Направляя позаимствованное тело Амарун, осторожно ступающее через бледно-белый лабиринт озарённых луной деревьев, Эльминстер чувствовал, что трепещет.
Это почти наверняка должна быть ловушка, спустя всё это время — и всё же нет, нет, это была она, его Мистра! Она!
Он чувствовал её! Он знал, что чувствует, не мог позабыть касание её разума… это была Мистра, ярко-синяя дымка силы, клубящаяся вокруг границ его разума…
Острая ветка под ногами уколола его голую стопу — стопу Рун — и Эл опустился на четвереньки, как животное. Он дрожал от нетерпения, и ему пришлось напомнить себе внимательно смотреть по сторонам, выискивая любые угрозы, которые могли встретиться в Королевском лесу.
Остановившись на поросшем деревьями холме в густом лесу к северу от охотничьего домика, подняв руку, как кошка — лапу, он прислушался.
Он услышал далёкий шум ветвей на северо-востоке, похоже, далеко за Драконовым путём, а потом тишину. Нарушаемую коротким, тихим уханьем дальше на западе.
Эл ждал, бесшумно и неподвижно. Принадлежащее Амарун тело танцовщицы застыло, как статуя.
Он выждал достаточно, чтобы даже самый ленивый охотник утратил терпение, но больше не услышал никакого движения. И гибкое мускулистое тело, которое он занимал, обладало куда лучшим слухом, чем тот, к которому он привык за последние века.
Его возбуждение просочилось в её спящий разум, по крайней мере, в один тёмный уголок, которым он управлял. Амарун медленно начала просыпаться, её сны стали тревожными, когда она почувствовала его нетерпение.
Ты как девочка, которой вскружил голову первый поцелуй, одёрнул себя Эльминстер, пробираясь по заросшему папоротником и усыпанному мокрыми мёртвыми листьями склону к тёмной черте старых покосившихся деревьев. Спокойно, мудрец Долины Теней. Где тот позевывающий, уставший от мира человек, которого ты так хорошо изображал?
Часть его усмехнулась, но приближаясь к основанию склона, Эл пытался подавить всё нарастающее сквозь кружевной занавес веселья волнение.
Лишь затем, чтобы задохнуться от свежего приступа возбуждения, когда почувствовал близость Мистры. Прямо впереди.
Из безмолвного мрака позади вздыбившегося старого дерева, пахнущего медведем, в воздухе расходился тяжёлый привкус.
У него не хватило времени даже подумать об испуге, прежде чем он увидел тёмную стену шерсти, которая на самом деле была ковыляющим вдоль линии деревьев зверем, точно так же взбудораженным силой Мистры, как его собственный разум.
Синий огонь глубже проник в его разум, принёс уверенность. Богиня магии управляла сознанием медведя точно так же, как он завладел разумом Амарун.
Прежде чем Эл это понял, освещённые луной деревья оказались позади него, и он полз в мускусную, пахнущую медведем темноту по грязным шатающимся камням. Сверху над берлогой нависали корни, а пол усеивали старые, зелёные от мха кости. Дальше лаз опускался в каменную пещеру, достаточно высокую, чтобы можно было выпрямиться, и пылающую огнём Мистры.
Здесь в воздухе перед ним внезапно распахнулись два огромных ясных глаза, которых он не видел уже много веков.
И снова он задохнулся.
Эльминстер ошеломлённо глядел в эти глаза. Парящие шары серебряно-синего пламени смотрели на него с любовью и волнением, сравнимыми с его собственными. Глаза, которых он боялся никогда больше не увидеть.
Телу Амарун недоставало чутья к Искусству, которым обладала его прежняя дряхлая оболочка, но напрягшись, он не почувствовал ничего лживого в возникшем перед ним обличье. Это была Мистра, хотя жар в его разуме звучал слабым эхом её настоящей силы.
Но ведь госпожа тайн с лёгкостью умела скрывать свою божественную мощь, чтобы не выдавать себя, и зачастую поступала именно так. Глаза серебряно-синего огня были пронизаны медленно вьющимися нитями такого же сияния, похожими на молнии полосами. Молнии были слишком изящными, чтобы трещать или ветвиться, и простирались к предметам, лежащим среди камней на полу пещеры.
Рукавица с вделанными в костяшки драгоценными камнями, жезл, кольцо и другие мелкие предметы, скрытые среди камней.
