, и тот вдруг понял, затих, прижался к отцу и даже стал тихонько посапывать. Хоть бы заснул!

— Хорош же ты отец, — продолжала Тамара, — если жаждешь такой участи своему ребёнку. Боря! — в её голосе прозвучала какая-то неуместная ласковость. — Давай поговорим обо всём спокойно.

— Поговорим? А ведь там тебя внизу ждут, если не ошибаюсь?

— Они подождут.

— Американские рейнджеры? Батальон морской пехоты?

— Почти. Борис, милый! Ты хороший человек, но пойми, я полюбила другого. Мистер Браун чрезвычайно обеспеченный человек, и только он сможет дать счастье мне и моему ребёнку. Здесь нас ждёт всех гибель. Ты любишь Россию, я тоже, но России уже нет, пойми это! Даже все твои горячо любимые патриоты, которым ты под хвост заглядываешь, скулят о том, что Россия погибла. И если уж на то пошло, то единственный путь хоть какого-то спасения России — это всем лучшим её представителям уехать отсюда. Эта страна погружается в бездну, как Атлантида.

— Мистер Браун — это вот, что ли? — кивнул Белокуров в сторону притихшего америкоса. — Hi, mister Brown! — Белокуров осклабился, стараясь изобразить как можно гнуснее голливудскую улыбку. — One moment, sir. Ду ю спик идиш?

Бестиарий решил, что время для переговоров окончено и пора приступить к боевым действиям Он отступил назад, передал Серёжу Прокофьичу и сказал:

— Держи его крепче, отче, никому не отдавай. Присядь пока в кресло.

Прокофьич молча повиновался, сел в кресло, а Серёжа, умница, уже спал. Белокуров подошёл к проигрывателю, нашёл старую пластинку, поставил её, и в комнате зазвучало джазовое издевательство над незваным американским гостем: «How do you do-do, mister Brown? How do you do-do, mister Brown? How do you do-do-do-do-do-do-do, mister Brown?»[1]

Америкос натужно улыбался. Бесшумно похлопал в ладошки и сказал:

— Oh, great! Thank you very much![2]

— Борис! Прекрати! — топнула ногой Тамара.

— Shut up! Just shut up! — уже перешёл на английскую мову бестиарий. — Excuse me, sir.[3]

Он опять голливудски осклабился.

— Я прекрасно владею американским наречием. I’ve learnt your language in you fucking movies. Look! — Белокуров принял позу поамериканистее, приближаясь к мистеру Брауну. — Fuck your shitting fuckshit, fuck off your bullshitting bolls and shit your shitting ass, fucked cocksucker, then kiss my ass, good by mister motherfucker![4]

Натужная улыбка стаяла с морды америкоса. Тамара собралась было произнести что-то возмущённое, открыла рот, но не успела. Бестиарий выхватил из кармана своего плаща пистолет и киношно наставил его дуло прямо в лоб мистеру Брауну. Тот побледнел и, тряся губой, стал пятиться к двери.

— Fuck out! Count three, — гремел бестиарий, чувствуя себя истинным Рембо. — One, two...[5]

— Don’t, don’t...[6] — пискнул америкос и выскочил из квартиры.

— Сдуло! — захохотал Белокуров. — Думал, если им можно лазить в трусы к сербам и иракцам, то и к Белокурову!

— Джерри! — крикнула Тамара в распахнутую дверь.

Вид у неё был растерянный. Вероятно, она всё же надеялась получить мальчика и упорхнуть в Америку.

— Джерри... побежал за Томом, — сказал Белокуров и приготовился к тому, что сейчас в его квартиру вломится батальон морской пехоты США или, что более вероятно, по его окнам будет нанесён ракетно-бомбовый удар. — Американский флот уже вошёл в Москву-реку?

— Это не смешно, — тихо сказала Тамара.

— Не смешно, — кивнул Белокуров. — Иди, госпожа Чернышёва, за своим избранником. Вы отличная пара — Том и Джерри. Любовный мультфильм.

— Черри-бренди, — добавил Тетерин и вдруг в руке его тоже появился пистолет. — Позволь, я застрелю её? — спросил он Белокурова.

— Тамара! — воскликнул бестиарий. — Пулей отсюда! Этот шутить не станет. На его счету десятки трупов.

Пулей не пулей, но после таких слов Тамара устремилась следом за своим Джерри.

— Пора и нам делать ноги, — сказал Тетерин.

— Прокофьич! Переходим в стремительное наступление! — скомандовал Белокуров.

Они закрыли квартиру и стали настороженно спускаться по лестнице. Ожидаемых морпехов пока не было видно. Во дворе дома, как ни странно, не стояло ни одной единицы бронетехники, не сновали бравые рейнджеры. Оставалось предположить, что мистер Браун ринулся в штаб-квартиру НАТО в Брюссель, просить подкрепления. Не дожидаясь появления объединённых сил Северо-Атлантического блока, беглецы сели в машину: Прокофьич с Серёжей на заднее сиденье, Тетерин — за руль, Белокуров — рядом с ним.

— Куда едем? — спросил Тетерин.

