Закон Долга. С востока на запад

Глава 4 Спонтанное решение

Поселение сквирри встретило Иру и Мрат суматохой. Уже рассвело, и лишённые привычки спать до обеда рахидэтельцы занимались каждый своим делом.

Ира встала как вкопанная, увидев архи и урусов. Ведь Руин-Ло их с собой не брали, оставив на свободном выгуле, — все слишком торопились. Вокруг них суетились мужчины и женщины, не давая владельцам даже приблизиться. Гривы расчёсывались, плелись в замысловатые причёски, шерсть чистилась. Урусы и без всяких косметических средств были великолепны, но сейчас, когда их обступили со всех сторон с гребешками наперевес, напоминали наэлектризованные шары.

Линно-ри пытался что-то объяснить одному из мужчин с расчёской, но тот только рассмеялся и почесал уруса в районе носа. Огромный зверь утробно рыкнул и… перевернулся на спину, болтая в воздухе лапами под возмущённые вопли тех, кто трудился над его шерстью. В мужчину полетел гребешок, он увернулся, завязалась шутливая потасовка, а про Линно-ри, возмущённого избалованным зверем, все забыли.

Смага, несмотря на весь свой непростой характер, подставлял то один свой бок, то другой двум женщинам. Заметив хозяйку, он поднял голову с видом: «Не царское это дело под седлом, как простому, бегать».

Терри-ти что-то жарко рассказывал Лэтте-ри, Ира слышала обрывки: «О! Сёстры, ну так же просто!», «Ну почему никто не догадался раньше!» — видимо, решение их проблемы лежало на поверхности, и оно, может, не будет не столь энергозатратным, как добыча поруха. Ира с Лэтте-ри обменялись взглядами, но синхронно отвели их в разные стороны.

Альтариэн сидел на поваленном дереве, раздевшись по пояс, и одна из женщин тщательно втирала лазурную мазь в его шею и плечо, тоже не обделённое рваными шрамами. Периодически она невзначай наклонялась ниже положенного и упиралась бедром в его бок, якобы чтобы дотянуться до труднодоступного участка. Альтариэн, судя по чуть заметной усмешке, прекрасно понимал смысл манёвра, но глаза, светившиеся морозным снисхождением, однозначно утверждали, что манёвр не удастся. Он прямо излучал ту самую незаинтересованность, о которой все вокруг постоянно говорили. Ира отвернулась, пряча смущение. Всё же герцог действительно весь в мать, и хорошо, что только внешностью, а не характером. Её внутренний эстет каждый раз отдыхал на нём глазами, но обнажённый торс — это уже слишком.

Каю Бирет инструктировал своих людей. О чём шёл разговор, Ира не слышала, но размеренный тон выдавал лекцию. Увидев её, он оборвал речь и подошёл поздороваться.

— Ириан, светлого утра. Омовение не омрачилось происшествиями, надеюсь?

Она обратила внимание, что после диалога с шаманкой насчёт её имени барон тоже перешёл на его рахидэтельское звучание, хотя до этого старался выговаривать буквы правильно.

— Нет, всё хорошо. Спасибо. Варн проснулся? Как он?

— Просыпался. Наши хозяева накормили его. Ел как не в себя. Сейчас опять спит. Ириан, а вы не знаете…

— Что?

— Да просто, — он обернулся вокруг и попытался сформулировать вопрос, но его опередили подошедшие Вакку и Рикан.

— Тени знает что творится, Ириан. Светлого утра. Я множество раз бывал в Руин-Ло, но ни разу не встречал подобного отношения! — одарённый перешёл на шёпот: — Их с утра будто подменили. Пока вас не было, мы собирались поесть и собрать вещи. А тут их словно что-то ужалило. Архи привели, как поймали только… Они их до зеркального блеска наполируют скоро! У нас багажа теперь втрое больше. Выдали поклажу, провиант и даже оплаты не попросили!

— Сахарных шаров одних четыре мешка! — вставил снабженец. — Это уже что-то совсем жуткое. За него обычно только синецветом расплачиваться! Пока в Карраж съездишь, наторгуешь, потом сюда — меняться. А нынче — даром!

— Ириан, у вас не случалось больше никаких… ммм… столкновений со связующей души? — спросил Каю прищурившись.

— Нет. Она утром повела меня посмотреть на… — она запнулась, не уверенная в том, что барону можно поведать об увиденном. Слова молчать с неё не брали, но уж больно впечатляющей была пещера с душами, — удивительное дерево. Мы поговорили, а потом вместе с Мритне… Мрат купаться пошли. На Песчаную поляну.

— И ничего странного не произошло?

— Да нет вроде, — Ира почесала затылок. Она силилась вспомнить, но, кроме пещеры и неожиданного, но трогательного разговора с Низзом, ничего на ум не приходило.

— Да, конечно, абсолютно ничего странного, — поддакнула Мрат, глядя куда-то в сторону. — Только Ириан обнималась с Великим Низзом аж с восхода Лару. Он только конечности успевал подставлять.

Взгляды убивать не могут, но вот пришпилить к месту — запросто.

— Простите, что вы делали?

Ира почесала кончик носа.

— С Низзом поговорила. Он пришёл… приполз на поляну. Грустный. Знаете, а он ведь не страшный совсем. Внешность только. Мы просто пообщались, ничего странного или опасного.

— Не страшный?

— Великий Низз?

— Просто поговорили?

— И обнимались, — вставила Мрат своё слово, — он за неё всеми лапами цеплялся, стояли, будто вокруг всё сотворённое Сёстрами исчезло.

Каю обернулся на суетящихся сквирри с видом человека, собравшего головоломку. Вакку сложил перед собой руки, вот-вот начнёт молиться. И вдруг поднял голову.

— А я-то думал, мне слух отказал…

— О чём вы? — Каю даже не обернулся в его сторону.

— А разве вы не слышите? Шепчущий Болью… молчит.

Внезапно в «эфире» послышался отголосок сонного шевеления. И почти сразу — поиск, с фокусом на Ирино сознание.

— Простите, но мне надо идти. Варн проснулся. Хочу посмотреть и убедиться…

Формулировать до конца не пришлось, мужчины молча кивнули. Прикрыв глаза и определив лёжку ящера, она направилась туда.

«Как ты?»

«Телом — здоров. Духом — бодр. А вот разум шепчет, что больше я в этот проклятый тенями лес ни лапой, ни крылом!»

«И от мысли съесть наших хозяев ты тоже отказался, я надеюсь?»

«Вряд ли я когда-нибудь избавлюсь от желания ими позавтракать после всего. Но так и быть. Пока пускай бегают».

Ира оглядела Варна и кивнула своим мыслям. Шкура — пятнышко к пятнышку, щиты крепче алмаза. Здоров и не прикидывается. Ну слава всем известным и не очень богам!

— Ириан, — внезапно окликнул её резкий мужской голос.

Она обернулась и встретилась глазами с мужем Енны. Тем самым, что тыкал в неё копьём. Удерживать бровь на месте даже не пыталась.

— Светлого утра.

— Вы уезжаете, — не вопрос, констатация. Злобный прищур, прикушенные губы и напряжённый подбородок не способствовали плавной речи, слова не слетали, а буквально выталкивались наружу. Сквирри совершенно не желал говорить, но почему-то это делал.

— Да.

— Вы ведь носите кинжал? Примите. Лишний шанс для ваших начинаний, — и кинул в её сторону небольшой предмет. Перед лицом мелькнула ладонь с когтями. Варн рассмотрел пойманное поближе, и в его глазах дрогнул вертикальный зрачок. И всё же он отдал подарок Ире, соблюдая осторожность, держа буквально кончиками когтей. Это оказался сосуд не больше полутора сантиметров диаметром с пробкой. Она потянулась открыть, но её руку одновременно перехватили и Варн, и мужчина.

— Не стоит! Не сейчас. Внутри яд. Он ни к чему в данный момент, а в бою, будучи намазанным на лезвие, очень пригодится. Только берегите руки.

Ире стоило большого труда не уронить флакон. Отказаться бы от него, да не поймут. И куда его теперь? В аптечку?

— Спасибо. Но зачем? — спросила она.

— Извинение за неучтивость, — буркнул мужчина.

«Это он про встречу на краю леса, что ли?» Сквирри одарил её таким тяжёлым взглядом, что Ира подняла бровь ещё выше. Да что всё это значит?

