Замкнутый круг

XXVI. Алексей Блонский «Замкнутый круг» Глава 17. Незваный гость

30 июня 2023 года, 20:00

После того, как все кончилось, в первую очередь я подумал о том, что ни за что на свете не хочу уходить отсюда. Я смотрел, как Лика неуклюже натягивает платье, как треплет свои волосы, как потирает ладонями лицо.

И невыносимо сгорал со стыда.

Нельзя было сказать, что я жалел о случившемся. Я и до сих пор не жалею, ведь то, что между нами произошло — лучшее в моей жизни.

Натянув штаны и заправив в них рубашку, я обнаружил, что ей придется остаться наполовину расстегнутой. Поискав на полу пуговицы, я надеялся, что выгляжу сексуально в этом измученном образе.

Потому что Лика была невыносимо привлекательна.

Вторая моя мысль была об обмане. Ведь я собирался во всем признаться, а теперь наши отношения зашли слишком далеко. Мне казалось, что в моем положении нельзя вообще что-то исправить. Всю ночь я мучился, составляя слова в таком порядке, чтобы они не шокировали ее, чтобы звучали убедительно. Но сейчас я не мог даже раскрыть рта. Начало заготовленной речи крутилось на языке. Нет. Оно наворачивало уже сотый круг! Я набирал в легкие воздуха, мои губы размыкались, но голос так и не мог начать функционировать. «Сейчас ты все испортишь», — вторил я мысленно.

— Я знаю о чем ты думаешь, — сказала Лика.

Вот уж сомневаюсь.

— Вижу, как пытаешься что-то сказать.

— Это так заметно?

Она улыбнулась, подошла ко мне, положила сцепленные руки на мои плечи и поцеловала. Медленно, с наслаждением.

— То, что произошло — правильно, — твердо сказала она. Я избегал ее взгляда. Казалось, если осмелюсь посмотреть в ее глаза, то она все поймет. Прочитает по моему лицу правду, и мне даже не придется объясняться. С одной стороны, это было бы легче. С другой — я не хотел, чтобы она узнала обо всем когда бы то ни было. — А вот мой брак — стопроцентная ошибка.

Я провел по ее нижней губе пальцем, стирая размазавшуюся помаду, и продолжил молчать.

— Знаешь, я сегодня же скажу ему, что ухожу. Нет, правда. Я больше ни дня не собираюсь оставаться в его доме. Мы с тобой уедем куда-нибудь, хочешь? Хотя нет, уехать не получится. Я же все-таки открыла кафе. Ну ладно, давай просто спрячемся, где он нас не найдет. Уверена, он просто так меня не отпустит, придется переждать какое-то время, пока он не остынет.

Она снова накрыла мои губы поцелуем.

— Раньше я боялась даже подумать о том, чтобы уйти, но с тобой… С тобой мне ничего не страшно.

Совесть больно ударила меня под дых. Я опустил глаза в пол и глубоко вздохнул, и тогда голос Лики стал беспокойным.

— Ты молчишь. Почему?

Собравшись с силами и переступив через себя, я осмелился посмотреть ей в глаза. Они сияли голубыми волнами, словно мне посчастливилось смотреть на морской залив. Столько нежности в них было и любви, что тепло, разливающееся по моему телу, отражалось миллиардами болезненных щипков.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — шепнул я севшим голосом.

Ее улыбка стала шире. Лика прижалась губами к моей щеке и оставила тропинку поцелуев, ведущую ко впадинке под ухом.

— Я знаю.

Мое сердце пропустило удар. Знает?

— Ты жалеешь о том, что случилось, — сказала она.

Я сжал челюсти. Мне бы следовало жалеть, но это было не так.

— Послушай меня, это очень важно, — прошептал я дрожащим голосом. Она вопросительно уставилась в мои глаза, и я растерял остатки смелости. — Помнишь, когда мы познакомились, я стоял…

— Погоди, — прервала меня Лика. Она обернула свой встревоженный взгляд на дверь. — Ты это слышишь?

На мгновение я разозлился. Вообще-то я тут пытаюсь обнажить душу, а она отвлекается на какие-то непонятные звуки! Но Лика настолько напряглась, что я прислушался, и понял, что происходит что-то ужасное.

