Полковник внимательно наблюдал за мной и оперативниками, изредка подбрасывая язвительные вопросы и комментарии, и старательно изображал стервозного бюрократа, цепляющегося к самым незначительным отклонениям от инструкций. По крайней мере, я надеялся, что изображал, подловить и раскусить его я никак не мог, а в то, что он непроходимая бюрократическая зануда, я не верил. Я такое и сам мог изобразить в полный рост. Но чем дальше, тем больше убеждался, что я в очередной раз в людях обманулся — Андервуд с каждым мгновением становился все большей неприятностью, сующей свой нос везде, где можно, и где не можно — тоже.
Он примечал любое несоответствие инструкциям, любую мелочь, даже в пищевой принтер залез и настройки проверил, отметив, что обожаемые мной ириски и любимые великолепной пятеркой мясные чипсы чили точно в стандартные входить не могут. Пришлось лицензию на покупку дополнительных пищевых настроек выкапывать из документов, помогло только то, что я не могу изменить своей природе параноидального хомяка и цифровые копии всей документации своего отдела складываю в отдельный файл. Вот и пригодились.
Отдельный интерес у него, конечно, вызвала наша стародавняя инструкция, по которой мы в поле учились ходить, когда о колонии и речи не шло. Я когда сию древность у него на голопланшете увидел — у меня все зубы разом заныли.
— Почему вас пятеро в поле ходит? — в первую же очередь, едва зайдя ко мне в кабинет, поинтересовался Андервуд. — В инструкции указано восемь человек.
— Это старая инструкция, — спокойно ответил я. — Новую мы писать не стали. Точнее, она есть, просто в виде лекционно-практического курса подготовки оперативников при колониальной полиции, вот там вся новая документация и лежит. А мы просто работаем.
— Халатность, — брезгливо поморщился полковник. — Допустим. А почему такой странный порядок действий — ходить кругом?
— Так мы же не на людей охотимся, а стремимся не быть укушенными и немножко по пути мир изучить, — терпеливо ответил я. — Отсюда и круговая организация движения, так мы все вокруг видим, спины прикрыты, и друг друга контролируем.
— Почему не все в тяжелой броне?
— Двое в тяжелой, трое в легкой. Или наоборот. Кто-то должен быть мобильным, кто-то — подставить броню под зубы, иначе никак.
Андервуд ничего не сказал, но выразительно скривился. Возразить ему было нечего — кто еще, кроме нас, подобную ересь практиковал? Да никто. Но то, что ему все не нравилось, было очевидно. Он чуть пожевал губами и задал следующий вопрос:
— А если кому-то приспичит в туалет? Как тогда?
— В тяжелую экзоброню встроен дистиллятор и влагосборная система. Этот вариант в том числе и для космоса предназначен, — принялся рассказывать я. — Так что проблем с малой нуждой не возникнет. С легкой броней, конечно, не так все просто. Тут если приспичило — разбиваем круг, двое остаются, а двое сопровождают в кустики.
— А если… — решил до конца выяснить все неприглядные физиологические потребности человека Андервуд.
— И с легкой, и с тяжелой броней варианта только три. Терпеть до лагеря или до вечера, либо втроем в кусты. Главное только туалетную бумагу прихватить, здешние листики не прокатят, — усмехнулся я. — На крайняк, если совсем прихватило, кустиков нет или ситуация не позволяет — придется потом стирать. Себя, белье, подстежку и броню. Но таких случаев я не припомню.
— А почему до вечера?
— А потому что по ночам мы не ходим, это миссия суицидальная, и время рассчитываем так, чтобы вечером защитный купол в любом случае был. А под куполом всегда разворачиваем либо стационарный лагерь с жилыми модуль-блоками, либо палаточный кемпинг с биотуалетом. Так что…
Выдержав еще сотню аналогичных придирок и вопросов, я, наконец, уже глубоко за полдень отправил полковника, отрядив с ним Берца, натягивать комплект тяжелой брони — из запасников мы подобрали вариант немного устаревший, без фирменной окраски и эмблемы, зато по размеру и никем не ношеную, и собрал кружочком всех, кто был в отделе на тот момент.
