Закон Мерфи. Том 1

Глава 15 Детская неожиданность

Поставив флаер на автопилот, я откинулся в кресле, задумчиво рассматривая окрестности. Глядя невидящими глазами в чудное насыщенно-фиолетовое предзакатное небо с алыми сполохами облаков, я на самом деле смотрел вглубь себя, все прокручивая последние дни. Мне казалось, что я не успеваю поймать за хвост мимолетное ощущение неправильности происходящего. Что-то было неладно, но я никак не мог понять, что именно. Суета вокруг ментата, Андервуд с его нелепыми претензиями и совершенным несоответствием внешности и характера, отстранение это по формальным и совершенно идиотским причинам… Ну, хоть брелок себе вернул, и то хлеб.

Внезапно мое внимание привлекло нетипичное движение на земле, и я, взяв управление на себя, сделал круг и полетел помедленнее, прижимаясь к земле. Несколько раз пролетев над заинтересовавшим меня участком, ничего особо примечательного я не увидел и уже собирался улетать, как на краю поля зрения мелькнуло ярко-алое пятно. Таких цветов в живой природе Шестого не бывает, и я, осторожно посадив машину на ближайшую ровную с виду площадку, принялся за охоту.

Чертовски опасно ходить в одиночку по практически неизведанному миру, но еще опаснее думать, что ты уже успел узнать его в достаточной степени. И гулять по нему не просто в одиночку, а вразвалочку и с ленцой, без брони и оружия, за что я тут же и поплатился.

Из-за куста мне навстречу выскочила стайка маленьких гептаподов, этакие серые блюдца от чайного сервиза в красную крапинку, с семью лапами и жесткой шерсткой по краям. Шевелящиеся жвалами пасти в центре тела животных скрежещуще попискивали — гептаподы переговаривались, примитивная система сигналов у них неплохо развита. Заметив меня, блюдца рассыпались в разные стороны и угрожающе засвистели, детеныши приняли защитную позу, оперевшись на пять конечностей и приподняв две в угрожающем жесте.

Стало заметно, что на кончиках передних лап торчат поблескивающие влагой коготки. Считалось, что гептаподы не ядовиты, хотя на зуб, так сказать, мы пробовали только взрослые экземпляры. Видимо, природа не смогла обделить беспомощных семиногих малышей и предусмотрела защитные механизмы, пока взрослые отсутствуют. Кстати, про взрослых…

Я, пригнувшись, попятился в сторону флаера, удерживая мелкоту в поле зрения и одновременно осматривая окрестности, чтобы засечь появление взрослой особи. Неизвестно, каковы родительские инстинкты гептаподов — предоставлена ли малышня сама себе, как это часто бывает у насекомых, или родители трясутся за потомство. Учитывая, что взрослый гептапод — животное размером с небольшого пони, встречаться со счастливым папашей или мамашей мне отнюдь не улыбалось.

Естественно, по закону подлости — или Мерфи, кому как больше нравится — из высоких зарослей хрустально-зеленоватой травы показалась громадная суповая тарелка тела родителя. В передних лапах зверь волок неожиданную и страшную ношу — маленькую девочку лет двух-трех в ярко-красном платье. Так вот что привлекло мое внимание! Я отметил, что ребенок вроде с виду жив и цел, но без сознания.

Я выпрямился и гаркнул во всю мощь на ошеломленного гептапода, делая шаг на него:

— А ну плюнь! — как выяснилось, командный тон действовал не только на подчиненных, гептапод выпустил добычу из лап и, неприятно вереща, скрылся в траве, куда за ним вразнобой прыснула стайка детенышей. Я поднял девочку и бегом отнес к флаеру, пока еще кто-нибудь не покусился на малышку. Ввалившись внутрь с ребенком на руках, я перевел дух, забаррикадировался и принялся рассматривать найденыша.