Музыка на сцене больше не играла, никто не пел, а слышался лишь чей-то визг. Лика бросилась посмотреть, что происходит, и когда она открыла дверь, в кабинет ворвались двое — панический гул посетителей и Плешецкий.

Его лицо было изуродовано гневной гримасой — глаза вытаращены, словно кто-то с силой сжал его живот, и жидкость в его теле, как в детской игрушке-антистресс, перелилась в глаза. Ноздри настолько растопырены, что я ждал увидеть клубящийся из них пар. Волосы на голове стояли дыбом, создавая впечатление, будто его пытали током. Лика пятилась назад, а он наступал на нее, испепеляя безумным взглядом полным ненависти и презрения.

Плешецкий схватил жену за шею, на его руке подсыхала багровая кровь. Лика не успела сообразить, что происходит и не издала ни звука, лишь громко вздохнула от неожиданности.

— Ты! Поганая дрянь! — крикнул Плешецкий своим несформировавшимся голоском.

Второй рукой он перехватил ее за волосы и с силой потянул. Лика запнулась о собственные ноги, запрокинула голову назад и непроизвольно крякнула, задыхаясь.

Все произошло так быстро, что я не успел среагировать. Плешецкий на моих глазах истязал Лику, а я стоял у стенки, будто бы меня к ней приклеили.

— Отпусти ее! — очнулся я, но, когда сделал попытку вступиться за Лику, кто-то схватил меня за плечи и заломил руки за спину.

Боль разлилась по моим плечам и позвоночнику. Я был обездвижен. Меня прижали к полу, надавив на голову всем весом. Раздался какой-то жалобный крик, и я понял, что это мой. В глазах растеклись темные пятна, сквозь которые я отчаянно пытался увидеть, что с Ликой.

— Только попробуй что-то вякнуть, тебя тут же размажут по полу как жестяную банку! — кричал Плешецкий, но я плохо соображал, что происходит. Боль затмила все остальные чувства, а придурок, навалившийся на мою голову, зажал мне уши, так что я мог лишь догадываться, что говорил Плешецкий.

Когда зрение начало приходить в норму, я увидел перед собой лицо Плешецкого. Он присел на корточки и наклонил голову на бок, так что теперь он напоминал мне сумасшедшего ребенка из фильмов ужасов.

— Ну, расскажи-ка, дорогой мой, какого, мать его, хрена ты тут делал с моей женой!?

— Артем, оставь его в покое! — услышал я рваный голос Лики. Ее кашель заглушал какофонию посетителей, устроивших балаган в главном зале.

— Завали хлебало, когда к тебе не обращаются! — ответил Плешецкий. Он вышел из моего поля зрения, но я услышал хлопок — это он влепил Лике пощечину. — Тебе с твоими куриными мозгами лучше бы вообще рот на людях не открывать!

Я попытался выбраться из захвата, но человек, державший меня, уперся коленом мне в поясницу так, что я снова выпал из реальности на долю секунды, пытаясь справиться с нахлынувшей болью. Горячими резкими импульсами она прошлась по моей спине и всем остальным костям, и в добавок ко всему меня потянули за волосы и ударили головой о пол.

Открыв глаза, я снова увидел лицо Плешецкого.

— Сам ей расскажешь, или я это должен делать? Как и всю твою работу!?

Я было открыл рот, но не смог выдавить из себя ничего кроме жалкого кряхтения.

— Ну раз уж я начал! — продолжил Плешецкий. — Твой любовничек должен был поднять целое состояние из моего кармана! Вообще-то, месяц назад я нанял его, чтобы он выследил того, с кем ты трахаешься за моей спиной! Но я и подумать не мог, что он и сам приложит к этому руку! А точнее… другую часть своего тела!

— Что ты несешь!? — выдавила Лика сквозь кашель.

— Что я несу!? Отпусти его, — приказал Плешецкий. — Послушаем, что он скажет, раз мои слова для тебя пустой звук!

Я ощутил неимоверное облегчение, когда туша помощника Плешецкого слезла с моей спины. Жадно глотая воздух и испытывая неимоверную боль во всем теле, я сел, уперевшись о стену и понял, что никакой это не помощник Плешецкого, а гребаный Арсений Терентьев!