— Кто хочет сходить со мной и Ромой в поле сопровождать… это? — задал я риторический вопрос. Никто, конечно, не рвался, и я выбрал на свое усмотрение. — Как говорит Тайвин, мало ли, что мы с вами хотим, все равно придется. Али, Уилл…
— Я? — Красный вопросительно поглядел на меня, с легким вызовом и в то же время чуть пристыженно. Понятно, признал мою правоту насчет Ви, а помириться и извиниться гордость не позволяет. Я примиряюще улыбнулся ему, но был вынужден отказать.
— Нет. Ты сейчас на особом положении, дай Андервуду повод — он из нас всех котлетку сделает, Ви сверху положит, тебя снизу и под коньячок этот бутерброд употребит. Не будем даже вероятность повода ему давать. Лучше с Ви заявку возьмите. — Заявка с неопытным стажером Красного со мной и с жизнью примирила, и он кивнул: понял, что и мне хочется максимально сухим из воды выйти, и ему я доверяю так же, как и прежде. — Дан, давай ты.
Любитель ножей попытался отвертеться:
— А когда? У меня репетиция вечером…
— Не волнуйся, мы прямо сейчас пойдем. Когда вы уже концерт хоть какой-то организуете? Скучно жить!
— Не накаркай, — улыбнулся мне любитель холодного оружия, увлекшийся недавно еще и игрой на трехмерных барабанах.
— Я имею в виду, без музыки, — поправился я. Несмотря на научный склад ума, некоторые суеверия у нас уже успели сложиться. Только скажешь про то, что ничего интересного не происходит — оно и начнет происходить, да только мы с высокой степенью вероятности не обрадуемся.
Мы буквально за пару минут собрались, погрузились во флаеры — свежепочиненный Уиллов и потрепанный Берца, и направились к северо-восточной стороне купола. Там, я знал, меньше всего было крестоглавых химер, а их в брачный сезон, хоть он и подходил к концу, лучше не то, что не трогать — на цыпочках мимо проходить и то опасно. По пути я коротенько напомнил Андервуду основы безопасного поведения: к инсектоидам руками не лезть, если что-то покажется подозрительным — уточнять, любой приказ любого первопроходца выполнять неукоснительно и не переспрашивать. Секунда может сэкономить жизнь, а она — не как в игре, лишней точно не бывает.
Андервуд серьезно и сосредоточенно внимал и кивал, и в очередной раз мне показалось, что не так он поверхностно придирчив, каким хочет казаться. Но он тут же испортил все впечатление, нацепив на наплечную пластину брони красную повязку.
— А это вам зачем? — прищурился я. — Думаете, мы вас сослепу от скорпикоры не отличим?
Андервуд посмотрел на меня свысока и снизошел до пояснения:
— Мало ли. Ситуации разные бывают, и отличительное цветовое пятно не помешает.
Я обиделся и не стал расспрашивать, продолжая думать о том, почему же он выглядит душкой, а выставляет себя пакостным душным идиотом? Странное ощущение двойственности быстро меня покинуло, как только мы вылезли из флаеров и пошли показывать ревизору красоту кремнийорганического мира.
Буквально за двести метров полковник нас извел вопросами, придирками, ссылками на устаревшие протоколы действий в полевых условиях и постоянными напоминаниями о мифической инструкции по безопасности трехлетней с довеском давности, которую мы читали столько раз, что в страшном сне не приснится, и вызубрили почти назубок. До первого выхода в поле, после которого я самолично ее из памяти выкинул.
Особенно полковнику чем-то не угодил Али, и Андервуд старательно добивался того, чтобы у него, как у старинного чайника, натура закипела и крышечку от давления пара сорвало. Интересно, он специально взрыва со стороны оперативника добивается, или просто самое уязвимое звено для оттачивания красноречия нашел? Если да — то у него исключительное чутье, Али — человек менталитета восточного, довести его сложно, но если взорвется, то и остановить будет… проблематично.
— И много у вас, Алистер, внебрачных детей в колонии, хотя бы предположительно?