«Я, видимо, что-то проспал», — Варн оглядывался по сторонам, и Ира прямо чувствовала, как во все стороны тянутся щупальца вещания. — Они носятся вокруг вас как с детёнышами. Причин ещё не понял. Он притопал с дарами, потому что вы теперь «не просто гости». Тени знает почему. А насчёт настроения — этот бесхвостый ревнует. Его обожаемая вчера пыталась посмотреть твою душу, а близость душ у них чтится сильнее близости тел».

«Он что?!»

«Ревнует. Завидует. Хочет быть на твоём месте».

— У нас с вашей женой ничего не было! — выпалила Ира, понимая, как, вообще, странно звучит это со стороны. Но для мужчины, напротив, в этих словах не было ничего странного. Равно как и в том, что тема разговора так резко поменялась.

— Совсем ничего? — переспросил он. Надежда сочилась в каждой букве вопроса.

— Она пыталась посмотреть мою душу, но я отбрыкалась. Окурила каким-то дымом и попыталась взломать щит. Не вышло. Всё! Ничего больше, клянусь! Если не дым, то и того бы не было!

Мужчина еле заметно выдохнул и с тоской посмотрел куда-то за их спины. Ира проследила за его взглядом и увидела, как Енна обнимает высокого мужчину, а рядом весело хохочут ещё двое.

— Это остальные… ваша семья?

Сквирри бросил, явно не желая продолжать беседу:

— Да.

— Вот не понимаю я бесхвостых, — сказал Варн, расчесав волосы когтями. — Ладно, обычаев напридумывали, которые усложняют все возможные Хараной данные отношения между самцами и самками, так ещё и сами от этого мучаются! Ну нравится тебе твоя пара — она ведь не просто самка, а по всем вашим правилам пара, ну так возьми её себе! Ты ж самец!

Воин яростно на него уставился.

— Что дано тебе знать, животное?!

— Оставь его! — Ира подняла руку. — Он не знает, зато я знаю, в чём проблема. Енна показала и рассказала сегодня.

Мужчина сразу поник плечами.

— Прости, что приревновал к тебе, вестница.

— Да ладно уж, — она улыбнулась. — Мне скорее трудно привыкнуть, что ко мне могут приревновать другую женщину. Простите, но для меня это дико. Да и осознать то, о чём рассказала Енна, трудно. У вас тут совсем всё иначе, чем… чем дома.

— Да… понимаю. Моя жена, она…

— Напористая.

— Да. И это одно из её прекрасных качеств.

А ведь влюблён по уши. Бедняга. Восемь сезонов. Два года с момента свадьбы, а он всё терпит.

«Сколько?!» — Варн не скрывал, что прочёл её мысли, но она уже не злилась на него за вмешательство.

«Сколько слышал».

В ответ прилетело что-то витиевато-рычащее на языке нир-за-хар, что Ира с учётом перелива на шкуре определила как ругательство.

— Уж не знаю, что у вас там за проблемы, бесхвостый… Цефен, да, Цефен. Но два цикла…

Мужчина уже готов был ответить со всей яростью, что он думает о всяких ящерах, лезущих не в своё дело, но глянул на Енну и промолчал.

Ира смотрела на них по очереди и жевала губу. Желание в очередной раз полезть с советом не в своё дело скребло под языком, готовое вот-вот вырваться словами. Легко Варну. Им движет инстинкт, он не сомневается, что так, как он предложил, — правильно. И сейчас, чувствуя его мысленные волны, полные уверенности и убеждённости, Ира уже готова была согласно кивать. Но собственный опыт останавливал. Руки Шукара. Попытка того же Варна захватить сознание, принудить. И руки Енны, сравнимые с кандалами. Против желания и согласия. Без взаимности.

Но, глядя на замершего в своей тоске Цефена, она не могла не посочувствовать. Да ещё собственная обида подтачивала, наводя на мысль, что чем быстрее эта парочка разберётся меж собой, тем быстрее Енна прекратит бросаться на ни в чём не повинных прохожих с нескромными предложениями.

— Варн не хотел обидеть. Он просто смотрит со своей колокольни. Но знаете… Она, конечно, видит в вас кучу лиц, в том числе и те, которые вспоминать не хочет, но и вы ничего не делаете, чтобы она среди этой тысячи остановилась именно на вас.

— Она — связующая души! Ни у кого нет права покушаться на её покой!

— Ещё и титул до кучи, да? Я не говорю вам о принуждении… — Ира прищурилась, — может, просто бросить камень?

Мужчина застыл. Конечно, он помнил, как она почти бросила камень в его жену, когда пыталась окончательно убедиться, правильно ли определила лидера.

— А что это даст, вестница? Что я должен осознать? Что выбрать?

Она хлопнула себя ладонью по лицу.

— Да ничего! Но в тот раз, когда я поднимала камень с земли, Енна никого, кроме меня, не видела. Так сделайте что-то похожее! Ну вот что сейчас мешает подойти, обнять и… поцеловать, например? Варн же прав, она ваша жена по всем законам! Вы же не принуждать её собираетесь! И что-то я сильно сомневаюсь, что та душа, отпечаток которой она в вас видит и которого предпочла бы не замечать, была способна на такое. Что она её любила, как это делаете вы. Так удивите! Пусть наконец-то заметит вас, а не багажник с прошлыми жизнями! Вдруг получится? Сделать шаг назад никогда не поздно. И я верю, что после всего у вас хватит на это сил. Просто сейчас вы оба стоите на месте и ничего не пытаетесь изменить.

Цефен — сквирри. Сын своего леса до последней чёрточки. И сейчас он расцветал, что твой розовый куст. Никакой грим не мог скрыть запунцовевшие щёки и уши, моментально делая лицо моложе. Причём Ире казалось, что именно сейчас облик воина был ближе всего к его реальному возрасту. Грудная клетка несколько раз резко поднялась и опустилась, глаза зажмурились — рефлекторные действия тех, кто пытается прогнать картинку, мелькнувшую перед глазами. Судя по всему, очень горячую и желанную картинку.

— А мне… — Цефен отводил глаза, осознавая, что его состояние ни от кого не укрылось.

— Вы её муж, — просто ответила Ира. — Вы не желаете ей плохого, не хотите делать больно. Иначе не ждали бы два года. Так почему нет?

Цефен молча полез в складки шкуры. Он протянул руку, поднял Ирину ладонь и вложил в неё ещё один флакон, меньше прежнего.

— Противоядие, — сказал он, доставая из другой складки баночку побольше. — А это для вашего питомца. Эти создания с трудом переносят отсутствие… в общем, натирайте этим составом раковину. Ему это пойдёт на пользу. — И, развернувшись, пошёл к семье.

— Странное у него «благодарю», — хмыкнул Варн, наблюдая, как Ира пытается распихать подарки по карманам.

— Не более странное, чем подобное замечание от того, кто совсем недавно выучил это слово, — отбила она.

Убедившись, что с ящером всё отлично, Ира поспешила к дайна-ви. Её мучило любопытство, какое именно средство посоветовали им сквирри. Приближаясь, она затормозила свой бег, уткнувшись в серьёзные лица. Никто из них не остался сидеть на поваленном пне, где минуту назад текла беседа.

— Светлого утра. Всё хорошо? Вам помогли?

Дайна-ви переглянулись.

— Да, Ириан! — ответил Терри-ти, и его голос дрожал от благодарности. — Средство и правда под ногами! Мы ещё утром послали белого рау домой. Новые знания ещё надо освоить, научиться, но до первого снегопада уже будет всё необходимое, чтобы появился лишний шанс пережить зиму! Это…

— Вы помогли нам пройти туман, — Лэтте-ри говорил медленно, будто обдумывая каждое слово. — Договорились с Великим Низзом о помощи и противоядии для Лина. Чем отдать долг за жизнь? Мы уже задолжали так, что остаётся только спрашивать.

Ира понимала, что для дайна-ви это правило многое значит, но смогла только пожать плечами.

— Не надо мне ничего отдавать. Лучше скажите, вы ведь дальше домой? Обратно на Болото?

— Да. Мы обязаны помочь дома. Но если вы хотите, чтобы кто-то сопровождал вас в другое место, достаточно сказать. Хоть все трое. У нас ещё остались две птицы.

Что-то в этих словах было не так. Какое-то каменное спокойствие.

— Нет, о чём вы? Вы нужны дома. Какие могут быть прогулки?

Лэтте-ри кивнул.

— Хорошо. Тогда мы вернёмся к сборам.