Оттерев мордашку девчонки от травы и грязи, я внимательно осмотрел ребенка, ощупал руки и ноги — похоже, девчушка просто перепугалась и потеряла сознание. Она не выглядела изможденной: кроме синяков, небольших царапин и пары ссадин никаких повреждений я не нашел.

Удобно устроив ее в пассажирском кресле и пристегнув, я накрыл ее своей курткой и уже собрался улетать, как флаер, покосившись, тяжело припал набок. Вот же невезуха! Похоже, силикатный зыбун — периодически геологи в почве находили участки гелеобразной земли, ведущей себя как яма с грязью, наступишь туда — сапоги там и оставишь.

Насколько глубок этот конкретный зыбун и удастся ли флаеру из него выбраться, я не знал, но за себя переживать я так и не научился, а вот присутствие случайного ребенка на руках сильно усложняло дело.

Вздохнув, я включил аварийный маячок и выбрался наружу оценить масштабы бедствия — правый бок флаера просел в почву до крыла и прочно там завяз. Я аккуратно прощупал найденной неподалеку палкой почву вокруг него — зыбун оказался неглубоким и небольшим, но подъемной силы аппарату взлететь не хватит, а мне не хватит сил вручную его откопать и вытащить. Тем более, что и копать-то нечем.

Дела-а-а…

Я сел на плотную землю со своей стороны и прижался спиной к двери, не забывая оглядывать окрестности — похоже, придется ночевать. Пока еще кто-то меня хватится, куда я делся, пока найдут, пока сигнал маячка флаера засекут — чую, придется невесело.

Связи тут нет и не предвидится в ближайшие несколько лет, поэтому я вспомнил идею Ви, выковырнул из смарта модуль круглосуточной записи, настроил на экономный режим постоянного мониторинга с расстояния двух-трех метров и запустил. Как раз примерно на двое-трое суток хватит, если пропадем — хотя бы запись будет для потомков, почему и отчего издохли попугаи.

На быструю помощь я не рассчитывал — район довольно пустынный, зверье нешуганное, а у меня ни оружия, ни брони, даже визор я сдал, только форму сдать рука не поднялась, куртку от нее прихватил и поехал. И я принялся судорожно рыться по карманам — я же по природе параноидальный хомяк, мало ли, что я мог там заныкать и забыть.

Итогом планомерного обыска сначала одежды, затем машины стала кучка совершенно неожиданных для меня вещей: пачка печенья, небольшая початая бутылка воды, пустой термос, изолента, компас, почему-то иголка с ниткой, странный набор лекарств — обеззараживающие таблетки для воды, средства от головной боли и от расстройства желудка, пара пуговиц, нож и бессчетное множество бумажек и пустых пакетиков. Аптечку и дополнительное оборудование я тоже снял и вернул на склад, а за гражданским набором так и не сподобился заехать. Молодец, что тут скажешь. М-да, негусто.

Девочка заворочалась в кресле, сбивая импровизированное одеяло, захныкала, я тут же поправил сползшую было куртку, и вскоре, пригревшись, ребенок мерно засопел. Обморок перешел в здоровый крепкий сон, и я облегченно выдохнул — немного времени подумать я себе курткой точно выиграл.

Как обращаться с человеческим детенышем, я представлял себе лишь в общих чертах. Рассказать мне девчушка точно ничего не сможет — чересчур мала, а вот подержать ее на диете из печенья и воды точно должно получиться, не младенец уже. Главное — понять, на сколько примерно печеньки растягивать. Оперативники наверняка делом заняты, ее же и ищут вблизи колонии, их можно не ждать. Допустим, Тай зайдет не сегодня-завтра, смарт вне доступа, флаера нет — вот что он должен подумать? Что я куда-то смылся. Зная его деликатность, граничащую с тактичностью носорога, можно надеяться, что беспокоиться он начнет почти сразу. Траекторию полета я оставлял диспетчерам, зарегистрировано в системе и время вылета наверняка, а вот когда я собираюсь обратно, я никому не говорил. И я отклонился с маршрута. Итого получаем минимум сутки, максимум — дня три.