Очередные рыдания очередной пассии Али под окнами офиса накануне, конечно, не укрылись от внимания едкого полковника. Али было завелся, разорвав круг, и уже развернулся в сторону Андервуда, намереваясь хорошенько с ним потолковать и точно не словами, но я был быстрее и вовремя выставил руку против его движения в упреждающем жесте. Наткнувшись на препятствие поперек груди, оперативник остановился: дисциплина оказалась сильнее, чему я в глубине души порадовался. Воевать со взбешенным подчиненным в поле мне еще не приходилось, да и не хотелось бы.
— Для вас в порядке вещей бить туристов? — снова уколол его Андервуд.
Что ж ты делаешь, глупый полковник, разве не видишь, до чего ты человека довел, еще немного — и он реализует тобой предложенную практику. Разозлившись сам, я понял: насолить Андервуду в ответ я могу прямо сейчас, что и сделал в незамедлительном порядке.
— Али, — обманчиво спокойным тоном сказал я. — А ты знаешь о том, что если начать спорить с дураком, ему и уподобишься? Так вот, не уподобляйся.
— Что вы этим хотите сказать? — ядовито поинтересовался полковник.
— Только то, что сказал, ничего более, — с невозмутимым видом ответил я и глянул на Али: успокоился? Оперативник, хоть и нехорошо сверкал взором, рваться съездить Андервуду по породистому носу перестал, чему я был только рад. Не хотелось портить такую красоту, каким бы гаденышем ни оказался его обладатель.
Я опустил руку, и Али, уж не знаю, из каких последних душевных сил сдержавшись, замкнул круг, отвернувшись от полковника и отключив с ним связь. Зато по внутреннему каналу со мной он оторвался по полной, да так, что я был вынужден на секунду прерваться и пресечь поток оскорблений.
— Али, — мягко и тихо попросил я, проверив заглушки связи, не хотелось еще кого-то в спор вмешивать, и чтоб Андервуд не услышал, шлема-то на мне в легкой броне не было, только визор. — Я тебя прекрасно понимаю. Но надо работать. Давай попозже?
Али только с шумом вдохнул, выдохнул и коротко процедил:
— Принято.
Как назло, именно в эту секунду на нашу пятерку и полковника в ее центре нацелилась нимфа луговой альсеиды. Ксенозоологи — ребята с юмором, и пропустить возможность иронично пошутить над греческой мифологией и промежуточной стадией развития инсектоида не смогли, обозвав животное именем нимф-хранительниц лесов, полей и рощ. Крупное длинное создание, практически неотличимое от какой-нибудь толстой ветки, валяющейся на земле, вылупившись из яйца, быстро проходило стадию гусеницы и несколько лет пребывало в стадии нимфы — больше всего похожей на помесь жука-палочника и гигантской сколопендры.
Конечностей у твари было полно, а жвалы — очень мощные, ими альсеида могла бы, наверное, и химере хвост откусить. Для того, чтобы набрать вес, благополучно окуклиться и выпустить на волю имаго — огромное, но невесомое, почти призрачное видение, синеватым шифоном стелющееся над ломкой травой раз в год пару дней, живущее, только чтобы спариться и отложить яйца для нового цикла, — нимфе альсеиды требовалось много еды, а под конец цикла еще и достаточно безопасная опора для спокойного превращения. И за кого она меня приняла — я не мог предположить. По закону подлости — или Мерфи, это как посмотреть — зверюга вцепилась мне в левую руку и повисла на ней, увязнув челюстями в броне.
— И вот зачем тебе это? — сосредоточенно пытаясь стряхнуть животное, вопрошал я. — Броню ты не прокусишь, сладкого не получишь, не заслужила, в колонию я тебя с собой не возьму — только питомца в виде куколки мне дома не хватало. Да отцепись ты!
Я с силой дернул инсектоида за пучок задних лап, но тварь и не подумала разжимать хватку, напротив, только с обреченной, как мне показалось, решимостью на силихитиновой морде сдвинула жвалы. Броня хрустнула, а я пролистал в уме справочник ксенозоологов. Вроде бы я ничем не рискую, разве что она мне синяков наставит. Ключевое слово тут «вроде бы».