И развернувшись, он ушёл. Ира даже вздохнуть не успела. Терри-ти бросил на неё короткий взгляд и поспешил следом. Уже поднимающего ногу Линно-ри ей удалось поймать за рукав.

— Линно-ри, простите, а можно попросить вас об одолжении?

— Конечно.

— Можно мне попросить вас научить меня чему-нибудь, чтобы вот это вот, — она достала кинжал из ножен, — перестало быть просто ножиком для разделки еды? Мне к нему в комплект успели уже и яд с противоядием задарить, но чувствую, что скорее сама покалечусь, чем смогу защитить им себя или кого-то ещё.

Какое-то время воин молчал.

— Вы никогда не держали в руках оружия.

— Ну да…

— Освоить этот навык за то время, что разойдутся наши пути, не удастся.

— Всё так плохо, да? — Ира поникла плечами. — А что, за то время что мы будем ехать до Болота, совсем ничему не получится научиться?

Линно-ри замер.

— Пока будем ехать до дома, кое-чему, конечно, можно. Но мы полагали, что, — и он бросил спокойный, но весьма красноречивый взгляд на нир-за-хар, который улёгся в старшей форме неподалёку.

— Линно-ри, я чего-то не понимаю? При чём тут Варн?

— После всего, чему мы стали свидетелями в Руин-Ло, думали, что вы и вожак нир-за-хар предпочтёте путешествовать совместно.

— Ну да, мы пока ещё неразлучны, как орех со скорлупой, но мне казалось, что меж вами нет никаких разногласий. Или я что-то проспала?

— Я правильно вас понял: несмотря на всё произошедшее, вы всё равно хотите ехать с нами? На Мрекское болото?

— А что такого произошло, что это должно было поменяться? — Ира совсем уже ничего не понимала.

— Видимо, ничего.

Лицо Линно-ри посветлело, и он, переведя взгляд на её руку, всё ещё сжимающую кинжал, сказал:

— Если это так, то почту за честь. Хотя тренироваться предложил бы не на кинжале, а на мече. Или важно, чтобы это был именно нож?

— Нет, мне без разницы. Лишь бы… — она сглотнула, — лишь бы не плётка. Если вы считаете, что меч — проще, я слушаю и повинуюсь. Надоело быть бесполезным грузом, который постоянно подвергает опасности остальных! А так хоть развяжу всем руки.

— Хорошо, я передам ваше решение брату. Он, видимо, что-то не так понял. Кстати, а почему я? Почему вы не попросите его об уроках? Доверие между учеником и учителем — важная составляющая учёбы.

Ира не сразу смогла сконцентрироваться на ответе, потому что осознание, что Лэтте-ри мог допустить, что она предпочтёт… Она сглотнула комок в горле и, заставив себя вернуться к разговору, ответила:

— Я не смогу его ударить.

Линно-ри медленно, очень медленно, кивнул.

Альтариэн нашёл Мрат возле архи. Она методично расплетала пряди, что завязали на гриве сквирри, выплетая ленты и цветы, сбрасывая их на землю. Её нелюбовь к украшениям, как слава, летела впереди неё. Он покосился на своё животное, но только хмыкнул. Ну да, не по Кодексу, конечно, но так и они не в боевом строю. Да и архи его смотрелся одинаково сурово что с цветами в гриве, что без них. Характер резкий, копыто быстрое, челюсть мощная. Спуску никому не давал и мстил так, словно в его крови кипела кровь нир-за-хар. В отличие от прочих эйуна, Альтариэн берёг своё животное, хотя каждый выезд на нём сам по себе напоминал битву. За одну лишь черту: в бою вся его ярость и весь жуткий характер направлялись только в одну сторону — на врагов хозяина. Жаль, что когда-нибудь придётся его хоронить. Такого он вряд ли ещё встретит на своём жизненном пути, сколь бы длинным тот ни был. Может, стоит по возвращении в Анаэрлен оставить его в стойле и озаботиться потомством?

Он некоторое время размышлял над тем, какую кобылу подберёт в пару своему архи, ожидая, пока Мрат его заметит. Вернее, не так: она заметила его сразу, о её постоянной готовности к нападению до сих пор гуляют легенды по казармам. Если бы его вопрос был срочным, он окликнул и она моментально ответила. Но поскольку срочности никакой не было, решил подождать, пока она даст понять, что готова к диалогу. Знаком стал короткий кивок.

— Уезжаешь?

— Я увидела, что должна была.

— Нет желания посмотреть, что может ещё произойти?

— Нет, ваша светлость.

— Вы с тётушкой договорились встретиться где-то конкретно?

Мрат наконец подняла взгляд от гривы.

— Светлейшая возвращается в Анаэрлен.

— Да? Не в Ризму? Мне казалось, она хотела…

— Столица будет ждать Свет Лару и будет готова его принять. А вы, Свет Леллы? Вы всё так же будете носиться с девчонкой?

Альтариэн приподнял бровь.

— Да, я планировал сопровождать творца и дальше. А вы, младший письмохранитель Мритнерилия, вижу, не одобряете моего поступка.

— Простите, ваша светлость, но когда по земле предков ступает та, что способна заставить умолкнуть Шепчущего Болью, мне кажется правильным, чтобы все светила блистали на небосводе, а не путешествовали по разным сторонам небесного купола.

— У каждого светила своя роль. К тому же у моего брата пока нет наследника, Света Литты. Так что ещё какое-то время освещать нам весь небосвод вдвоём. А для этого и попутешествовать не грешно. Вот, — он достал из-за пазухи стопку бумаги, перевязанную толстой верёвкой и щедро залитую воском, — передай светлейшей. Она решит, что с этим делать.

Мрат сунула бумаги в седельную сумку и закинула пряжку. Её пальцы, до того действующие споро, остановились.

— Ваша светлость, не мне по статусу говорить такое, роль своя, да. Но и место тоже своё.

Герцог нахмурился.

— Доставь сообщения.

— Да, ваша светлость. Не беспокойтесь.

Его взгляд смягчился.

— Мритнерилия, я не сомневаюсь ни мгновения в твоих способностях. Но вижу, в моих ты не уверена. Нет ничего хуже, чем воин, не доверяющий командиру.

— Возможно, и так. Простите. Вы слишком долго были вдали от дома. Наверное, именно поэтому возникло желание напомнить вам, что никто из нас не свободен. И каждому надлежит…

— «…быть там, где прописано в Кодексе, куда шлёт рука тану и где мы нужнее всего».

— Если вы помните об этом, мне остаётся только принести извинения за сомнения и узнать, каково взыскание.

— Нечего с тебя взыскивать, — герцог потрепал архи за гриву. — Доставь письма и передай тёте, что планы не изменились.

— Слушаюсь.

Она легко вскочила в седло.

— Ваша светлость, могу я просить вас?

— Да.

— Передайте, пожалуйста, связующей души, что я глубоко признательна за проданный товар и лишь служба заставляет меня уехать, не простившись и не поблагодарив от сердца.

— Передам.

Резкий посыл ногами, и архи срывается с места. Альтариэн вздохнул. Мрат — лучшая помощница тёти. Прямая, как копьё. Хотя во времена учёбы, когда все они были равны перед наставниками, независимо от рода и титула, она бы не стала прятать вопрос за субординацией. Он так и слышал в голове это давно забытое: «Увлекаешься». То самое, что припечатывало его к месту и заставляло влиться в один ряд с остальными штурмующими бастионы Кодексов. Они оба выросли с тех пор. Теперь она задаёт те же вопросы, не забывая о времени, месте и ранге, а он хоть и мысленно, но позволяет себе ответ: «Да. Увлекаюсь». Впервые с того времени, что был представлен ко двору.

Устоять на месте, когда меняется мир, так же сложно, как бороться с желанием взобраться на каменные скалы, чтобы увидеть всю красоту бурь Пустыни и танец песчаных дев. Не было ни дня, чтобы он отказал себе в этом желании, стоило песчинкам начать взмывать в воздух. И скучал по тем временам. Но жизнь длинная, а он умеет её защищать. Кто знает, может, ещё придётся надеть чёрный плат на лицо и кристальную пластину, изготовленную ловкими пальцами влари, на глаза, чтобы, как в детстве, подняться на скалы.

Он направился к своему архи. Некоторое количество украшений всё же придётся снять, а то могут зацепиться за что-нибудь во время скачки. Лишь сделав пару шагов, он осознал, что так и не спросил у Мрат, что именно она купила у сквирри. Хотя для того чтобы передать благодарность, знать об этом не обязательно.