Я задумчиво пересчитал печеньки — тут даже на один перекус малявке маловато, как по мне. И еще будет проблема с солнцем: ночи-то теплые, а вот днем флаер превратится в мартеновскую печь — система кондиционирования мгновенно забилась силикатным песком и грязью и почила раньше времени. Нужно укрытие и вода, с едой придумать я ничего не смогу.

Тайвин громко постучался — звонить кому-либо в дверь он так и не привык, считая, что стук более необычен для слуха, а потому и реагируют на него быстрее. Но жилой модуль-блок Честера, как ученый и ожидал, был тих, света в окнах не было, смарт был вне зоны доступа, а посадочная площадка на лужайке под окнами пуста.

— Где ж ты есть, гамадрил кошкоглазый, когда ты всем стал так нужен?

Убедившись, что оперативником и близко не пахнет, гений потер указательным пальцем правый висок и направился в диспетчерскую колонии. Если там нет сведений о передвижении Чезова флаера — значит, нет нигде.

В диспетчерской, к удивлению Тайвина, кое-какие обрывки данных удалось получить — вылетел час назад, на экватор, пока не возвращался. Что забыла беспокойная душа Честера на месте первой стычки с «Апостолом» и обнаружения диафанобактерий, Тайвин вполне себе представлял, Чез частенько жаловался на потерю памятного брелка, но из-за работы не мог вырваться даже на пару часов, не говоря уже о полноценном вояже на более или менее вменяемый срок. Гений вздохнул и набрался терпения — что тут сделаешь, надо дать Чезу возможность проветриться.

Андервуду он о передвижениях рыжеглазого, конечно, рассказал, как смог, ближе к вечеру, и тут уже полковник укорил ученого — почему сразу ни с ним, ни с экспедиционным лагерем не связался? Гений было огрызнулся, что один человек не в состоянии предусмотреть всего, и бросился звонить, но к этому моменту оперативника в лагере уже не было — Честер, как всегда, оказался весьма шустрым.

На второй день ученого уже сильно беспокоило отсутствие друга. По его расчетам, импровизированный пикник не мог продлиться дольше одного-двух дней, на большее Честера вряд ли хватит, да и брелок он благополучно забрал и в направлении дома обратно вылетел. Значит, что-то случилось на маршруте. В последнее гений не просто мог поверить — а всем нутром чувствовал свою правоту.

Нет, ну какой талант пропадает — именно в тот момент, когда на ушах колониальная полиция, все первопроходцы, куча волонтеров, прочесывающих жилую и ближайшую полевую территорию в поисках ребенка, рыжеглазый хмырь исчезает почти без следа. Тайвин подспудно ожидал, что где-то поблизости с этой бешеной совой пропавшая девочка и найдется, и совершенно не подозревал, насколько окажется в итоге близок к истине.

— Дяй! — Малышка требовательно протянула руку к последней печенюшке. Я беспрекословно скормил проглоту, по недоразумению похожему на маленькую милую девочку, остаток провизии и дал запить обеззараженной водой.

Позавчера, пока ребенок отсыпался после пережитого стресса, я всю ночь работал. Вокруг флаера я возвел кособокий шатер, прислонив его к левой, свободной от зыбуна стороне. В качестве опор я не без труда воткнул в землю пару тонких суков — все, что смог найти достойного до заката и срубить с помощью ножа, еще пару прикрепил нитками кое-как к ним и направляющим флаера, бока и крышу я в течение ночи заплел здешней травой, благо две луны вполне позволяли справляться без фонаря.

Ранним утром смекалка и прочитанные в восторженном отрочестве книжки позволили собрать футболкой влагу с травы и выжать в термос дополнительные пару глотков жизни. Туман выпал обильной росой, и термос удалось заполнить почти наполовину, пока вода не начала под поднимающимся бирюзовым солнцем сверкать драгоценными бриллиантами, испаряющимися буквально на глазах.