Пока я сражался с нимфой, мое внимание привлек знакомый звук. Из кустов раздалось переливчатое шипение с легким примурлыкиванием. Я сделал знак всем замолчать. Оперативники послушно примолкли, только Андервуд продолжал качать права:
— Честер, вы…
— Тихо! — я вернул связь со всей группой и добавил в голос приказной интонации, надеясь на военные привычки полковника. К моему легкому удивлению, подействовало: ревизор не издал больше ни звука.
Я мягко скользнул на шаг вперед и присел: из-под очередника, усыпанного нежно-золотистыми цветами с упоительным свежим ароматом то ли скошенной травы, то ли океана на меня смотрела старая знакомая — молоденькая ложная скорпикора. Ребята у меня за спиной сомкнулись вокруг Андервуда, защищая его и позволяя мне творить безумства. Я медленно вытянул вперед руку с луговой альсеидой. Скорпикора было попятилась, инстинктивно обнажив клыки, но тут же закрыла пасть и заинтересованно подалась вперед, принюхавшись. Похоже, в очередной раз мое непредсказуемое чутье на всякие глупые поступки сработало: альсеида манила ложную скорпикору резким металлическим запахом, и зверь, поминутно пугаясь и отшатываясь, полз вперед, пока перед его носом не оказались столь вожделенные тонкие конечности и длинное толстое тельце инсектоида. Скорпикора, прижавшись всем телом к земле и устрашающе дернув хвостом, предупредительно зашипела на меня еще раз, и я с удовлетворением увидел, что на месте выпавшего молочного зуба наполовину вылез сменный основной, а вот с другой стороны комплект зубов оказался двойной — новый клык уже рос, а старый еще не успел выпасть.
В ответ я ни на миллиметр не дернулся и на всякий случай забыл, как дышать, чтобы не спугнуть, и зверь, решившись, молниеносным движением откусил альсеиде хвост по самую голову. Куснув, скорпикора жалобно взрыкнула, плюнула добычу, неловко потрясла пастью — и в моем распоряжении оказались голова альсеиды, намертво впившаяся в предплечный щиток брони, и второй молочный зуб скорпикоры. Класс, это я так скоро целую коллекцию соберу, если мы будем с этой красоткой регулярно пересекаться на травяных просторах лугов с северо-восточной стороны от купола! Животное облизнулось, схватило тельце нимфы и только собралось обратно в кусты, как что-то привлекло ее внимание.
Я, пока скорпикора смотрела куда-то в сторону, быстренько у нее из-под носа зуб стащил, но то, что хищник меня проигнорировал и принял защитно-мимикрирующую позу, мне очень не понравилось.
Не выпуская альсеиды, скорпикора развернула радужные крылья с еще не до конца заросшей дыркой и прикрылась ими, вся взъерошившись. Интересно, что сложенные определенным образом крылья сделали ее подражание скорпикоре Салливана еще более точным и устрашающим, и я бы от души повосторгался, но что могло ее так напугать?
Простой и понятный ответ последовал незамедлительно: тонкий, разъедающий слух свист с металлическим скрежетом прорезал воздух. Крестоглавая химера. Скорее всего, самка: перелива на рык и шипение на конце свиста я не услышал, значит, без подарка самцу, и мы в очень большой… опасности. Я занял свое место в кругу, и скорпикору ветром сдуло — она свой обед себе устроила, и самой им становиться, равно как и участвовать в разборках людей и химер, не пожелала. И молодец.
Я судорожно соображал, что делать. Броня у химеры такая, что ни одна игла не возьмет, и чем от зверя отбиться, я не представлял. И судя по тому, что свист раздался неподалеку, а химеры я не видел, эта особь нашла колонию диафанобактерий, из которых наш штатный гений проект «Призма» сотворил, и от души об нее потерлась. И хрен мы ее теперь увидим, диоды Ганна в визор не встроены, и терагерцовый спектр рассматривания реальности нам недоступен.