— Леша? — Лика смотрела на меня, ожидая, что сейчас я опровергну все слова ее мужа. Что я восстановлю ее веру.

— Об этом… — на мгновение я умолк, охваченный жжением в челюсти. — Об этом я и пытался тебе рассказать.

— О чем? — Она больше не кашляла, но голос был осипший. — О чем рассказать!?

— О том, что он следил за тобой, курица! Весь этот месяц! Следовал за тобой по пятам! Всюду! Следил за твоими подругами, даже подсылал своего дружка-напарника на открытие моего ресторана! Следил за тобой, когда ты была у своей тупой матери! Он следил даже, когда ты спала в своей постельке! День и ночь! День. И. Ночь.

Лика смотрела на меня глазами полными слез. Ее брови сомкнулись домиком, образовав на лбу складку, а губы тряслись. Я принял ее взгляд как выстрел в самое сердце.

Она разочаровалась.

Узнала правду самым поганым способом из всех возможных! Меня словно окатили ведром с помоями — настолько сильно я презирал себя в тот момент. Мне хотелось кричать. Рвать и метать. Хотелось вцепиться в глотку Плешецкого! Душить его, смотреть как белки его глаз краснеют, как синеют губы, как грудь перестает вздыматься от подступающего кислорода!

Но суть оставалась одна — я предал ее доверие. И больше никогда не смогу его вернуть.

— Это правда? — прошептала она сквозь слезы. Она продолжала смотреть в мои глаза. Может быть, мизерная надежда все еще таилась в уголке ее сердца, но, как бы мне ни было больно, я утвердительно кивнул.

И тогда она схватилась за голову. Отвернулась. И по кабинету раздался ее отчаянный и надрывный крик. Крик, раздирающий душу. Леденящий кровь.

Заставляющий забыть о том, кто ты есть и что ты здесь делаешь.

— Кстати о твоем дружке, — сказал Плешецкий практически довольным голосом. Он поднес к моему носу телефон, и с трудом сосредоточив взгляд, я увидел на экране Марину, зовущую на помощь, и Мишку, надрывно плачущего и трясущего стенку кроватки.

— Что ты с ними сделал!? — вскрикнул я.

Схватив Плешецкого за рукав, я дернул его на себя. Он повалился на пол, потеряв равновесие, выронил телефон. Воспользовавшись случаем, я наклонился на него и принялся душить. Мои ладони сомкнулись на его шее, и я почувствовал прилив сил. Вдруг мне показалось реальным его убить, но в этот момент он дал отпор. Мы сцепились в нелепой драке, валяясь на полу. Случайно я ударил Терентьева ногой, и тот отскочил, а Плешецкий пытался крикнуть ему, чтобы не стоял столбом, но я надавил пальцем на ямку под его шеей, и он умолк. В ответ он царапал мне лицо, но я не собирался отступать. Пусть он сломает об меня все свои ногти!

— Что там происходит!? — крикнула Лика, обращая мое внимание обратно в реальность. — Что ты сделал!?

Оглянувшись, чтобы проследить за ее взглядом, я ослабил хватку. Плешецкий нанес удар в ухо, соскочил на ноги и побежал за Ликой в коридор. Я пытался собрать картинку воедино, игнорируя звон в ушах и стекающую по щеке теплую кровь.

Я заслуживал каждый удар Плешецкого. Более того, если бы это был «Бойцовский клуб», то я непременно добавил бы пару-тройку затрещин и от себя. Собрав волю в кулак, я встал на колени, проглотив рвотный рефлекс, затем поднялся на ноги и медленно переставляя ноги вышел из кабинета. Меня окутало жаром, по виску скатилась капелька пота. Казалось, я иду в адском котле, который готовили все три года, что я выслеживал женщин.

Я понял, что это не из-за лихорадки мне было так жарко. Кафе полыхало ярче, чем светило солнце в самый яркий день. Горело все — столы, картины, бар и сцена. Пламя занялось на бархатных шторах, кусая их снизу, проглатывая и продвигаясь к потолку. В центре слепящего кострища на колени упала Лика. Она кричала, но я не слышал ее слов. Она ревела, но я не видел ее слез. Она ненавидела.

И я чувствовал ее ненависть.

— Что ты наделал!?

Она схватила скатерть со стола, стоящего в отдалении от пожара, и бросилась в самое пекло. Горели плоды ее труда.