— В те времена, когда я ещё не стала Мистрой, на эти безделушки Искусства пролилась кровь моей смертной формы, — раздался тёплый шёпот его богини, одновременно в голове, и наполняя собой пещеру, как будто она проснулась и сонно замурчала ему на ухо. — Когда ты оказался рядом, Эл, я почувствовала близость твоего разума. Сейчас… моё внимание крайне рассеяно.
— Ты собрала эти вещи, когда была Миднайт? — выпалил Эл, задрожав от охватившего его внезапного хаоса. Он желал узнать как можно больше, но не знал, о чём осмелится спросить. Её любовь — или по крайней мере нежность — была в его сознании и всюду вокруг, но что-то немного изменилось в ней, возникла отстранённость, которой не было раньше, или скорее эта отстранённость росла с тех пор, как Миднайт заменила ту Мистру, которой он впервые коснулся и ощутил на вкус. Мистра, чей разум давным-давно слился с его сознанием, чтобы позволить им разговаривать без слов, со скоростью мысли, исчезла.
Что-то нарастало в нём, что-то срочное. Прежде чем он успел понять, что это, он почувствовал вспышку смятения и изумления, тревоги и восхищения. Амарун Омар проснулась.
— Собрала, — ответила госпожа магии, как будто ничего не произошло, хотя внимание её яркого серебристо-синего пламени устремилось к Амарун, породив в той ментальную суматоху потрясённого удовольствия, смешанного с замешательством. — Медведь охраняет их, и я вижу его глазами и управляю его телом. Хорошо, что ты пришёл ко мне, Эл; у меня есть множество дел для тебя.
— Г-госпожа? — осмелилась выпалить Рун. — Кто вы?
— Я, — с нежностью меча, безупречно вылетевшего из ножен, отозвались пламенные глаза, — Мистра. Я — магия.
Последнее слово превратилось в удар грома, прокатившегося в незримые дали лишь для того, чтобы вернуться накатившим эхо глубокой силы, от которой стучали зубы. В медвежьем логове со свода посыпались мелкие камешки, а живые корни застонали и забормотали вокруг них.
Я огонь внутри всего сущего. Этот шёпот, раздавшийся в глубинах их общего разума, был мягким и спокойным.
Затем Мистра, кажется, встряхнулась и добавила:
— Мне ещё пуще прежнего нужна твоя служба. Многие отвернулись от меня или пали, и только тебе я могу доверять. Конечно, я могу принудить людей служить мне, но больше не сделаю этой ошибки младших богов. Работа рабов почти бесполезна. Лишь дела, совершённые по собственной воле, имеют значение. Эльминстер Омар, мой Эл, ты по-прежнему мой? Ты останешься со мной?
— Как всегда, — воскликнул Эльминстер, оказавшись на грани слёз в мгновение ока. — Приказывай мне, богиня!
Синий огонь затопил его, похитил дыхание, ошеломил довольной радостью Мистры.
— Ты станешь моими руками, затаишься, — сказала она. Глаза пылали решимостью, демонстрируя такую силу, что разум Амарун в страхе отпрянул. — Я поручаю тебе везде и всюду беречь магию и постоянно держаться в тенях. Смелые поединки с моим именем на устах — беспомощные знаки гордости, которые я вынуждена оставить в прошлом. Поэтому, Эл, будь моей — прости, Амарун — будь моей Тихой Тенью.
Амарун силой заставила свои губы охнуть; Эл слишком отвлёкся, чтобы дать ей над ними контроль. Он почувствовал, как в его разуме на волнах синего огня прокатилось удовольствие, когда Рун смогла управлять своим телом, а затем она с сожалением вернула ему свои уста. Прошло несколько мгновений, прежде чем он смог ответить:
— Хорошо, госпожа.
— Меняй обличья. Будь тем умелым вором, каким ты был в Хастарле. Кради и копируй магию, а потом прячь копии, чтобы вне зависимости от судьбы оригинала моё Искусство уцелело для нерождённых ещё поколений.
— Хорошо, госпожа, — повторил Эльминстер.
— Находи новых Избранных и приводи их сюда ко мне. Мне потребуется множество таковых, и они должны отличаться от моих дочерей и друг от друга, поскольку это родство было ещё одной ошибкой. Да, мы оба знаем, как редко встречаются одновременно и необходимая сила, и требуемая преданность — и прежде всего, мне нужны те, кому я могу доверять.