Пол нашей самодельной травяной палатки я устлал копнами травы, предварительно перетряхнув ее от вездесущих инсектоидов разной степени вредности. О том, что я могу привлечь внимание крупных хищников или напороться на мелкоядовитую дрянь, я старался просто не думать — авось повезет. И только я забрался во флаер, рассчитывая пару часов подремать, пока солнце не начало прожаривать аппарат насквозь, мелкое зло открыло глаза.

— Дядя! — восторженно заявила малявка, выпутываясь из-под куртки и ремня безопасности, и, дотянувшись, дернула меня за ухо.

— Дядя, — покорно согласился я.

— Мама де? — на меня вопросительно воззрились два огромных серых глаза.

— Нету. — я развел руками, показывая, что никаких мам в запасе не держу. Зеркала души тут же заволокло сумрачной пеленой слез, и мелкая огласила трубным ревом ближайшие километра два, не меньше. Я подождал, пока она немного выплачется, жестом фокусника вынул из припрятанной под сиденье пачки печенюху и повертел у ребенка перед носом.

Слезы мгновенно высохли, и насупленное, но сосредоточенное на цели юное создание цапнуло еду. Некоторое время малявке потребовалось, чтобы справиться с зачерствевшей печенькой, затем мы прошли по второму кругу поисков затерявшихся мам, не обнаружили потеряшку, еще поплакали, и день потек своим чередом.

Позже мы перебрались под травяной навес, и раз в пару часов, когда я чувствовал, что капризы малолетки начинают перерастать в голодную истерику, я подкармливал девчонку печеньками. С проблемой туалета мы совместными усилиями кое-как тоже справились.

Шквал вопросов «что это?» я пережил с трудом, и за день мы успели поиграть на пальцах, с пуговицами, компасом и случайно пойманными химерками, которых я привязал за лапки остатком ниток, порисовать на песке, двадцать раз поссорились и помирились, и перед закатом я уже готов был обняться с девчонкой и возрыдать с ней на пару, когда у ребенка наконец нашлась кнопка выключения, и он отрубился.

Судя по тому, что я успел из нее вытянуть и хоть как-то интерпретировать, малая заигралась, взрослые отвлеклись, а жилой модуль находился слишком близко к защитному куполу — она выскользнула за какой-то «бубукой» незамеченной и тут же потерялась в высокой траве. Несколько часов то шла, то плакала, то играла со зверюшками (на этом моменте у меня спина сначала похолодела, потом взмокла), снова шла, потом ее схватил гептапод.

Скорость передвижения у животного высокая, так что оно умудрилось дитя довольно далеко уволочь, до колонии не меньше пары сотен километров отсюда. Зачем — я даже представить себе не смог, разве что как игрушку или тренировочный объект для детенышей. Но они вроде не хищники. Непонятно.

Дальше шли лишь предположения, но одно я понимал отчетливо — день на полуголодном печеньковом пайке мы пережили за счет новизны впечатлений, воды на второй я постараюсь набрать, но что будет, когда ребенок все доест и проголодается окончательно… Я с сомнением покосился на замученную химерку, отвязал ниточку и отпустил животное, с трудом упрыгавшее в заросли. А ничего у химерки ножки, мясистые с виду. Солнце село, флаер медленно остывал, и я перебазировал спящую малышку обратно в приглянувшееся ей кресло.

Живот скручивало судорогами, и я, пожалуй, впервые в жизни задумался о том, что человек привык питаться регулярно и весьма плотно, так что даже день без еды начинает чувствоваться не просто как временное неудобство, а сродни маленькой революции. Но не отнимать же последние печеньки у ребенка. Настроив смарт на побудку перед рассветом, я вырубился.

Половину следующего дня мы с трудом пополам, но находили общий язык, и тут подоспело время последней печеньки. Мысленно я начинал паниковать.

Схрумкав печенюху, дитя внимательно меня разглядело, и последовало вопросительное заявление:

— Дядя — коська?