— Эмигрируем в одно маленькое княжество, — весело отвечал бестиарий. — Есть некое карликовое государство, недавно появившееся на Валдае. Доедем дотуда?

— Запросто, — кивнул Тетерин, включая зажигание.

Он вырулил из двора и прибавил скорости.

— Отче, последи, пожалуйста, нет ли за нами погони? — повернулся к Прокофьичу Белокуров.

— Пока не замечаю, — отозвался тот. Он, оказывается, уже и так смотрел сквозь заднее стекло.

Вскоре они покидали Хорошёво-Мнёвники, вырвавшись на улицу Народного ополчения и мчась на хорошей скорости. Белокуров всё не мог поверить, что они так легко отделались, и ждал неминуемого нападения или обстрела.

— Как сон? — спросил он у Тетерина.

— Снится.

— Что видишь во сне?

— Что мчусь на полном ходу Бог знает куда, в какое-то карликовое государство. Кстати, если серьёзно, куда мы едем?

— Рассказываю, — Белокуров хотел было закурить, но вовремя вспомнил про Серёжу. — В конце прошлого года мне позвонил, а потом приехал некий субъект, представившийся ни много ни мало князем Жаворонковым. Он привёз солидную сумму и вручил её мне с условием, что я дам о нём материал в своей газете. Я поначалу обрадовался только деньгам, но потом — и материалу. Представь себе, этот князь до недавнего времени имел другую фамилию.

— Не Вернолюбов? — почему-то спросил Тетерин.

— Нет, куда проще и лаконичнее. Князем Жаворонковым он сделался недавно. Причём, что характерно, сам присвоил себе и титул, и фамилию.

— Ну, это не князь, который сам, — усмехнулся Тетерин.

— Не надо спешить с выводами, — резко возразил Белокуров. — Стоп! Остановимся на минутку возле телефонной будки.

Он вскочил, внимательно осмотрелся по сторонам, не заметил ничего подозрительного, вошёл в каморку, обитатель которой уютно спал, положив руку-трубку себе на голову. Пришлось разбудить его, чтобы выслушать штук десять длинных гудков — в квартире Весёлкиной по-прежнему было глухо.

— Ну и ладно, — вздохнул Белокуров, извинился перед телефоном и вернулся в машину, ещё раз внимательно осмотревшись по сторонам.

Они поехали дальше, мимо княжества художников, в своё время любезно предоставившего свой роддом для появления на свет ныне спасённого мальчика.

— Не надо спешить с выводами, — повторил бестиарий. — В отличие от множества атавистических князей, коим ныне в России дозволено кичиться своим происхождением, князь Жаворонков — единственный настоящий, поскольку у них нет княжеств, а у него — есть. Этот неподпольный миллионер несколько лет тому назад был покорен идеей бывшего мужа своей жены. Идея эта состояла в следующем. Все беды России происходят оттого, что русские стали поголовно совами, то есть любящими поздно ложиться, а утром спать до полудня. Якобы необходимой чертой характера любого пассионарного народа является тяга к ранним вставаниям и, более того, жизни по солнцу. То есть просыпаться на рассвете и ложиться спать через некоторое время после захода солнца.

— Кстати, моя мама именно так и жила всю жизнь, — сказал Прокофьич. — И дожила до восьмидесяти.

— Вот, Прокофьич у нас убеждённый жаворонок. Не зря мы его с собой везём, — засмеялся Белокуров. — Обмолвлюсь только, что был я в Венгрии. Вот уж поистине страна жаворонков. С наступлением вечера улицы венгерских городов пустеют, а с первыми лучами солнца во всех квартирах трезвонят будильники. Однако говорить о пассионарности нынешних венгров я бы не стал. Страна, имеющая самые астрономические долги в Европе. Но это так, в качестве отступления. Ну и вот, миллионер и бывший муж его жены решили основать княжество Жаворонки, купили большой участок земли на берегу озера Волчица, понастроили домов, создали колонию ранних пташечек. По уставу жители княжества обязаны вставать перед рассветом, потом все идут на Ярилину горку и вместе поклоняются востоку, первым лучам солнца, затем голые купаются в реке, причём независимо от времени года: зимой — в проруби, весной и осенью — в ледяной воде.

— То есть жаворонки и моржи одновременно, — резонно заметил Прокофьич. — Молодцы какие! Хорошо, что мы к ним едем.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — согласился Тетерин. — А почему княжество, а не коммуна?

— Коммуна? Да кто ж теперь захочет в коммуне жить! — фыркнул Белокуров. — Нет, тут идея другая. Возродить Россию на принципах средневекового феодализма. Создать по всей стране множество разных княжеств, которые станут как бы опорными сваями в фундаменте будущего возрождённого царства. Я много беседовал с этим Жаворонковым. По-своему выдающаяся личность. Хотя я не знаю, кому в большей мере принадлежат его идеи — ему самому или отцу-основателю.

— А кто это?

— Ну, тот самый, бывший муж его жены. Он по профессии орнитолог, птичник. Кстати, ты, Сергей, кто по профессии?