Надо будет Тайвину по шапке дать, чтоб встроил нам в шлемы какой-нибудь терагерцовый сенсор. Если одна невидимая химера мне чуть Вика не убила, но ее встречу с колониальными микроорганизмами можно списать на случайность, то вторая невидимка — точно случайностью быть не может. Похоже, химеры намного умнее, чем ксенозоологи думали, и хищники сообразили, что спрятаться от добычи — очень эффективная тактика. Значит, это уже закономерность. А если закономерность, может, и эта химера крови боится?
Воодушевившись, я спрятал зуб скорпикоры, стянул с левой руки перчатку, пристегнув ее к поясу, достал нож…
— Что вы делаете? — поинтересовался Андервуд.
— Пытаюсь спасти наши задницы, — хмуро ответил я, разглядывая окрестности, и напомнил: — Я отдал приказ, и пока вы в зоне моей ответственности — будьте добры ему следовать.
Полковник обиженно засопел, но заткнулся. Потом пусть что хочет делает, а сейчас надо ноги уносить, пока нас всех тут не порвали на свадебные ленточки.
Нитиноловый нож вошел в ребро ладони мягко, как в масло. Царапина быстро налилась кровью, и я, повинуясь даже не шестому, а тридцать шестому в моем арсенале чувству призывания неприятностей на собственную шкуру и умению их вовремя распознать, махнул рукой, разбрызгав вокруг себя темно-красные капельки. И пара из них повисла в метре над хрустальной травой. Я только судорожно вздохнул: тварь прячется прямо у нас под носом, засаду устроила, зараза.
Ну ничего, я тебе сейчас ответную устрою. Я со злостью резанул ладонь еще глубже — кровь забилась крохотным ярко-алым фонтанчиком, крупными каплями падая на землю, и я сложил кисть ковшиком — пусть побольше натечет.
Оперативники, наблюдавшие за членовредительством по внутренней системе связи, напряглись, но останавливать меня не спешили, то ли понимая, зачем я это делаю, то ли просто по привычке на меня полагаясь. Только чересчур быстро набегающая кровь им очень не нравилась, и я это хребтом чуял. Только бы не начали впустую за меня беспокоиться. И стоило мне об этом подумать…
— Чез… — тихонько подал голос Уилл.
— Цыц! — отреагировал я. — Медленно назад. Позиций не менять.
Рана продолжала пульсировать, и набралась уже полная ладонь крови. Я следил за медленно высыхающими и практически невидимыми пятнышками, танцующими в воздухе, готовый чуть что сунуть в морду зверю свою биологическую мину. Чего ж ты к нам прицепилась, интересно… Обычно химеры к человеку внимания не проявляют, если он тоже им в пасть себя не сует, на том мы с колонистами и выезжали все эти годы, иначе эти твари уже половину экспедиций бы вырезали. Им человека порвать, что в легкой броне, что в тяжелой — раз плюнуть. Химера, стелясь по земле, ползла вслед за нами по пятам — я это видел по пригибающейся под ее невидимыми лапами и брюхом траве, и как только она решила сменить дислокацию, сменил и наше положение.
— Тридцать по часовой.
Круг синхронно повернулся на нужный градус в нужную сторону, чтобы я снова оказался к химере лицом. Андервуд молчал, что меня неимоверно устраивало. Я надеялся, что и дальше этот бюрократический придурок сдержится и не будет мешать мне защищать от химеры и своих ребят, и заодно его с его мелочной придирчивостью. Когда до купола осталось буквально метров сто, животное не выдержало и кинулось. Хорошо, я заметил, как резко примялась, звонко лопнув, трава сразу в семи точках — химера перед прыжком присела на шесть задних лап и хвост — и окропил пространство перед собой собственной кровью, надеясь, что она подействует как святая вода на бесов.
Я не прогадал: на середине прыжка химера раскрыла четырьмя лепестками жуткую пасть и, инстинктивно хватанув летящую в нее жидкость, смешалась, но инерцию прыжка погасить была уже не в силах. Я отрывисто скомандовал:
— Рассыпались!