— Коська. — не стал спорить я и тут же чуть не получил пальцем в глаз. Я что, тоже таким в детстве был? Не может быть. Удалось договориться о том, что дядя вполне себе тянет на кошку, а кошкам нельзя тыкать пальцами в глаза — иначе за палец кусь.

И тут феерическое наше везение подошло к концу– шатер и флаер окружила стая гептаподов. Удивительно, как мы вообще почти за двое суток умудрились не стать объектом внимания всей близлежащей фауны. Я насчитал пять крупных взрослых особей, тройку «тарелок» поменьше, вдали в траве за их лапами было видно мельтешение малышни. Нездоровый интерес гептаподов ко мне и девочке объяснить и понять я никак не мог.

Самый крупный, ловко перебирая лапами, приблизился, и я вышел из-под навеса навстречу животному. Малышка, тоненько завыв от страха, забилась в уголок под навесом и порывалась нырнуть в спасительную машину, но находиться там, внутри консервной банки, на жаре, для нее было не менее опасно, чем здесь, со мной и гептаподами.

Зверь беспокойно заверещал, я пугал его намного больше, чем человеческий детеныш, но и отступиться он был не готов. Да что они нашли такого привлекательного в девчонке? Внезапно меня осенила догадка — да скорее всего то же самое, что и в случае с Виком, что и в случае с Андервудом. Цвет. Я, смотря на волнующееся животное, но на самом деле куда-то сквозь него, тут же начал прикидывать, кому позвонить: ксенозоологам надо провести ряд поведенческих экспериментов, биологи пусть тропизм к другим цветам проверят у разных инсектоидов, не только к красному, Тайвина надо озадачить…

Стоп, я совсем забыл, меня же отстранили. И тут я понял одну очень простую вещь — да какого ляда! Я умею обращаться с Шестым, я его знаю, и если Андервуду уж так приспичило меня уволить — что ж, значит, буду пробиваться с нуля в простые оперативники. Это-то я точно умею, даже если руководитель из меня получился не очень.

Решив собственную судьбу и несколько успокоившись, я на пробу оторвал полоску ткани от подола детского платьица и бросил в вожака стаи. Тот передней парой лап подхватил желаемое, и гептаподов смыло в хрупкую зелень травы. Девочка медленно успокаивалась, а меня немного потряхивало. Что будет, когда стая наиграется клочком? Не захочется ли им кусочек побольше?

Тайвин изложил свои предположения Роману, и первопроходец грустно покачал головой.

— Не думаю, что вы правы. Скорее всего, девочка уже мертва, а Честер на экваторе где-нибудь в относительно безопасном месте изображает одинокого туриста, выключив смарт. Я его понимаю. — Берц тяжело вздохнул. — И без крайней надобности бы не лез. Но придется, без него мы не справимся.

Тайвин согласно кивнул — поиски ребенка в жилых секторах результата не дали, а четырнадцать первопроходцев с двумя стажерами не могут объять необъятное и самостоятельно найти иголку в стоге сена, будучи лишенными обаятельного рыжеглазого магнита.

Первопроходец и ученый плюнули на субординацию и улетели, взяв флаер Тайвина, Берц только ценные указания оперативникам раздал. Парочка потратила почти сутки на медленный пролет по маршруту, опрос лагеря на экваторе и обыск его окрестностей, и уже возвращались обратно, встревоженные и хмурые, когда Берц поймал еле уловимый сигнал на аварийной частоте.

— Нашлась пропажа, — потер руки Тайвин, и Берц развернул флаер в нужную сторону.

Через полчаса игр в горячо-холодно с то угасающим, то усиливающимся сигналом они лицезрели великолепную картину — флаер, правым боком крепко застрявший в зыбуне, кособокий шатер из нескольких палок и высохшей на солнце травы, и знакомая фигура с дрыном наперевес, лупящая поперек диаметра блюдец стаю гептаподов. Те, отчаянно скрежеща, отпрыгивали и наскакивали снова и снова, стремясь пробраться оперативнику за спину.