Доваль Накарт и Вакку Римс нашли Каю Бирета в шатре, что обустроили для него сквирри, едва сдерживающим смех при чтении письма. Целая стопка таких была доставлена в тяжёлом тубусе, что принесла птица ещё до того, как они ступили в Руин-Ло. Одарённым захотелось тут же выйти, чтобы не отвлекать барона, погружённого в вести от родных. Дети его старших племянников уже давно освоили грамоту, и послания от них никогда не оставляли его равнодушным. Скорее всего, письмо, что вызвало столь искреннюю улыбку, было от кого-то из них.

Шум у порога, созданный мужчинами при попытке попятиться, привлёк внимание хозяина шатра. Он резко посерьёзнел, но, ещё раз глянув на письмо, расслабился и не стал скрывать, что был счастлив буквально мгновение назад.

— Проходите. Доваль, вы случайно не знаете, можно ли простыми способами вылечить моса, наевшегося жёлтой песнякрылки?

— Отвар из листьев речной таволни. Трава зреет в первый месяц весны. Постойте, господин барон, вы сказали моса? Но они же не подходят к ней на арбалетный выстрел!

— Ну да. А теперь вы записывайте рецепт: жёлтую песнякрылку залить кипятком и добавить приправу рух-рух. Пропорции не скажу, но не жалея. Тщательно перемешать и залить в кормушки.

— Но зачем?!

— Это вы у моих юных горячих да изобретательных родственничков спросите. Пороть их некому! Вот зять интересуется, нет ли средства, чтобы вернуть в привычное состояние сразу целую псарню. А то опьяневшие и воющие моса уже с месяц не дают спать окрестным деревням. Как я понимаю, ему писать, чтоб до весны ждал и шёл листья таволни собирать?

Одарённые на мгновение замерли, а после сорвались в хохот. Жаль, конечно, деревенских, но пьяные моса, «поющие» на каждое ночное светило, да ещё целой псарней… Продышавшись, Доваль сказал:

— Господин барон, ваш зять, это тот, что в Вироле живёт? Я напишу знакомому Голосу Хараны. Его не затруднит съездить. За несколько ночей зверьё успокоит. Конечно, не Длань, но чутьё к живности у него отличное. Ой, не могу… рух-рух… это додуматься надо! — и он снова расхохотался.

Барон кивнул, чуть улыбнулся в ответ, но быстро посерьёзнел.

— Ладно. Я не затем позвал вас, чтобы решать проблемы родни. Что скажете?

Одарённые переглянулись и, не спрашивая дозволения, сели на скамью.

— Господин барон, я постоянно слушаю волшебные течения с тех пор, как мы вошли в Руин-Ло, — взял слово Вакку. — Сегодня утром они всколыхнулись как одно. Сначала лес стонал и плакал, потом голос угас.

— Хранитель святого закона, не надо быть одарённым, чтобы это заметить. У всего лагеря звенит в ушах от тишины. В чём причина всплесков?

— Не могу знать.

— Но?

— Но одно скажу точно: эти всплески вызваны чем-то… добрым. Не использование ради помощи или защиты, не долг или обязанность, не исследование и не поиск знания. А просто… чувство.

— Мне в послании его величеству так и писать? Про доброту и чувства?

— Господин барон! Но вы же знаете, как трудно выразить простыми словами…

— Хватит! Знаю. Если эмоции, то чьё течение превалировало? Фирры? Хараны? Рити? Лайоли?

— Течения Милосердной взбудоражены, вы правы. Но основное — течение Великой Матери.

— Илаэры? Но разве не она — основа и закон? Порядок и разумность? Как может быть её сила связана с чувством? Или Её сила основная, а чувство — от Милосердной?

— Нет. Именно чувство от Илаэры! И, господин барон, утверждать, что сама Великая Мать, давшая начало этому миру, лишена чувств, — кощунство! Просто эти проявления редко отражаются на течениях. А любви Первобогини хватит на всю Рахидэтель!

— Ладно, — барон раздражённо махнул рукой, — я понял, успокойтесь. Да простит меня Великая Мать за невежество. Дальше! В течениях не было ясных посланий?

— Было. Что-то вроде «Доброта правильна и разумна». Истина того, что для неё сейчас место и время. А вот возбуждение течения Хараны — лишь отклик на успокоившийся лес. Не знаю, с чем сравнить. Может, так? Представьте себе реку, в которую бочками сливают яд. И вдруг не только бочки убрали, но и саму реку почистили. И эта река, сила Хараны, издала вздох облегчения.

Барон задумался, а потом с чувством выругался.

— Как же вы, последователи Рити, любите вот эту вашу загадочность и образность! Ладно. В письме процитирую всё это и сошлюсь на вас.

Вакку скривился, но вздохнул со смирением. Быть Голосом Рити — дело неблагодарное. Нет слов в языке, чтобы описать то, что видят глаза и душа при погружении в волшебные течения и источники. И готов бы петь оды, да не поймёт никто. И сравнений таких нет. Умение сносить чужое раздражение, вызванное непониманием, развивается в слугах Рити вместе с даром, если не быстрее.

— А что в отряде? Никаких сюрпризов вроде чьих-нибудь проснувшихся даров?

— Всё тихо. Только…

— Что?

— За Ириан не поручусь. Её братание с вожаком нир-за-хар искорёжило её духовную силу. Не дар, а то немногое, что есть у любого разумного существа. Их слияние будет продолжаться ещё какое-то время. И я не уверен, что близкое общение с Великим Низзом не наложило отпечатка на её духовность. Точнее смогу сказать позже. Когда покинем Руин-Ло и всё чуть успокоится.

— Я понял. Но следите внимательнее. У творцов редко, но просыпаются дары. От них и так не знаешь, чего ждать, а нам только вестницы с даром не хватало!

— Да, господин барон. И разрешите обратиться с просьбой.

— Разрешаю.

— Господин барон, если в ближайшее время следить за Ириан не получится, а Руин-Ло мы покидаем… Разрешите взять несколько дней перерыва в моей работе. Дня три-четыре.

— Откат?

— Не то чтобы, но…

— Он задыхается по ночам, господин барон, — вставил Доваль, не обратив внимания на предостерегающий взгляд друга. — Остановка дыхания на семь-десять сердечных ритмов, стремительная попытка надышаться и снова по кругу пять-семь раз. Таких циклов два-три за ночь, и всё это не просыпаясь. Повезло, что спим в одной палатке.

Длань Хараны требовательно уставился на барона, не заметив, что машинально помассировал собственные пальцы. Для барона этих знаков оказалось достаточно.

— Хорошо. Пусть будет перерыв. Столько сколько нужно. В конце концов, появление у кого-либо дара мы предотвратить не в силах, а распознать успеем всегда. Капитан Римс, вы свободны. Капитан Накарт, останьтесь.

Вакку поклонился и вышел.

— Доваль, а что вы скажете про состояние вестницы?

— О чём вы, господин барон? Я ничего не чувствую.

— Плохо, что нет. Я не могу не наблюдать некоей связи между её поступками. Она носится с животными. Не боится урусов севера, ездит на рыжем архи, нянчится с поющей раковиной, защищает зверя, попавшего в беду, не любит охоту. Слышал от Мритнерилии, что купалась с местными подводными животными без страха. Призывает к порядку не кого-нибудь, а вожака нир-за-хар, да так, что он становится огнивом у отряда. У неё есть опыт общения на дружественной ноте с перёвертышами. А на вершине всего этого — замолчавший Шепчущий Болью и долгие объятья с Низзом. Последнее мне даже на голодный желудок представлять не хочется, а ведь уже стал свидетелем того, как он её поглотил.

— Вы думаете, что рано или поздно она станет дочерью Хараны?

— Это вы мне скажите! Закрывать глаза на то, как льнут к ней все, кто имеет в себе зверя, мне кажется неправильным. Я думал, вы добавите ясности в мою догадку.

— Её поступки не ограничиваются животными. Или дайна-ви вы тоже таковыми считаете? А её неоценимая помощь в Ризме? Неостановимое покаяние? Её любовь ко всякой твари — лишь черта характера, господин барон. Мы уже достаточно долго путешествуем вместе. За такой срок я бы почувствовал сестру по дару, даже не прибегая к помощи Вакку.