Эл кивнул, вспоминая Хелбена и Саммастера, Лаэраль и многих эльфийских дам, которые быль столь рьяными, но так быстро угасли под опустошительным действием ошеломляющего Искусства. Предательства, измены, слабости и независимость. Всех их не стало. Не стало…
Его Алассра, чей разум выжег Синий Огонь, который не был Мистрой, чума дикой ярости, которая в одно пылающее мгновение погасила тысячи жизней, и ещё больше — в последующие дни и годы…
— Хорошо, госпожа, — хрипло сказал он.
— Продолжай то, что так долго и так хорошо у тебя получалось; сохраняй и укрепляй Искусство — не пожалованную другими магию, но магию, сотканную умением и знанием самого творца.
— Госпожа, я делал это так долго, — искренне сказал ей Эльминстер, — что больше не знаю, как жить иначе. Это то, как я живу.
— Правда. Но падение Азуна стало началом твоего новейшего задания. Время сделать то, что предлагали сразу Шторм и Дав. Поставь мне на службу боевых магов Кормира — тем способом, который посчитаешь наиболее подходящим. Стань их главой или уговори их предводителей. Они должны с готовностью стать нашими союзниками, подмогой и шпионами для всех моих Избранных.
Всех моих Избранных?
Ах, ну разумеется, речь о Шторм о Алассре. И если были другие, то Мистра расскажет ему о них, если сочтёт нужным…
Конечно же, она была права. Если он он собирается выполнить любую из этих задач, ему потребуются новые союзники. Его собственное тело было утрачено, Алассра сошла с ума, магия Шторм почти исчезла, а работы уже было больше, чем могли справиться они со Шторм.
— Скоро ты снова получишь собственное тело, — произнесла Мистра в его лихорадочных мыслях. Разумеется, она читала их, и…
— А тем временем, — прошептала богиня, — я могу помочь тому телу, которое у тебя есть сейчас. Ты жестоко пострадал у меня на службе.
Серебряно-синий огонь изменился, и в сознании, которое они делили между собой, Амарун съёжилась от страха.
Парящие в воздухе глаза увеличились, стали ярче… и приблизились.
— Обними меня, — приказала Мистра.
Немного помедлив из-за Амарун, готовой захныкать в глубине их общего разума — образ её испуганных глаз почти заслонил собой огромные очи Мистры — Эльминстер шагнул вперёд и раскрыл объятия.
Серебряно-синие глаза размером с щит сошлись вместе, слились в гладком молчании прямо перед ним, и вспыхнули пронзившей его серебряной молнией. Его руки конвульсивно раскинуло в стороны, а затем они сомкнулись вокруг молнии, будто она была чем-то твёрдым, что он мог раздавить. Нельзя сказать, что Эльминстер думал о том, чтобы раздавить что-нибудь.
Или вообще думал.
Он был слишком занят, заходясь воплем от боли.
Из него в ночь вырвался высокий, разрывающий горло вопль юной танцовщицы, затерявшейся в ужасе и агонии. Молния ударила в него, каждый волосок встал дыбом, как кинжал. Молния выскочила из тела наружу, затем ударила снова. Казалось, тысячи копий пронзили его, вырвались из плоти, и затем повторно ударили снова в открытые раны.
Эльминстер едва осознавал, что упал на колени и беспомощно дрожит. Он повис на ярких копьях молнии, не способный упасть лицом вниз… не способный вообще что-нибудь сделать.
Каждый раз, когда молнии вырывались из него обратно, они забирали с собой жизнь, жизненную энергию, и не возвращали её, ударяя обратно.
Амарун всхлипывала, или пыталась всхлипнуть, но её тело не могло дышать, не могло издать ни звука. Её разум омыл ревущий серебряный огонь, пламя силы, прокатившееся сквозь её сознание и с лёгкостью способное его уничтожить, если бы Эльминстер с мрачной решимостью не боролся за то, чтобы остаться собой, не цеплялся в голодном пламени богини за то, что было Эльминстером из Долины Теней.
Синее пламя вокруг него отогнал серебряный огонь, окружил его — и ударил в него.
Эльминстер хотел закричать, но раздался лишь придушенный хрип.
Мистра — если это была Мистра — высосала очень много энергии из позаимствованного им тела, но сейчас принялась исцелять его разум, прогоняя кипящее синее пламя, что таилось в нём почти сотню лет.
— Вот, мой избранник, — нежно, как мать, прошептала Мистра. — Ступай же обновлённым. Теперь ты можешь творить магию больше и сильнее прежнего, не рискуя погрузиться в безумие — но всё же твои возможности ограничены. Ступай, и до скорой встречи.