Горела ее душа.

— Надо уходить отсюда! — крикнул Терентьев, но на него никто не обратил внимание. Спасая свою шкуру, он бросил все и побежал к выходу.

Плешецкий же бросился за Ликой, обхватил ее сзади в обездвиживающие объятья, но она рвалась тушить пожар.

— Нет! Нет! — кричала она.

Плешецкий сжал ее челюсть, склонился к уху и сказал:

— Смотри, паскуда, что бывает, когда ты смеешь перечить мне.

Она лишь громко рыдала, зажмурившись.

— Это все, что ты смог придумать!? — выкрикнул я сквозь шум пламени. — Прийти, как обиженная девчонка, и все тут разгромить!? Поджать губки и топнуть ножкой?

Он обернул ко мне разъяренный взгляд.

— Повтори!?

— Оно и понятно — раз не стои́т, то и мужских поступков от тебя не требуется!

Плешецкий выпустил Лику, и та чуть не упала лицом на горящий стол. Вовремя спохватившись, она завалилась в сторону и осталась невредимой. Он кинулся на меня, извергая громогласный рык, я же подался на встречу.

— Повтори, тварь паршивая! Повтори!

Он схватил меня за грудки, глаза его безумно бегали из стороны в сторону.

— Я сказал, что ты гребаный импотент! И встает у тебя только на собственное отражение в зеркале! К тому же, задай себе вопрос — откуда у твоей жены деньги!?

— Какого хрена я должен об этом думать!? — он тряхнул меня, и в порыве гнева его слюна прилетела мне прямо в глаз. — Ты должен был это сказать мне! Ты! А вместо этого ты решил добавить ей из своего кармана!?

Я залился истеричным смехом. Плешецкий встряхнул меня, что было сил, сжав воротник рубашки до такой степени, что я начал задыхаться.

— Да ну, — прохрипел я, и он разжал мою рубашку, давая возможность высказаться, — может быть, тогда пойдешь еще раз пересчитаешь свои бухгалтерские бумажки и поймешь наконец, что пригрел змею на груди!? Кстати говоря, она уже слиняла, пока ты не начал думать своей тупой башкой!

Плешецкий уставился тупым взглядом в сторону входной двери. Терентьева уже нигде не было. В глазах его блеснуло понимание, и он завопил, и мышцы его налились такой безмерной силой, что он поднял меня над полом и потащил куда-то, впечатав меня спиной в стену. Моя голова по инерции подалась назад, и я ударился затылком. Слезы и искры хлынули из моих глаз, я потерял контроль над собственным телом. В следующий момент его кулак прилетел мне в нос, и горячая кровь брызнула прямо в рот. Затем удар пришелся в грудь, в живот и снова по лицу. Он продолжал меня избивать до тех пор, пока Лика не набросилась на его спину. Она прыгнула с такой легкостью, что я даже не сразу ее заметил. Лика обхватила руками Плешецкого за шею, но у нее не хватило сил остановить его.

Казалось, у меня болит все, и в то же время я не чувствовал ничего. Я не мог даже выставить перед собой руки, чтобы отражать удары — настолько я выбился из сил. Я лишь молился, чтобы в этой драке не прилетело Лике, но крикнуть ей, чтобы спасалась, не смог. Дым от пожара заполнил собой все помещение, и я не мог даже вдохнуть. Я смотрел, как Плешецкий, охваченный безудержной яростью заносит руки для нового удара, а на его шее сидит Лика. Из глаз ее брызжут слезы, она кричит, и ничего не может сделать.

Он выдохнул всего на секунду, но это хватило. Лика вцепилась ногтями в его глаза, он взвыл от боли. А я из последних сил оттолкнул его от себя. Они с Ликой полетели назад, перевернулись в воздухе, и оба упали на бок.

— Беги к выходу! — крикнул я, задыхаясь.

Я схватил Плешецкого за руки, оттаскивая его от Лики, пока он не опомнился, но не сориентировался в пространстве и мы оба полетели прямиком на горящие кулисы. Я услышал звонкий звук среди треска огня, и штора оторвалась от крепления, полетев на наши головы.

Последнее, что я помню, — это огромную стену полыхающего полотна, пронесшуюся перед моим носом.