— А если дар пока слаб или его не видно за… как там капитан Римс обозначил? Слиянием между нир-за-хар и его наездницей?

— Мне хватило бы пути до Каро-Эль-Тана. Нет, господин барон. Если в ней и есть дар, то точно не от Милосердной.

— Вы успокоили меня на целую седьмую часть, — вздохнул барон.

— У Многоликой же нет последователей!

— Это вестница. С неё станется. Ладно. Свободны. Но если ещё что почувствуйте — сразу ко мне. И позовите мне Дэста.

— Слушаюсь.

Дэст, мрачный мужчина, обритый почти наголо, не заставил себя долго ждать. На кивок в сторону лавки не отреагировал, оставшись стоять посреди шатра. Барон также не стал делать ему замечания, наоборот, встал и шагнул навстречу.

— Дэст, у меня просьба, с которой я могу обратиться только к тебе и Бардро.

Мужчина нахмурился с такой силой, что лицо вот-вот готово было пойти трещинами.

— Присягая, мы с братом, взяли с вас обещание, что вы не пошлёте нас снова туда, откуда мы едва выбрались. Я не вспоминаю об этом обещании лишь потому, что с тех пор наш долг вырос во много раз. Не ошибся же? Вы хотите послать нас в столичную клоаку.

Каю вздохнул.

— Дэст, мне нужно связаться с Лютокопытом и узнать у него кое-что. Ничего больше.

— Мы уже очень давно не поддерживаем связи с его бандой. Сами знаете почему.

— Знаю. Но кроме вас с Бардро, никто лучше не знает о подпольных поставках оружия, — барон понизил голос. — Мне всё равно, кто из вас поедет, но важно то, что больше послать некого.

— Будь наша с братом воля, не поехал бы никто. Я стоял среди толпы с двадцати лет и гордился тем, что публично отправляю на Мост всякую мерзость. Но поклялся держаться подальше от помоста для казни после того, как едва вытащил оттуда брата. А общение с Лютокопытом — прямая на него дорога.

— Знаю, Дэст. Поэтому и не имею права приказывать. Прошу, — он положил руку солдату на плечо, чувствуя себя премерзко. И почему именно самых верных и надёжных приходится кидать в самую дурнопахнущую грязь?

Дэст тяжело выдохнул, тихо выругался и всё-таки воспользовался предложением присесть.

— Нам грозит война, да, господин барон?

— Я очень надеюсь, что нет.

— А зачем тогда?

— Ты помнишь фразу, что бросила Мритнерилия этому дайна-ви, Лэтте-ри? На опушке Руин-Ло.

— Вы про то, что шейба-плеть уже ничего не решает?

— Именно.

— Вы полагаете, что эйуна узнали, как её делать? Даже если и так, у них нет достаточных ресурсов для масштабного изготовления. А заказывать не у кого. Не у нас же. А влари никогда не пойдут против собственного правила. Оружия они не делают никому. От них и ножа для мяса приличного не дождёшься.

— Что не мешает продавать материал. Я уже написал кому надо, чтобы попытались выяснить, не было ли последние годы возросших закупок металла, особенно вларийской стали. Но чтобы это узнать, потребно время. А если речь зашла об эйуна, то за волосы можно купить многое… Молчание в том числе. К тому же где оружие, там и средство защиты. Я хочу знать, не поступало ли в подпольные лавки интересных новинок. Странных приспособлений или новых изобретений. Лютокопыт редкостная мразь, но он падок на такие вещи. Да и приглядеть за выкупом и обменом не повредит. Изнутри.

— Я понял вашу мысль, господин барон.

— Возьмётесь?

— Да. Мы едем вдвоём. Надеюсь, что на сей раз до крайности не дойдёт…

— Я пошлю градоначальнику в Гая особые распоряжения насчёт вас. Если попадётесь страже, вас запрут в темницу до моего приезда и особого решения. Если так выйдет, выдержите?

— Тюремный бульон с червями и личинками клякчи всяко лучше топора, — горько усмехнулся Дэст. — Но постараемся до этого не доводить.

— Полагаюсь на вас.

— Мы служим не за жалование, господин барон. Можете быть спокойны.

Суматоха начинала уже порядком раздражать. Их не выперли с рассветом, наоборот, потребовалось немало времени, прежде чем сквирри закончили возиться с животными, кормить гостей, упаковывать внезапные дары и вести торговлю с теми, кто этого желал. Женщины вились вокруг мужчин, две из них надолго утащили куда-то Терри-ти, заставив поволноваться остальных в отряде. Мужчины приволокли из леса здоровую тушу очень мохнатого зверя с уродливой мордой, которую скормили Варну. Тот понял посланный Ирой намёк и отлетел от стоянки подальше, чтобы никто не видел, как он рвёт тушу.

Между солдат носился дотошный Рикан, торопящийся посчитать поклажу и записать приход-расход в толстую тетрадь. Он так мельтешил перед глазами, что Ира наконец ухватилась за картинку, которая подсознательно раздражала её. И дело было не в суетящемся солдате.

Тетрадь и… ручка. Да-да, не перо и не угольная палочка. Ручка!

— Рикан!

— Да, Ириан, простите, я тут… — снабженец с трудом затормозил.

— Простите, что отвлекаю, но могу я посмотреть ваше пишущее приспособление и тетрадь?

Рикан с оттенком гордости в глазах протянул ей и то и другое.

Ира читала много фэнтези, но ни в одном из них не было указано, что жители иных миров могли пользоваться шариковыми ручками. Простая, не заводское производство, но это действительно была она! Стеклянная трубочка, чернила, металлический шарик… Лишь малюсенький поршенёк неизвестного назначения отличал её устройство от привычного Ире. Трубка стержня была достаточно толстой. И тетрадь. Бумага! Хорошая бумага. И за время пути ни одного намёка на место производства. И ручка…

— Скажите, Рикан, я что-то не припомню, чтобы в тех местах, где мне удалось побывать, были мастерские по производству бумаги и подобных приспособлений для письма. Хотя белые листы видела часто наряду с пергаментами. Где их делают?

— Их не производят в Низинах. Это работа влари. Купить подобные вещи можно только в Карраже. Это центр свободной торговли. А тетрадь и чернильный цилиндр мне подарили на десятилетие службы. Я уже тогда по хозяйству числился.

— А это не тот же Карраж, где находится Собор, в котором обучаются одарённые амелуту?

— Тот же. Удивительный город. В нём действуют законы влари — одни из самых справедливых в Рахидэтели.

— Как интересно! А что ещё делают эти ваши… влари?

— О! Множество всего. Фантазии не хватит расписать, что они делают! Многие из созданных ими вещей никто не способен повторить. Непревзойдённое мастерство! Разные полезные машины, устройства, приспособления…

«Машины?!»

— Оружие?

— О да! Какого только у них нет, аж страшно становится.

Ира нахмурилась.

— А они агрессивный народ? Любят решать вопросы силой?

— Что вы! Миролюбивее влари, наверное, никого нет. Войну они не любят, народ мастеров. Но постоять за себя умеют лучше других. Каменная Империя полна чудес, бывали времена, когда её пытались захватить, но влари хорошо вооружены и победить их подземную страну невозможно. Так что с ними только торговать. Воевать — заранее проигрышное дело. Они даже оружия на сторону не продают. Чтобы хороший нож на кухню купить, язык сотрёшь доказывать, что он только для овощей. А если и для мяса, то не из врагов добытого.

Горы оружия и при этом самый миролюбивый народ. «Хочешь мира — готовься к войне». Да? Как видно, и у влари когда-то тоже жил свой Корнелий Непот[4].

— А кто их правитель? Что он из себя представляет? И где влари живут? Я ещё немножко плаваю в вашей географии.

— Карраж находится у подножия Тизамских гор на западе Рахидэтели. На их вершинах живёт народ нир-за-хар, а под землёй расположена Каменная Империя. Правит ею император За XVI.

— За? Его так и зовут?

— Его подлинное имя ни один язык не выговорит. Все имена влари такие. Они не обижаются на сокращения. Требуют только соблюдать вежливость и вести себя как подобает гостям.

— И что из себя представляет император За? Что за существо? Чем живёт?

— Влари вообще прекрасный народ, император За — не исключение. Но, говорят, несколько тщеславен и болеет желанием оставить след в истории. Эта его черта давно уже известна за пределами Каменной Империи.

— А насколько развита у них наука? Что изобретено? Какие технологии используются?