И тогда серебряный огонь покинул его, оставляя лишь холодную тьму.
Эльминстер остался в непроглядном мраке.
Что-то мягкое и нежное коснулось его лица и руки, развернуло его и повело обратно. Наружу и вверх, спотыкаясь о невидимые камни под ногами, снова под лунный свет.
Слабый и оглушённый, покачивающийся, с Амарун, скорчившейся в безмолвном ужасе в уголке их общего сознания, Эльминстер содрогнулся.
Голый и замёрзший, чувствуя тошноту и пустоту — поцелуй Мистры забрал не меньше половины энергии Рун — спотыкаясь, он принялся подниматься и опускаться по склонам мимо бесконечных деревьев. Путь был недолгим, но Эл потерялся бы, если бы крошечная серебряная звезда не направляла его до тех пор, пока впереди не показалась тёмная громада охотничьего домика.
Содрогаясь, он прислонился к стене рядом с дверью, пока не отдышался достаточно, чтобы выпрямиться и расправить свои — её — плечи.
Амарун так и не пришла в себя, но Эл мог оставить позади боль и ужас молний и найти утешение в исцелении, которое подарили ему.
Подарила его богиня.
Его Мистра.
Да, Мистра была жива и вернулась в Королевства.
Какая-то часть его хотела закричать звёздам в небесах, завопить, пока люди не начнут просыпаться в своих кроватях аж в Сюзейле, прислушиваясь.
И какая-то часть его хотела сохранить это в тайне, чтобы даже юный дворянин в охотничьем домике ничего не заподозрил.
Уже не говоря о Мэншуне и любом другом могущественном волшебнике.
Эльминстер запрокинул голову, сделал глубокий вздох — и улыбнулся, когда крошечная серебряная вспышка, прощаясь, вспыхнула у него под носом. Тогда он осторожно открыл дверь и шагнул внутрь так тихо, как только сумел.
Очаг почти угас, но кто-то зажёг жаровню у двери. Её пляшущие лучи падали на простыни, застывшие в обычном скомканном хаосе, остающимся, когда спящие встают с…
И падали на Шторм Среброрукую, чьё облачённое в рубаху тело грациозно выгнулось на полу. Кто-то привязал её к ножке стола. Серебряные волосы закрывали её лицо. Она лежала неподвижно. Мёртвая или без сознания.
Она была связана поясом Арклета.
Позади Эльминстера захлопнулась дверь. Он резко обернулся, сумев подавить инстинктивное желание Рун отпрыгнуть в сторону. Тут могла потребоваться близость.
Как и ожидал, он оказался лицом к лицу с полуодетым лордом Арклетом Делькаслом. Тот угрожающе наставил на него меч. За мерцающим лезвием, над пылающей жаровней, юный дворянин держал другой рукой шкатулку, в которой Шторм носила прах Эльминстера.
Взгляд Арклета был остёр, как нож.
— К счастью для моей Амарун, — фыркнул он, — ты, кажется, не знаешь, что даже утончённые, влиятельные дворяне Кормира изучают некоторые неприглядные секреты королевства — и не стесняются ими воспользоваться. К примеру, способ применения эссенции жала дармухи. Она мгновенно погружает жертву в беспробудный сон, стоит лишь оцарапать кожу, и старшие рыцари Кормира мажут ею наконечники стрел, которые прячут в одном и том же месте в каждом охотничьем домике по всему Кормиру. Сон, который судя по всему способен одолеть даже легендарных среброволосых бардов, благословлённых богами.
Эльминстер вздохнул и покачал головой, а затем отшатнулся, когда яркий кончик меча Арклета просвистел у его горла.
В разуме, который они делили друг с другом, Эльминстер швырнул в Амарун всё своё раздражение. Девушка содрогнулась, как пронзённая рыба, ответила ему той же яростью и посмотрела на Арклета.
— Твой прах! — прошипел дворянин, встряхнув шкатулку. — Я уничтожу его, если ты не вернешь мне Амарун.
Он подался вперёд, поднимая меч, угрожающе опустив шкатулку к пламени. Как раз в этот момент языки огня метнулись вверх и затрещали.
— Убирайся из неё немедленно, волшебник! Иначе ты умрёшь!
Арклет нацелил остриё меча на шею Шторм, которая лежала головой на полу. Серебряные волосы были разбросаны по лицу.
— И она тоже!