Берц переключил управление на Тайвина, велев тому снизиться к поверхности, и приготовился расстрелять зверинец с воздуха, а потом спрыгнуть и еще немного повеселиться.

Увидев и услышав тень и гул подлетающего флаера, я удвоил, если не утроил усилия. Последние полчаса оказались самыми тяжелыми — гептаподы вернулись, привели с собой подкрепление, и отчаянно пытались добраться до добычи. Я уже начал подумывать вообще снять с ребенка платьице и отдать им, а на малявку приспособить свою футболку, но для этого мне нужно было потратить несколько минут, а гептаподы совершенно не хотели мне их предоставить. Третий день вынужденной голодовки тоже делал свое дело — я стал медленнее двигаться и хуже соображать, голова кружилась от недостатка глюкозы и недосыпа. А тут еще приходилось оборонять импровизированное убежище от оголтелого бабушкиного сервиза.

Когда флаер завис над гептаподами, слегка обескураженными моим внезапным подкреплением, я, получив небольшую передышку, нырнул в шатер и вытащил отчаянно верещащую малявку. Она запомнила обидчиков и старалась помочь мне активной звуковой волной.

Гептаподы заволновались, но инстинкт выживания победил. Решающим аргументом стал момент бреющего полета флаера. Аппарат завис прямо у них над пастями, и спустя секунду одного из самых крупных зверей пришпилила к земле тяжелая игла с усиленным бронебойным сердечником. Ну кто еще это мог быть — и мои ожидания оправдались, из флаера спрыгнула на землю с иглометом наизготовку знакомая фигура. Звериное бандформирование быстренько расформировалось по ближайшим кустам и принялось недовольно оттуда скрежетать.

— Берц! — умиленно воскликнул я, гладя ребенка по голове. Малышка, видя, что пугающие ее звери разбежались, постепенно успокаивалась.

Мой замечательный заместитель приподнял брови, демонстрируя крайнюю степень удивления.

— Я, конечно, все понимаю, — начал Берц. — Ты — это ты, так встрять на пустом месте. Но где ты ее нашел?

— О, а ее уже хватились? — обрадовался я. — А то мы тут третий день кукуем. Представляешь, увидел краем глаза платье, оно ж яркое. Решил поискать, и вот…

— Дядя, — утвердительно заявила мелкая, тыкая в Романа пальцем. Первопроходец покорно согласился с безапелляционной детской правотой.

Флаер осторожно сел неподалеку от моего, и из кабины на меня блеснули сердитые ученые очки.

— Тайвин! — назидательным тоном произнес я. — Вы когда-нибудь перестанете меня отлавливать по окрестностям? Я всего лишь за брелком и подумать катался.

— Молчи уж, — буркнул друг. — Докатался один гамадрил. Ты понимаешь, что мог тут двести раз подохнуть, пока мы бы спохватились и начали поиски? Тем более, что сейчас ищут отнюдь не тебя.

Я притворно вздохнул и чуть кокетливо покаялся.

— Понимаю. Это по ее поводу «Cito!» был, да? Но я же выжил. Мы вот с ней выжили. О, кстати. — Я притянул смартом модуль записи и вставил его обратно в аппарат. — У меня и отчет есть. Правда, не знаю, пригодится ли, я теперь лицо насквозь гражданское. Берц! Ты там гептапода с собой не забудь прихватить, а то Салливан интересовался, путь получит свое ненаглядное научное пособие.

— А как ты вообще ребенка нашел? — Тайвин прервал мои распоряжения и подозрительно прищурился.

Я внутренне похолодел, медленно осознавая, как со стороны может выглядеть наш с девчонкой тандем. Главу первопроходцев отправляют в бессрочный отпуск, идет разбирательство о моем профессиональном соответствии должности, пропадает малышка, а я героически ее спасаю. Я сунул ребенка Роману, рухнул на землю, схватился за голову и полным отчаяния голосом ответил:

— Совершенно случайно. Но как мне теперь это доказать?