И заслонил полковника. Химера врезалась головой прямо мне в живот, и опрокинула нас с Андервудом на землю. Тут уж я хорошенько, пока зверь не опомнился, испачкал ему в крови всю морду и отпихнул от себя подальше, добавив пинка ногой и по пути потеряв голову альсеиды. Сувенир было жалко, но свое здоровье ближе к телу, и я приказал:
— Дан, Уилл, разрывными, Берц, Али, полковника поднять, бегом под купол!
Ребята молча вытянули из-под меня Андервуда. Али и Берц, взяв его с обеих сторон в клещи, понеслись в сторону спасительной защиты, а Уилл и Дан синхронно сменили магазины и выстрелили — я только пригнуться успел и лицо руками прикрыть. Химеру отнесло от меня взрывом на несколько метров, осколки игл без вреда для меня посекли броню, и мы втроем улепетнули, пока животное в себя не пришло. Так быстро стометровку я еще никогда в жизни не бегал! Впрочем, озадаченная и ошарашенная химера за нами не стала гнаться, стояла на месте и трясла обиженно окровавленной передней пастью, жалобно шипя и посвистывая спинной — очертания животного угадывались по усыпавшей ее плотную чешую россыпи осколков разрывных игл. Влетев под купол, я первым делом снял визор, вытащил из него осколок иглы и спросил:
— Берц, я, кажется, опять визор поломал, твой записывает?
— Да.
— Надо будет потом запись ксенозоологам отдать, надо же, химера спинной пастью свистит! Я думал, передней…
— Руку перевяжи, — напомнил Роман.
— А, ну да. Али, дай аптечку. — Под адреналином про ранение я забыл, а кровь меж тем продолжала пульсировать и капать с ладони на землю: видимо, я повредил какую-то веточку артериальной ладонной дуги. Значит, надо перетянуть кисть на несколько минут, чтоб дать возможность сформироваться тромбу.
Полковник мрачно смотрел на меня, и в его взоре читалось: «Какого хрена?».
— У химер брачный сезон, Андервуд, я предупреждал, — пояснил я, вручая Али сдохший визор и принимая от него жгут и заботливо им распакованный биопластырь, оставалось лишь на рану пришлепнуть. — Они бешеные и кидаются на все, что хоть немного привлекает их внимание. Хорошо, что хищник очень редкий, и еще реже химеры находят настолько крупное скопление диафанобактерий, чтобы в нем полностью вымазаться и спрятаться. И очень повезло, что нам удалось обойтись малой кровью.
Я выразительно помотал перед ним перетянутой по запястью жгутом и наскоро залепленной ладонью и переключился на Уилла, сделав ему небольшое замечание:
— Уилл, в поле лишних слов не надо, сколько раз мы с тобой говорили. Ничего со мной не будет, от небольшого кровопускания еще никто не умирал. В средние века вообще считалось, что даже полезно иногда, и цирюльники вместо придания усам и бороде цивильной формы могли клиентам и кровушку пустить.
Раздались смешки: вокруг нас собралась небольшая кучка любопытствующих колонистов. Еще бы, нашу свистопляску с химерой отлично было видно издалека, равно как и мои потуги от нее избавиться. Андервуд окинул взглядом постепенно растущую толпу и, к моему немалому изумлению, произнес:
— А я все думал, почему численность населения колонии за несколько лет столь медленными темпами прирастает. Немудрено, с такими-то защитничками…
Я оцепенел, а колонисты недоуменно зашептались. Мы тебе только что жизнь спасли, а ты вон как заговорил. Мои ребята тоже закаменели, но взяли с меня пример, промолчав и сдержавшись. Берц, игнорируя полковника, подошел ко мне:
— Чез, поехали, я тебя в госпиталь отвезу. Пусть посмотрят.
— Да вроде остановилась уже… может, не надо? — заныл я.
— Надо, — безапелляционно отрезал первопроходец. Остальные ребята только кивнули, и мне пришлось покориться.
В госпитале ко мне отнеслись с пиететом: даже реаниматолог пришел посмотреть, что нового и интересного ему сегодня привезли. Узнав, что ничего интересного — лишь меня и мою рассеченную ножом ладонь — посоветовал воспользоваться коагулятором, прижечь артерию и заклеить порез медицинским клеем. На сем меня домой и отпустили, отсыпаться и отдыхать.