— Палеоантрополог. Специалист по древним и новым человеческим черепам. У современного человека появилась тенденция к возвращению в палеолитное состояние. Я наблюдаю это по черепам новых русских.

— И что, серьёзно есть такая тенденция? — заинтересовался Прокофьич.

— Серьёзно, — улыбнулся Тетерин.

— Непременно выжму из тебя статью для своей газеты на эту тему, — прорычал бестиарий.

— Моя мама будет очень довольна, — вздохнул Тетерин. — Она обожает оппозиционную прессу.

— Кстати, а почему мы оставляем здесь в Москве твою маму? Ей не будет угрожать опасность? — встревожился Белокуров.

— Она наотрез откажется куда-либо ехать, — ответил Тетерин. — Такой человек. Патриотка до такой степени, что переезд из одного района Москвы в другой почла бы для себя предательством Родины и сама себя приговорила бы к смертной казни, а меня бы заставила привести приговор в исполнение.

— Вот, не то, что некоторые перелётки, — проворчал Прокофьич.

— Отче, я не виноват, что пригрел на груди прелестную змею, — вздохнул главный бестиарий. — Ты мог бы ещё вчера предположить, что она спутается с этим ригли-сперминтом? Или как его там?

— Мистером Черри Б... — сказал Тетерин.

— Во-во.

Белокуров с великой тоской, внезапным приступом нахлынувшей на него, посмотрел в окно автомобиля. Они уже выехали на Ленинградское шоссе, до сих пор не переименованное в Петербургское, что наводило на мысль об ожидаемом втором пришествии Ленина.

Ещё вчера вечером у него были и Тамара, и Элла. Сейчас у него уже не было ни той, ни другой, и, заглядывая к себе в душу, он мучительно не мог понять, любит ли хоть одну из них.

— Борис! — прозвучал за спиной строгий голос отчима. Вы что, так и собираетесь разъезжать по стране с пистолетами в карманах?

— Сейчас, Николай Прокофьич, — отозвался Тетерин вместо Белокурова, — половина населения России разъезжает по стране с пистолетами в карманах. А чеченцы даже и с автоматами.

— Ну, вы-то не чеченцы, — фыркнул Прокофьич. — Вас любимая милиция остановит и схватит за задницу. И будет вам тогда и княжество, и Америка.

— Я свой пистолет не собираюсь выкидывать, — твёрдо сказал Тетерин. — Это табельное именное оружие моего покойного отца, генерал-майора ВДВ.

— Я со своим парабеллумом тоже не собираюсь расставаться, — сказал Белокуров, хотя и не столь твёрдо. — Я его добыл в неравной схватке с врагом. Отнял у молокососа, который мне им угрожал, требуя денег. Нет, наши пистолеты останутся при нас.

— Дураки оба, — оценил ответы Тетерина и Белокурова Николай Прокофьич. — Тамарка наверняка уже сообщила в милицию, что машина номер такая-то разъезжает по Москве, а в ней двое с пистолетами и украденный у законной мамаши ребёнок.

— Думаете, она записала или запомнила номер моей машины? — спросил Тетерин. — Вряд ли. Хотя, с другой стороны, его нетрудно было выяснить через ту же милицию.

— Будем надеяться, что она, занявшись утешением своего Джерика, ещё не успела этого сделать, — вздохнул главный бестиарий.

— Повторяю ещё раз: дураки, — сказал отчим.

— Лучше скажи, ты свои права прихватил? — спросил Белокуров.

— Прихватил, не беспокойся, давно пора знать, что твой отчим предусмотрительный человек, — ответил Прокофьич. — Когда за руль?

— Замените, правда? — обрадовался Тетерин. — Как только из Москвы выберемся, ладно?

— Ладно.

Вскоре они выскочили на мост, отделяющий Химкинское водохранилище от канала имени Москвы.

— Едем по маршруту «Страшного пассажира», — заметил Прокофьич.

— Точно, — усмехнулся Белокуров.

— Что за страшный пассажир? — не понял Тетерин.

— Недавно мы с Прокофьичем прочли такой роман Александра Сегеня в «Нашем современнике», ещё девяносто четвёртого года. «Страшный пассажир» называется. Любопытная вещица. И вот мне всё последнее время кажется, что все мы — всего лишь персонажи какого-то такого же романа Сегеня, — сказал Белокуров и сам содрогнулся от этой мысли.

Тетерин внимательно посмотрел на Белокурова, словно спохватившись, что не успел хорошенечко изучить череп главного бестиария. Потом усмехнулся:

— Ия тоже с самого четверга чувствую себя персонажем какого-то чокнутого романа. И не удивлюсь, если окажется, что так оно и есть.

— И у меня с четверга это чувство, — заметил Белокуров.

— А у меня со вчерашнего, с тех пор, как Тамара приехала с американцем и забрала Серёжу, — сказал задумчиво Прокофьич. Потом через какое-то время он тяжело вздохнул и добавил: — А вообще-то, вы чушь какую-то городите. Таких дураков, как вы оба, ещё поискать.

Когда выехали из Москвы, он поменялся местами с Тетериным, и вскоре на заднем сиденье спали уже двое — маленький мальчик и взрослый палеоантрополог.