— Я не понимаю вопроса. У них множество вещей, полезных, но странных. Никто не знает, как они работают. Влари не берут учеников. Нет в Низинах учёных мужей, что могли бы объяснить, каким волшебством жители Каменной Империи создают свои товары. Да и волшебства у них нет. Вообще. Только пальцы невероятные да глаза, способные видеть недоступное другим.

Ира вернула солдату его вещи, находясь в прострации. Поблагодарила и пошла, не особо разбирая направления.

«…себе в помощники мы создали ещё одну молодую расу, влари, вложив в них тягу к творчеству, трудолюбие и изобретательность».

«Влари нет равных в создании удивительных вещей».

«Механизмы для полёта? Интересно. Таких нет даже у влари».

«Вакку! Поторопись! Что ты ковыряешься, как влари с механизмом!».

Как она могла проглядеть такое?!

Ведь встречала упоминание о чудо-мастерах уже не раз! И карта в библиотеке, и постоянное слово «механизм», крутящееся рядом с названием народа! Совет богинь присмотреться к тем, кто может помочь с быстрым перемещением по стране!

Ох, и права была Лайоли! Спешка нужна при ловле блох. А она поторопилась и ухватилась за первый попавшийся вариант. Даже Сёстры, изъясняющиеся научным языком, не раздвинули её закостенелое сознание настолько, чтобы допустить, что в стране мечей и копий могут быть машины!

А машины — это не только транспорт. Это и автоматизация любого процесса, и ручной инструмент, и роботы, и компьютеры! Знать бы ещё, на каком уровне развития находится наука влари. Хотя это не обязательно. Они живут в горах. Продают диковинки и наверняка сами себя обеспечивают ресурсами. Не может быть, чтобы у них не нашлось горнодобывающего оборудования! Не может быть, чтобы не было средств обеспечить безопасность работников в шахтах! Как бы всё это пригодилось на Мрекском болоте! Неважно, какой совет выдали сквирри дайна-ви. Если изобрели бензин, добыча угля не прекратится. Полезное ископаемое всегда остаётся полезным. И порух будут добывать, пока он есть в наличии.

Сколько же возможностей! Вот бы свести дайна-ви и влари! Интересно, что у них там по политической части? Хотя они уже столько лет не виделись… Скорее всего, нейтралитет, как со всеми, кроме эйуна и амелуту.

Одна загвоздка: долго. Карраж — это другой конец географии. Ни разу не по пути к Мрекскому болоту. Особенно если путешествовать всем вместе. Съездить на Болото, потом обратно, потом к влари… А может, разделиться? Дайна-ви пусть едут своим ходом, а они потом догонят. Только договориться надо о проводнике. Через топь без него никак. Но к влари попасть надо обязательно! Вот только что им предложить? Вряд ли дайна-ви хорошие плательщики. У них все ресурсы наперечёт. И что ценится у влари? Деньги, понятно, но может, что-то ещё? Зимой шкурка казалась валютой, не найдётся ли и на этот случай приемлемый бартер? Что можно предложить народу мастеров, у которых всякого интересного и полезного больше, чем во всей стране, вместе взятой? Разве что новые технологии, но знать бы доподлинно, что они им нужны! А для этого надо ехать лично. Глазами увидеть. Ведь вокруг нет того, кто способен толком рассказать, какого уровня достиг прогресс у влари.

Может, попросить Варна и слетать одной? А остальные пока своим ходом? Но что она будет делать в Каменной Империи? Если говорить, то с кем-то важным, а она никого не знает. Вваливаться в ворота с воплем: «Я вестница, пропустите к царю-батюшке»? М-да. Да и этикет — это точно не про нир-за-хар.

Просить об официальной аудиенции, так это кто-то более влиятельный должен делать. Тот же герцог Альтариэн или барон Бирет. Вряд ли им откажут. Но если в пути больше одного, то опять встаёт вопрос транспорта. Варн на своей спине никого, кроме неё, не потащит. Она знала это так же точно, как то, что солнце земли встаёт на востоке.

Ира нашла поваленное бревно и присела на него. И так и эдак крутила мысли — не рождалось идеи. Проблема медленных скоростей била по нервам. Как же хочется разозлиться, но в душе плескалось только бессилие. Такая мысль! Такое очевидное решение! И кто знает, может, именно эту проблему она как раз и может решить, потому что, чёрт побери, понимает в машинах! Не в жигулях с мерседесами, конечно, но в самих технологиях. Но как представишь, что только глубокой осенью доберутся до Болота, пока там переговорить со всеми, присмотреть за диалогами амелуту, эйуна и дайна-ви… Попытаться добиться, чтобы отпустили рабов, раз уж всё равно нашли новое решение и руки больше не нужны… А там зима. Туда, обратно, потом опять туда. Сколько ещё ей придётся тут пробыть? Полгода? Год?

Холодно. Она зябко повела плечами и обхватила себя руками. Тоскливо. Вон даже Куплетик в кармане вовсю старается согреть загрустившую хозяйку. Может, всё-таки спросить Варна? Но… нет. Конечно, сейчас говорить с ним легче, но он как был упёртым, так и остался. Вряд ли в этом вопросе он пойдёт навстречу. Если его инстинкты не велят, он их слушает со всем вниманием, на которое способен зверь. Чаще, чем доводы разума.

— А вот это уже обидно!

Варн тихо подкрался сзади и появился почти неожиданно. Почти, потому что чувство присутствия теперь не покидало её никогда. Ира слишком глубоко ушла в мысли, но знала, что он придёт, и знала откуда. Просто не ждала.

— Мы слушаем доводы разума. И собеседника тоже, если находятся желающие поговорить. И не плачь — ты мне нутро корёжишь. Неприятно.

— Я не плачу.

— А я нир-за-хар. Мне не обязательно видеть воду у тебя на мордочке, чтобы знать, что ты плачешь.

Ира резкими движениями потёрла щёки. «И откуда ж ты такой понятливый…» — буркнула она про себя, но желания обидеть ворчание не несло, и Варн это понял.

Он в два шага оказался перед ней и в одно движение сложился в позу «выслушай меня». И как он умудрялся сохранять вид «я — вожак», стоя перед ней на коленях?

— Я поняла, что ты хочешь поговорить и разговор очень важен, но сделай милость, сядь по-людски. Не прогоню и не убегу, можешь не переживать.

— Я не амелуту. Но так и быть, в виде исключения.

Он сел рядом, а Ира развернулась и чуть отодвинулась. Нет, не страх и неприятие, просто пространство между двумя, которое она считала приемлемым для серьёзного разговора. Варн прищурился, но комментировать не стал. Она в очередной раз отметила, что последнее время он всё чаще и чаще стал использовать мимику.

— О чём ты хотел поговорить?

— О нас.

— Да… пора бы. Но не уверена, что готова.

— Просто выслушай. Когда ты была с Енной, я тебя ещё чувствовал. Уже не мог послать ни одной мысли, но чувствовал тебя до самого последнего момента. Пока не сломался.

Ира ощутила резко поднявшийся гнев — за ящера, а после — стыд. За то, что её ощущения под телом шаманки стали известны кому-то. Ящер её «услышал», но продолжил говорить:

— Я наконец-то смог различить разницу между брезгливостью и твоим собственным нежеланием. Знаешь, мне всегда казалось, что отказ амелуток помочь нам вызван давлением правил их народа или проклятьем. Конечно, есть и то и другое. Но вчера я увидел ещё кое-что. Я не знаю, как это назвать. Нам, тем, в ком есть Зверь, не дано понять, как вообще возможно испытывать такие эмоции. Если инстинкт подсказывает сойтись с кем-то, если тело под лапой ощущается как достойный экземпляр для того, чтобы получить с ним сильное потомство, мы не противимся. Есть, конечно, и пары, есть и брачные союзы, бывают и поединки между самцами, борющимися за благосклонность самки, или самками — за внимание самца. Но зов желания продолжить род с подходящей половиной мы не глушим в себе никогда. И тем более не заковываем в цепи из правил. Но то, что я увидел в тебе, — это другое. Я могу во время брачного танца пренебречь обычаями амелутки, которые заставляют её стыдиться происходящего, — ведь мы никого не гоним к нам насильно. Да, они часто приходят гонимые обстоятельствасми, но приходят сами, с решением обменять свою беду на наш брачный танец. Я могу пренебречь брезгливостью, ведь она не принадлежит амелутке, она дана ей против её воли проклятьем харасса. Но от тебя исходит другое…

— И… что же?

— Ты не хотела пускать Енну в душу. Какими бы травами она тебя ни одурманила, ты её не хотела. Не потому что она не нравилась. А потому что она не то существо, с которым ты хочешь быть рядом. Она… недостойна, что ли. Нет, неправильно! Она… не близка тебе. И это чувство потянуло за собой желание сопротивляться.

— К чему ты это говоришь?

— К тому, что меня ты тоже не видишь рядом. Не потому, что я нир-за-хар, покрытый чешуёй, не потому, что так велит твой обычай. А просто потому, что я не тот, с кем ты хотела бы быть.

— Так я тебе с самого начала об этом талдычила! Что изменилось?

— То, что именно этим желанием я не могу пренебречь! Оно не вызвано ненавистью. Оно чистое. Для тебя я — личность. Не ужас, пришедший, чтобы сломать жизнь. А просто… не тот. Я только вчера сумел разделить весь свой предыдущий опыт с бесхвостыми самками и разобраться в твоих эмоциях. Ни одна из тех, с кем я танцевал брачный танец, такого не испытывала! Никто из них не считает нас достойными даже общения. И уж точно никто не попытался бы защитить, как ты. Для них мы звери, живущие грязными инстинктами. Ириан, я никогда не сделаю, как Енна! И никогда больше не утоплю тебя в эмоциях! Поверь! Не теперь! Не после всего, что здесь случилось!

Ира смотрела на Варна, всё ещё не понимая, что изменилось и как понимать эту пламенную речь.

— Погоди… я не понимаю. Можно мне…

— Можно.

Он взял её за руку и приложил кончики пальцев к своему лбу, раскрывая сознание. Ира хотела проникнуть в него аккуратно, чтобы не перейти разумных границ, но Варн сам толкнул её, позволяя увидеть чувства. Неверие, что может быть нужен кому-то, кроме семьи. Благодарность за сохранённую связь и избавление от боли. Она казалась ему на его фоне чем-то вроде собачки рядом со львом, и он был изумлён тем, что у такого «маленького» создания хватило сил там, где он сам не смог справиться. Инстинкт охранять наездника, раньше чувствовавшийся как чёткое «должен», теперь подпитывался собственным желанием ящера защитить… семью.

Ира распахнула глаза. Она совершенно не ожидала, что последние сутки способны поменять его отношение настолько сильно. И тепла в груди, триумфа от обретения нового друга было мало, чтобы сразу принять такую резкую перемену.

«Я не тороплю», — провещал он.

В мыслях, переплетённых с чужими чувствами, царил полный сумбур. Захотелось что-то сказать, чтобы вернуться в привычную колею, но выловить из этой бури внутри ниточку удалось не сразу.

— Погоди… Ты сказал, что уже танцевал брачный танец. Вы же его только с амелутками, да? Значит, у тебя уже есть дети! И зачем ты…

— Были. Были дети.

Боль ящера мгновенно остудила Ирин запал. Что?!

— Их звали Марн и Саза. Марн погиб по случайности. Заснул на клочке суши посреди озера Чагъери. Проснулся оттого, что ему грызут крылья. Он послал семье весть о помощи, его отбили. Вот только летать больше не смог. Мы не можем без пустоты. Он бросился с Надвратного Пика, едва выздоровел настолько, чтобы самостоятельно до него дойти. Не успели… А Саза погибла, отбивая одного из наших от охотников за шкурами.

Ира прижала ладонь ко рту, чувствуя, что лицо всё мокрое. Да как он жить-то после такого смог?! Как смог отыскать в себе силы, чтобы пойти на ещё одну попытку?!

— Инстинкт. Знание, что так правильно.

Он придвинулся поближе, и она ощутила волны тепла.

— Не плачь. Дело прошлое.

— Врёшь, — проговорила Ира с трудом: разница между словами и чувствами ящера была слишком очевидна.

— Да. Именно.

Ира обхватила себя руками и старалась согреться. Но ужас от услышанного сводил на нет все попытки ящера заставить её перестать дрожать, источая тепло в холодный осенний воздух. Чувство вины оплетало клубком. Варн так желал детёныша, но она не та, кто может ему с этим помочь.

— Почему ты так хотела скрыть от меня своего мужчину? — спросил он неожиданно.

Ира вскинулась.

— Что?

— Тот дайна-ви. Лэтте-ри. Почему то, что он твой желанный, ты так усердно прячешь?

Кипяток на щеках. «Своего мужчину». «Твой желанный». Всё-таки пробрался, подглядел. Чёртов ящер! Сейчас это была досада без капли злобы. Воспоминание о том, как действительно старалась спрятать образ Лэтте-ри от «злобной машины для убийств». Как стыдно-то…

— Он не мой мужчина. Пока или… совсем… Хотя мы поговорили на эту тему однажды. Я же, как вы тут все говорите, вестница. Не принадлежу этому миру. Понимаешь?

— Нет.

— Варн, нет большего проклятья, чем связать свою судьбу с кем-то, кто, как я. Пришедшим ненадолго. Подумай. Даже если наши чувства взаимны… Нет, я знаю, что взаимны, но… Представь. Допустим, самое безумное: свадебное торжество. И вдруг открывается мне путь домой. Даже размышлять над выбором и делать шаг не придётся — вышвырнет так же, не спрашивая, как и зашвырнуло. Моё место не здесь. Там моя родина. Семья. Которая, наверное, сбилась с ног, меня разыскивая. И неважно, сколько пройдёт месяцев или лет. А если мне потребуется больше, чем год или два? Если появятся дети? Оставлять их здесь? Бросить? А кто заменит им мать? Всю оставшуюся жизнь знать о том, что, скорее всего, у твоего мужа новая жена, а у детей — мачеха. В моей ситуации нельзя просить о вечной верности. Взять их с собой тоже не могу. Я… боюсь быть счастливой здесь, в Рахидэтели. Потому что должна буду уйти. Теперь… понимаешь?

Варн понимал. Понял бы и без вещания, настолько проникновенным был её голос, когда она это говорила. Но помимо прочего, он чувствовал тот жгут боли, который опоясал её сердце. Чем больше проходило времени, тем больнее ей становилось. Все, кто окружал её, уже не просто попутчики, а друзья. Близкие. Она прикипела к ним душой, и с каждым днём осознание, что каждого из них придётся оставить навсегда, точило изнутри. Ей нравилась Рахидэтель. Чем ближе и роднее становились местные жители, тем больнее была мысль о расставании. Если она ответит взаимностью, а к этому всё шло… станет ещё хуже. Поэтому она сохраняла как величайшие драгоценности каждое общее воспоминание. Это относилось не только к Лэтте-ри, но и ко всем, кто вызывал симпатию. Долг вестницы. Судьба вестницы. Варн только сейчас понял, насколько чудовищный смысл вложен в эти слова.

— Понимаю. Хочешь совет, от того, кто старше?

Она смерила его взглядом. А правда, сколько ему лет? Варн криво усмехнулся и тут же тронул рукой щёку — ещё не привык, что лицо движется вслед за мыслью.

— Иди дальше. Когда умер Марн, я думал, что жизнь ушла в Пустоту вместе с пеплом, что развеял. Дошло до того, что некоторое количество циклов у нас не было вожака и мой брат с Крацем вели семью сами под косые взгляды сородичей. Я-то был жив. Лишь разум, казалось, умер. Научиться жить заново… вспоминать не хочу. Я постоянно посылал проклятья Сёстрам, что одарили меня детёнышем. Пока Чара не спросила, жалею ли я о том, что он у меня был. Мы так подрались, что шрамы остались. Конечно, не жалею. И ты не будешь жалеть. Страдать — да. А жалеть — никогда. Невозможно жалеть о том, что в нашей жизни были желанные. Любимые, как вы называете.

Для Иры эта фраза стала отрезвляющей пощёчиной. «Невозможно жалеть о том, что были любимые». А ведь она своими метаниями чуть не сделала так, что этого «были» могло бы и не стать.

— Поняла, наконец? — Варн потрепал её по голове, как маленького ребёнка, которого надо похвалить за правильно сделанные выводы. — Хотя вкус у тебя странный. Но, может, для вестницы тихий убийца — хороший спутник. Безопаснее.

— Что?!

— Мы не сильны в понимании поступков бесхвостых, хотя и знаем, как у них всё работает. Таких, как Лэтте-ри, мы зовём тихими убийцами. У нас говорят, что нет никого страшнее, чем тот, что убивает молча. Для кого не важен взгляд в лицо. Ты именно такого себе выбрала.

И прежде чем она подорвалась на защиту, он взял её за руку и приложил к груди чуть ниже шеи.

— Чувствуешь?

И она чувствовала. Чуть нажала, и её палец почти по фалангу продавил чешуйки, скользнув в зазоры между ними. Кончик пальца опалило жаром, и она отдёрнула руку.

— Меняя обличья и наращивая броню, именно с этого места начинаем. Точка смерти. Пробей её оружием, и не спасёт уже ничто — там сосредоточены все линии, которые используются при смене облика. Все запасы жара, который для этого необходим. Разбей их в этой точке, и нир-за-хар не станет.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — хрипло спросила Ира.

— Когда твой желанный бросился спасать тебя от меня на опушке Руин-Ло, он именно эту точку пытался пронзить. Не знаю, откуда потомкам эйуна о ней известно, но, видимо, не так они забыли наш народ за три тысячи циклов, как мы думали. Я должен был понять, что что-то не так, едва он избавился от любимого оружия. Но был не в себе. А ему и не нужна была плётка. Он знал, куда бить. Этого дайна-ви тогда остановило только то, что я провещал ему, что разрыв связи ударит по тебе. Мне Чара рассказывала, что это больно. Вот тогда он остановился.

Ира тяжело дышала, не зная, что на всё это сказать. Для неё это смотрелось не более чем попыткой остановить и зафиксировать! Она вспомнила страх Варна в тот момент, будто не было для него ничего более жуткого, чем небольшой кинжал, что приставил Лэтте-ри к его груди.

— Я же говорил. Странный вкус, — Варну явно не нравилось вспоминать тот момент. — Тихий убийца. И он такой во всём. Я не у тебя прочёл о том, что между вами, — ты слишком хорошо научилась прятать тайны души. Лезть напролом — себе дороже, уж прости. А вот он тогда прямо истекал ревностью и желанием убить. Нетрудно было понять. Но вслух он не скажет. Он из тех, кто совершает поступки молча.

«Так же, как он чуть молча не ушёл на Болото, решив, что я теперь путешествую с тобой».

Зрачок Варна ощутимо дёрнулся.

— Я бы съехидничал. Про поспешные решения. Но он уже давно мыслит, задаваясь вопросами, как лучше для тебя. Ты быстра на советы другим, вон, тому же мужу Енны, считай, устроила первую брачную ночь. Ох, как вспомню бедолагу, так не пойму, в какой цвет шкуру менять — смеха или сочувствия. Ты легко помогаешь другим. Но кажется…

— …в чужом глазу соринку вижу, а в своём бревно пропустила, да?

— Метко. Мудрость твоего народа?

— Да. Варн, теперь, когда ты знаешь… Ты оставишь свои попытки?

— Надеяться не перестану никогда. Но добиваться силой больше не буду. Я пообещал. Слово вожака нир-за-хар, да будет Пустота мне свидетелем! К тому же нутро у тебя доброе. Может, ты когда-нибудь передумаешь сама, узнав нас поближе.

— Нет, Варн. Не передумаю.

— Из-за этого дайна-ви? У вашего народа тоже накручено про вечную верность в обычаях?

— Нет. Дело не в нём. Я вообще не представляю, как можно оставить здесь такой след, как ребёнок. Дитя без матери…

— Добрая. Не волнуйся, его воспитает семья. Мы найдём для него лучшую самку-воспитательницу.

— Варн, как ты можешь так говорить? Ты же был отцом! — Ира тронула его за руку, пытаясь донести мысль. — Представь, каково ему будет! Любой ребёнок чувствует мать. Я сомневаюсь, что ваши дети в этом плане чем-то отличаются. Ищет, ищет, а мамка в лучшем случае на другом конце Рахидэтели, решает непонятные проблемы. В худшем — уже дома. Откуда никогда не вернётся. Я верю, ты будешь прекрасным отцом, сумеешь защитить, но каково будет мне знать, что тут осталось моё продолжение? Мне не увидеть, как малыш вырастет, как станет взрослым. Нет, Варн. Я даже представлять себе такого не хочу. Это одна из причин, почему я до сих пор не поговорила по душам с Лэтте-ри. У вас ещё средств уберечься от зачатия не придумали. А ребёнок… это слишком большая ответственность. Дома я даже саму мысль не рассматривала, чтобы стать матерью в ближайшие годы!

Шкура Варна взорвалась цветными пятнами, вертикаль зрачка задёргалась, то расширяясь, то сужаясь. Пальцы резко сжались и царапнули чешую, оставляя полосы. Он настолько провалился в трудноразличимые эмоции, что не сразу сумел облечь их в вопрос:

— Ты серьёзно стала бы возиться с ящерицей? Как самка?

— Естественно! Это был бы и мой малыш тоже. Как иначе-то?

— Сёстры… да ты ведь не шутишь!

Варн всё ещё переливался, и Ира чувствовала этот холодный коктейль из эмоций. Почти страх. Словно он видел перед собой то, что не может существовать в природе.

— Извини, Варн, но для меня это слишком. Я не могу хладнокровно работать инкубатором!

— Кем?

Ира не стала объяснять словами. Потребовалось время, чтобы мысли выстроились в стройный ряд, но в итоге Варн понял принцип работы аппарата из ящика и лампочки, в котором пищат вылупляющиеся цыплята.

— Нет. Не сможешь. Я чувствую. И знаешь, права была Чара.

— В чём?

— Семья нир-за-хар никогда не позволит, чтобы кто-то отобрал у неё детёныша. Это вызывает гнев и инстинкт защиты. А когда слушаю тебя, он во мне даже не шевелится. Чара говорила, что хоть наши отношения начались неправильно, но ты уже часть семьи. Она всё убеждала, что я это рано или поздно пойму, а я, дитя бескрылое — не верил. Теперь осознал.

— Это тоже что-то меняет?

— Пожалуй, только одно.

Варн опустил голову, резко втянул воздух. Алые крапины рассыпались по шкуре на краткое мгновенье. Он снова открыл рот, и из него, чистая и до боли родная, полилась русская речь.

— Ириан, я слышал твои мысли и знаю твою проблему. И способ помочь — есть. Но я хочу, чтобы ты меня попросила. Вслух. Не ради мольбы или уговоров. Я хочу начать заново. И обозначить от сих пор и до последнего полёта: ты мне — семья. Моя небесная сестра. И всегда можешь попросить о помощи брата.

Мысли Иры смешались. Как давно она не слышала русского языка! И не думала, что услышит его здесь. Просто в голову не пришло, что обряд сработал в обе стороны! И да, она поняла, что Варн хотел этим показать. Что он не только смиряется с тем, что братание дало ему мимику, пока ещё с трудом контролируемую, нежелание бить сгоряча и понимание мышления «бесхвостых», которое раньше вообще не интересовало. Что он принимает это так же, как она приняла рахидэтельские языки, вещание, полёт, тягу к сырому мясу, гнев и беду их семьи.

Ира понимала его мотивы. Но семья… Здесь, не дома. Небесный брат. Тепло и радость оттого, что всё налаживается, сменились страхом: Рахидэтель всё больше предъявляла на неё права. Уже и семью предложила. В обмен на потерю.

— Я не стремлюсь занять чьё-то место. Если тебе больно думать о нас как о семье, думай как о друзьях. О таких, что связаны обрядом братания. Ведь так оно и есть.

Ира выдохнула. И правда. Так и есть. Она посмотрела Варну прямо в глаза. Ответила по-русски, чуть не взвыв от досады, когда поняла, что говорит крайне топорно и коряво после столь длинного перерыва.

— Ты прав. Спасибо. И да… мне нужна помощь. Мне необходимо быстро попасть в Каменную Империю. Не одной, а с теми, кто захочет. Но как это возможно?

Улыбка на лице Варна скорее ужасала, чем притягивала. Он ещё не освоился с мимикой, а острые клыки пугали, стоило им сверкнуть между растянувшихся губ. Широкая полоса рыжего цвета — превосходство — проползла от колен до шеи подобно змее.

— Предупреди, кого должна, сестра. Когда мы достигнем того места на Малом тракте, с которого начался наш путь, ты получишь своё решение.

С этими словами он встал, принял среднюю форму и поднял глаза к небу. В пространство полетел призыв, который вещание Иры не смогло идентифицировать иначе, чем зов вожака.